*Эта рубрика будет содержать в себе очень много. Я ещё не знаю, сколько частей напишу. Пока родилась только первая. Но здесь все для достаточно ограниченного круга читателей. Это не значит, что только для умных и одаренных. А это значит, что для людей, принадлежащих определенной профессии и для конкретных людей (о которых ведется здесь речь).
Чтобы написать об этом великом человеке мне не нужно долго исследовать факты о его жизни и творчестве, собирать информацию, брать интервью. Потому что то, что я хочу написать он передал мне уже давно. Передал настолько частичку себя, что я ни дня не провожу, чтобы не чувствовать этого человека в своем сердце. Порой совершенно подсознательным вниманием.
Я называю его вторым папой. И это не случайно. Ведь это он воспитал во мне человека. Да-да, человека в первую очередь, а уже потом творческую личность. Я не знаю, на какие «кнопочки» он нажимал, но, свершилось невозможное.
Дело в том, что для работы в театре и его отраслях у меня не много способностей. Вероятнее всего, их нет вообще. Единственное, чем Бог щедро наградил меня – так это «хорошая голова». Все остальное в зачатках, в закромах, в практически недоступных уголках души.
Не смотря на то, что с детства я не сомневалась, что выберу только лишь какую либо творческую профессию, смутно помню качество своей сознательности, поступая в театральный класс.
Другими словами, наобум и в совершенной неуверенности своего выбора. Театр был для меня не то что далеко, он находился от меня на какой-то безымянной местности.
Тогда, в десятом классе с Александром Тимофеевичем я занималась не первый раз. Смутно, но все же помнится, что в начальной школе он вел занятия по театру. Тогда мне так и не удалось выйти на сцену, но занятия были такими насыщенными и яркими, что, возможно, на том этапе их хватило. Кстати, именно там я впервые познакомилась с Катей Евтух, но мы ещё не дружили. Впрочем, следующие шесть лет (участь в одной школе) тоже не дружили и даже не общались.
Итак, Александр Тимофеевич Золотухин был моим первым учителем.
И если самым первым занятиям, когда я была во втором классе, не стоит уделять особого внимания (хотя они, несомненно, внесли свой вклад), то первые занятия в старших классах были наиважнейшими в моем творческом росте.
Не буду скрывать, что ни к театру, ни к Александру Тимофеевичу я поначалу не прониклась никаким доверием. Где-то глубоко в душе чувствовались позывы к подобной деятельности, но все было тщательно скрыто другими, на тот момент важными идеалами. Общение с другими людьми, другой настрой семьи, другие внушения – все это действовало на не сформировавшееся подростковое сознание. Меня путало такое положение, потому первые занятия театром проходили от безысходности.
Но я не без интереса наблюдала за проходящим на этих занятиях и вне их. Начинала сравнивать. Особенно с интересом наблюдала за окружающими людьми и взвешивала жизненные ценности.
В тот момент спасительным кругом для меня стал ещё один человек. Это Любочка Тювилина, которая точно также как и я пришла без определенной подготовки.
Меня заразила в первую очередь её уверенность и жизнерадостность в этой ситуации. Я бесконечно удивлялась этому человеку и постоянно спрашивала себя: «чему она радуется? мы вообще-то в театр попали!». И только чуть позже это её состояние начинало меня заражать. Я пошла за ней.
Тогда как раз мы по-настоящему и встретились с моей бедующей коллегой и хорошим другом Катей Евтух. Которая была совершенной противоположностью Любы на тот момент хотя бы потому, что из нас у неё наибольший опыт работы в театре. Её серьёзность меня пугала не меньше, чем Любина веселость.
Александр Тимофеевич тоже как-то не сразу «включился» в наш коллектив. По началу он был весьма холоден (насколько этот человек может быть холоден), но нас всех четверых уже несла вперед какая-то сила, постепенно притягивающая друг у другу.
Занятия проходили всегда в невероятной обстановке с невероятной энергетикой. Ни одно занятие не было похоже на другое. Александр Тимофеевич тогда часто любил повторять: «Пропуская репетицию ученик говорит – нагоню… а как ты можешь нагнать то, что ты не прожил!?».
Мы не пропускали. За два года обучения я прогуляла только два занятия. Один раз одна, второй с Катей. Второй как-то не стыдно, потому что с Катей, а за первый меня долго мучила совесть.
Я очень хорошо помню этот день. Сидя на уроках в школе я резко и безоговорочно для себя решила, что не пойду сегодня на театр! НЕ ХОЧУ! После уроков я сорвалась и побежала домой, чтобы меня никто не видел. Когда пришло время занятий, позвонила Александру Тимофеевичу и сказала, что заболела.
Я же не знала тогда, что он обладает удивительной способностью всегда всё знать. Знать наперед или знать правду. Это вряд ли связано с экстрасенсорикой, здесь что-то на много интереснее и удивительнее. На уровне острых человеческих чувств. Внутреннего видения.
С этим сумасшедшим днем в школе я совершенно забыла, что у меня находится книжка, по которой сегодня как раз должны проходить театральные занятия.
- «Лена, ну вы же не совсем там умираете, принесите, пожалуйста, эту книжку к школе».
Помню, как сильно у меня забилось сердце. Ну вот, сейчас он точно поймет, что я обманываю. Делать было нечего. Я постаралась включить все свое актерское мастерство, опыт которого удалось получить за эти два месяца, и придать своему виду наибольшую болезненность.
Я не знаю, как получилось. Наверное, плохо…
Александр Тимофеевич встретил меня у школы. Я ожидала неприятных расспросов и, возможно, упреков. По дороге готовила речь. Единственное, что я решила для себя, это то, что ни под какими пытками не пойду сегодня на театр!
К моему более чем удивлению ничего подобного не было! Александр Тимофеевич как-то хитро и добро улыбнулся, взял книжку и сказал: «Выздоравливайте, Лена, скорее и приходите…».
Чудесно! Удивительно он меня понял…
Второй прогул был с моей стороны лишь поддача настроению Кати. Её жестко сказанное: «Могу я хоть раз в жизни прогулять театр!!!???» меня раззадорили. И я тогда подумала – Катя прогуливает театр… хм, действительно, такому событию мешать нельзя. И мы весело побрели в гости, без тени сомнения в правильности своего поступка.
Нашей первой совместной режиссерско-актерской работой была «форточка» Феликса Кривина. Тогда не первый раз Александр Тимофеевич сказал фразу: «Даю вам 10 минут, и давайте что-нибудь придумайте…» и вышел.
Мы придумали. Всегда, когда он так делает - мы придумываем, даже если не придумывается. Даже если совершенно не рабочее состояние. Что-то Золотухин всегда оставлял в зале с этой фразой, что заставляло, как бы патетично это сейчас не было сказано, душе лететь.
После полугода занятий актовый зал для нас превратился во второй дом, Александр Тимофеевич во второго папу, мы друг для друга во вторую семью, а театр во вторую жизнь.
Некоторые наши занятия проходили в самарских театрах либо в самарской академии культуры (где у Золотухина на тот момент был второй курс режиссеров и актеров). Занятия в подобных местах в основном заключались в просмотрах и обсуждениях различных постановок, спектаклей, этюдов, показов.
Сами же мы, после ряда тренингов тоже занялись актерскими этюдами. Одновременно началась работа над отрывком из «доходного места» Островского.
Я даже и не поняла тогда и трезво не могла оценить, на сколько органично развивались мы и наше мастерство. По - прежнему уверенная в своей бесталантливости, я открывала в себе много новых способностей. Точнее открывал их во мне именно Александр Тимофеевич. От подобных открытий я была слегка в шоке. Правда, определенный комплекс присутствовал.
Иногда, видя от природы одаренную красотой, талантом, сценической обаятельностью Любу и невероятную трудоспособность, преданность профессии, глубину и превосходные актерские способности Кати я не понимала, что я рядом с ними делаю. Ощущение «третьего лишнего» проходило долго, потому, как долго приходило осознание себя в будущей профессии.
Дебют «доходного места» состоялся на дне встречи выпускников. Это уже не школьники, но публика все равно тяжелая. Выпускники, которые пришли на праздник, и подобный материал воспринимался ими с трудом.
Из выразительных средств у нас были только костюмы. Из декораций два стула. Ни музыки, ни танцев, ничего того, что хотелось на данный момент зрителям. Тогда мы ещё не совсем понимали, но, в общем, догадки были, что это есть определенный «режиссерский ход» Золотухина в нашем образовании. Он мог мы сделать на тот вечер развлекательное зрелище – это для него не проблема. Но подумать только, какой колоссальный опыт получаешь от таких вот выступлений перед совершенно неподготовленной публикой.
Мы не боялись. Нет. Это было для нас совершенно логичным продолжением работы. Мы стояли за кулисами и готовились. Всё что от нас требовалось – это с достоинством преодолеть все преграды и сделать все так, как делалось на репетициях.
Всё, что происходило на сцене я толком не помню. Это случилось как-то внезапно, и мы снова за кулисами, переполненные восторженными чувствами от нового ощущения контакта со зрителем и от бурных аплодисментов. А приняли нас очень хорошо.
После этого Золотухин даже дал нам название мастерская «Дебют», что польстило и подняло настрой.
Прошел год обучения. Учебный год. «Доходное место» – это не единственное, что мы тогда сделали. Но, несомненно, самое яркое. Были ещё читки, были ещё отрывки. Нас отпустили на каникулы… но было уже поздно. Не вернуться обратно было не возможно.
(продолжение следует)
