Дневник барона Анри де Кастелло-Барбезака.
Эти заметки я пишу не для самого себя, или в назидание потомкам.
Что мне до них, еще не рожденных, будущее смутно и туманно…
Я совершенно не способен к ведению душеспасительных бесед, лучше оставить эту область человеческих познаний на откуп профессионалам, привычно оперирующим зыбкими понятиями духа и воздаяния, разума и судьбы, то есть епископам, кюре и прочим, облеченным саном и якобы властью над душами верующих, высокообразованным узколобам.
Нет, причиной , побудившей меня взяться за перо и сидеть бывало по полночи, подвергая немалому риску свое здравомыслие, той самой заветной причиной явилась настоятельная необходимость связно и последовательно изложить труднообъяснимые события, невольным свидетелем которых я оказался, случившиеся со мной и моими друзьями четой де Шаньи в первый год их супружества.
С молодым виконтом Раулем де Шаньи я был знаком с младенчества, наши поместья находились рядом и приятельствующие родители только радовались развитию преданной дружбы их отпрысков.
Не единожды мы встречались с ним уже став взрослыми людьми, надеждой нации. После окончания школы Борда и своего первого кругосветного путешествия, виконт пребывал в Париже. Все мои попытки подключить его в моей компании к познанию подлинных сторон жизни, оказались тщетными, натолкнувшись на стену его необыкновенной застенчивости и почти детской наивности, столь удивительной для моряка.
Что, впрочем, не помешало ему без памяти увлечься восходящей звездой Оперы - мадемуазель Кристиной Даэ, и очень скоро отвлекло его от свойственных аристократам развлечений.
Чувство бедняги Рауля оказалось настолько всепоглощающим , что презрев положенный годовой срок строгого траура после внезапной смерти старшего брата Филиппа, виконт, ставший уже графом де Шаньи, поспешно женился на ничем, кроме симпотичного личика, не примечательной бывшей хористке.
На мальчишнике, устроенным счастливым женихом за неделю до торжества, выпив изрядное число бутылок с крепкими напитками, уже на излете празднества, посереди храпевшего сонного царства, он пытался мне рассказать какую-то ужасную историю. Навеки, по его собственным словам, связавшую его с будущей женой. Что там было то ли о призраке, то ли о духе подземелья, погубившем в конце концов его брата графа Филиппа, и чуть было не лишившем жизни самого, тогда еще виконта Рауля.
Достоверно вспомнить его рассказ уже не представляется возможным, потому что мой бокал также не простаивал во время веселой дружеской попойки.
Но некий ужас в глазах моего друга отпечатался в памяти даже сквозь алкогольные пары, имеющие обыкновение при достаточно большом количестве принятого внутрь, начисто стирать все воспоминания.