В прокат выходит «Темный рыцарь» Кристофера Нолана, последний законченный фильм умершего минувшей зимой Хита Леджера, где тот играет сумасшедшего Джокера. «Афиша» публикует расследование обозревателя журнала New York о жизни и смерти Леджера.
Во вторник к обеду все уже всё знали про Хита Леджера. Его нашли в квартире Мэри-Кейт Олсен — он лежал голый на засыпанном таблетками полу; явное самоубийство. К вечеру того же дня все поменялось: нашли его уже в собственном доме под одеялом, таблетки стали лекарствами, купленными по рецепту, и нет, они не были рассыпаны — лежали в бутылочке. А на следующий день выяснилось, что в полдень он еще был жив: служанка слышала его храп. Массажист, который нашел его, сперва позвонил хозяйке квартиры — позвонил три раза и только потом набрал 911. Телохранители Олсен приехали раньше скорой. То есть, конечно же, позже скорой, но раньше полиции. У кровати валялась свернутая в трубочку 20-долларовая купюра со следами кокаина. Поправка — без следов кокаина.
История смерти Леджера писалась и переписывалась в режиме реального времени в течение суток, писалась языком цифровых камер и RSS-потоков. Телевизионные бригады, блогеры, обеспокоенные граждане с мобильниками участвовали в этом похожем на затяжной сон сюрреалистическом мероприятии. 300 человек снимали вынос тела из дома на Брум-стрит. Еще сто ждали у похоронного бюро в Верхнем Ист-Сайде; фотографы так сгрудились вокруг гроба, что камеры упирались объективами друг в друга.
Google сообщает, что за три недели после его смерти англоязычная пресса написала о Леджере 24267 раз. Фактов сообщалась уйма, но связной истории из них не складывалось. Вместо этого вырисовывались две противоречащие друг другу коллективные выдумки. Согласно одной, Леджер был святым, согласной другой — забубенным грешником. Представители обеих точек зрения с жадностью ждали результатов судмедэкспертизы: отчет токсиколога манил и тех и других возможностью раз и навсегда доказать свою правоту.
«Не пишите, пожалуйста, гадостей», — попросил меня один голливудский функционер, предварительно засвидетельствовав исключительную доброту, чуткость, скромность и трезвость Леджера. Не писать гадостей — значит, рассказать, как Леджер был талантлив, великодушен, мил с окружающими, как любил свою дочку Матильду, как пил минералку San Pellegrino и диетическую колу. Гадости же — это, видимо, что-то вроде того, что на следующий день после его смерти напечатал английский таблоид The Sun со ссылкой на Ребекку Уайт, бывшую помощницу Наоми Кэмпбелл. Та утверждала, что Леджер, приходя в гости, первым делом просил кокаин и мог легко запить горсть из шести таблеток экстези шампанским. Если приглядеться, Уайт (по совместительству главная свидетельница в деле про кокаиновое видео с Кейт Мосс, всплывшее в 2005-м) — едва ли не единственный источник, сообщающий про наркотические безумства Леджера. Когда ее первоначальное интервью The Sun перепечатали все, кто мог, она дала еще одно, тоже английской Daily Mail, где утверждала, что Леджер слетел с катушек, поскольку панически боялся потерять опеку над дочкой. Она также поделилась наблюдением о том, что Леджер и его невеста Мишель Уильямс были друг другу не парой. Это интервью также перепечатала дюжина газет по всему миру. Позже Уайт предлагала поделиться дополнительной информацией со мной за гонорар в полторы тысячи долларов.
Кто бы ни был источником — «анонимные друзья семьи», «инсайдеры», «люди, близкие к…», — из их рассказов получались два Леджера: нормальный парень, который покупал ребенку диетические сосиски в магазине органических продуктов, и полубезумец — тот, которого некий очевидец видел накануне смерти в ночном клубе пляшущим в лыжной шапке с прорезями для рта и глаз и нахлобученном поверх нее капюшоне. Спор о последних месяцах жизни Леджера стал спором о его месте в истории кино, о том, кем он все-таки был — трагическим героем вроде Джеймса Дина или саморазрушителем на финальном витке, как когда-то Ривер Феникс. Причина его смерти, публикации которой все ждали, странным образом должна была прояснить для всех и смысл его жизни.
Годом раньше если про Леджера и писали в желтой прессе, то в Entertainment Weekly на страничке «Все как у людей», предназначенной для тех ущербных знаменитостей, с которыми не происходит ничего страшного и возмутительного. Леджер познакомился с Мишель Уильямс на площадке «Горбатой горы», и они быстро стали лучшей на свете рекламой образа современной городской семьи: молодые, красивые, участники комитета по озеленению района. В октябре 2005-го у них родилась Матильда, после чего оба стали домоседами. Еще через два месяца начались восторженные рецензии и оскаровские номинации «Горбатой горе», пошла традиционная в таких случаях цепная реакция — Леджер переставал быть просто симпатичным талантливым актером. Все началось незаметно — одна журнальная обложка, другая, у дома стали появляться фотографы, кто-то что-то написал, кто-то что-то сказал, и в какой-то момент вдруг стало очевидно: Леджер — звезда.
«Феномен звезды складывается из всего, что публика о ней знает», — писал киновед Ричард Дайер в 1986-м, за годы до того, как это «все» стало включать в себя домашние порнопленки, взлом мобильных телефонов, обсуждение результатов лицевой пластики по национальному телевидению и безнаказанные бесчинства веб два нольных комментаторов. Смелый, склонный к экспериментам характерный актер — кто-то говорил, что на заре карьеры, выбрав роль охранника-самоубийцы в «Бале монстров», он распугал всех своих поклонниц, — Леджер впервые столкнулся с необходимостью играть себя: Хита Леджера, счастливого семьянина, скромную восходящую звезду, будущего кумира миллионов. Растущее внимание явно раздражало его. У него были недобрые отношения с прессой на родине: на австралийской премьере «Горбатой горы» журналисты расстреляли его и Уильямс из водяных пистолетов, когда они шли по красной дорожке. Леджер, как писали, был после этой истории чуть ли не в слезах и на следующий день клялся отцу, что продаст дом в Сиднее и окончательно переедет в Штаты. Двумя неделями позже он в Нью-Йорке получал награду Гильдии киноактеров. Проход по красной дорожке тут прошел без инцидентов — инцидент случился позже вечером: на вечеринке после церемонии была снята всплывшая посмертно пленка, на которой Леджер якобы нюхает кокаин.
Пленка, которую в газетах заочно называли чудовищной и шокирующей, была сперва куплена австралийской телестудией у частного лица, а после продана американскому телешоу «The Insider» — человек, предоставивший ее, получил в итоге $200000. Деньги были потрачены впустую: пресс-агент Леджера обратился к дюжине знаменитостей первого эшелона (от Натали Портман до Сары Джессики Паркер), и те пригрозили бойкотировать программу, если «The Insider» покажет пленку. Притом ничего особенно леденящего на ней нет: Леджер отхлебывает из горла пиво, говорит, что его девушка оторвет ему голову за то, что он пошел на вечеринку без нее, признается, что раньше, бывало, выкуривал по пять косяков в день, но теперь это в прошлом, показывает татуировку в виде буквы М в честь трехмесячной Матильды. Ничего особенного. Любой человек младше тридцати рано или поздно может произнести похожий текст, если ему дать пива и включить камеру. Пугающая странность не в словах, а в той самоуничижительной, едва ли не заискивающей интонации, с которой оскаровский номинант их произносит. Люди, знавшие Леджера, хором говорят, что на пленке тот не празднует, а напротив — держится из последних сил. Один английский режиссер, наблюдавший актеров во время предоскаровской лихорадки 2005-го, утверждает, что на следующий день после «Оскаров» Леджер сказал ему: «В хороших фильмах больше сниматься не буду. Если после каждой хорошей роли начинается такое — спасибо, не надо».
Летом того же года Леджер и Уильямс переехали в Бруклин, где купили дом, ставший на недолгое время их Камелотом. Их, как это ни смешно звучит, очень любили соседи и местная малотиражная пресса. «То, что сейчас, — самый нормальный период в нашей жизни, — говорил тогда Леджер в интервью. — Мы нашли свое место на карте. Мне не хочется никуда переезжать. Мы очень счастливы».
Судя по всему, так это и было. Тодд Хейнс, в чьем «Меня здесь нет» снимались и Леджер и Уильямс, вспоминает, как Леджер нуждался тогда в своей невесте: «Если мы должны были снимать сцену, накануне у него начинались приступы паники. Он звонил Мишель в Нью-Йорк, она по телефону пыталась его научить каким-нибудь приемам релаксации или просто говорила с ним, пока он не уснет. В итоге он обычно засыпал под утро где-нибудь в углу с мягкой игрушкой дочки в руках. Спал где-то час, а потом приходил на площадку».
Годом позже все кончилось. Друзья говорили, что две самостоятельные кинокарьеры и семья оказались несовместимы, остальные — что в деле замешаны наркотики и что будет суд по поводу опеки. Уильямс с Матильдой уехали просветляться в ашрам в Индию. А желтая пресса тем временем обнаружила нового Хита Леджера. Он уже не годился для странички «Все как у людей» — это был повеса и самый завидный холостяк города, человек в шляпе набекрень, у которого был роман, кажется, одновременно со всеми. Этот Леджер прожил три месяца.
После его смерти эти три месяца бесконечно сканировали в поисках улик, свидетельств нервного срыва, чего-то еще. Те, кто был с Леджером рядом, в один голос говорят, что вокруг него было полно наркотиков, но сам он к ним не прикасался, даже когда ему предлагали, — ничего крепче сигарет. Последнее интервью, которое он дал, было записано перед Новым годом в связи с хейнсовским «Меня здесь нет», где Леджер сыграл одну из версий Боба Дилана. Корреспондент лос-анджелесской Times впоследствии утверждал, что у Леджера заплетался язык и он не понимал вопросов, но, когда видеозапись этого разговора была обнародована, на ней оказался совершенно трезвый, спокойный человек, рассуждающий о том, что любой, даже самый почтительный и добросовестный биограф неизбежно лжет о своем герое: «Любой биограф делает слишком много выводов. А наш фильм изящно их избегает — мы не делаем вид, что понимаем, кто такой Дилан. Он остается где-то там, в тени. Это же важно — сохранить тайну».
Тодд Хейнс говорит, что, когда они познакомились с Леджером в 2006-м, тот мучился, пытаясь выполнить аналогичную задачу, — Леджер почти на два года ушел из кино, чтобы написать сценарий об английском певце Нике Дрейке. «Попытка впихнуть этот бесконечно сложный, прекрасный, загадочный образ в рамки стандартной биографии казалась Хиту кощунством, — говорит Хейнс. — У него была идея сделать из всего этого чистую аллегорию. В какой-то момент Дрейк превратился у него в девушку, которая едет на поезде через всю Европу. Кажется, он хотел, чтобы Мишель ее сыграла». Ник Дрейк страдал от бессонницы, хронической депрессии и умер в 26 от передозировки антидепрессантов. Если подумать, что Леджер потратил два года, пытаясь впихнуть его в свою голову, — это может показаться ответом на все вопросы, но, видимо, это слишком простой ответ, чтобы быть правдой.
«Всем, конечно, очень хочется понять, что это было, — говорит Хейнс. — Понять, как он умер в том числе, потому что это вроде как должно послужить ключом к загадке. У живых людей редко бывает законченная роль, как в пьесе, — любая жизнь обрывается на полуслове. В случае с Хитом это случилось так неожиданно — и, поскольку он подавал такие надежды, люди, конечно, будут искать ответы, хотя их это, наверное, совершенно не касается».
Кристофер Пламмер, снимавшийся вместе с Леджером у Терри Гиллиама в «Воображариуме доктора Парнассуса», впоследствии говорил репортерам, что физически Леджер был так плох, что казалось, у него пневмония. Знакомый режиссер, последний раз говоривший с ним по телефону в первых числах января, теперь утверждает, что многие тогда всерьез волновались за Леджера: «Самое нелепое, никому не хватало смелости сказать ему что-то напрямую, мне в том числе. Казалось, это как-то неловко, невежливо, что ли, вдруг он после этого перестанет брать трубку, когда я звоню. Дело даже не в том, что он был звезда. Это немножко выходит за рамки обычного социального общения — взять и сказать знакомому: «Знаешь, дружок, а ты ведь убиваешь себя».
За три дня до похорон Леджера был опубликован пресловутый отчет судмедэкспертизы. Из него следовало, что накануне смерти Леджер принял две таблетки успокоительного, две — чтобы не заснуть, потом снотворное и две таблетки болеутоляющего такой силы, которое обычно принимают раковые больные. Смерть стала результатом несчастного случая, но это примерно такой же несчастный случай, как героиновая передозировка или когда человек, напившись, таранит машиной ограждение набережной. Как и жизнь Леджера, заключение о его смерти каждый может трактовать как вздумается.
