Прощальное письмо Джо Стэка, пилота, врезавшегося на самолёте в здание налоговой службы в Остине

Я всего лишь надеюсь, что, задев нерв, стимулирующий неизбежную политику двойных стандартов, я добьюсь рефлекторной реакции правительства, которая приведёт к ещё более драконовским мерам. И тогда люди начнут просыпаться и увидят суть напыщенных разбойников от политики и их безмозглых приспешников. К сожалению, несмотря на то, что я всю свою жизнь провёл, пытаясь в это не верить, насилие – это не просто выход из ситуации, это единственный выход.

Если вы читаете эти строки, вы, без сомнения, спрашиваете себя: «Зачем всё это случилось?» Незамысловатая правда состоит в том, что всё это очень сложно, и копилось оно очень долго. Много месяцев назад я начал писать этот текст, который задумывался как терапия перед лицом маячившего впереди осознания того, что нет такой терапии, которой можно исправить то, что по-настоящему сломано. Что и говорить, если бы я себе позволил, я бы мог заполнить этой болтовнёй не одну книгу, снова и снова приводя примеры. Мне написание этого текста кажется тщетным, утомительным и, возможно, бессмысленным… особенно, учитывая мою полнейшую неспособность красиво излагать свои мысли в свете бури, которая бушует у меня в голове. Я не уверен, что именно тут сказывается терапевтический эффект, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Нас всех в детстве учат, что без законов не будет общества, одна только анархия. Жалко, но нам в этой стране с малых лет промывают мозги, чтобы мы верили, что, в обмен на нашу службу и преданность, наше правительство будет отстаивать правосудие для всех. Более того, нас убеждают в том, что тут есть свобода, в том, что мы должны быть готовы сложить свои головы за доблестные принципы, которые олицетворяют отцы-основатели этой страны. Помните? Один из них – «никакого налогообложения без представительства» (примерный смысл – нельзя взимать налоги и не защищать при этом интересы налогоплательщиков – прим. перев.). Все свои «взрослые» годы я переучивался, стараясь отойти от этого дерьма, которое выучил всего за несколько лет, будучи ребёнком. Сегодня тот, кто действительно отстаивает этот принцип, немедленно получает ярлык «сумасшедшего», предателя или ещё чего похуже.

Несмотря на то, что лишь немногие из работающих людей могут сказать, что им не досталась справедливая доля налогов (как это говорю я), могу сказать с высокой долей уверенности, что за свою жизнь я ни разу не видел, чтобы политик проголосовал за что-либо, думая при этом о подобных мне людях или о моих интересах. Кроме того, они нисколько не заинтересованы во мне или моём мнении.

Почему так получилось, что кучка бандитов и грабителей может совершать немыслимые ужасы (в случае директоров «Дженерал Моторс» это длится уже который год), а когда приходит время, чтобы их поезд с подливкой сошёл с рельс под весом их собственной ненасытности и невероятной глупости, им на помощь за какие-то дни, если не часы, без проблем приходит вся мощь федерального правительства? И в то же время та шутка, которую мы называем американской системой здравоохранения (не забываем про фармацевтические и страховые компании), убивает десятки тысяч людей в год, обдирает до нитки их трупы и тех жертв, которых она сделала инвалидами. А руководство этой страны не придаёт этому такой же важности, как плану по спасению горстки своих подлых, богатых дружков. И всё равно, у политических «представителей» (если быть точнее, то у воров, лжецов и служащей только себе мрази) находится куча времени, чтобы рассиживаться год за годом и спорить о состоянии «проблемы с ужасным здравоохранением». Абсолютно ясно, что они не увидят кризис до тех пор, пока мертвецы не встанут на пути их корпоративных прибылей.

А правосудие? Да вы шутите!

Как может рациональный человек объяснить этот парадокс, этого белого слона посреди нашей налоговой, да и вообще всей правовой системы? Вот у нас система, которая до сих пор слишком сложна даже для самых светлых и образованных умов. Однако она беспощадно «привлекает к ответственности» свои жертвы, утверждая, что они обязаны полностью соблюдать законы, которые даже эксперты понять не могут. Закон «требует» подписать налоговую декларацию; однако никто не может искренне сказать, что он понимает, под чем подписывается; что это, как не «принуждение»? Если уж это не мера, свойственная тоталитарному режиму, то я даже не знаю.

Как я до этого дошёл?

Моё знакомство с настоящим американским кошмаром началось в 80-х годах. К сожалению, после 16 лет обучения мне на ум почему-то пришла абсурдная мысль о том, что я умею читать и понимать английский язык. Друзья познакомили меня с группой людей, которые толковали и обсуждали «налоговый кодекс». В частности, они концентрировались на разделе, касающемся прекрасных «освобождений», которые обогатили такие вульгарные и коррумпированные учреждения, как католическая церковь. Мы тщательно изучили закон (с помощью лучших, самых высокооплачиваемых и опытных адвокатов-налоговиков во всей этой индустрии), а затем начали делать в точности то же самое, что и «большие парни» (однако мы не крали у своих прихожан и не лгали правительству о своих огромных прибылях во имя Господа). Мы очень постарались сделать всё прозрачно, следуя всем правилам в точности так, как того требовал закон.

Смыслом этой затеи и всех наших усилий было инициировать так необходимую переоценку законов, которые позволяют монстрам организованной религии подобным образом насмехаться над людьми, честно зарабатывающим себе на жизнь. Однако именно тогда я узнал, что есть две «трактовки» каждого закона – одна для очень богатых, а другая для всех остальных… А, и кстати, чудовища – это те, кто пишут и приводят в действие законы; инквизиция в этой стране всё ещё жива и чувствует себя хорошо.

Этот небольшой урок патриотизма стоил мне 40 с лишним тысяч долларов, десять лет моей жизни и обнулил мои пенсионные сбережения. Он заставил меня в первый раз осознать, что я живу в стране с идеологией, которая основана на полной и тотальной лжи. Кроме того, он помог мне понять не только то, как я был наивен, но и невероятную глупость американской общественности; что она ведётся на всю эту хрень по поводу её «свободы»… и то, что она продолжает это делать, не замечая ошеломляющие улики и всё то, что постоянно происходит у них под носом.

Не успев восстановиться после удара, полученного во время первого урока о том, что на самом деле означает в этой стране слово «справедливость» (около 1984 года, закончив школу, и отдавая должное ещё пять лет), я почувствовал, что мне наконец-то пора попробовать осуществить мечту и стать независимым инженером.

В тему об инженерах и мечтах о независимости - я должен немного отклониться от повествования и сказать, что я уверен, что унаследовал любовь к креативному решению проблем от своего отца. Понял я это в очень раннем возрасте.

Однако значение независимости я понял гораздо позже, в первые годы обучения в колледже, в 18 или 19 лет, когда я студентом самостоятельно жил в апартаментах в Харрисбурге, Пенсильвания. Моей соседкой была престарелая женщина на пенсии (80 с лишним лет от роду, тогда она мне казалась просто древней), которая была вдовой рабочего сталелитейного завода, в своё время тоже вышедшего на пенсию. Её муж всю свою жизнь проработал на сталелитейных заводах центральной Пенсильвании. Крупные дельцы и профсоюзы обещали ему, что за 30 лет его работы у него будет пенсия и медицинское обслуживание – будет к чему стремиться после ухода на пенсию. Вместо этого он оказался одним из тысяч людей, которые ничего не получили из-за того, что некомпетентный менеджмент завода и коррумпированный профсоюз (не говоря уже о правительстве) ограбили их пенсионные фонды и украли у них пенсию. Жить ей оставалось только на социальное обеспечение.

Когда я оглядываюсь назад, вся ситуация кажется смешной, потому что сам я в то время месяцы напролёт жил на арахисовом масле и хлебе (или крекерах «ритц», если я мог себе это позволить). Когда я узнал эту бедную женщину и услышал её историю, её положение показалось мне хуже, чем моё (я, в конце концов, думал, что у меня всё впереди). В определённый момент я испытал искреннее отвращение: мы рассказывали друг другу истории и соболезновали друг другу, и тут она в своей бабушкиной манере попыталась убедить меня в том, что для моего здоровья будет «лучше», если я буду есть кошачью еду (как делала она) вместо того, чтобы питаться арахисовым маслом и хлебом. Вдаваться в подробности я не стал, но впечатление осталось. Я решил, что не буду доверять крупному бизнесу заботу о себе. Решил, что возьму ответственность за себя и за своё будущее в свои руки.

(Далее автор пишет о своей судьбе, о безуспешной борьбе с налоговым законодательством, о попытках обратиться к ответственным лицам, о том, как усилиями государства он раз за разом оказывался без средств для существования и ведения своего бизнеса, при этом более крупные компании всегда получали правительственные деньги, о том, как ему начислили налоги за год, в котором он не получил ни доллара прибыли, о непрофессионализме налоговых консультантов и о прочих недостатках американских налоговых и других государственных органов).

…Я помню, что читал про крах на бирже перед «Великой депрессией», о том, как богатые банкиры и бизнесмены прыгали из окон, когда понимали, что они облажались и всё потеряли. Не правда ли, есть ирония в том, как далеко ушли мы от этого в этой стране – теперь они знают, как исправить эту небольшую экономическую проблему; они просто крадут у среднего класса (который не имеет права голоса, выборы – это клоунада), чтобы прикрыть свои задницы, и это обычный ход дела. А теперь, когда богатеи обси..аются, бедноте выпадает умирать за их ошибки… какое умное, аккуратное решение.

Как и любое другое государственное учреждение, федеральное авиационное агентство США часто справедливо называют правительственным «надгробным камнем», хотя они далеко не одни такие. Как мы убедились после восьми лет правления президента-паяца Джорджа Буша и его дружков, эта критика справедливо относится ко всему правительству. Ничего не меняется, если не подсчитаны потери убитыми (если, конечно, это не в интересах богатых свиней у правительственного корыта). В правительстве, полном лицемеров, жизнь ценится также дёшево, как их ложь и законы, которые служат только им самим.

Я знаю, что я вряд ли первый, кто решил, что больше не могу терпеть. Мифом был, мифом и остаётся тот факт, что в этой стране люди перестали гибнуть за свою свободу. И дело не ограничивается чёрными и бедными иммигрантами. Я знаю, что до меня было бессчётное множество таких же, как я. И наверняка после меня будет не меньше. Но также я знаю, что, не добавив себя к количеству потерь убитыми, я не сдвину ничего с места. Я решил не оглядываться на «большого брата», пока он обгладывает мой скелет, я решил не игнорировать то, что вокруг меня происходит, я решил не притворяться, что обычный ход дел прекратится; я просто сыт этим всем по горло.

Могу надеяться только на то, что цифры быстро вырастут так, что замазать и проигнорировать их уже не получится, и что американские зомби проснутся и начнут бунтовать; меньшей кровью этого не добиться. Я всего лишь надеюсь, что, задев нерв, стимулирующий неизбежную политику двойных стандартов, я добьюсь рефлекторной реакции правительства, которая приведёт к ещё более драконовским мерам. И тогда люди начнут просыпаться и увидят суть напыщенных разбойников от политики и их безмозглых приспешников. К сожалению, несмотря на то, что я всю свою жизнь провёл, пытаясь в это не верить, насилие – это не просто выход из ситуации, это единственный выход. Жестокая шутка состоит в том, что огромные куски дерьма там, наверху, всё это время всё знали и смеялись над дураками, вроде меня, используя это знание против нас.

Однажды я прочитал, что безумие – это повторение одного и того же процесса снова и снова, ожидая, что результат вдруг поменяется. Наконец-то я готов остановить это безумие. Ну что ж, мистер Большой брат из службы по налогообложению, давай попробуем по-другому; получай то, что ты у меня так требовал и спи спокойно.

Кредо коммунистов: от каждого по способностям, каждому по потребностям.

Кредо капиталистов: от каждого по доверчивости, каждому по жадности.