Я хочу уснуть… и не проснуться…
Посмотри на меня, Хозяйка… я стал слишком сентиментальным.
Я вижу в твоем облике что-то, что заставляет меня дышать по-старому. Что-то, что заставляет меня дышать… и пытаться жить… жить?
Неужели я стал так слаб…
Похоже, придется с этим согласиться, не так ли? Ты знаешь, как я упрям, Хозяйка…

И, как тогда, десять лет назад, ты преклоняешь колено. Я не хочу смотреть тебе в глаза. Встань, слуга… тебе незачем стоять передо мной на коленях. Мне и без того тяжело. Сколько потерять нужно Главе Организации, чтобы понять или принять свою судьбу… бросить вызов всем, кто на пути? Приказать убить, уничтожить, развеять по ветру чужой прах?.. и погубить тебя?!
Всю жизнь, всю эту чертову жизнь, растянувшуюся в десять лет, я была тобой ограждена, я была защищена тобой, ты лелеял меня, как смешную и нелепую игрушку, дороже которой не было и не будет ничего, что бы ни случилось… улыбнись не-мертвый, если разучился плакать. Но я никогда не скажу тебе того, что хотела бы сказать – не позволит долг и Вера…
Просто однажды, когда коснется рассвет моей кожи, когда тонкая солнечная лента обнимет мои запястья, связывая… я уже вижу это, но зачем? Зачем я все это проговариваю про себя? Это глупо… глупо… глупее – только смерть. Смерть от тех рук, хозяйка которых любила тебя, дорожила, трепетала и желала спасти, не глядя на то, что ты – больше, чем жизнь… король Нежити… не-мертвый…
Я слишком устала, Алукард. А ты? Ты не устал?
Я хочу уснуть… навсегда.

У окна стояла девушка, вглядываясь в окно… ее пальцы застегивали пуговицы на рукавах… быстро завязали галстук… сняв очки, Интегра протерла их и сквозь подслеповатую дымку в глазах взглянула на светящийся шар далекого фонаря.
Через несколько секунд она, натянув темное пальто, уже летела вниз по ступенькам – навстречу дождю и туману Лондонских ночей…
И Лондон оправдал ее ожидания и свою славу – за воротами вовсю стояла осень, тяжелая, темно-коричневая осень… и она шла, не замечая своих шагов, не замечая того, как упоенно ловит ее взгляд любую тень, любое движение листвы…
Ветер раздувал ее плащ, ветер касался ее щек, взвивал ее волосы, трепал их; дождь бисерной сеткой вплетался в пепельные пряди… но уверенные, твердые шаги ни на миг не были прерваны… она шла по пустынной дороге, ровно по середине, не думая о машинах, о правилах… она шла. И что еще может быть… улыбнись, Интегра…
Улыбка трепетала у нее на губах… столь счастливая, сколь может быть улыбка человека… и все менялось вокруг. Нет, не кончался дождь, не развеялся туман… все было хуже… дорога становилась разбитой, порванной, словно клок бумаги… так казалось. Эта дорога, сужающаяся где-то вдалеке, она манила и звала – вокруг столько лесов, столько прекрасных мгновений. Последний фонарь – последний оплот жизни. Последний оплот света в этом городе, нет, в этой части города, вдалеке от особняка. Леди стала у этого фонаря, коснувшись руками старого железа, и подняв взгляд на сияющую вязь узоров. Хрупкий мотылек бился в них, надеясь проникнуть внутрь… если бы он знал, что только тот, кто каждый раз подливает керосин в этот старый фонарь, знает маленький его секрет – защелку на одном из «окошек»…
Ветер вздохнул возле самого уха, трепетно убрав ее волосы к щеке. Где-то, должно быть, погасла еще одна душа – как зажженная свеча, она не выдержала порыва ветра, она не стала противиться или решать что-то. И кто-то вонзил зубы в ее горло – у него было на то полное право. И кто-то выпил эту душу до дна. И кто-то…
Кто-то шагнул из тени в круг света. Но смысл оборачиваться?
Девушка, улыбнувшись своим мыслям, опустила лицо – перед глазами заплясали круги. Взяв себя в руки, она сняла очки и вытерла с них остатки капель… дождь не прекращался, но это была неотъемлемая часть Лондонской погоды, которую она давным-давно любила.
Колыхнулись тени легкого марева… и погас фонарь. Вновь устремив взгляд в дорогу, Леди не удержалась от улыбки – в который раз за этот вечер – и так привычна была эта улыбка, так приятна была эта улыбка, что иначе было невозможно. Впереди ждала ночь.
Ночь с полной луной, сотканная из ничего и изо всего. Было так непривычно видеть ее полностью, не через кресты окна. Но и к этому можно привыкнуть. Ластился к ногам туман, как преданный пес, лизал туфли… восхищенная и вознесенная своей душой к небесам, Леди шла по дороге, уже чувствуя, как прославленная Шерлоком Холмсом грязь липнет к подошве ботинок. И – узкая тропинка позвала ее… свернув в глубины деревьев, Интегра Уингейтс Уингейси Хеллсинг касалась пальцами листьев, коры, капель, осевших на ветках… словно наново узнавая мир… и удивленно взирая на узкую дорогу парка, серой змеей скользнувшую впереди…
Ступив на нее, девушка подняла взгляд. Ни фонарей, ни света. Вместо всего этого – одна луна. Сплошной серебряный свет укрывал дорогу, укрывал все живое. Тени вновь прильнули к ее плечам…
- Гуляете, Леди?
В нескольких метрах, обманчиво-близко и незыблемо-далеко стоял вампир. Плащ, крепленный на груди… костюм викторианской эпохи… Интегра не сразу узнала в нем Алукарда… Влада. Владислава «Дракулу» Тапишу… Цепеша – как угодно.
- Что ты…
Но он прервал ее речь властным жестом. Король, Король Нежити – вот кто был он здесь… Король Нежити, которому следовало умереть от рук Абрахама ван Хеллсинга, покориться этой семье… признав себя обреченным и покоренным, ослабшим и униженным. Но, гордый, он стоял перед ней, словно не сломлен – еще никогда. Не «уже», а именно «еще»…
Гонимый ли местью, или чувством, что умерло, но заставляло его жить, он коснулся ее щеки – так обманчиво-далеко и безмерно-близко был… рядом.
- Княгиня… Леди…
Легкий шепот касался ее уха… но всего лишь безмолвны были листья… всего лишь отчаянно-сладкой была ночь.
- Ты все еще хочешь уснуть…?
Паучьи пальцы сжали ее плечо, и девушка в негодовании заглянула в глаза не-мертвому… улыбнись, призрак прошлого… ты обманул меня. Я не боюсь ни тебя, ни твоих прикосновений… уйди.
- Ты уверена?...
Нет, не уверена…
И нежно, уже нежно коснулись моей щеки твоя ладонь… не отпускай…
Он осторожно запустил пальцы в ее волосы и приблизился… губы соприкоснулись – но так быть и должно… когда-нибудь… когда-нибудь все оно должно было бы случиться, Интегра, и ты сама знаешь это, не правда ли?
Плащ развевался по ветру перьями ворона, сплетаясь с ало-черным бархатом его плаща… и, незримые, две фигуры останутся рядом…
А завтра все начнется сначала…
Словно это был сон…
Сон о потерянных…
Спи…