На фото1880 года показан город Яффо на излучине моря с  домом Симона-кожевника, где   жил пророк Пётр. На святой земле  начинаешь замечать, сколь быстротечен  век. Видишь   то самое море и волны,  а на берегу те же  древние камни, не замечая  перемен, но вдруг поймёшь, что со времени старой светописи прошло уже 130 лет, а самому дому кожевника Симона у морской излучине в Яффо –  исполнилось, говорят,  якобы два тысячелетия.

 

 

 

Подпись под снимком (на двух языках):  "Яффо. Дом Симона-кожевника"

В городе Яффо в клубе репатриантов из  стран СНГ  (улица Рубинштейна, 14) состоялась 5 июня 1998  очередная выставка декоративно-прикладного искусства. Руководитель клуба  Шимон – не раз  предоставлял нам, помещение  для художественных  экпозиций.  И на этот раз  на выставке было многолюдно.

 

В зале Шимона на высоких деревянных стендах, обитых чёрной материей, картины смотрелись очень заметно.  Удачный фон способствовал восприятию даже небольших художественных произведений. Валентина – автор настенных изделий – расположила работы “по зонам”:  1.одежда;  2. аппликации в рамках;  3. миниатюры под фурнитурой.

В центре экспозиции работы мои и Валентины

В моёй  экспозиции  к  прошлому десятку изделий прибавилось  изображение (слева от стола, накрытого простыней, на фотографии смутно проступавшая из тени стойка столика с круглой столешницей). Полностью столик не виден, но по другому снимку могу показать этот  экспонат.  Такой  столик на одной ножке называется геридон (категория – антиквариат).

Таким же образом демонстрирую крупно деревянное блюдо “Роза с  бутонами по краям” (1979). А на левом стенде  из работ Валентины –  четыре  аппликации под стёком в рамках – сверху «Свадебная» (композиция в корзинке), а ниже подряд слева направо:  роза “Барыня”,   венок “Цыганки”,  два цветка “Чёрные розы”.

По техническим причинам не очень отчётливо виден столик-геридон (внизу в центре), а также и  блюдо «Роза с тремя бутонами». К тому же,  узор блюда сильно отсвечивал. Поэтому  я повторил их в более удачном варианте отдельными фотографиями.

Ставший антикварным мой столик-геридон

 

Деревянное декоративное блюдо, украшенное шпоном  ценных пород, выполненное   в технике маркетри (красное дерево махагони, орех, бук, липа, серебристая осина – 1979 г).

А у Валентины на левом стенде четыре картинки выгледили, по-моему, мелковато. Но теперь всё в порядке.

 

Композиция "Свадебная"

Роза "Барыня"

 

Венок "Цыганки"

 

Аппликация "Чёрные розы"

 

Блузки и майки, украшенные Валентиной

 

Узор "Солнечный цветок"

 

Весна по Яффо бродит тоже, и равнодушных в мире нет.

Цветок, на солнышко похожий, я посылаю в Интернет.

 

Валентина объясняет зрителю, в чём смысл картины "Венок Цыганки"

 

На выставке Валентина была в одной из своих "коронных" маек

 

На куске ткани стального цвета приколоты 10 рядов разных изделий, представлявших собой миниатюры:  колье (1),  броши (44), подвязки (13) и серьги (14 пар серёг) – всего 90 отдельных миниатюр.

 

К позднему вечеру напор посетителей ослабел. Примерно за час до закрытия клуба  в зале оставались считанные посетители. Ещё через полчаса мы сложили в сумки свои поделки и простились с клубом до новой выставки.

 

 

Площадь вечернего города Яффо.  Башня "Часы".

 

 

Город Яффо – очень романтический уголок Израиля.  Предания тесно увязаны:  библейские легенды переплелись с мифами Древней Греции.  Ветхозаветный Ной  построил якобы здесь огромный просмолённый ковчег, а его сын Яфет, вернувшись после всемирного потопа, заново отсроил  древнюю Яффу.  Там также упомянутый Гомером в Илиаде Персей, убив морское чудовище Медузу горгону, отмывался от крови в  городе Иоппа (Яффо), и вода вокруг стала красной. Тут же пророк Иона отправился из яффского порта в путешествие “от лица Господа”. И здесь же –  в Яффо – жил апостол Пётр в доме Симона-кожевника.  На гербе надпись:  “Мэрия Тель-Авив – Яффо”.

 

 

 

Город Яффо. Вид с моря, фото 1910 года.

 От краткого исторического экскурса возвращусь к нашим выставкам декоративно-прикладного искусства.  Вторую нашу  экспозицию жители  города Яффо тоже хорошо посещали. Дефицит клубных площадей в нашем случае восполнялся за счёт избытка стены. Валентинины миниатюры, приколотые к прочной ткани, легко удалялись, пополнялись и заменялись.

Автор прелестных миниатюр из иерусалимских цветов на ткани  Валентина.

На групповой любительской фотографии –  мы снялись вместе с бывшими свердловчанами,  ставшими жителями города Яффо (внизу слева  Виталий Баранов – мой школьный товарищ и бывший инженер-металлург;  выше и в центре снимка его жена Лидия в прошлом заведавшая библиобекой Уральского политехнического института;  в вехнем ряду слева Шейла Берлин и одновременно автор рукописи о истории свердловской средней школы № 9; далее –   изображена моя жена Валентина участница выставки (с букетиком цветов), а внизу справа я . По моему возбужденному лицу заметно, что эйфория от успешного открытия выставки ещё не прошла.

И тут же пошла обычная выставочная канитель:  ознакомление с экспонатами,  рассказы об изделиях, ответы на вопросы посетителей. Некоторых интересовало несоответствие жанров, в которых мы работали :  Валентина увлекалась бижутерией, а я резьбой по дереву.

Валентина знакомит посетителей с работами мужа.

На выставке она, рассказывая об экспозиции, обратила внимение посетителей на стоявшие а экспозиции две  шкатулки ценных пород дерева с похожим декором. Рисунок будто сплетён из лозы, а ягоды  прикрыты  виноградными листьями. История более крупного ларца занятна. Один из посетилей самой первой моей выставки в Израиле  настойчиво требовал продать ему шкатулку или хотя бы повторить другую, но покрупней размером. Я неохотно согласился, но вскоре меня по работе перевели  в другой гараж, а мы переехали из Бней-Брака в Яффо.  Воспользовавшись этим, я не стал разыскивать заказчика, и оставил второй ларец у себя.

( ЛАРЕЦ -- в конце поста )

Для изготовления этого ларца  я подобрал на улице в микрорайоне  Яффо-далет  добрую двухдюймую доску и раскроил, чтобы получился ларец вдвое больше прежнего. Работа заняла больше полугода, ибо приходилось заниматься ларцом только после основной моей службы.

На выставке привлекала женщин бижутерия.

Метровый кусок парусины, на котором мы закрепили Валины миниатюры, содержал почти 80 брошей, кулонов, серёжек и прочей бижутерии. Возле этих изделий возникали обсуждения и споры о женских украшениях.

На наших выставках всегда лежал блокнот с пометкой  "Отзывы:  резьба, аппликации, маркетри и миниатюры", куда  записывались замечания и мнения посетителей о выставке.

Наконец, волнения улеглись, отзывы записаны,  посетители покинули выставку.

...и утомлённое Солнце  скатилось за горизонт...

 

Герб мэрии Тель-Авива – Яффо.  На попережьи Средиземного моря был в своё время построен очень древний город Яффа (буквально: «красивая»)  на северо-востоке современного Тель-Авива и стал его юго-западным районом. Герб предварён  лентой с надписью: «Мэрия Тель-Авив – Яффо».

 

 

В  поисках  места для выставки прошли дни и недели. Поиски осложнялись тем, что микрорайон «Яффо-далет», где мы снимали квартиру (Яффо, ул Вайцман 40)  не говорил по-русски. Моего скудного  запаса слов едва хватало, чтобы кое-как объяснить  суть проблемы. Люди неохотно включались в разговор, ибо он был им не интересен. Наконец,  я выяснил, что на другой стороне бульвара Независимости в двух кварталах от моего дома есть молодёжный клуб, директор которого согласен бесплатно предоставить нам часть коридора под наши экспонаты. Клубный художник  получил задание вывесить объявление о выставке. Она состоялась 19 ноября 1994 года. До этого в Израиле у меня были уже две выставки – в Рамат Гане и в Бней-Браке.

 

 

Директор молодёжного клуба оказался несловоохотливым, но деятельным.  К открытию экспозиции он пригласил съёмочную группу городского телевидения и сам   комментировал отснятый семиминутный телевизионный сюжет.  В молодёжном телевизионном журнале этот сюжет потом был четырежды показан третьим  городским каналом Тель-Авива. Это был несомненный успех.

 

Коридор, где мы развернули  первую экспозицию в Яффо, был не слишком коротким, но и недлинным.  Практически это была  прихожая  перед  кабинетом директора. Все деловые маршруты, связанные с жизнью клуба, начинались или заканчивались у этих дверей.  Наши работы  заняли  только свободную, ничем другим не занятую, стену. Вдоль  стены стояли  полумягкие скамьи, обитые кожезаменителем. По фотографии видно, что на стене были развешены  семнадцать или двадцать работ, а  на парусине с приколотыми к ней миниатюрами  находилась ещё сотня миниатюр. С таким багажом  было не стыдно выйти  в свет.

У нас  были два кускаа парусины с наколотыми на ткань готовыми миниатюрами -- кулонами, подвесками, колье, брошами, серьгами и с заготовками прелестнейшего перламутра. Первую парусину мы заполнили    сотней полностью законченных изделий. Хотелось бы сфотографировать этот труд. Однако  в Израиле у меня уже не было фотоаппарата.  В шестидесятых годах редакция  наградила меня к Дню печати неплохим (по тем временам) фотоаппаратом. С ним я проработал до выхода на пенсию.  Покидая страну, я  оставил свой "ФЭД-3" племянникам, а сам остался "на бобах".  Когда возникла необходимость, я попросил приятеля сфотографировать Валентину с  первой сотней  её изделий. Так появился этот фотоснимок.

 

Недавно выяснилось, что компакт-диск с давней записью телесюжета требует обновления.  Пока остался лишь неоспоримый факт,  что подлинника у меня нет, а сохранилась лишь копия, записанная устаревшей программой.  Придётся разбираться, а пока закончу на этом. 

 

В семье нас было шестеро: мы с супругой, сын с женой и двое внуков – шестнадцатилетний подросток и девочка десяти лет. Старший внук был сразу зачислен в престижное техническое учебное  заведение «Орт Сингаловский», а внучка поступила в школу «Моливер», где уже через год её иврит не отличался от других подружек. Жили мы в Бней-Браке. Я поступил работать на автобусную фирму «Дан». Вскоре мы рассудили на семейном совете, что нам, пожилым, следовало бы закрепиться на жителство в одном из приморских городов в ожидании репатриантской очереди на общественное жильё. Очередность предостваления такой жилплощади при прочих равных условиях зависит также от даты постановки на учёт в муниципалитете: чем раньше поставлен, тем скорей получишь в течение десяти лет.

     После того, как  разъехались, первым нашим арендованным жильём  стала на втором этаже квартира номер 4 в старом доме ул Вайцман, 40, построенного в 1953 году. Считалось, что в квартире две небольшие комнатки, а в конце коридорчика "аппендикс", из которого  можно  сделать стенной шкаф для одежды, и еще останется рабочее место для моих пишущих машинок – «Unis-tbm de Luxe» и «Эрика» для печати по-русски и на иврите (первая из Союза, а другая – подарок от пожилой соседки по дому). После  проливных дождей  песочная площадь перед  домом преображалась: отовсюду вырастали полчища ярко-жёлтых ромашек. Мы привыкли в России к белым ромашкам, а здесь они интенсивно жёлтые помельче белых. С балкона это золотистое поле выглядело потрясающе.

 

К фанерной двери верхнего этажа вела от  земли  высокая и крутая каменная лестница. На марше я насчитал двадцать три ступеньки, а жена тотчас назвала наше новое гнёздышко «23 ступени вверх». Мы родом из Екатеринбурга, где даже ребёнок знал, что семья несчастного русского императора прошла свой последний путь до Ипатьевского подвала длиной  ровно в 23 ступеньки вниз. Поскольку наша лестница вела нас вверх, то это пророчило нам успех и безоблачное будущее.

     Осмор нанятой нами квартиры я начал с «аппендикса». На берегах реки Яркон нарезал тростника и нанизал на цветной шпагат небольшие трубочки (12 см),  навесив их на дверной карниз. Получилась  плотная завеса, заменившая входную дверь. Отгороженный таким образом «аппендикс» приобрёл вид узенькой комнатки,  которую я использовал как кабинет.

 

Желтые ромашки

 

Давно ли здесь не щебетали пташки,

калило солнце бешено песок,

а нынче ярко-желтые ромашки

взошли, и слышен птичий голосок.  

 

Под ветром дышит золотое поле -

ромашковый под синим небом луг.

Красы такой нигде не встретишь боле,

не ведавшей прикосновенья рук.

 

А между трав, не изменив привычке,

как меж хлебов на скошеной стерне,

удоды - коронованные птички -

показывали дивный танец мне.

 

Ах, эта роскошь мертвенной пустыни

и буйство трав едва уйдёт гроза!

Я не поверю ни за что отныне,

что здесь проходит смерти полоса.

 

Есть у пустыни знойные замашки,

но сущий рай царит в краю земном.

Люблю я жизнь и жёлтые ромашки,  

а дома – птичий гомон за окном.

 

В соседней комнате (гостиной), которую никто всерьёз  не воспринимал как гостиную, мы расставили на полках, что привезли:  немного искусствоведческой  и  литературоведческой литературы, а также книги по давнему моему хобби - резьбе по дереву (медицинские фолианты, привезённые детьми из России, остались у них , так как – оба они медики). 

     С этим домом (Вайцман, 40) у меня связано   участие в литературном конкурсе «Давайте удивляться чудесам», а позднее - присуждение мне диплома  за стихотворение «Слушай, Израиль!»  Дело было так: я шёл с работы в третьем часу дня, и заметил что прохожие, все смотрят в небо. Я увидел, что почти над нашим домом в безоблачном небе висело единственное облако, удивительно похожее на арфу. Расстояние до дома было метров триста, и я  пустился бежать, чтобы схватить фотоаппарат и  успеть сфотографировать облако. Пока я бегал,  облако потеряло чёткую форму, а то,что осталось на плёнке, уже не было арфой. Я вернулся  в «аппендикс» и уселся за пишущую машинку, а уже  в половине пятого часа дня зачитал жене законченное стихотворение:

 

Слушай, Израиль!

 

В голубом поднебесье

над потоком машин

чьи-то руки повесили

тучку-буковку «шин».*

 

Три булавистых пестика

над широкой чертой.

Иудейская мистика

в перемешку с мечтой.

 

Туч таких я не видывал:

ни черна, ни бела –

словно арфа Давидова

в синем небе плыла.

 

Жаждем чуда – и вот оно:

в ясной сини высот.

Чьей рукою сработано,

для каких мезузот? *

 

Удивлялись водители:

 кто глядел, кто гудел.

А в бескрайней обители

реял «Шма Исраэл»! *

——

*«Шин» – начальная буква Имени Всевышнего

*«мезузот» – ковчежки с молитвой на косяках еврейского дома

*«Слушай, Израиль!» («Шма Исраэл!») – молитва.

 

На фотографии чудом сохранилась широченная наша кровать, едва пролезшая в узкий коридорчик, но дальше никак не проходила  в спальню, пока мы ни спилили её мощные ножки. Как ни странно, без них  постель приобрела устойчивость и удобность, а также стала выглядеть демократичней.