Искры огнива
Я знаю, что того, кто завершил свой путь,
Нельзя ни пением, ни воплями вернуть
Мне весть печальная, услышанная ныне,
Как радостная весть о новой благостыне.
Кто может мне сказать – голубка средь ветвей
Поет о горестях иль радости своей?
Источен щит земли могилами, и надо
Считать их множество с возникновенья ада .
Да будет легок шаг идущего! Покой
Тела истлевшие вкушают под стопой.
Хоть наших пращуров и след исчез мгновенный,
Не должно оскорблять их памяти священной.
Пускай по воздуху пройдет твоя тропа,
Чтоб ты не попирал людские черепа.
В иной могиле смерть двух мертвецов сводила,
И радовалась их различию могила.
Но где один костяк и где другой костяк,
Спустя столетие не различить никак.
Созвездья севера поведать нам попросим –
Как много повидать прохожих довелось им,
В который раз они зардели в горней мгле,
Указывая путь бредущим по земле.
Изнеможение земная жизнь приносит,
И я дивлюсь тому, кто долголетья просит.
Печаль в тот час, когда несут к могиле нас,
Сильнее радости в наш изначальный час.
Для вечной жизни мы сотворены из глины,
И наша цель не в том, чтоб сгинуть в час кончины.
Мы только дом труда меняем все подряд
На темный дом скорбей иль светлый дом отрад .
Смерть – это мирный сон, отдохновенье плоти,
А жизнь – бессонница, пристрастная к заботе.
Воркуйте, голуби , и пусть ваш хор сулит
Освобождение от горя и обид.
Благословенное вас молоко вскормило,
В надежном дружестве благая ваша сила.
Вы помните того, кто был еще не стар,
Когда на свете жил наш дед Йад ибн Низар .
Пока вы носите на шее ожерелье ,
Вам, голуби, милей не горе, а веселье.
Но песни счастья – прочь и украшенья – прочь!
Одежды черные пусть вам одолжит ночь,
И, в них на сборище печальное отправясь,
Вы причитайте в лад рыданиям красавиц.
Рок посетил его, и завершил свой круг
Мудрец Абу Хамза , умеренности друг,
Муж, потрудившийся для толка Нуамана
Успешней, чем Зияд с его хвалою рьяной .
Великий златоуст, он мог бы силой слов
Преобразить в ягнят кровелюбивых львов.
Правдиво передав священные сказанья,
Он заслужил трудом доверье и признанье.
Отшельником он жил, в науки погружен,
Хадисы древние умом поверил он,
Над рукописями склоняясь неустанно,
Опустошил пером колодец свой стеклянный.
Он видел в золоте приманку суеты,
И не могло оно привлечь его персты.
Ближайшие друзья Абу Хамзы , вы двое,
Прощание, как снедь, возьмите в путь с собою.
Слезами чистыми омойте милый прах,
Могилу выройте в сочувственных сердцах.
На что покойному халат золототканый?
Да станут саваном страницы из Корана!
Пусть восхваления идут за мертвым вслед,
А не рыдания, в которых толку нет.
Что пользы – горевать! Уже остывшей плоти
Вы, плачущие здесь, на помощь не придете.
Когда отчаяньем рассудок помрачен,
На средства мнимые рассчитывает он.
К молитве опоздав, так Сулейман когда–то
Своих коней хлестал , унынием объятый,
А он, как сура "Сад" нам говорит о нем,
Для духов и царей был истинным царем.
Не верил людям царь и сына счел за благо
Предать ветрам , чтоб те его поили влагой.
Он убедил себя, что день судьбы настал,
И сыну своему спасения искал,
Но бездыханный прах судьба во время оно
Повергла на ступень родительского трона.
В могиле, без меня, лишенному забот,
Тебе, мой друг, тяжел земли сыпучей гнет.
Врач заявил, что он ничем помочь не может.
Твои ученики тебя не потревожат.
Горюющий затих и понял, что сюда
Не возвратишься ты до Страшного суда.
Кто по ночам не спал, заснул сегодня поздно,
Но и во сне глаза горят от соли слезной.
Сын благостной семьи, без сожалений ты
Покинул шлюху–жизнь у гробовой плиты.
Переломить тебя и смерть сама не в силе.
Как верный меч в ножнах, лежи в своей могиле!
Мне жаль, что времени безумный произвол
Смесит в одно стопы и шеи гордый ствол.
Ты с юностью дружил. Она была готова
Уйти, но друга ты не пожелал другого
Затем, что верности нарушить ты не мог,
А верность – мужества и доблести залог.
Ты рано дни свои растратил дорогие.
Уж лучше был бы ты скупее, как другие!
О уходящие! Кто в мире лучше вас?
И кто достойнее дождя в рассветный час,
Достойнее стихов, исполненных печали,
Что смыть бы тушь могли, когда б слезами стали?
Сатурн свиданию со смертью обречен,
Хоть выше всех планет в круговращенье он.
Дыханье перемен погасит Марс кровавый,
На небе высоко встающий в блеске славы,
Плеяды разлучит, хоть был до этих пор
Единством их пленен подъятый к звездам взор.
Пусть брат покойного врагам своим на зависть
Еще сто лет живет, с великим горем справясь,
Пусть одолеют скорбь в разлуке сыновья
И раны заживят под солнцем бытия!
Когда из моря мне напиться не хватило,
Бессильна мне помочь ручья скупая сила.
Как разрушению подвержен каждый дом,
И свитый голубем, и сложенный царем,–
Мы все умрем равно, и не дворца громадой,
А тенью дерева довольствоваться надо.
По воле суеты не молкнет спор, и вот
Один толкает к злу, другой к добру зовет.
Но те хулители, смущающие ближних,–
Животные, чья плоть бездушна, как булыжник.
Разумен только тот, кто правде друг и брат,
Кто бытию не лжет, несущему распад.
Тебе, рыдающий, не лучше ль терпеливо
Ждать возвращения огня в твое огниво?
Тот, кто унынию подвержен в скорбный час,
Способен лишь на то, чтоб слезы лить из глаз.
Но не жалейте слез над гробом Джаафара :
Из жителей земли никто ему не пара.
Когда мы восхвалить достоинство хотим,
Всего уместнее одно сравнить с другим.
Благоуханьем ренд не стал бы славен прежде,
Чем дерево кулям раскрыло листья в Неджде.
Неодинаково скорбит о друге друг –
Один в минуты встреч, другой в часы разлук.
Блаженно спящая покоится зеница,
Но устает, когда бессонницей томится.
Терзайся, если жизнь у гробовой плиты
И мог бы выкупить, да поскупился ты.
Звезда высокая – блуждающим в пустыне
Он путь указывал и закатился ныне.
Он ближе, чем рука – руке, и навсегда
Останется теперь далеким, как звезда.
Рок, исполняющий жестокие угрозы,
Испепеляющий обещанные розы,
Какой обновы ты не превратил в старье?
Кто выжил, испытав нашествие твое?
Ты гордого орла хватаешь выше тучи,
Ты дикого козла свергаешь с горной кручи.
И благородному и подлому – свой срок,
Но смоет их равно могучий твой поток.
От знаний пользы нет, ум – тягостное бремя,
Неразумение доходней в наше время,
И опыт жизненный к спасенью от невзгод
В уединение разумного зовет.
Но как язычники кумирам рукотворным,
Так сердце молится своим страстям тлетворным.
Приучен к бедствиям течением времен,
Я радуюсь цепям, которым обречен.
Когда бы стоимость себе мы знали сами,
Не похвалялся бы хозяин пред рабами.
Мы – деньги мелкие, мы – жалкая казна,
Нас тратят, как хотят, дурные времена.
Вчерашний день еще совсем недавно прожит,
Но выкормыш земли вернуть его не может.
Младенцу малому при тождестве могил
Уподобляется мудрец в расцвете сил.
И все равно теперь лежащему в могиле –
Под брань иль похвалы его похоронили.
Когда приходит смерть, равно бессилен тот,
Кто одинок, и тот, кто воинство ведет.
Потомка своего иль пращура хороним,
Равно мы слезы льем, печалимся и стонем.
Зачем же у детей, рождая их на свет,
Мы отымаем то, чего добился дед?
К почету следует идти стезею правой,
А мы наследственной довольствуемся славой.
Когда б врожденных свойств лишился человек,
Богач в ничтожестве влачил бы жалкий век.
По маю месяцу скорбит душа людская,
А нужен ей не май, а только розы мая.
Мы просим господа с небес, как благодать,
Жизнь долголетнюю любимым ниспослать.
Нам сердце веселят влачащиеся годы,
Хоть и сулят они обиды и невзгоды.
Кто человеку враг? Его душа и плоть.
От воинов твоих избави нас, господь!
Беда влюбленному от собственного пыла,
Мечу булатному – от верного точила.
Те, что румянец щек от ласки берегли,
Покорно падают в объятия земли
И терпят гнет ее, а мы и не успели
Забыть их жалобу на тяжесть ожерелий.
О, если б жаждущий, склоняясь над ключом,
Заране видел смерть, змеящуюся в нем!
Храбрец, чьей волею дорогами погони
Стремились красные и вороные кони,
Муж, океан войны в испытанном седло
Пересекавший вплавь на горестной земле,
Муж, для которого был, как удар в лицо,
Удар, чуть тронувший его брони кольцо,
Могучий муж – в бою, и нет врага в округе,
Способного копьем достичь его кольчуги.
Удары сыплются, растет их грозный счет:
Так ловкий фокусник число к числу кладет.
В один кратчайший миг, а может быть, быстрее
Он войско повернул десницею своею.
Но тут коварный рок спешит врагам помочь
И день блистательный преображает в ночь.
О, брат погибшего под бурный гул сраженья!
Пять сыновей его – порука утешенья.
Беда пришла к тебе терпенье вымогать;
Не отдавай его, оно тебе под стать.
На бога уповай, затем, что он, единый,
Источник истинный отрады и кручины.
От смерти не уйдет и превратятся в прах
Копье в чехле своем и меч в своих ножнах.
Кто и мечтать не мог при жизни о покое,
Вкушает под землей забвение благое.
Как обретает лев жилье в лесу густом,
Так солнце истины да впиидет в каждый дом.
Зачем надежд моих небесный свет погас
И непроглядный мрак не покидает глаз?
Быть может, позабыв, что людям сострадали,
Вы, люди, вспомните слова моей печали.
Ночь в траурном плаще, настигшая меня,
По дивной красоте равна рассвету дня.
Пока вы рыщете в пустыне вожделенья,
Полярная звезда стоит в недоуменье.
Воздать бы нам хвалу минувшим временам,
Но времена свои хулить отрадней нам.
Я пел, когда луна была еще дитятей
И тьма еще моих не слышала проклятий:
"О негритянка–ночь, невеста в жемчугах!"
И сон от глаз моих умчался второпях,
Как, потревоженный призывною трубою,
От сердца робкого покой в начале боя.
А месяц блещущий в Плеяды был влюблен,
Прощаясь, обнял их и удалился он.
Звезда Полярная с другой звездой в соседстве
Зажглась. И мне – друзья: "Мы тонем в бездне бедствий,
И эти две звезды потонут в море тьмы,
До нас им дела нет, и не спасемся мы".
Канопус рдел, горя, как девушка земная,
И сердце юноши напоминал, мерцая,
И одинок он был, как витязь в грозный час,
Один среди врагов, и вспыхивал, как глаз
Забывшего себя во гневе человека –
Пылающий раек и пляшущее веко.
Склонясь над раненым, стояли в небесах
Дрожащий Сириус и Близнецы в слезах,
А ноги витязя скользили на дороге,
И далее не мог спешить храбрец безногий.
Но стала ночь седеть в предчувствии разлук,
И седину ее шафран подернул вдруг,
И ранняя заря клинок метнула в Лиру,
И та прощальный звон, клонясь, послала миру
И заняли они мой дом, а я ушел оттуда,
Они глазами хлопали, а я хлестал верблюда,
Я и не думал их дразнить, но эти забияки
У дома лаяли всю ночь, как на луну собаки.
Горделивые души склонились к ногам
Беспощадных времен, угрожающих нам.
Даже капля единая слезного яда
Опьяняет сильнее, чем сок винограда.
О душа моя, жизни твоей не губя,
Смерть не тронула крыльями только тебя.
Поражают врага и копьем тростниковым .
Сердце кровоточит, уязвленное словом.
Подгоняя своих жеребят, облака
Шли на копья трепещущего тростника,
Или то негритянки ходили кругами,
Потрясая под гром золотыми жезлами?
Если кто–нибудь зло на меня затаит,
Я, провидя коварство, уйду от обид,
Потому что мои аваджийские кони
И верблюды мои не боятся погони.
Жизнью клянусь: мне уехавшие завещали
Незаходящие звезды великой печали.
И говорил я, пока эта ночь продолжалась:
"Где седина долгожданного дня задержалась?
Разве подрезаны крылья у звезд, что когда–то
Так торопились на запад по зову заката?"
Приветствуй становище ради его обитателей,
Рыдай из–за девы, а камни оплакивать – кстати ли?
Красавицу Хинд испугала моя седина,
Она, убегая, сказала мне так: "Я – луна;
Уже на висках твоих утро забрезжило белое,
А белое утро луну прогоняет несмелую".
Но ты не луна, возвратись, а не то я умру,
Ты – солнце, а солнце восходит всегда поутру!
О туча! Ты любишь Зейнаб? Так постой, Пролейся дождем, я заплачу с тобой.
Зейнаб, от меня ты проходишь вдали,
Ресницы, как тучи, клоня до земли,
Ты – праздник шатра, если ты под шатром,
Кочевника свет, если едешь верхом.
Звезда Скорпиона в груди у меня.
Полярной звездой среди белого дня
Стою, беспощадным копьем пригвожден,
Твоими глазами в бою побежден.
Я в помыслах тайных целую тебя,
Души несвершенным грехом не губя;
Никто не сулит воздаяния мне,
За мной не следит соглядатай во сне;
Во сне снарядил я в дорогу посла,
С дороги он сбился, но весть мне была:
"В походе откроется счастье глазам,
Верблюдом ударь по зыбучим пескам,
Хоть месяц – что коготь, хоть полночь – что лев,
На сумрак ночной напади, осмелев!"
Пустыня волнуется передо мной,
Как водная ширь, не заросшая в зной.
И в полдень очнувшийся хамелеон
Взошел на минбар ; был заикою он,–
Слова не слетали с его языка,
Пока он не слышал подсказки сверчка.
Устал мой верблюд джадилийский в пути,
Не мог я людей ат–тандуба найти.
Я множество дорог оставил за спиною,
И плачут многие, разлучены со мною.
Судьба гнала меня из края в край вселенной,
Но "братьев чистоты" любил я неизменно.
Друзьями стали мне года разлук с друзьями,
О расставания, когда расстанусь с вами?
Восковая свеча золотого отлива
Пред лицом огорчений, как я, терпелива.
Долго будет она улыбаться тебе,
Хоть она умирает, покорна судьбе.
И без слов говорит она: "Люди, не верьте,
Что я плачу от страха в предвиденье смерти.
Разве так иногда не бывает у вас,
Что покатятся слезы от смеха из глаз?"
Я получил письмо, где каждой строчки вязь
Жемчужной ниткою среди других вилась.
"Рука писавшего,– промолвил я,– как туча:
То радость, то беду она сулит, могуча.
Из тучи хлынет дождь и смоет письмена,
Каким же чудом весть рукою мне дана?"
"Повелевающий вершинами земными,–
Так отвечали мне,– как хочет, правит ими".
Величье подвига великих не страшит.
Из доброты своей извлек Абу–ль–Вахид
Счастливый белый день, и черной ночи строки
Легко украсили простор его широкий.
Скажи мне, за что ты не любишь моей седины,
Постой, оглянись, я за нею не знаю вины.
Быть может, за то, что она – как свечение дня,
Как жемчуг в устах? Почему ты бежишь от меня?
Скажи мне: достоинство юности разве не в том,
Что мы красотой и приятностью внешней зовем,
В ее вероломстве, ошибках, кудрях, что черны,
Как черная участь разумной моей седины?
Кольчуги
Кто купит кольчугу? По кромке кольчуга моя
Тверда и подобна застывшему срезу ручья.
Кошель за седлом, где в походе хранится она,–
Как чаша, которая влаги прохладной полна.
Расщедрится кесарь и князю пошлет ее в дар.
Владельцу ее смертоносный не страшен удар.
Он сердцем влечется к струящимся кольцам ее
И пить не желает: ее красота – как питье.
Меня заставляет расстаться с кольчугой моей
Желанье одаривать хлебом голодных людей.
Она и в знойный день была как сад тенистый,
Который Сириус поит водою чистой.
Я приоткрыл суму с кольчугою моей,
Что всадника в седле на перст один длинней.
Увидела она кольчугу и сначала
Сережки из ушей и золото бросала,
Потом запястья мне и кольца принесла.
Кольчуга все–таки дороже мне была.
Отец твой мне сулил своих верблюдов стадо
И лучшего коня, но я сказал: не надо.
Мужчине продал бы, и то кольчуге – срам.
Неужто женщине теперь ее продам?
Хотела опоить вином темно–багряным,
Чтоб легче было ей кольчугу взять обманом.
Я не пригубил бы и чаши тех времен,
Когда своей лозой гордился Вавилон.
Ресницы подыми, весна уже в начале,
И голуби весны окрест заворковали.
Мне самому еще кольчуга по плечу,
Когда я пастухам на выручку лечу.
Сулейму бедную одна томит остуда,
Что ни жиринки нет в горбу ее верблюда.
Забудь о нем и взор на мне останови:
Я вяну, как побег. Я гибну от любви.
Она пугливее и осторожней лани,
Убежище ее – в тенистой аладжане .
Когда от Йемена к нам облака идут,
Найдет обильный корм на пастбище верблюд.
Лузумийят
Умру – что станет с разумом моим?
Быть может, от души неотделим,
Он прикоснется к таинствам вселенной?..
Иль – что за жалость! – сгинет с плотью бренной.
Кто в бога верит – к людям справедлив,
Безбожник тот, кто скареден и лжив.
Владеет царь бессчетными рабами,
Но сам давно порабощен страстями.
Постится хитрый греховодник впрок,
Чтоб в месяцы поста грешить он мог.
Я не богат и доблестью не славен,
Но в смерти стану властелинам равен.
Обиженного стон восходит ввысь –
Обидчик, божья гнева берегись!
Ни карканью ворон, ни снам не верь .
Придет беда – пред ней откроешь дверь.
Коль суждено тебе нести потери,
И без примет не избежать потерь.
Советчик наилучший – трезвый ум.
Пускай течет поток неспешных дум,
И омывает страждущую душу,
И шепчет: боль милует, как самум.
Красавиц рой мелькнет и вдаль уйдет.
Живи и не наращивай живот:
Толстяк – плохая ноша для верблюда,
Да и для тех, кто гроб твой понесет.
Умрешь – тебя в дощатый втиснут дом,
Где тело помещается с трудом.
Кладите прямо в землю мертвеца,
Чтоб слился с ней в объятии немом.
Плоть мертвая не боле чем земля,
Ей хорошо под солнцем и дождем.
Как ты погиб, для смерти все равно –
В сраженье пал иль был сражен вином.
Умрет богач – развеет ветер прах,
Сотрет следы шершавым языком.
Смеемся мы, забыв, что ливнем слез
Чреват смеющийся сквозь тучи гром.
Пытается время глупец улестить
И годы себе покаяньем скостить.
Но с временем спорить не стоит труда
И дружбу с глупцами не стоит водить.
Беспечная юность, как тень, промелькнет,
А годы летят и летят во всю прыть.
Глядишь – поистерся наряд красоты,
И плащ седины тебе нужно носить.
Порой не успеешь молитву свершить,
Как смерть обрывает тончайшую нить.
Богач, гостеприимным будь всегда –
Незваный гость, ей–богу, не беда.
Не злись, не попрекай его куском,
Чтоб не пропала вкусная еда.
Ведь щедрому скупец – как льву шакал
С охотой подражает иногда.
Не тщись исправить мир – ведь сам Аллах
Вконец запутался в мирских делах.
Себя сомненьями не береди –
Изверившись во всем, потерпишь крах.
Казнит злодея бог, а заодно –
И праведника обращает в прах.
Как волку кровожадный волк–сосед,
Так ближний ближнему внушает страх.
Верблюдице ты вымя подвязал,
Чтоб верблюжонок матку не сосал.
Глупец, ведь ты живешь не средь овец –
Сосед–волчина молоко украл.
Где ж смертному от скверны мир спасти,
Коль сам Аллах того не пожелал?
Чтоб раздобыть глоток воды живой,
Ты должен пробуравить толщу скал.
Солги тому, кто вечно лжет тебе,
Не лги тому, кто никогда не лгал.
Сыны Адама, скверно вы живете –
В любви и ненависти вечно лжете.
Отринув красоту и благородство,
Лелеете душевное уродство.
Вам мало мяса, мало дичи свежей –
Алкаете вы печени медвежьей.
Когда бы звери суд вершили божий,
Они б судили вас Аллаха строже.
Вы мчитесь вдаль в погоне за наживой,
Верблюды гибнут, кони еле живы.
Являя благочестье показное,
Как страстно любите вы все земное!
Копнешь поглубже – в каждом скрыт ворюга,
И каждый хочет облапошить друга,
И тот, кто бел лицом, душою черен...
О люди – воронье на куче зерен!
Чтоб жить спокойно, не сори деньгами,
Не трать ума на споры с дураками.
Свою родню визитами не мучай,
Но с ней встречайся, если выйдет случай.
А смерть придет, пойми – лечиться поздно,
Не нужен врач, коль дело так серьезно.
Наш разум отражает мир зеркально –
Картина в зеркале весьма печальна.
Я в жизни претерпел так много бед,
Что у меня пред богом страха нет.
Заране мы своей не знаем доли –
Не мы, а рок распределяет роли.
И солнце может побелеть, как мел,
Под градом разорвавших небо стрел.
Слепец! Твой посох – самый верный друг:
Ведь может поводырь исчезнуть вдруг,
Черны душой Адама сыновья,
Для них предательство и ложь – друзья.
О грешники, когда пробьет ваш час,
Аллах по черноте узнает вас .
Как вал влечет к скалистым берегам –
Так смертного влечет к дурным делам.
О ложь, ты наша горькая беда!
Мы совести и чести лжем, когда
Своей натуре низкой потакаем,
Иль принимаем кривду без труда.
Не скупость, а щедрость судьбы нам страшна:
Даруя – свой дар отнимает она.
Бездомный бедняк, богача пожалей:
Чем больше дано, тем терять тяжелей.
Я жду от судьбы страшноватых чудес –
Возьмет да и скинет Плеяды с небес.
О звезды Фаркада, вас видел Адам,
Но долго ль сиять двум прекрасным звездам?
Ей–богу, все споры о вере – позор,
Ведь спорят затем, чтобы выиграть спор.
Минуты, как резвые кони, летят,
Посмотришь вокруг – уже близок закат.
И дряхлости платье не в силах мы снять,
И тех, что ушли, мы не можем обнять.
Его бранишь в присутствии моем,
А завтра разбранишь меня при нем.
На брань твою могу ответить кратко –
Мне ненавистна вся твоя повадка.
Сказать о мертвом должно лишь одно:
Все, чем дышал он, с ним погребено.
Глупец свидетель дела не изложит,
Мудрец судить о нем заочно может.
Озолотит причудник чужака,
А своему не даст и медяка.
Идут, не убоясь господня гнева,
Неправедным путем потомки Евы.
Чтоб наслаждаться, сладко есть и пить,
Они готовы ближнего сгубить.
Чуть жажду утолив, плюют в криницу,
И жаждут вновь, и жажде нет границы.
В ночи глухой они ведут разбой,
Их совесть спит, а страх трубит трубой.
У скакунов мешками рты закрыты
И тряпками обмотаны копыта.
Юнцы кичатся красотой своей –
Румянцем ярким, чернотой кудрей.
Но страсти ураганом налетают,
Румянец гасят, душу изъязвляют.
Клинки искрятся, излучая свет,
А в людях – искры благородства нет.
"Я – чист!" – юнец упрямо повторяет,
Но жизнь грязна и чистого марает.
Забудь, что вкусно старое вино,
Подобно старой злой карге оно:
Нашлет озноб и наколдует зуд,
Как будто тело скорпионы жгут.
И даже в легком молодом вине
Таится много мерзости на дне.
Глоток, другой – и станет жизнь красна,
Но как обманчива игра вина!
Тот, кто вином воды не замутил,
Ей–богу, первым праведником был.
Туманят разум винные пары
И будят злость, что дремлет до поры.
Вино не меч, оно не может сечь,
Но пьющему поможет меч извлечь.
Наш разум – прочный и надежный дом,
Пока он не размыт хмельным вином.
Вино отнимет ум у мудреца
И красноречьем наделит глупца.
Оно тебя разденет догола,
Лишит всех радостей, что жизнь дала.
Клянусь вам, хмель признался на суде,
Что пьянство – самый краткий путь к беде.
Крадет сокровища души судьба–воровка,
И ты карманы потроши, коль есть сноровка.
Давным–давно я смерти жду – со дня рожденья,
По жизни странником бреду в обитель тени.
Ты был бедою обойден, не тронут шквалом,
Но твой конец определен твоим началом.
Непрочен бренный мир земной, а вечность – вечна,
В ней звезды свежей сединой блистают млечно.
Идут паломники вперед неспешной ратью,
И мрак паломников берет в свои объятья.
Извечная причина ссор – различье веры,
Мы в этих спорах до сих пор не знаем меры.
Нам кажется: плетутся дни и медлят годы,
На самом деле мчат они, как скороходы.
Вне тела дух покоен и блажен,
Но лишь Аллах его вселяет в тело,
Приходит время черных перемен –
Порокам человечьим нет предела.
И низость говорит: "Всему венец
Меня возвысивший златой телец".
Не изгоняй из сердца божья страха
И завистью не прогневи Аллаха,
Ведь зависть не соединить с добром –
Как льва с газелью в логове одном.
Любовью к жизни болен дух нетленный,
Пока он пленник оболочки бренной.
Умрет добро, что ты не смог свершить,
Как жемчуг, не нанизанный на нить.
Луг зацвел, обрызганный дождем,
Анемоны вспыхнули костром –
Их в ночи созвездье Козерога
Напоило сладостным вином.
Полюбуйся луговым ковром –
Он бы мог украсить царский дом.
Луг цветущий, что душа живая,
Только душу мы не бережем.
Мы творим добро с большим трудом,
Но зато нам подлость нипочем.
Если люди низки по природе,
Можно ль недобро считать грехом?
Победило ль зло в борьбе с добром
Иль взаправду рождены мы злом?
Молитва, власяница, строгий пост
К добру не могут перекинуть мост.
Влюбленные, опасна страсти власть –
Как львица, истерзает жертву страсть.
Общение с пороком нам не впрок –
С прилипчивой болезнью схож порок.
У двух одной души не может быть,
А две души в одном не могут жить.
Смотри, чтоб зло не сделалось ловцом,
Когда добро проклюнется птенцом.
Цари мелькают в круговерти лет,
И каждому идет забвенье вслед.
Нет добра, а со злом я встречаюсь все чаще,
Человек – словно лев разъяренный рычащий.
Ты от племени злого подальше держись,
Тебе власть предлагают, а ты откажись.
Ведь любой властелин не угоден народу,
Даже тот, что ему поступает в угоду.
Кладовая добра остается пустой,
Но все больше тучнеет телец золотой.
Наши души чистейшими были когда–то,
Но со временем их испоганило злато.
Если душу утратил живой человек,
Где живая душа коротает свой век?
Согрешив, омываемся мы постоянно,
Но греха не отмоешь настоем шафрана.
Видит бог, я не горд, не кичлив, не упрям –
И творящему благо хвалою воздам.
Немногословным быть себе вели,
Услышанное надвое дели
И разглашай одну из половин –
Два уха у тебя, а рот один.
Все люди – словно братья–близнецы,
И все они злонравья образцы.
Нет человечьей пакости конца,
Средь морд звериных не найти лица.
Пусть жизнь моя – бессчетных бед река
Как недоуздок будет коротка.
Борюсь за малость каждую с судьбой,
Но недруг мой выигрывает бой.
Ты хочешь излечить дурные нравы,
Не тщись – лекарства нет от сей отравы.
Остерегайся злобы затаенной –
Гадюка прячется в траве зеленой.
Все необъятное объять бы разом,
Но с необъятностью не сладит разум.
Какой бы ни была чужая вера,
Но высота души – для веры мера.
Творя добро, ты сделал хлеб мой слаще –
Благословен же будь, добро творящий!
Ты можешь быть шиитом иль суннитом,
Но оставайся честным и открытым.
Как не соткать одежды из тумана,
Так не соткать надежды из обмана.
Когда судьба кого–нибудь калечит,
Калеку врачеватель не излечит.
Жизнь–мачеха мне подличать велела,
Но сделать подлым так и не сумела.
Я шел тропою узкой и неторной
И о могиле возмечтал просторной.
Я шел пустыней знойной и безводной,
Мечтая тщетно о воде холодной.
К ослиному пришел я водопою,
Но пить не стал с нечистою толпою.
Мне жгучей скорбью не с кем поделиться,
Аллах лишь знает, что со мной творится.
Тельца златого я клеймил когда–то,
Теперь я понял, что молчанье – злато.
Отныне мысли я держу в секрете,
Чтоб не пугали ближних мысли эти.
О соплеменники, несносны мне вы –
Во мне скопилось слишком много гнева.
Нас мучит день, и ночь играет нами,
Но я простился с днями и ночами.
Я умер, плакальщиков мне не надо,
Забвение – сладчайшая отрада.
В сырую землю я схожу без страха –
Мой прах не оскорбит великих праха.
Запомните, я глух и слеп отныне,
Ваш глас – глас вопиющего в пустыне.
Речей над мертвецом не говорите,
К живым идите и добро творите.
Хосрои были некогда царями,
Я с их потомками покоюсь в Шаме.
Затеят спор сунниты и шииты –
Кто прав из них, попробуй разбери ты!
Лжет говорун, и лжет молчальник тоже
У лжи бывают разные одежи.
Порою платье выглядит опрятно,
А на изнанке – жирной грязи пятна.
Всегда приятно к власти восхожденье,
Но восхожденья суть – грехопаденье.
Пока богач все больше богатеет,
Душа его все более скудеет.
Когда блеснет удача – мы ликуем,
А седина блеснет – мы затоскуем.
Мы все по природе своей подлецы,
И волку не свойственна кротость овцы.
Под солнцем небесным, в дому необъятном
Не сыщешь того, кто грехом не запятнан.
Ах, если б такое найти существо,
Поверить в земную природу его
И – хоть перед смертью, на позднем закате
Нелгущему другу открыть бы объятья!
Но к добрым деяньям судьба не склонна,
От встречи с друзьями хранит нас она.
Цена каждой радости – горькое горе,
Сурово к искателям жемчуга море.
Мы в жизнь влюблены, но любимая зла,
И с нею разлука бывает мила.
Живое к итогу нисходит извечно,
Как строчка стиха к своей рифме конечной.
Не лекарь подводит болезни итог –
Аллах отмеряет живущему срок.
Богатство свое умножает богатый,
Но завистью ближних богатство чревато,
Оно быть счастливым мешает тебе,
Как длинное платье мешает ходьбе.
Нам кажется: юности нету износа,
Но катятся годы камнями с откоса,
И скорбной пустыней становится сад –
Цветущую юность побил камнепад.
В обители тела душа изнывает,
А с телом расставшись, недуг избывает.
Не ведает тело, землей становясь,
Что с жизнью земной распадается связь.
Земля равнодушна к ложащимся в землю,
Не чувствует боли, усопших приемля.
В земле нам спокойнее, чем на земле –
Друзья и враги затерялись во мгле.
Над немощной старостью я не горюю,
На юношей грубых без гнева смотрю я.
Рожая, готовим мы смерть сыновьям,
Детей непокорность – возмездие нам.
Если к знахарю жена идет,
Дуру–бабу плеткой проучи,
Не давай ей выйти из ворот,
Спрячь браслеты, деньги и ключи.
Но еще опасней звездочет,
Звездочеты – хищные сычи.
Сыч голубку в скверну вовлечет –
Любострастны эти ловкачи.
Всю общиплет, страхом припечет –
Сказки он печет, как хлеб в печи –
И ее дородность пропадет,
И покинет сон ее в ночи.
Вдовец олень так плакал среди луга,
Что с ним рыдала травяная рать.
Но дни прошли, и новая подруга
Ему вернула жизни благодать.
Когда несчастий узел стянут туго,
Его лишь время может развязать.
Когда старик забот нести не сможет,
Он этот груз на сына переложит.
На свет явившись по отцовской воле,
Мы для себя не выбираем доли.
Твой тайный враг хорош с тобой при встрече,
Но будет лучше, если он далече.
Бедняк, сплетая ловко небылицы,
Дающего разжалобить стремится.
Бесчеловечных пусть поглотит вечность –
Не стоит воскрешать бесчеловечность.
Соседский верблюжонок голодает,
А твой объелся – так всегда бывает.
Как научиться управлять страстями,
Когда они от века правят нами?
"Я пуп земли",– твердит гордец надменно,
Забыв, что он – песчинка во вселенной.
Зачем верблюдов ты пасешь в барханах –
Трава не всходит в россыпях песчаных.
Возможное порою невозможно –
Что просто одному, другому сложно.
О люди, в страхе божьем пребывайте
И в споры богословов не встревайте.
Добро и правду чтите с малых лет
И верьте: кроме бога – бога нет.
Последовав какому–нибудь толку,
Себя и ближних вы собьете с толку,
Запутаетесь в лабиринте фраз,
И добрым словом не помянут вас.
И царь Шапур и Йемена владыки,
Казалось, были славны и велики,
Но слава их – падучая звезда,
Не воссиять ей больше никогда.
Лишь всемогущему творцу по силам
Сиянье вечное дарить светилам.
Порой начнут вещать лжемудрецы,
Но им с концами не свести концы:
Твердят, что дважды два, мол, не четыре,
Что господу нет места в нашем мире...
Такое богохульство всем во вред,
Замкните слух, забудьте этот бред.
О род людской, разросшийся сорняк,
Из мрака ты не вырвешься никак.
В камнях колодцы человек долбил,
Но из криницы мудрости не пил.
Для сильных слабые – убойный скот,
Меч без разбору головы сечет.
Сосед теснит соседа своего,
А глупость утесняет ум его.
Добро зачахло, стало тучным зло –
На это вам глядеть не тяжело?
Вы в гору шли – но только до поры,
Сейчас вы в пропасть катитесь с горы.
И все разнузданнее денег власть,
И нет узды на пагубную страсть.
О человек, ничтожен ты и слаб,
Ты – плоти алчущей презренный раб.
Мы знаем, что обречены,
Но знанье это бесполезно.
О небесах мы видим сны,
Забыв, что под ногами бездна.
Нас держит жизнь в плену своем,
И вырывает смерть из плена.
Из моря времени мы пьем
И сами таем, словно пена.
Нас разобщает боль обид –
Кто нас потом объединит?
Людские нравы – ты отведай их,
И горечь вмиг коснется губ твоих.
Не верь тому, что люди говорят,
В словах – неправды смертоносный яд.
Не верь, когда хвалу тебе поют,
Хвала – тончайший жгут для прочных пут.
О жизнь–потаскуха, тебя я кляну –
Простишь ли мне брань иль поставишь в вину?
Поманишь, обманешь, заставишь сражаться,
Надеясь, что в битве я шею сверну.
А впрочем, надевши доспехи проклятий,
Давненько ведем мы с тобою войну.
У всех водопоев нас ложь караулит,
И воду мутит, и толкает ко дну.
Годам к сорока мы глупеть начинаем,
Наш разум, слабея, отходит ко сну.
А жен отнимает то смерть, то измена –
Как речку, жену не удеряшшь в плену.
Среди лжецов я лицемером стал,
Как я от человечества устал!
Когда ты подхалим и лизоблюд,
Тебе на блюде дружбу поднесут.
"Живи сто лет!" – твердят мне лжедрузья,
Но им была бы в радость смерть моя.
Судьбу попросишь: "Подружись со мной!" –
И повернется вмиг она спиной.
Когда судьба мне голову свернет,
С меня спадет молвы тяжелый гнет,
И смерть меня разденет догола,
И станут прахом брань и похвала.
В ночи глуха Кааба и слепа ,
Что ей дневных паломников толпа?
От праздников особой пользы нет,
Но слово "праздник" излучает свет.
Два мусульманина гнетут народ –
От двух тиранов бед невпроворот.
Стареют люди, платье, города,
Лишь дни и ночи молоды всегда.
Одежды шелк и юности шелка –
Все обесцветит времени река.
Земля нам судьею от века была,
Но, землю изранив, раздев догола,
За праведный суд мы ругаем судью
И тщимся оправдывать мерзость свою.
Нередко мы плоть изнуряем постом,
Чтоб ближнего съесть с потрохами потом.
Болтлива старуха судьба и хитра,
Старушечья память – на дырке дыра,
Но все же века не согнули ее –
Отменно здорова она и бодра.
Не верьте, что звезды старее судьбы,
Судьба, как извечное время, стара.
Порою со злом сговорится она,
И хлынут несчастья водой из ведра.
Взаймы дашь обманщику жалкий медяк,
Взаймы благородному – горсть серебра,
И оба обманут, обжулят тебя –
Старухе в охотку такая игра.
Удар клинка подкармливает злобу,
Не злись и молоком насыть утробу.
Сойдя в могилу, и богач и нищий
Для смерти станут равноценной пищей.
Без корня крепкого растенье вянет,
А спор беспочвенный мозги туманит,
Так не шуми бессмысленно ветвями,
А в благочестие врасти корнями.
Начнешь гадать по птичьему полету –
И глупость завлечет тебя в тенета,
Для сада жизни много влаги надо,
И льем мы слезы для поливки сада.
За доброту тебе отплатят злобой черной,
Смирись – жди высшего суда покорно.
Верши добро – хотя б из чувства страха,
Чтоб не сказали: он забыл Аллаха!
Творя добро, твори его задаром –
Поступок добрый не считай товаром.
Был храм Аллат когда–то почитаем,
Мы в заблужденье с легкостью впадаем.
На пастбище мы летом стадо гоним,
Но стадо лет ушедших не догоним.
Ведь я не сам на жизнь себя обрек
Не сам моим годам отмерил срок –
Так что ж раздумывать и выбирать?
Иду туда, куда велит мне рок.
О вере истинной ты мне твердишь,
Но – заблуждаясь – истину мутишь.
Действительно ли служишь скверне ты
Иль скверну по неведенью творишь?
О жизни смрад, кошмары яви нашей –
Как далеко до них кошмарным снам!
Добру учили Мухаммад и Муса ,
Творить добро велел нам сын Марьям ,
Но все заветы их забыты ныне,
И зло сопутствует земным делам.
Из тьмы во тьму по жизни мы шагаем –
По ненадежным узеньким мосткам.
Из дома переходим на кладбище,
Но и в земле покоя нет костям.
Приходит буря с севера иль с юга,
И царство рушится, и гибнет храм.
Бушует смерть, следы стирает время –
Для вечности мы все ненужный хлам.
Монетою разменной стала вера,
До веры истинной нет дела нам.
Небесный царь, тебя ошельмовали,
Как можешь ты терпеть подобный срам?
Наш разум – ось, а мысли – жернова,
На мельницу похожа голова.
Всему свое: луне – на нет сходить,
А месяцу – круглиться и светить.
Не выставляй несчастий напоказ –
Подранок лев скрывается от глаз.
Пророк Салих верблюдицу берег,
Злодей Кудар на смерть ее обрек .
Была бы мертвой глиной наша плоть,
Когда бы чувств ее лишил господь.
Глупец все время скупостью грешит,
Забыв, что смерть всего его лишит.
Ты говоришь: "Послушны мне рабы",
Но сам ты жалкий раб в руках судьбы.
По капле, по глоточку жизнь мы пьем
И выпиваем смерть одним глотком.
Что ты на время сетуешь, чудак?
Оно – среди врагов – твой злейший враг.
Ты – низок, мал, а небосвод высок,
Ты возмечтал – мечту разрушил рок.
Злодей, в молитве руки ты сложил –
Связать бы их, чтоб зла ты не творил!
Что проку в благочестье напоказ,
Когда ты по уши в грехах увяз?
Твоей душонке гнусной грош цена,
Не говори, что золото она.
Темна дорога, не горит заря –
В потемках жизни нет поводыря.
Умрет смиренник, и бунтарь умрет,
Что ждет нас там – узнать бы наперед.
