Жадно дышали облака, касаясь легкого тумана, нависшего над городом. Ласковые лучи солнца последним вздохом мелькали в небесах и таяли где-то за горизонтом, целуя землю. Целую вечность стояла земля немецкая неспокойно, наслаждаясь предвкушениями войны и песню напившейся кровью стали. И простоит еще одну Вечность…

Всю свою жизнь разбирать чужие бумаги, чужие воспоминания, чужие жизни, сортировать по коробочкам, по полочкам, подклеивать имена, даты, цифры, дорисовывать каллиграфическим почерком буквы, «подсказывать» справкам, куда им нужно лечь, чтобы не нарушить хронологию…
Документы, диагнозы, результаты исследований, все это обрушилось на нее в один день – такой же, как и все, разве что, чуть более подслеповатый. Протирая очки, она не заметила, как уснула в своей же кровати, среди своих же бумаг. И, проснувшись, окунулась в пространство выбора – трибунал и смерть или… или.
Самодовольная улыбка полного человека, которого именовали Майором… солдаты держат ее под руки – чтобы было спокойнее? Озираясь со смешением чувств – изумление, интерес, – она шла, спокойно, не торопясь, так, как ее заставляли идти в сторону, ведущую ОТ трибунала и смерти…

- «Волшебный стрелок», значит? Действительно, демоническая сила… но запомни как следует, обер-лейтенант…
- Да, сэр?
- Знаешь ли ты, чем оканчивается «Волшебный стрелок»? В конце оперы Самиель, демон-охотник, с которым играл Каспар, утащил его в Ад, а тело было сброшено в пропасть… Если ты разыгрываешь из себя призрака, то сам когда-нибудь станешь им. Помни, обер-лейтенант… и перед тобой тоже появится Самиель, демон-охотник…

Обер-лейтенант поправила очки и вздохнула, поджимая под себя ноги. Эти слова не выходили у нее из головы… и то, с какой интонацией они были сказаны, словно ставило ее перед небольшим выбором – победа или смерть. Что-то похожее было и в их девизе… но не было столь предрешено. Обер-лейтенант Рип Ван Винкль резко поднялась на ноги и, решительно распустив косы, ушла в сияющий галогенными лампочками коридор. Мушкет, словно талисман, крепко сжимали хрупкие девичьи пальцы…

Легкие волны отражали звезды, мерцающие где-то в самой вышине поднебесья, но так близко, что, казалось, сбить их пулей не составит труда. Или прикоснуться самыми кончиками пальцев, чтобы не обожгли или – не дай Господь – погасли. Привкус победы… пропал. С первыми ревущими звуками падающего самолета, с первой паникой… единственным, кто здесь еще не терял себя, своей воли и смелости, была обер-лейтенант Рип Ван Винкль, но так казалось только на первый взгляд. Страх разъедал ее изнутри, заставляя трястись ладони и все, что ее окружало – валиться из рук. Страх заставил ее закричать: «ОН ЗДЕСЬ!» и, высыпав порох в пороховницы мушкета, выстрелить…
SR-17 стремительно падал в четко, словно цель, нарисованную свастику… если бы ее не было здесь, Рип Ван Винкль обязательно посмеялась бы над каламбуром… но вместо насмешек над собственной судьбой, она сжалась в маленький и кроткий комок, обнимая свое оружие… вода из глаз (как она могла поверить себе? Обер-лейтенанты не плачут…) ручьем стекала к подбородку, неприятно щекоча кожу. Обер-лейтенант, растеряв остатки мужества с последней смертью одного из солдат, размазывала слезы по щекам, не задумываясь ни над сопротивлением, ни над бегством…
Из ниоткуда взявшийся ветер трепал ее волосы, рвал одежду, но так же быстро и стих, словно ничего и не было…
Зазвонил канонадой будильник и тут же смолк… хруст пластика под лакированным сапогом отдавался хрустом костей… тяжелые шаги, казалось, готовы были растоптать ее, унизить, вбить в землю очередным крестом собственного самолюбия. Жалкая девочка, неужели ты такая? Съежившись, как ребенок, твердишь одно имя, от которого ты же и понесешь наказание. Самолично избрав свой путь, неужели ты не захочешь пройти его до конца? Во имя Рейха, обер-лейтенант… во имя Рейха. И нашей священной тысячелетней войны…
- Самиель… Самиель… Самиель… х… хх…ны…
Ты плачешь, девочка… вставай… борись со своим страхом… во имя германской империи!
- Мои пули не пощадят никого! – Крик не отчаяния, но уверенности в себе, уверенности в победе. Они никогда не промахивались, твои Волшебные Пули…
Обер-лейтенант Рип Ван Винкль нацелила мушкет на темную фигуру, окруженную адским пламенем, и спустила курок…
- Падай… падай… падай и умри!
Тьма ночи окутывала густотой фиолетовых оттенков, когда черный теряет свою силу и лишь дополняет. Его кожа рвалась под напором волшебного оружия, несущего смерть всякому, кого изберет Стрелок. Рип Ван Винкль с победным блеском в глазах окидывала скорчившуюся фигуру взглядом…
- Ты попалась…
И только испуг… словно в тумане, она не рвалась. Хлесткий удар кулаком по лицу, падение, боль, страх… страх, который съедает изнутри, заставляет сердце трепетать и вырываться из груди. Горло сдавили стальные пальцы, заставляя разрываться легкие, но один рывок ее Демона – и мушкет (ее же оружие – какая насмешка!) пронзил девичьи, хрупкие ребра, крепко вбиваясь в стену. Железный привкус на языке был острее и больнее любых кинжалов, но обер-лейтенант не стала кричать… даже тогда, когда зубы Демона впивались в ее глотку, разрывая мясо и вены, мечтая испить ее до дна и забрать себе – душу и тело.
Пустота… пустота… пустота… она падала… или забывалась во мраке… Демон поправил хватку… и еще один приступ боли…

…заставил ее проснуться… в холодном поту обер-лейтенант вскочила с кровати, прижимая руки к груди, унимая бешено колотящееся сердце…
- Я не верю в сны! Не верю! – Прокричала она.
Вроде бы, стало легче…
Почти прижавшись к высокому подоконнику, Рип Ван Винкль простояла всю ночь, глядя на луну… и заснула только под утро, что-то прошептав, словно бы в забытьи…

- Я… я правда буду сильной! – Маленькая девочка стояла, вытянувшись в струнку перед учителем. – И когда-нибудь вы все, все! Вы все будете вспоминать обо мне! И никогда! – Толстые косы цвета воронова крыла взметнулись в воздух вместе с ее гневным и смешным прыжком. – Никогда не сможете сказать мне «кляйне фройляйн»!!
В слезах, оскорбленная и обиженная девочка весь день пряталась под лестницей музыкальной школы, вытирая со щек слезы…
- Я буду солдатом… я смогу… я буду солдатом…
Размазывая соленые капли по щекам и ладоням, эта девочка верила в свои слова… ведь она так боялась учить эту оперу… и ничто не могло заставить ее передумать. Она будет солдатом, ее будут уважать… с ней будут считаться… и никогда, никогда она не будет верить во сны и в Демонов по имени Самиель…

Пушистые ушки, насмешливый взгляд… все так гордо смотрят на погибель собственного товарища… такие гордые, вычурные слова…
- Пока, Рип Ван…