В колонках играет - Эти глаза напротив... 94,4 FM
Настроение сейчас - умиротворенноеЭто пока внуков нет...
Разговариваю по Skype c нашим Звездочетом. Он прислал мне воспоминания своей знакомой, навеянные вчерашним праздником-
Потребность невеселой страны в радости
50 лет полету Гагарина.
Ту потрясенность – я помню. Шесть лет, детсад. Входит воспитательница и говорит: дети! Человек в космосе!
Что могли понимать дети? Да они просто ни разу не слышали такого высшего тона от женщины, которую видели каждый день.
Что всем было до этого? А было. Причем всем! от нас, маленьких, до моей бабушки.
Мы, маленькие, уже причастны были к государству. Через все праздники. Уже немного спустя полетел второй космонавт – и мы делали зарядку в детсаду уже перед двумя портретами: Гагарина и Титова.
Титов – это (мне, ребенку) запомнилось иначе: деревня на Оби, страшная гроза и беспокойство бабушки: как он там летает? В такую погоду?
Вот именно: что до того было бабушке?
А она полюбила книгу «Дорога в космос». Часто просила, тогда и потом: Олечка, почитай про Гагарина.
Она была грамотной. Но хотела, чтобы ей почитали. Воспринять вслух снова этот пафос, потому что пафос не может быть без звука, а праздники редки.
А я, придя уже из школы, где учили атеизму, ехидно говорила: бабушка, но ведь бога нет, Гагарин же летал и его не видел?
Ну, Олечка, отвечала она с неповторимым белорусско-латышским и деревенским акцентом – мож, он в другом месте летал.
У нее это нормально совмещалось. Бог – там, космонавт – тоже там, но маленько в стороне. Но оба в небе.
Что нам, земным, было до неба?
Вечная мечта человека летать… да она вроде сбылась. Были уже и самолеты, и все что до них.
Но чтобы дальше! Не вмещалось в разум.
И - чтобы наша страна… не так давно воскресшая от разрухи войны… но вот он там, и он наш.
Второй кадр, через детство в юность. Уже школьную юность. Весть о гибели Гагарина.
Я ушла с уроков. Бродила по городу. Не хотела никого видеть. Была драма – личная драма. Мы его любили, а он погиб… а ведь он был такой один… кого можно было так любить – всем?
Вот это ощущенье: мы. И единственный для нас он.
Остальное – поздние напластования знаний. Тогда было только чувство. Утраты единственного.
И, уже смутно, кадр третий. Я в пионерлагере. И наш начальник, физик, детская моя влюбленность, говорит, глядя на меня:
Не успеет Оля окончить школу – люди будут на Луне.
Так и вышло. Там были уже американские астронавты.
А потом в космосе Алексей Леонов, которого в детстве, по семейной легенде, держал на руках брат моей бабушки из сибирской деревни, сказал Томасу Стаффорду в момент стыковки, в момент верхней дружбы двух держав:
- Tom! How do you feel?
Это я видела уже по ТВ. Четвертый кадр.
Сюжет из русской космонавтики
Из всех: драм, трагедий, побед нашей космонавтики почему-то выделяю такой вот сюжет. Конечно, из ТВ.
Дело было еще не на Байконуре – в Капустином яре. Готовили собаку в полет. Замордовали: тем, сем, датчиками, вниманием… сучка была, наверно, они терпеливей… но не настолько ж! и вот прямо перед стартом сбежало бедное существо в степь – и поди догони. А старт не отменишь. Что делать?
Поймали абстрактного песика – отирался у столовой. Дался в руки: ну, где люди, там еда… и засунули в корабль. Ни к чему не готового.
Пес перенес все отменно: закалка бродячей жизни!
Посадка. Приходит Королев, который все этих собачек в лицо знал… то есть в морду… - Что за притча, откуда это? – Да вот… так вышло…Но ведь удалось!
Вечное русское «авось».
[15:52:01] Sergei: Не знаю, так или не так....
Вчера я тоже вспоминала и свою вторую маму-свекровь, она всю жизнь проработала в Институте авиационной и космической медицины- жалко , что не осталось записей. Белка и Стрелка до конца своей собачьей жизни бегали во дворе этого института. И я там была, на каком-то из праздников, кажется именно Дня космонавтики.