Таких сложных по своей структуре снов я еще не видел, я вообще не думал, что такое возможно. Сложно описывать это сон ретроспективно, когда за отправную точку зрения принята «явь», только относительно которой он сном и является. Но логика событий (и повествования) такова, что только так и можно поступить. Сложность заключается в том, что когда я находился внутри этого сна я очень ясно осознавал весь свой прошлый (относящийся к этой «яви») опыт и понимал его иллюзорность. Я полагал… В общем не стоит опережать события.
Итак я попал в тот самый момент, на котором в прошлый раз проснулся.
…. Укол в вену и почти сразу же – звонок. Раздражение. Я переживал те же чувства, что и вы прошлый раз, но при этом хорошо помнил, что в прошлый раз «проснулся» в кровати, рядом с женой. И я чувствовал, знал, что это иллюзия моего больного воображения. Это сложно объяснить, но я как бы впервые проживал момент с уколом и звонком и в то же время у меня была память об этом моменте. Какой-то третьей частью своего сознания я рационализировал эту несостыковку (она меня уже тогда, там задела). Я подумал, что, видимо, под влиянием укола – кто знает, что это за укол? – у меня возникла иллюзия, которую я успел пережить в считанные секунды, как бы отключившись, а потом, когда снова «включился» был сбит с толку несоответствием времени: во сне (т.е. в яви, из которой я пишу сейчас) прошли насыщенные событиями месяцы, а там, в той реальности – секунды. Я обосновал все тем, что субъективное время может очень и очень сильно отличаться от объективного (вспомнил примеры с клинической смертью и т.д.) и на этом успокоился. Впрочем, «успокоился» - совсем не верное слово. Просто я собрал мир во едино и следовательно мог продолжать существовать в нем.
Условия же существования были просто отвратительными. Помимо того, что пронзительно звенело что-то, я почувствовал, что мне холодно. И что то, на чем я лежу – слишком жесткое. И что одет я в неудобную одежду. И наконец – самое главное, с чем уж никак не хотелось мириться – что я в помойной яме и выбраться из нее, судя по безупречной логике врача, просто немыслимо. Это – ловушка. Это – бессилие. Полнейшее. В такой ситуации пытаться как-то проявлять самостоятельность, собственную волю, сопротивляться – только насмехаться над самим собой. Когда знаешь, что главные вопросы твоего существования решены за тебя, какой смысл хвататься за мелочи. Мне хотелось одного из двух: либо поверить, что все это преодолимо и что есть хоть маленький шанс выбраться из ловушки, либо умереть.
В общем все эти мысли, конечно, привели к самоуничижению, саможалению, всему тому, что у Достоевского так хорошо описано, что каждый из нас неоднократно переживал. Мне хуже всего в это мире, я один такой бедный-несчастный – и в этом мое утешение. Пусть мне будет еще и еще и еще хуже. Ну и так далее. Этим я и утешился.
Тем временем звон исчез (я, кстати, так до сих пор и не выяснил, был ли он на самом деле или только в моих ушах ). И я уснул. Уснул там, во сне. В тот момент, когда я осознал, что засыпаю мне стало так хорошо-хорошо. Мелькнула надежда, мол, утро вечера мудренее.
И увидел я в том сне во сне вот что.
Что как будто я в это своем отпуске спал и видел сон и вот теперь проснулся. Все было так, как и должно было быть, как там, где я получил эсэмеску от жены – и не так. Не знаю, что не так, это сон во сне был очень непродолжительным, но что-то в воздухе витало иное. И я при это хорошо осознавал, что вижу сон (это называется осознанное сновидение, я раньше читал о таких снах, о их мистической силе, но сам не испытывал ничего подобного). Более того, я осознавал, что, хотя это лишь сон, который снится мне, больному на голову человеку, и что он очень похож на ту иллюзию, которую я совсем недавно пережил, он все же гораздо ближе к реальности, чем что-либо. Я как бы очутился в двух шагах от истины и совсем не удивился тому, что внешне она ничем не отличается от того, что привиделось мне только что в палате под влиянием то ли наркотика, то ли болезни.
И вот я лежал во сне и хлопал глазами своими. И дышал истиной, и впитывал ее кожей.
И вдруг ощущение истины пропало. Я понял, что проснулся. Понял, что проснулся в отпуске, а не в больнице. Но я почти не радовался этому. Какой смысл, находясь в трезвом уме и добром здравии, радоваться тому, что… сам не знаю чему. Чему, действительно, радоваться.
С той минуты для меня не возникало сомнений, что живу я в двух, как минимум, реальностях. И если уж я хотя бы в одной из них болен и тем более в ловушке нахожусь, то это значит, что ловушка везде действует. Нет ничего вокруг меня, кроме иллюзии, да и сам я - тоже иллюзия.

Затем наступило лето и воспоминания утратили свою остроту. Я собирался в отпуск. С дочкой, а жена должна была присоединиться позже. Вяло шевелилась мысль: а вдруг я встречу его - этого человека - там, в отпуске? Вдруг он пришел оттуда из моей будущей поездки. Если это так, что бы это могло значить?
Но меня ожидало совсем другое.
Мы благополучно уехали в отпуск, добрались до моих родителей, погостили у них дней 10, никого я там не встретил. Потом были в гостях у тети и дяди. Там тоже все было хорошо.
И тут пришла эсэмэска от жены. Меня как холодной волдой окатило от этого. И пот холодный сразу же выступил, поэтому иллюзия была почти полной.
Она писала: "перехожу работать в психбольницу! Ура!!!"
почему "ура!"? Там больше, намного больше платят, чем в ее детской поликлинике...

Конечно, я ее поздравил (эсэмэской), конечно, сказал, что очень рад... А что бы я еще мог сказать?

И в ту же ночь мне приснился сон

Ну, так вот, этот сон выбился из закономерности, оказался исключением из правила (причем чисто субъективно: я очень хотел о нем рассказать, но – объективно – не рассказал).
Но это не единственная его особенность. И, возможно, не главная. Он замечателен еще тем, что, в отличие от других снов, не стерся из памяти. Я думал о нем - не постоянно, конечно, - но часто. И, вместо того, чтобы исчезнуть, он как растение, которое обильно поливают удобрениями, питаемый моими размышлениями, обрастал все новыми и новыми подробностями. Я упомяну сейчас лишь об одной из них, поскольку она – если продолжать ботаническую аналогию – оказалась самой крупной, сочной. Но, прежде чем рассказать о ней, я думаю, нужно отметить еще вот что. Выше отмечено, что я думал об этом сне много, но не постоянно. Это не совсем верно. Побывав в этом сне, я вынес часть его с собой (эту ловушку) в свою обычную – не сновидческую - жизнь. Теперь я жил в совсем ином мире, чем раньше. Ничто – ни почва под ногами, ни шарообразная форма земли, ни то, что я человек – ничто не было теперь для меня основанием, тем фундаментом, на который я мог бы поставить свои «строительные леса мира». Мой мир потерял принцип своей целостности, который коренился в стабильности, незыблемости, неизменности, определенности моего «Я».
Итак, все мое существование упиралось теперь в этот сон. Я думал о чем-то другом – и заканчивал мыслью о нем.
Воспоминания о сне отбирали огромную часть моего времени, многие мои действия были подчинены сну. Например, я много-много раз проделал тот же путь, что и в сне, останавливался и долго сидел на том месте, где меня поймали (в первый раз это было так жутко!) и т.д.
Я находил детали, которые присутствовали в сне и отсутствовали в реальности, которые, наоборот, были здесь, но которых не было там…
Но все это – ерунда.
Однажды, засыпая (а я сделал себе привычку: перед сном обдумывать СОН), я вспомнил. Я обнаружил одну мельчайшую (визуально) и огромную (по той смысловой и эмоциональной нагрузке, которую она имела для меня) деталь.
Где-то вдалеке шел человек. Он только что свернул из-за поворота, прошел несколько метров и остановился, наблюдая, как санитары задерживают и отводят больного в положенное ему место.
Почему эта деталь маленькая (визуально)? Человек находился не менее, чем в полутора километрах от события.
Почему она огромная (ментально)? Я точно понимал, что знаю этого человека, но не мог определить, кто именно он. Сомневался даже по поводу того, мужчина он или женщина. Это первое. Второе: я не знал, узнал ли он меня или нет.
С этого момента мои навязчивые размышления по поводу сна вообще оформились. Я знал свою ближайшую цель: определить, кто этот человек. Я был уверен, что в нем разгадка сна. Этот человек оказался центральной фигурой, той недостающей фигурой в головоломке, после нахождения которой головоломка будет собрана. И перестанет быть актуальной. Я очень хотел выкинуть, наконец, СОН из головы.

Я редко запоминаю сны и почти никогда не рассказываю о них. Это вообще не актуально для меня – рассказывать сны. Зачем? Для чего? Какое-то время они хранятся в моей памяти просто так, потом забываются. Я не придаю им значения, поэтому пересказывать их не стремлюсь.
Но этот сон выбился из общей закономерности. Мне очень хотелось рассказать о нем, поделиться мыслями. Увиденное было очень реалистичным. Я бы даже сказал, что если бы не было такого резкого перехода из сна в явь, я бы счел воспоминания о сне воспоминаниями о реальном эпизоде из жизни.
Я ни словом не обмолвился об этом сне никому. Ни жене, ни другу.

Следующий эпизод
- Хоть кто-нибудь объяснит мне, что происходит? В чем дело? Зачем меня сюда привели, почему? На каком основании? Вы не имеете права, в конце концов, это противозаконно…- слова улетали в пустоту.
Эти двое, которые привели меня, обращались со мной, как с мебелью: следили за тем, чтобы ничего не сломать, не поцарапать, но решительно не видели во мне ничего одушевленного. А все мои попытки хоть как-то проявить свою волю не то, чтобы пресекались – игнорировались в качестве действий разумного существа.
Наконец привели куда-то. Новый человек иного склада, иного поведения. Обращается по имени ко мне, но имя – чужое. Я понимаю, что ты не понимаешь, что сейчас с тобой происходит, но… Таков характер твоего заболевания. Через несколько дней ты придешь в норму и твоя очередная иллюзия… ты сам поймешь ее… иллюзорность.
- ???
Мысль носилась в моей голове, как белка в колесе. Мгновенной реакцией было: что-то возразить, доказать этому человеку, что я никакой не Леша… Но через секунду пришло понимание абсурдности моего положения, его безвыходности. Человек своими словами сплел ловушку: что бы я ни говорил ему, все будет списываться на мою разгулявшуюся больную фантазию.
Мое эмоциональное состояние требовало бунта, но умом я очень хорошо понимал нерациональность такого поведения. Начал ткать нить позитивного разговора.
- Хорошо. Я понимаю, что в данной ситуации столкнулись две веры. Моя – в то, что я не Леша никакой, а Илья и ваша – в то, что я какой-то Леша, страдающий психическим расстройством. Рациональные доводы в делах веры бессмысленны, а ситуация такова, что вы находитесь в абсолютно доминирующем положении. Поэтому я принимаю ваши правила и подчиняюсь им.
Он смотрел на меня внимательно, но без тени удивления (я думал, что он удивится такой рассудительности того, кого считает сумасшедшим). Кроме внимания, лицо ничего не выражало. Хорошо контролируемое лицо.
Мы помолчали. Потом я продолжил:
- Но я принял правила и подчинился им только заочно, я не знаю, каковы они, представляю их только в общих чертах. Я хотел бы узнать, если можно: кто вы, как вас зовут и кто, по вашей версии, я. А так же, что буде со мной в ближайшее время.
- Хорошее начало, хотя и несколько необычное. Мне очень приятно, что вы идете на сотрудничество. Итак, я Синяков Александр Витальевич, врач-психиатр. Вы Аджанов Алексей Сергеевич, пациент психиатрической больницы, находитесь тут около 7 месяцев. Ваше заболевание – одна из форм шизофрении, так записано в истории болезни, по крайней мере. Заключается оно в том, что время от времени вы как бы «выпадаете» из реальности. Каждый раз вы строите себе новую личность… Для меня очень трудно понять, как эти личности, которые вы создаете в своем воображении и которые совершенно не соответствуют вашему реальному положению, как они могут быть такими устойчивыми. Например, во время одного из последних обострений, вы считали себя бульдозеристом и, в течение недели, ваша уверенность в этом была непоколебимой. Насколько я понимаю, происходит вот что: вы совершенно не обращаете внимания на то, что происходит вокруг, реально живете как бы на «автомате». Но вы что-то обдумываете, вспоминаете и т.д. и т.п. Вы вспоминаете, как вчера выпивали с друзьями по работе, как позавчера у бульдозера что-то сломалось и в чем была причина поломки и т.д. Вы строите планы на завтра. Но то, что вас окружает сейчас – этого вы просто не видите.
По мере того, как он говорил, у меня созрело возражение и появился луч надежды. Я перебил его:
- Послушайте, но вот ведь сейчас я осознаю себя никаким не Лешей и тем не менее остро чувствую настоящий момент. Вы же видите, я никуда не «уплываю», я говорю с вами здесь и сейчас. И я совершенно уверен, что я Балакин Илья Алексеевич, преподаватель, женатый, имею ребенка. Я совершал вечернюю пробежку… бегал я вечером. Понимаете? Ведь это не вяжется с вашими словами!
- Успокойтесь. Вы настроены достаточно аналитично и поэтому, я думаю, сможете увидеть, что ничего противоречащего моим словам в ваших доводах нет. Что-то в характере вашего заболевания появилось новое, мне нужно будет с этим разобраться еще. Но то, что вы – Леша – это точно и это знаю не только я, но и весь персонал, который вас обслуживает…
Перебиваю:
- Да нет же! Ну, дайте, я позвоню жене, Вы сами убедитесь.
- Успокойтесь, еще раз говорю. Звонки вам запрещены.
- Ну, позвоните сами, я скажу вам номер.
- У вас НЕТ жены, НЕТ ребенка. Я могу позвонить вашим родителям, но этим не открою для себя ничего нового, а их заставлю лишний раз переживать…
…Еще пять минут разговора; в лице и интонациях врача нарастает нетерпение…
Наконец я в одноместной палате – камере. Укол в вену – и почти сразу же звонок. Очень хочется спать, но назойливый звук не дает. Нарастает раздражение: да что я им – собака Павлова?! Это выработка условного рефлекса? Пытаюсь не обращать внимание, зарываюсь головой под подушку… Перетягиваю на себя одеяло…
СТОП!!! Сна как не бывало. Перетягиваю… с кого?
Снова звонок. Это будильник. Рядом – жена. Ну, и так далее.
Значит, это был всего лишь сон. Ничего себе – всего лишь!
Я долго лежал. В голове слова врача: «вы поймете иллюзорность…» и его взгляд – проницательный, исполненный чувства того, что именно он знает, что верно, а что нет. Именно он, врач, устанавливает критерии очевидности.
Ловушка, в которую я попал во сне, я не смог выбраться из нее и наяву.

Зима кончилась. Это, конечно, в наших местах следует понимать несколько иначе, чем, допустим, в местах более южных. Я думаю, что в наших местах о том, что зима кончилась, следует судить не по отсутствию снежного покрова, а по тому, что спать приходится ложиться засветло. Как только начал ложиться спать до захода солнца – зима кончилась.
С окончанием зимы во мне пробудилась какая-то, как мой начальник выражается, интенция. Захотелось физической активности. В общем, каждому такое состояние, надо полагать знакомо, поэтому тратить время на его описание незачем.
И я стал бегать. Жена смотрела на меня, как на идиота какого-то: чего это ему, мол, в голову взбрело! И дочь тоже против пробежек моих была, так как они шли вразрез с ее желанием, чтобы я ее спать укладывал и книжки ей перед сном читал, и песни пел. Кроме того, необходимость выполнения профессиональных обязанностей и работы над диссертацией также не способствовала регулярным пробежкам. Поэтому я их совершал нерегулярно. И очень поздно – часов в 10-11 вечера. Но! Я делал это. И вышеуказанная «интенция» хоть в какой-то мере реализовывалась.
Сегодня расположение моего духа было не очень-то. Но когда я пробежал метров 500, настроение стало улучшаться. Свежий воздух, розовый закат… Когда я залез на трубу, все было уже совсем хорошо, и я чувствовал себя кем-то, вроде Рембо или Брюса Ли. И мои мысли сводились примерно к тому, что все люди дураки, сидят по домам, а я вот таким классным делом занимаюсь. Что за труба?
Поскольку вдоль дороги мне бегать было как-то неинтересно, а в лесу снег еще по колено лежал, то я свой маршрут проложил по теплотрассе. Это такая труба, вернее две трубы, идущее параллельно друг другу на высоте двух-трех, иногда пяти или шести метров над землей. Диаметр каждой трубы – ну, наверное, метр-полтора. Вообще по ним бегать очень интересно, по этим трубам. Получается что-то вроде бега по пересеченной местности. То эти трубы резко поворачивают, то растущие рядом кусты или деревья ветки свои на моем пути раскинут… И все эти препятствия нужно преодолеть, воображая себя кем-нибудь из указанных культовых героев.
Конечно, по трубам этим бегать запрещено и если бы какой-нибудь работник ТЭЦ меня заметил, то он, наверняка, стал бы ругаться. Но какие работники в 11 часов вечера (ночи)?
Тем более трубы эти находятся за чертой города – там, где расположена какая-то заброшенная база, какие-то теплицы, от которых остались одни каркасы без единого стекла… И где, особняком от всего прочего в городе, расположена одна из его достопримечательностей – областная психиатрическая больница. Дом скорби, как говорится в литературе. Мрачное здание с решетками и все такое. Не такое уж оно и мрачное с виду, если не знать, что это именно за здание. А когда знаешь – да, мрачное.
Ну и вот сегодня…
В общем, труба моя через территорию больницы не проходит, конечно, но очень близко с ней. И миновав один из поворотов, я бежал вдоль тропы, по которой ходит на работу и с работы персонал больницы. И бежал я в направлении от больницы.
Ну, и вот сегодня – бежал себе, бежал, воображал себя Рембо – все, как обычно. Но в этот день все оказалось не как обычно на самом-то деле. Оказалось все настолько необычно, что… Что – что?
Вот в том-то и дело, что ни на одно «что» теперь не ответить, а началось все с того дня. Но не стоит опережать события. Ведь так, кажется, принято – не опережать события?
Бегая по трубе не первый день, я ни разу не встречал никого из персонала. И меня это радовало: я не очень-то хотел, чтобы кто-то наблюдал мои скачки через ветки. А вот сегодня – встретил. И эта встреча, как говорится, определила всю мою дальнейшую жизнь, стала в ней поворотным моментом.
Не думаю, что это стоит долго и в подробностях описывать, но меня почти силой стащили с трубы какие-то люди. Сначала я подумал, что они - бандиты и будут сейчас меня бить, но все оказалось хуже. Это были какие-то… санитары, что ли. Они меня повели в больницу, ничего особо не объясняя, но понять было нетрудно, что меня приняли за какого-то сбежавшего психа, на которого я по всем приметам был похож. Я оказался двойником психа!

Этот дневник задуман как художественное произведение, в котором я изложу свои представления о природе фанатзаии и реальности, соотношении объективного и субъективного.
Идея повести, которую я буду здесь помещать по кускам, по мере написания, родилась несколько месяцев назад.
Странно, хотя это всего лишь моя фантазия, она очень сильно изменила мое видение мира. До тех пор, как я начал в этом направлении фанатазировать, мир, в котором я жил был совсем иным.
Это первый, аргумент, который я делаю, начиная спор с самим собой по поводу реальности, ее статуса.

Этот Дневник - посвящен проблеме субъективного и объективного, фантазии и реальности