Где же ты, князь?
Под серебряными небесами скрыт твой лик, твой плащ укрывает тебя от света плотным маревом. Суровый взгляд зеленых глаз пронзает тьму…
Кто же ты, князь?
Статный силуэт, изящные одежды… легкая трость касается земли, усыпанной грань к грани уложенными камнями. Мостовая принимает тебя, гонит вперед, чуть пружинистым и неспешным шагом. Небо нависло над Лондоном…
Смотри в него, князь…
Оно глубже самых ненавистных глаз – глаз прошлого. Оно вмещает в себя оплот веры человеческой – Бога.
Того, кого ты отринул…

Взгляд – глаза в глаза. Еще один день, один серый день…
Она надевает пальто и медленно застегивает каждую пуговицу. Сжимая в пальцах перчатки, выходит, пешком, не спеша, вдоль Темзы… осенний ветер близится к зиме – холодный, острый, как лезвие ножа, прошедшееся по руке. Он рвет одежды и наслаждается своим могуществом, но, стихая, становится более ласковым, чем рассветные лучи. Спрятав руки в перчатки, Леди улыбнулась своим мыслям, становясь на берегу реки… волны набегали и отставали друг от друга, вылизывая до блеска каменные «бортики» ограждений.
Над Биг Беном замерло сизо-алое облако, осторожно касаясь циферблата и стрелок тонким хвостом, словно хотело слизать капли дождя, застывшие на часах. Сквозь облака блеснуло солнце и заиграло, по странному закону случайностей согревая Лондон своим теплом, похожим, скорее, на весеннее, чем на вестника надвигающейся зимы…
Последняя из рода Хеллсинг расстегнула пальто и оперлась о перила, закрывая руками лицо. Пальцы скользнули под очки и чуть надавили на веки. Перед глазами поплыли круги, все потемнело, но лишь на то самое мгновение, которого ему было более чем достаточно.
На узкое женское плечо легла широкая ладонь в белой перчатке…
Молчание, все и без того ясно.
Сколько лет, сколько зим. Безудержно-светлые моменты и туманные недоговорки. Действия вопреки. Сколько оставшихся за спиной взглядов, так и не брошенных друг другу, как подачки – волкам. Или брошенных, но именно – волкам, потому что волки подачек не берут.
Повинуясь своим нестройным мыслям, Леди взялась за предложенную руку и пара медленно пошла вдоль Темзы, направляясь в старый, никем, казалось, не изведанный парк. Еще издали его силуэт манил тускло мерцающими фонарями, но это долгое ожидание было томительнее и прекрасней любых попыток ускорить события. В какой-то мере, можно сказать, Интегра любила оттягивать моменты. Такой же театрал… и любитель эффектов.

Словно преданная собака, тьма льнула к его ногам, вылизывая до блеска отполированные ботинки, отряхивая от грязи идеально выглаженные брюки. Верх утонченности, идеальные манеры… но только до тех пор, пока рядом с ним – Хозяйка. Леди.
Улыбка, которой место в сердце, скользнула к губам на мгновение, выдавая великую тайну чувств, но вновь скрылась за маской обыденности, словно этому лондонскому денди, сошедшему с книжных страниц начала двадцатого века, уже слишком наскучила окружавшая его жизнь. Казалось, эти машины, эти здания, яркий свет реклам, от которого он стремился скрыться в темных аллеях парков и роскошных залах театров, уже вызывали явное желание убить.
Каждый взгляд, каждое движение – выверены до миллиметра, до тончайших намеков, но сейчас это было не нужно. Они шли по аллеям, по узким дорогам, и свет, льющийся из ажурных голов фонарей, не касался стройных высоких фигур. Одиночество пополам с единством делили их судьбы, делили шорох их шагов и шелест одежды, соединяя те секунды, за которые можно было умереть и родиться заново, за которые можно было… полюбить.
Леди была на удивление спокойна, она даже не смотрела на Вампира, отдавая должное своему викторианскому воспитанию. Вампир же не смотрел на девушку – к чему все это, если можешь по одному биению сердца подслушать самые тайные эмоции? Ни к чему… словно пьяный, он шел рядом с Интегрой. Владиславу казалось, что он снова жив, снова, не отринув Господа, лицезреет пред собой одно из его чудес – венец творения – жизнь, ощущает ее биение рядом с собой, но это была всего-навсего иллюзия, которой он сам желал. Фонари светом касались их одежды и тут же испуганно отскакивали во мрак, словно их и не было вовсе… только иллюзия темных оттенков радуги, из которых состоял мир, была почти настоящей. Кроме этой ночи не было ничего.
Впереди сверкали яркие улицы Лондона, которые обязательно приведут их сегодня к волшебству музыки и вдохновения… любитель театральных эффектов, своеобразный кукловод, взмахнул рукой и напел пару строк из предстоящей оперы… Леди благосклонно улыбнулась…
Казалось, сегодня сказка, которую она так желала в детстве, воскресает…

Певица была прекрасна. Тонкая, лебединая шея с нежным узором полнокровных вен, пышная грудь, осиная талия… словно соткана из нот, она исполняла свою партию, закрыв глаза… Вампир и леди Хеллсинг не отрывали взгляда от сцены до самого конца…
А вокруг их окружало великолепие бриллиантов, роскошь одежд, шелест голосов, столь тихих, что, казалось, это ветер играет занавесками. Высшее общество, в котором порой меньше высоты, нежели в самом нижайшем из вояк, собралось здесь, чтобы маслеными глазами пожирать украшения друг друга, обсуждать чью-то жизнь… и забывать про организацию «Хеллсинг», как им и было приказано…

Зал опустел в один миг, но они вдвоем выходили из «Глобуса» последними. Вампир учтиво предложил Леди свою руку… она приняла ее, осторожно положив ладонь. Ночь опустилась на яркий город, люди сновали рядом, мешая плавному течению времени, люди торопили время. Но, не поддаваясь на провокации дел, двое шли по мостовой сворачивая в парк навстречу своим уже знакомым фонарям. На устах леди Хеллсинг играла почти счастливая улыбка, словно она вернулась в глубокое детство, когда чувствуешь себя легкой и защищенной от бед, когда ты не задумываешься над тем, что будет дальше и просто, как Ассоль, ждешь своего принца на черном коне.
Ладонь вампира ненавязчиво накрыла ладонь Интегры, согревая и пряча от промозглого вечера, скрывая от жадного тумана, который так и норовил поцеловать тонкие длинные пальцы. Алукард… Владислав никогда и никому не позволит целовать ее пальцы.
Девушка ответила легким прикосновением к его ладони, словно пожелав сжать сильнее, но тут же одумавшись. Пусть его руки были холодны – что мог значить этот холод?.. почти все. Этот холод был с ней всегда и не давал почувствовать себя одинокой. Интегра была благодарна ему за все… просто за то, что он был, есть и останется, такой спокойный и защищающий – рядом с ней.
Темная аллея, словно дверь, захлопнулась позади густым и вязким туманом, привычным для этих деревьев. Пара остановилась, вглядываясь в выглянувшее на секунду… ночное небо. Полностью усыпанное звездами, оно не принимало облаков, только старалось казаться лучше, чем есть, зажигая новые и новые огни, мягкие и яркие одновременно. Интегра не сдержала вздох восхищения, задирая подбородок, как маленькая девочка, которая соизволила выглянуть из закостенелой викторианской души. Ясные серо-голубые глаза блестели, как раньше, когда девушка так не замыкалась в себе и своих делах…
Паучьи пальцы вампира скользнули к ее подбородку и повернули ее голову к себе – ему так хотелось посмотреть в счастливые глаза… сэр Хеллсинг нахмурился и резко изменился, словно надевая маску.
- Не прячься… Интегра…
Мягкий бархатный голос не был насмешлив, как обычно, но ласков и спокоен. Слушая его, Леди чувствовала свою усталость и усталость вампира, будто бы могла ощущать Вечность, давящую на плечи немым грузом отчаяния и пустоты. Её ладонь протестующе легла на запястье Алукарда, но он поступил иначе – скользнув пальцами к ее ладони, Высший освободил руку от перчатки и осторожно коснулся замерзающей кожи пальцами… взяв ее руку в свою, Король Нежити преклонил колено, пал ниц, резко, как подбитая птица падала бы в объятия вереска, закрывая глаза и прижимая ее ладонь к щеке, трепетно и осторожно…
Только намек, намек на желание поцеловать ее кожу, мелькнул в этом прикосновении… он почти касался губами внутренней стороны ладони, наслаждаясь теплом изящных рук, человеческим теплом, яростью бегущей по венам и артериям крови…
Интегра стояла перед ним, не в силах вымолвить ни слова, ее пальцы робко раскрылись, словно цветок, обретя силу и власть над собой (над собой ли?) и сплелись с черными, словно ночь, волосами… Алукард не открыл глаза, не ответил. Странно было понимать и не ощущать дыхания на своем запястье, странно было чувствовать опасность голодного вампира, но и его нежность. Почти трепетно, почти исступленно Владислав сжал ее руку…
Короткий вскрик, тихий, неслышный, но он уже прижимается лбом к животу Хозяйки, обвив ее талию руками… и не улыбаясь… улыбка сама покинула его губы. Улыбка разорвала его сердце ехидным блеском своей вечности… сколько еще оставалось прожить?
В этом мире, в его родной земле, ходило поверье… что, если любящая женщина убьет Вечного, он сможет прожить одну человеческую жизнь… взамен на вечные муки в Аду… но ради…
- Я умру за тебя… - Тихий шепот…
Она не переспрашивает…
Леди не желает знать, что говорит вампир… в ней борется столько чувств, столько жизней, которым только и нужно, что уничтожить ее уверенность. Но, вопреки всему, она смыкает за его затылком свои ладони…
И назавтра – все как всегда…
Тот же чай с молоком, тот же завтрак. Та же язвительность. Чтобы признать что-то нужно столько сил…
И назавтра – все как вчера…
Та же луна… те же воспоминания, но и молчание – то же.
Туман скроет их сейчас… но он не убережет их от выбора – единственного и последнего. Который когда-нибудь придется сделать… маленькая девочка и покорившийся Вечный…
Вечных не бывает…
Говорят, что если любящая женщина убьет вампира……
И назавтра – уже не иначе…