17 мая в Клубе на Брестской пройдёт презентация книги Алмата Малатова.
Всяццки рекомендую. ну хотя бы купить. автор крут и талантлив.

вот к примеру (раз уж у нас литературный день сегодня) :

Алмат Малатов
Не возвращайтесь к былым возлюбленным
Этот город ест людей. И никто меня в этом не переубедит. Чтобы хорошо чувствовать себя в Питере, надо в нем родиться. У меня же настроение испортилось непосредственно по приземлению. Мало мне было кукурузника от Аэрофлота, ржавая обивка крыльев которого зловеще хлопала на ветру во время полета, и воздушной ямы, которая застала меня в сортире, так еще и дождь.
В этом городе не меняется ничего. Шприцы в поворотнях с остатками «снов о чем-то большем», коммуналки, спальные районы, в которых хочется удавиться немедленно.

Я останавливаюсь у родственницы. Ее соседка, сумасшедшая алкоголичка, наконец-то померла, оставив на память стойкий запах ссанины. Зато ее внучок, алкоголик-педофил, вполне себе жив. Предыдущий его амант вырос, покрылся шерстью и прыщом, и Вовочка подсуетился — сдал комнату молодухе с двумя выблядками. Выблядком мужеского пола он перманентно елозит по коленкам. А густо провинциальная идиотка искренне считает, что Вова на ней женится, пропишет ее и детей. Есть еще такая порода дур: им главное — замуж. А то, что жених пьет запоями, неделями валяется в собственной блевотине, и поябывает ее же выводок, остается за зоной критики.

Идиотка часами висит на коммунальном телефоне, рассказывая таким же убогим, что от автозагара, оказывается, темнеет лицо. Часами в трубку льется ложь про то, что жизнь удалась. Привираение про то, что она выбирает из нескольких женихов, что у нее «теперь своя жизнь, поздно, дорогой!», и прочие фразы, почерпнутые из телевизора.

Вчера на кухне раздавался скандал: Вовочка запрещал отдавать мальчика в кадетский корпус (и я вполне понимаю, почему). Но деваха победно настояла на своем. Так что, после сдачи дитятки в интернат жилья она лишится: зачем она Вове без нежного, плохо промытого цветка жизни? Половозрелые двадцатишестилетние самки не влекут зассаного любителя настойки боярышника. Ведь они такие грубые.

Семья Вовочки вымерла от естественных причин: помогая родственнице в свое время оформить покупку жилья, я очень смеялся, когда читал их свидетельства о смерти. Прабабушка умерла от отравления суррогатами алкоголя, маменька — тоже, папенька по пьяни попал под трактор, а братик закусывал грибами, и отравился. Бабуля, соответственно, соблюла семейные традиции, и выпила свою «оверрюмку».

Утомившись коммунальным бытом коренных петербужцев, я пошел гулять. Пошел, пошел, и пришел в клуб «Грешники». Увы, из этого формата я уже выпал. Меня раздражало абсолютно все: и пседошоумэн, инсталлирующий лапшу в уши студенту кулинарного техникума, и расфуфыренная стайка пожилых визажистов (нет, деточки, ботокс вас не спасет — я-то знаю, сколько вам лет!).

В итоге в клубе я пробыл двадцать пять минут: 4 минуты разглядывал стриптизера (в Питере они похожи на стриптизеров, в Москве же — на официантов, которых в наказание раздели догола, и выкинули к посетителям), 20 минут пил пиво, и наблюдал все те же рожи, что и десять лет назад.

После чего, бормоча себе под нос фразу из Арбатовой («что я не видела в Доме актера? С этим спала, с этим тоже спала, остальные — гавно!»), выполз на улицу. И тут началось.

Из припаркованной ржавой копейки высунулся хрестоматийный грязный небритый хач, и заорал:
— кюда ехыть, да?!
Я досадливо махнул на него рукой и пошел себе. Но хачик поехал за мной, бибикая, и вопя:
— Поды суда! Ну падайды на мынуту! Давай ебаться! Ну хоть пасасы!

И так — километр. Как будто никого моложе и дешевле в радиусе километра не было.

Понимая, что подобный эскорт меня не красит, я развернулся, подошел к консервой банке «хачок в томате» и интонациями пятнадцатилетней давности сказал:
— Слушай меня, чмо. Ты, бля, копейку продай, почку продай, бабло принеси, потом я на тебя поссать соглашусь, хуйло ферганское!
— Что оскорбляишь, да?! Я на зоне…
— На зоне ты на бродяжьих хуях скакал, пока не смылился. Иннах, животное!

Поняв, что плотских услад не будет, животное уехало, а я спустился к воде. Сидел на ступеньках, уходящих в серую воду, смотрел на восход, и понимал, что не жалею ни на секунду о гордом северном призраке своей юности. Ни капли.

Вложение: malatov_b.jpg