Фредерик Шопен - Этюды

Шопеном написано 27 этюдов: из них 24 сгруппированы в две тетради по 12 пьес (ор.10 и ор.25), и 3 этюда опубликованы отдельно без обозначения опуса.

«Двенадцать больших этюдов» ор.10, созданный в 1831-32 годах, содержат посвящение: «моему другу Ференцу Листу». В Листе Шопен видел замечательного истолкователя своих произведений.

Вторая тетрадь, датированная 1836 годом, посвящена Мари д'Агу.

Почти все шопеновские этюды подчеркнуто «техничны», их исполнение требуют от пианиста подлинной – артистической виртуозности, не случайно они и сегодня остаются «пробным камнем» пианистического мастерства. 

ЭДИ ОГНЕЦВЕТ

МЕЛОДИИ ШОПЕНА

Я иду за музыкой Шопена,

Открываюсь радости сама:

Плещут искры Вислы белопенной,

И мазуркой взвихрена корчма.

В черно-белых клавишах рояля

Есть волынки, скрипки, контрабас,

Разом загудели, заиграли

— И кого же не подхватит пляс!

Только слышу рокот барабана

— И уже ни публики, ни стен!

Из тревожной музыки нежданно

Вырастает молодой Шопен.

И не буря лист срывает ржавый,

И не громы с молниями бьют,

— То гремит над осенью Варшавы

Грозный Героический этюд.

"Революционный" этюд начинается резким диссонирующим аккордом, словно артиллерийским залпом, после которого от середины клавиатуры низвергается бурный пассаж, исполняемый левой рукой. Эти два элемента - аккорд (а в дальнейшем страстная патетическая аккордовая фраза) и рокочущий пассаж - пронизывают весь Этюд. В этой пьесе, безусловно, есть что-то глубоко национальное, польское. Но что именно? Шопен не цитирует здесь свой родной фольклор, не использует явные элементы польской мелодики, не имитирует народные инструменты, как, например, в мазурках, когда во множестве случаев бурдонный бас в виде тянущейся "пустой" квинты создает атмосферу звучания какой-нибудь колесной лиры или волынки - народных инструментов. Ничего этого нет в этюде. Но польский дух, несомненно, ощущается. Шопен замечательно достигает этого за счет того, что использует характерный ритм полонеза - национального польского танца (что, кстати, явствует из самого его названия). Это необычайно удачно найденный прием, поскольку характеризует одновременно и национальный характер и патетический дух пьесы.

 "Этюды Шопена, названные техническими руководствами, скорее изучения, чем учебники. Это музыкально изложенные исследования по теории детства и отдельные главы фортепианного введения к смерти (поразительно, что половину из них писал человек двадцати лет), и они скорее обучают истории, строению вселенной и еще чему бы то ни было более далекому и общему, чем игре на рояле. Значение Шопена шире музыки."

Пастернак

Так некогда Шопен вложил

Живое чудо

Фольварков, парков, рощь, могил

В свои этюды.

 По Пастернаку, “самое шопеновское в Шопене — его этюды” 

Эжен Делакруа: "Я спросил  Шопена, что такое логика в музыке? Он объяснил мне в общих чертах, что такое гармония и контрапункт, почему фуга является как бы чистой логикой и почему изучить фугу - значит познать основу всякого смысла и последовательности в музыке. Я подумал, как бы я был счастлив изучить все это, что приводит в отчаяние невежественных музыкантов. Это чувство дало бы мне некоторое представление о том наслаждении, какое находят ученые, достойные этого имени, в своей науке. Я понял, что подлинная наука совсем не то, что обычно понимают под этим словом, то есть не область познания, совершенно отличная от искусства, — нет! Наука, как ее понимают и представляют себе люди, подобные Шопену, есть не что иное, как само искусство, и обратно, искусство совсем не то, чем считает его невежда, то есть некое вдохновение, которое приходит неизвестно откуда, движется случайно и изображает только внешнюю оболочку вещей. Это - сам разум, увенчанный гением."

Пастернак вполне мог подписаться под этими словами, написанными за сто лет до его статьи.