Некогда давно на берегу широкой и быстрой реки стояло одно поселение. У реки был тихий приток, протекавший в густых зарослях кустарника. В одном месте имелся крутой каменистый спуск к малой реке и деревянный мостик через нее. На этот мостик иногда приходили люди – помечтать о своем. Река тоже думала. Иногда ей приходилось менять темп своего течения, и тогда она временно оставляла глубокие и думала о чем-нибудь поверхностном. Потом она привыкала к новому темпу течения, ее мысли становились согласными ему, и она опять могла думать о чем-то более глубоком. Были в ней у нее и свои тайны - подводные камни, водовороты, которые мог заметить только очень внимательный наблюдатель. Всех прельщало ее неизменное спокойствие: никаких тебе волнений, только ровная гладь воды. На самом деле это было не так, но все, что было в ней неспокойного, находилось на глубине. Сколько подводных течений, сколько цветастых камушков на дне и мелкой гальки, которая только иногда выплескивалась на берег. И если попадало в реку что-нибудь острое – стекло или кусок керамики – все она катала много раз, омывала разными подводными течениями, и это что-то становилось округлым, без острых углов.
Однажды пришел к реке юноша. Он сел на мостик, свесил ноги в воду, и от его прикосновения по поверхности разошлись круги и мелкая рябь. И было в нем что-то сродни ей: такой же ровный и на поверхности, и такой же неспокойный внутри. Все в нем все бурлило, перекатывалось, тысячи подводных течений переплетались в его сознании в причудливые формы.
Так он приходил каждый день и подолгу сидел, погруженный в свои мысли. Вскоре она научилась чувствовать его – печален он был или весел, оживлен или спокоен, восторжен или подавлен… Она чувствовала, когда он нервничал, когда он был чем-то удручен – все его настроения, ощущения, малейшие вибрации его тела – все передавалось ей. Иногда он ей что-нибудь рассказывал или жаловался на что-нибудь, или делился радостью, успехом. И она все понимала. И отвечала ему тихими всплесками, нежной рябью. Она прислушивалась к стуку его сердца, подстраивая под него темп своих подводных течений. Иногда она чувствовала, что он напряжен и дрожит, и она тогда тоже начинала дрожать по всей глубине. Приятно было вот так вместе размышлять часами… И пусть река не умела говорить, но им и не нужны были разговоры, они понимали друг друга и так, без слов.
А еще ей нравилось отражать его в себе, правда отражение получалось размытым, неточным, но так он представлялся ей. Когда он уходил, она часто вспоминала его, и тогда на ровной глади появлялся его расплывчатый образ.
Как-то выдался особо жаркий день. Он как обычно пришел к реке. Она еще издалека услышала и узнала его быстрые неровные шаги. Вот он приближается к берегу. Сверху в реку начинают сыпаться мелкие камушки из-под его ног. Он скользит по затертой земле и оказывается прямо у кромки воды. Она предчувствовала, что сегодня не совсем обычный день – что-то должно было измениться в их отношениях, они должны стать еще ближе, чем раньше. Он снял сандалии и тронул кончиками пальцев воду. Река поманила его к себе, захлестнув берег в том месте, где он стоял. Она тихо наблюдала, как он расстегивает рубашку, снимает штаны… Он зашел в воду – сначала по колено, потом по пояс, потом сделал рывок и нырнул. Она почувствовала его теплое тело, она вобрала его в себя, они стали единым целым на какое-то мгновение. Он вынырнул, фыркнул и нырнул еще раз, потом еще раз… Вода вокруг него стала мутной – со дна всплыли мелкие частички грунта. Ее подводные течения – теплые и холодные, малые водовороты, большие валуны на дне – все открыла она ему, все свои тайны, все свои самые сокровенные мысли и чувства. Он плыл вдоль течения, а она покачивала его в своей водной колыбели. Она смыла с него пыль прошедшего дня, сняла усталость и дала силы и бодрость. Посвежевший и помолодевший он вышел из реки на берег. Встряхнул своими длинными волосами и серебристые капли – следы наслаждения – посыпались дождем на землю. Река вздохнула полной грудью, образовав на поверхности большой горб, который в следующее мгновение рассыпался на множество мелких волн. Это был вздох истомы. Он тоже вздохнул и потянулся. Прикрыл глаза, смакуя удовольствие. Зачесал пятерней волосы назад и стал одеваться. И все то время, пока стояла жаркая погода, он каждый день купался в реке. И она привыкла и к нему, и он привязался к ней.
Но вот наступила осень. Солнце светило уже не так ярко и не давало достаточно тепла, чтобы нагреть воздух и землю. А река по-прежнему еще хранила тепло – толи тепло солнечных лучей, толи тепло любви…
Перемены в погоде предвещали перемены в привычном ходе вещей. Но река надеялась, что он по-прежнему будет приходить каждый день посидеть на мостике и поразмышлять в одиночестве, вернее вместе с ней.
Так и продолжалось. С деревьев падали листья, расцвечивая реку яркими красками. Дожди участились, наполняя ее свежей водой, и от этого в ней рождались новые подводные течения, над которыми ей еще только предстояло задуматься. А он, как и раньше, каждый день спускался по крутому берегу к реке, и ей казалось, что так будет всегда.
Но вот в один из вечеров он не появился. Она долго прислушивалась к тишине – не нарушит ли ее привычный звук шагов, но напрасно. Сырая ночь обдала реку могильным холодом одиночества. Она чувствовала себя неуютно и мёрзко. Над поверхностью клубился туман – липкий и тяжелый, наполняя ее сны кошмаром, а душу тоской. Так проходило время. Многое изменилось: берег на подступе к мосту срыли, старый мост заменили новым более широким и крепким. Вырубили заросли колючего кустарника на том берегу, а вместо него насыпали песок и гравий – получилась неплохая дорога. По дороге стали туда-сюда шнырять повозки, груженые разными разностями. И вот однажды в одной из повозок река увидела родное лицо – это был он, в потертых штанах, рубашке, жилетке и шапке набекрень. Повозка была запряжена парой лошадей, он правил. Он вез сено. У моста он чуть попридержал лошадей и вдруг совсем остановил, спрыгнул на землю и подошел к воде. Опустил ладонь в ледяную воду, зачерпнул и омыл лицо. Река отразила его лицо в себе. Он вздохнул, крякнул и сказал: «Извини, старушка – дела». Быстро запрыгнул в повозку и помчал так, что мост заскрипел под колесами. В другой раз он и вовсе не затормозил – промчался, даже не взглянув на реку. Из-под колес выскочили несколько больших камней и плюхнулись в воду, больно резанув реку в самое сердце. Она опять видела его каждый день, только теперь он был другим – холодным, отчужденным, она больше не читала его мыслей и не сопереживала вместе с ним. Он был занят, занят делом. В чем именно оно заключалось она точно не могла разобрать, но главное, что ему было не до нее. Вскоре тележки сменились санями. Река совсем замерзла - и от мороза, и от нехватки человеческого тепла. Ее занесло снегом. Вьюга вилась по всей длине реки. Теперь река уже никуда не двигалась и ни о чем не думала.
Но вот наступила весна. На деревьях появились почки. Земля постепенно избавлялась от снежного покрова. Река проснулась от долгого зимнего сна и взглянула на мир по-весеннему радостно, ожидая, что теперь-то, наконец, все изменится в лучшею сторону, и что он опять будет с ней. И между ними вновь возникнет душевная связь. Конечно, все будет не так как раньше, потому что все течет и все меняется, но лучше, гораздо лучше. А он продолжал ездить через мост или ходить. Но даже когда он шел, то шел быстро, не останавливаясь и не задумываясь, озабоченный тысячей вопросов, требующих наискорейшего решения. Она уже не могла угнаться за быстрым потоком его мыслей и разделить их. Не могла она и почувствовать его настроения. Как бы ни старалась она ускорить свое течение, вбирая в себя все новые и новые талые воды, ей все равно было не угнаться за ходом его жизни. Только иногда он как бы стыдливо поглядывал на нее и говорил: «Ничего, вот будет время…». Но времени у него становилось все меньше, а река все больше тосковала. Она видела его каждый день, а иногда он пробегал по мосту даже несколько раз за день. Но он был далеко, где-то совсем в другом месте, в лабиринтах своих мыслей и переживаний, которые нынче были для нее закрыты.
Наступило лето. Наступили знойные дни. Она ждала, ждала каждый день, что он войдет в нее, как прежде. И вот в один из дней он пришел весь пропыленный и просаленный, пот струился по его лбу и шее. Он быстро разделся и нырнул. Сильными движениями рук загребая воду, он поплыл, поднимая тучу брызг. Наплававшись вдоволь, он выскочил на берег, быстро обтерся, надел свежею одежду и пошел восвояси. Река еще долго не могла успокоиться. Ей казалось, что все в ней перевернулось, все было как-то совсем не так, как ей хотелось. Все произошло как-то слишком быстро, она даже не успела толком его почувствовать, слиться с ним. Ей стало казаться, что ею просто воспользовались, чтобы смыть с себя грязь и охладиться, не подумав дать взамен хоть капельку человеческого тепла. От таких мыслей ей стало еще горче, чем раньше. Он приходил, когда ему вздумается, а не когда она его очень ждала. По ночам, когда река оставалась одна, она тихо плакала усердно насыщая берега живительной влагой.
Солнце пригревало все сильнее. Воды в реке заметно поубавилось. Но ей это было все равно. Она продолжала плакать по ночам и не только…
Вскоре она стала похожа больше на ручей, чем на реку. Но и тогда он иногда запускал в нее разгоряченные ладони и ступни. И вот однажды вечером, когда солнце уже село, он отправился к реке. Еще приближаясь, он подумал – что-то изменилось. Прислушавшись, он понял что именно: журчанья воды совсем не было слышно. «Что же это такое?» - с испугом подумал он. Да, так и было: земля была влажной, но реки не было. «Где же она?» - не мог он понять. «Неужели совсем высохла…нет, такого не могло случиться! Наверное, я в темноте ошибся и вышел не туда» - и он повернулся и ушел.
А река, действительно, высохла…
