Человек же он был утешающе обычный: ни грана романтического «гения», даже жену любил, — и хороший. Когда было можно — или хотя бы не совсем нельзя — он бывал счастлив. Он похоронил четырёх из шестерых детей; он с малолетства работал как каторжный; он с малолетства же знал европейскую славу, но пришёл к равнодушию публики; зарабатывая временами немалые деньги, к концу жизни он бедствовал — но ни единого часа не провёл страдальцем. Невысокий, большеголовый, носатый, близорукий, с поразительно красивыми руками — даже впадая в меланхолию, к чему в последние годы обнаружилась склонность, он был светел.
Внезапно очнулись за тридцать,
Прожившие праздно и розно.
Хотели любви удивиться,
Хотели, но поняли — поздно.
И долго потом вспоминали
Словами бесчувственной речи
О том, как легко променяли
Безденежье на бессердечье.