ВАЛЕНТИНЕ

Меня, цветок Иерусалима ,

вновь  покоряет образ твой:

он властно и необъяснимо

ведёт полвека за собой.

А гибкий стебель, нежный запах –

творенья чудные небес –

вновь открывают мне внезапно

твой мир достоинств и чудес.

И побуждает приближенье

касаться, видеть, ощущать.

И ты до головокруженья

меня  влечёшь к себе опять.

Наш виртуальный сад затерялся  в приморских песках Бат-Яма, но по обоюдным воспонинаниям в нём есть всё, что необходимо для полного счастья: море,  волны, тенистые аллеи, немало волшебного и много чудесного.  Восток – это край удивляющий и удивительный.

СУХИЕ ТРАВЫ

Цветок Земли Обетованной –

он скромен и неприхотлив.

Над ним тянулись караваны

в краю песков, в краю олив.

А солнце бешено сушило

незащищённый стебелёк.

Оно и благо, и страшило,

единый и свирепый бог.

          В природе нет дежурной мерки.  

Есть жизнь и времени разбег.

В цветке сошлись пучки энергий

и затаились там навек.

О, флора мертвенной пустыни!

В период  ливней проливных

в ней всходы  буйны и настырны, 

и глаз не оторвать от них.

Целебны там цветы, и травы –

взлёт и погибель древних царств.

Колдун искал в них яд отравы,

целитель – таинство лекарств.

В восточных странах при тиране

всегда умели знатоки

из зелья сделать притиранье,

убить, не замарав руки.

Тюки благоуханных специй

везли за семь морей купцы.

Грамм-в-грамм на золото по весу

меняли ценный груз отцы.

Секрет засушенных растений

постичь не каждому дано.

Он скрыт от новых поколений,

а прежними забыт давно.

ПРОБЛЕСКИ РАССВЕТА

Побеги редкостных растений

цветут с предзимья до весны.

Под буйной пышностью сирени

здесь покрывала ткут вьюны.

Я с первым проблеском рассвета

найду, как звёздочку, цветок, 

и разгадаю смысл завета,

вдохнувши запаха глоток.

И по числу десятилетий

пойму, что я ещё не стар.

Прольют цветы при мягком свете

на сердце мне живой нектар.

Пока дела мои не плохи,

дам саду юному расцвесть.

Не заглушат чертополохи

природы благостную весть.

САД  МОЕЙ  МЕЧТЫ

Пески, краснозём и немножко озёр –

куда занесло человека!

От пят до макушки я был фантазёр

и сам в это пекло заехал.

Там дерево зла Змей коварный обвил,

под ноги бросал нам гранаты,

но сад для меня – воплощенье любви:  

не сад, а родные пенаты.

Не видел там елей и стройных берёз,

зимой не отыщешь в нём снега,

но сердце к нему прикипело всерьёз,

гнездились в нём радость и нега.

Возмечтанный рай, мой заоблачный сад –

незримый, нехоженный даже .

Там спелые гроздья и груши висят

для грёзы, а не для продажи.

В нём гибкие ветви, в нём трепетен лист.

Он полон молитв и желаний.

Там феи танцуют в звучаньи монист,

и стайки непуганных ланей.

В том чудном саду есть волшебный цветник,

где капли на розах хрустальны.

Базарный торговец туда не проник,

тропинки исполнены тайны.

Давно не гулял я в том дивном саду.

Прелестно в нём всё, даже камни.

Один я калитки туда не найду,

коль ты не подскажешь слегка мне.

          АЛ Ь Б О М

Мне женщина преподнесла альбом,

и выглядело это как-то странно:

цветы поодиночке и снопом –

букеты, диадемы, икебана...

Куда мне с этой прорвою цветов, –

подумал я, раскуривая трубку,

но, между прочим, был уже готов

раскрыть альбом, пошедши на уступку.

Портрет большого красного цветка

являл собой набор характеристик:

склонив головку, смотрит свысока

на тех, внизу, на каждый мелкий листик.

Пожалуй, мне знаком такой типаж,

но взят ли он из неживой природы

иль многоопытный умелец наш 

копировал его с людской породы?

Нет, интерес к подарку не остыл.

Одну ещё  перевернул страницу

и погрузился в море красоты,

где небо над пучиною клубится,

где вольно воспаряют над землёй

волшебные сады Семирамиды,

и зритель от восторга сам не свой

приемлет эти сказочные виды.

И вот – последний разворот листа.

И кажется, листал я не напрасно:

как будто мягче и добрее стал.

А трубку всё ж не раскурил – погасла.

                             СВЯЗАНЫ ОДНОЙ НИТЬЮ

В день лучезарный, в день погожий,

едва проклюнувшись на свет,

цветок, на солнышко похожий,

глядит прохожему во след.

О чём задумался редактор

средь повседневной суеты?

О том ли, что приедет трактор

и невзначай помнёт цветы?

О том ли, что в огне и дыме

совсем сошёл с ума Восток,

и, взорванный в Иерусалиме,

погибнет крохотный росток?

А Май желанный, не обманный,

уже явился над Москвой.

Идёт Землёй Обетованной ―

и здесь он наш, и там он свой.

Май по Бат-Яму ходит тоже.

И равнодушных в мае нет.

Цветок, на солнышко похожий,

                             я посылаю в Интернет.

О Р А Н Ж Е Р Е Я

Садовник был влюблён в оранжерею.

Её, как дочь, он холил и берёг.

Не говорил о ней, а бредил ею,

выхаживая каждый стебелёк.

В любви к цветам садовник был неистов.

Здесь цех его и ежедневный быт.

И здесь же, отгоняя террористов,

он на пороге цветника убит.

Ко времени не подошла подмога,

а что случилось, то уже всерьёз:

садовник бездыханный у порога

и лепестки цветов в росинках слёз.

В другой стране поймут меня едва ли:

там и без нас полно своих кручин.

А день спустя цветы в саду завяли,

и нет иных для этого причин.

О Г Р А Д А

Забор был соткан из живых цветов:

уступ из камня и зелёный бруствер,

и острые колючки меж листов –

шедевр декоративного искусства.

Тончайших веток сахарный ажур,

пониже чуть – стволов переплетенье.

Пролезут сквозь него и кот, и жук,

но враг не проскользнёт незримой тенью.

Весною расцветает наш забор.

Питается пчела его  нектаром. 

Он в сушь стоит судьбе наперекор,

гостей незванных жжёт колючкой старой.

Надежная стена – ни дать, ни взять:

евреями придумана ограда.

И если уж по совести сказать,

другого пограничника не надо.

Только для любознательных: стихи автора дневника, а иллюстрации выполнены его женой Валентиной.