В давние времена отправил некий царь гонца к царю соседних земель. Гонец запоздал и, поспешно вбежав в тронный зал, задыхаясь от быстрой езды, начал излагать поручение своего владыки:
- Мой господин… повелел вам сказать, чтобы вы дали ему… голубую лошадь с чёрным хвостом… а если вы не дадите такой лошади, то…
- Не желаю больше слушать! - перебил царь запыхавшегося гонца. - Доложи своему царю, что нет у меня такой лошади, а если бы была, то… Тут он запнулся, а гонец, услышав эти слова от царя, который был другом его владыки, испугался, выбежал из дворца, вскочил на коня и помчался назад докладывать своему царю о дерзком ответе.
Когда выслушал царь такое донесение, он страшно рассердился и объявил соседскому царю войну. Долго длилась она - много крови было пролито, много земель опустошено - и дорого обошлась обеим сторонам. Наконец оба царя, истощив казну и изнурив войска, согласились на перемирие, чтобы обсудить свои претензии друг к другу. Когда они приступили к переговорам, второй царь спросил первого:
- Что ты хотел сказать своей фразой: "Дай мне голубую лошадь с чёрным хвостом, а если не дашь, то…"? - "…пошли лошадь другой масти". Вот и всё. А ты что хотел сказать своим ответом: "Нет у меня такой лошади, а если бы была, то…"? - "…непременно послал бы её в подарок моему доброму соседу". Вот и всё.

Жил-был в селе старик такой древний что  еле волочил ноги. И многих  уже пережил, смотришь, другие и младше его уже умерли, а он все еще себе живет
И решили молодые пораспросить старика, как это ему удается

- Видите, как я медленно хожу - ответил  дед - потому и живу так долго, что смерть свою никак не могу догнать
- Да ведь за смертью не гоняются - удивились те - это она каждого старается догнать
- Разве она вас догоняет? - усмехнулся старик - это вы бегаете от нее.

 (Д.С.)

 

Ещё одна притча, написанная моим мужем. Замечательная. Она красива не только сутью, но и возникающими образами...

Некий монастырь на высочайшей и труднодоступной горе слыл источником мудрости и к нему время от времени стекались люди, чтобы узнать истину о мире и себе. Но вот беда - всякому, кто находил в себе силы добраться до вершины горы и позвонить в колокольчик у ворот монастыря, приходилось очень долго ждать, пока ему откроют двери. И никто не мог знать, когда откроется эта дверь - через сутки или месяц.
А причина была проста: в монастыре остался в живых только древний и ветхий настоятель, который очень долго поднимался со своего ложа и медленно, едва передвигая ноги, шел к воротам. А когда он доходил до ворот, то никого уже не обнаруживал за ними: люди, нашедшие в сиебе силы добраться до монастыря, теряли терпение, отчаивались получить доступ вовнтурь и ни с чем уходили восвояси.
Однажды настоятель, открыв ворота в очередной раз, к своему удивлению, обнаружил за ними юношу. Тот стоял на коленях в пыли и кланялся ему.
- Кто ты, дитя? - спросил его монах
Но юноша поднял к нему умоляющий взгляд и не ответил. Он был нем.
Юноша был глухонемой и привык молчать. Это и помогло ему вытерпеть многодневное ожидание
Настоятель повел гостя к себе, обучил всему что знал сам. И вскоре умер. А его ученик стал открывать всем приходившим двери. Он быстро добегал до ворот и все приходящие заходили в его жилище чтобы поучиться мудрости, выслушать главные в своей жизни слова.
Но монах был глух и нем. Он садился со вновь пришедшим у горящего огня и долго молчал.
Трещал огонь, тянулись часы, полные тишины, покоя и молчания.
Одни, не дождавшись мудрых слов, с досадой уходили. Другие же понимали очень многое  для себя.

У притчи два итога. Быстрый путь не всегда самый простой, но и у сложного есть свой резон. Молчание - это инобытие слова.

Я бы еще добавила: Знание передается не только словами... и даже больше - только малая доля Знания передается словами...

 

Но однажды случилась буря. Застала она этих мужиков в лодке на реке. Лодка стала тонуть. Увидели односельчане такое дело и бросились спасать их. Тонущие, как известно, всегда стараются отбиться от спасателей – колотят руками и ногами куда ни попадя. Маленького мужика быстро спасли – схватили за волосы и выволокли на берег – он не смог сопротивляться. А сильный отбился от спасателей, нырнул, а вынырнуть уже не сумел.

 

(Д. С.)

Однажды весенним спокойным днем пассажирский поезд с грохотом и лязгом несся по пригороду Токио. Наш вагон был относительно пуст — в нем ехали несколько домохозяек со" своими чадами и пожилые люди, отправившиеся за покупками. Я равнодушно смотрел из окна на пробегающие мимо убогие домики и запыленные живые изгороди.

На очередной станции двери вагона открылись, и неожиданно дневное спокойствие было нарушено мужчиной, который яростно выкрикивал нечленораздельные ругательства. Он прямо-таки ввалился в наш вагон. Это был крупный пьяный и грязный мужчина, одетый в рабочий комбинезон. Выкрикнув что-то, он бросился на женщину с ребенком на руках. От удара она оказалась на коленях у пожилой пары, ребенок чудом не пострадал.

Супружеская пара в испуге поспешила в другой конец вагона. Работяга нацелился пнуть женщину в спину, но промахнулся, и она сумела уклониться от удара. Это так рассердило пьяного, что он схватился за металлическую стойку в центре вагона и попытался вырвать ее из опоры. Я заметил, что одна его рука была поранена и кровоточила. Поезд тронулся, находившиеся в вагоне пассажиры замерли от страха. Я встал.

Тогда, двадцать лет назад, я был молод и находился в хорошей форме. Последние три года я регулярно по восемь часов в день занимался айкидо — японской спортивной борьбой. Мне нравились броски и захваты. Я считал себя крутым. Беда состояла в том, что моя выучка не была проверена в настоящем бою. Нам, занимающимся айкидо, не разрешали бороться.

— Айкидо, — не раз повторял мой учитель, — искусство примирения. Тот, кто надумал бороться, нарушает свои связи со Вселенной. Если вы попытаетесь доминировать над людьми, вы уже потерпели поражение. Мы учимся, как разрешить конфликт, а не как начать его.

Я прислушивался к его словам. Я очень сильно старался. Я даже зашел так далеко, что переходил на другую сторону улицы, чтобы избежать столкновения с панками, которые крутятся вокруг железнодорожных станций. Моя снисходительность приводила меня в восторг. Я чувствовал себя одновременно сильным и святым. Однако мне хотелось столкнуться с абсолютно законной возможностью, при которой я мог спасти невинных и наказать виновного.

— Вот оно! — сказал я себе, поднимаясь. — Люди в опасности. Если я быстро не предприму что-нибудь, кто-то может пострадать.

Видя, что я встал на ноги, пьяный понял, что ему есть на кого направить свой гнев.

— Ага! — заорал он. — Иностранец! Тебе нужно поучиться японским манерам!

Я взялся за ременную петлю над головой и бросил на пьяного презрительный взгляд. Я намеревался разделаться с ним, но он должен был сделать первый шаг. Я хотел рассердить его еще больше, для чего послал ему оскорбительный поцелуй.

— Отлично! — завопил он. — Сейчас я проучу тебя! — Он приготовился наброситься на меня.

За какую-то долю секунды до того, как он двинулся с места, кто-то крикнул: "Эй!". Это был оглушительный крик. Я помню, как странно радостно и воодушевленно он прозвучал — словно кто-то встретил человека, которого долго и безнадежно искал:

— Эй!

Я покачнулся влево, пьяный отклонился вправо. И мы оба уставились на маленького пожилого японца. Ему явно давно перевалило за семьдесят; этот небольшого роста джентльмен сидел в своем безукоризненно чистом кимоно. Он не обратил никакого внимания на меня, но его лицо лучилось навстречу работяге, словно у него был какой-то очень важный секрет, которым он собирался с ним поделиться.

— Иди-ка сюда, — обратился старик на своем родном языке к пьяному и помахал ему рукой. — Иди сюда и поговори со мной.

Забияка последовал на зов, словно его вели на веревке. Он встал перед старым человеком, воинственно расставив ноги, его крик заглушал стук колес.

— С какой это стати я стану с тобой разговаривать? Теперь пьяный стоял ко мне спиной. Если его локоть двинется хотя бы на миллиметр, я преподам ему урок. Старик продолжал лучезарно улыбаться.

— Что ты пил? — спросил он, и его глаза засветились любопытством.

— Я пил саке, — прорычал тот в ответ. — И это тебя не касается!

— О, это прекрасно, — ответил старик, — просто прекрасно! Видишь ли, я тоже люблю саке. Каждый вечер мы с женой (ей семьдесят шесть) разогреваем маленькую бутылочку саке, берем ее в сад и садимся на деревянную скамейку. Мы наблюдаем за закатом и смотрим, как поживает наша хурма. Это дерево посадил еще мой прадедушка, и мы беспокоимся, оправится ли оно от прошлогодних морозов. Однако наше дерево перенесло все даже лучше, чем я ожидал, принимая во внимание скудную почву. Очень приятно наблюдать за ним, когда у нас с собой саке, и мы с удовольствием проводим вечера на улице, даже если идет дождь! — Он взглянул на работягу, в глазах его горел озорной огонек.

Когда пьяный вслушивался в слова старика, его лицо начало постепенно смягчаться, а кулаки медленно разжались.

— Да, — сказал он. — Я тоже люблю хурму... — Его голос стих.

— Понимаю, — сказал старик, — и я уверен, что у тебя прекрасная жена.

— Нет, — ответил трудяга. — Моя жена умерла. — Тихо покачиваясь вместе с поездом, огромный детина начал рыдать. — У меня нет жены, у меня нет дома, у меня нет работы. Мне так стыдно за себя. — По его щекам катились слезы, спазм отчаяния пробежал по телу.

Я стоял со своей молодой выскобленной невинностью, со своей надуманной правотой и чувствовал себя грязнее, чем он.

Затем поезд дошел до моей остановки. Пока двери открывались, я слышал, как старик сочувственно причитал.

— Да, — говорил он, — ты действительно оказался в тяжелом положении. Присядь сюда и расскажи мне все.

Я повернулся, чтобы бросить последний взгляд на своих попутчиков. Рабочий уселся на сиденье и положил голову на колени старика. Старик нежно гладил его грязные спутанные волосы.

Когда поезд отошел, я присел на скамейку на станции." То, чего я хотел достичь кулаками, было совершено добрыми словами. Я воочию увидел айкидо в действии, и сущностью его была любовь. Мне следует подходить к этому искусству борьбы с совершенно иных позиций. Пройдет немало времени, прежде чем я смогу разрешать конфликты с помощью слов.

/Терри Добсон /

Пришло время Мастеру проверять своих учеников. Он позвал троих, взял белый лист бумаги, капнул на него чернила и спросил:
— Что вы видите?
Первый ответил: «Чёрное пятно». Второй: «Кляксу». Третий: «Чернила».
Монах заплакал и ушёл в свою келью. Позже ученики спросили:
— Почему вы плакали?
Монах сказал:
— Никто из вас не увидел белого листа

Ученик долго досаждал учителю просьбой поведать ему истину. Наконец учитель дал ему Священную Книгу, велел прочитать ее и понять содержание - тогда ученик постигнет истину.
 Через год ученик пришел к Учителю и сказал, что прочел всю книгу, но ничего в ней не понял.
 "Да, но тебе, прежде чем читать эту Книгу, нужно сделать еще то-то и то-то", - сказал учитель
 Через год ученик пришел к Учителю и сказал, что он сделал все веленное, после чего еще раз прочитал Книгу, однако опять ничего в ней не понял.
 "Да, но тебе, прежде чем читать Книгу, нужно сделать еще то-то и то-то", - сказал учитель
 Так продолжалось очень много лет...
 Наконец ученик взмолился:
 "Учитель, но ведь так я никогда не узнаю истины...Почему ты не можешь сразу сказать мне, что должен делать для того, чтобы понять Священную Книгу?
 "Безумец, ты просишь невозможного",- отвечал учитель,- чтобы сделать всё сразу для понимания Священной Книги, нужно сначала понять ее"...
 (Д. С.)

 Эту притчу написал мой муж. Очень глубокая и тонкая.

Действительно, Информация и Знание разные вещи. Пока не придет Знание, информация бывает бесполезна.

http://www.youtube.com/watch?v=9l-YYqjhVi4&feature=player_embedded

Однажды ночью мулла Насреддин увидел, что его сосед с лампой в руках ищет что-то на холме за их домом. Мулла вышел во двор и окликнул соседа:
— Что ты там ищешь так поздно ночью?
— Жена потеряла мой кремень, — ответил сосед, — и я не могу закурить папиросу.
— У тебя же в руках лампа, — заметил мулла, — разве ты не можешь прикурить от её огня?
Сосед словно очнулся от сна.
— Мулла, это мне не приходило в голову.
— Да, — сказал Насреддин, — у нас так много ума, что, держа в руках горящую лампу, мы ищем кремень.

Ходжа Насреддин повстречал угрюмого человека, бредущего по дороге в город.
    — Что с тобой? — спросил ходжа.
    Человек показал ему потрёпанный дорожный мешок и жалобно сказал:
    — Всё, чем владею я в бесконечно огромном мире, едва заполнит этот жалкий, негодный мешок!
    — Да, плохо дело, — посочувствовал ходжа.
    С этими словами он выхватил мешок из рук человека и пустился бежать прочь по дороге.
    Потеряв всё своё имущество, человек разразился слезами и продолжил путь в угнетённом состоянии духа. Тем временем, ходжа забежал вперёд и положил мешок прямо посреди дороги, чтобы человек непременно заметил находку. Когда тот увидел свой мешок, валяющийся на пути, он рассмеялся от радости и вскричал:
    — Ох, мой мешочек! А я-то думал, что совсем тебя потерял!
    «Вот как легко осчастливить человека», — наблюдая за ним из придорожных кустов и посмеиваясь, подумал ходжа.

Однажды старец и его ученик вошли в ворота большого города, чтобы рассказать о христианской вере.
Один христианин, житель этого рода подошёл к нему и сказал:
— Отче, вряд ли нужны жителям этого города твои проповеди. Жители эти тяжелы сердцем и сопротивляются слову истины. Они совсем не хотят учиться. Не трать своё время на них.
Старец посмотрел на него и сказал:
— Ты прав.
Несколько минут спустя, подошёл к старцу другой христианин и сказал:
— Отче, не сомневайся: ты будешь радушно принят в этом прекрасном городе. Люди ждут тебя и надеются услышать драгоценные слова Евангельского учения, исходящие из твоих уст. Они истосковались по знанию и готовы к служению. Их сердца и умы открыты для тебя.
Старец посмотрел на него и сказал:
— Ты прав.
Ученик не выдержал и спросил старца:
— Отче, объясни мне, как ты и одному, и другому сказал одни и те же слова, хотя говорили они тебе совершенно противоположные вещи.
Старец сказал ученику:
— Ты прав. Но ты наверняка заметил, что оба человека изрекали истину, соответствующую их пониманию мира. Первый во всём видит только плохое, второй ищет хорошее. Оба воспринимают мир таким, каким они ожидают его увидеть. Каждый из них исходит из своего опыта понимания этого мира. Ни один из них не солгал. Они оба сказали правду. Только не всю.

Всю жизнь прожили два брата за высокой городской стеной, никогда не видели ни полей, ни лугов. И вот однажды решили они отправиться в деревню.
   Шли братья по дороге и увидели пашню, на которой работал земледелец. Глядели они на него и удивлялись:
   - Что он делает? Раскапывает землю и оставляет на ней глубокие полосы! Зачем портить ровную землю, покрытую нежной зелёной травой?
   Потом они увидели, как он бросает в борозды зёрна.
   - Сумасшедший какой-то! воскликнули они. Берёт хорошую пшеницу и бросает в грязь!
   - Не нравится мне деревня, сказал раздражённо один из братьев, странный народ тут живёт.
   И он вернулся в город.
   А второй брат остался в деревне. Всего через несколько недель он заметил разительную перемену. Засеянное поле начало покрываться молодой зеленью, ещё более прекрасной и нежной, чем прежняя. Это открытие его так впечатлило, что он написал брату, чтобы тот приехал не мешкая, и сам посмотрел, какие чудесные перемены произошли в деревне.
   Брат приехал и впрямь восхитился.
   Шло время, и зелёные побеги становились золотыми колосьями. Теперь оба поняли, для чего трудился земледелец. Когда пшеница совсем поспела, принёс он косу и стал косить. Тут нетерпеливый брат закричал:
   - Он ненормальный, этот человек! Так тяжело трудился все эти месяцы, выращивая чудную пшеницу, а теперь своими руками срезает её! Что за глупость! Смотреть тошно! Ухожу обратно в город!
   А терпеливый брат продолжал жить в деревне. Он наблюдал, как земледелец убирает урожай в амбар, как ловко отделяет зерно от мякины, и пришёл в восторг, увидев, что тот собрал пшеницы во сто крат больше, чем посеял. Только теперь ему стало ясно до конца: во всём, что делал земледелец, были своя цель и здравый смысл.
 

 

   Папа с сыном пошли однажды на горы, и сын, ударившись о камень, крикнул:
   - ААААААА.
   И с удивлением слышит:
   - ААААААА.
   Мальчик спросил:
   - Кто ты?
   А ему в ответ:
   - Кто ты?
   Разозлившись от такого ответа, мальчик кричит:
   - Трус!
   А ему в ответ:
   - Трус!
   Мальчик спрашивает у отца: "Что происходит?"
   Отец улыбнулся и говорит: "Слушай меня внимательно".
   Отец кричит горе:
   - Я тебя уважаю!
   Ему в ответ:
   - Я тебя уважаю!
   - Ты лучший.
   Ему отвечают:
   - Ты лучший.
   Мальчик оставался в удивлении, и потом папа ему объяснил: "Это явление называют "эхо" но, по правде, это называеться жизнь... Она тебе отдаёт всё, что ты говоришь и делаешь".
 

Жили два исповедника, Дион и Иосиф. К ним приходили люди, и те выслушивали их. Как-то к ним зашёл странствующий учёный, любитель наук.

У этого человека, как явствовало из его рассказа, были друзья среди магов и звездочётов. Расположившись на отдых, он просидел час или два у старых отшельников, выказав себя гостем вежливым и словоохотливым, и пространно, учёно и красноречиво говорил о созвездиях и о странствии человека вместе со своими богами через все дома Зодиака в продолжение мирового эона. Он говорил об Адаме, первом человеке, о его тождестве с Иисусом Распятым, и называл миссию Иисуса Адамовым странствием от Древа Познания к Древу Жизни, а райского змия именовал хранителем священного праисточника тёмной бездны, из ночных вод которой возникают все воплощения, все люди и боги. Дион внимательно слушал рассказ учёного, сирийская речь которого была сильно уснащена греческими словами, а Иосиф был немало удивлён, даже возмущен: почему Дион не гневается, не ополчается против его языческих заблуждений, не опровергает их, не проклинает, напротив, казалось, этот умный монолог всезнающего паломника доставляет ему удовольствие, как будто даже вызывает его участие, ибо Дион не только весь обратился в слух, но даже улыбался и частенько кивал в ответ речам, словно они были ему по душе.

Когда учёный ушел, Иосиф, не выдержав, спросил с упрёком:

— Как это у тебя достаёт терпения выслушивать языческие лжеучения? Мне показалось, что ты внимал ему даже с участием, как будто его россказни ласкали твой слух. Почему ты не возражал? Почему не попытался его опровергнуть, обличить и обратить к вере в господа нашего?

Покачивая головой, сидевшей на тонкой, морщинистой шее, Дион ответил:

— Я не опровергал его, ибо это не принесло бы никакой пользы, да я б не смог бы его опровергнуть. В рассуждениях и силлогизмах, в мифологических и астрологических познаниях этот человек намного превосходит меня, я не справился бы с ним. К тому же, сын мой, не моё и не твоё это дело нападать на чью-либо веру с утверждениями, будто вера эта есть ложь и заблуждение. Поистине я слушал этого умного человека не без удовольствия, ты это правильно подметил. Удовольствие мне доставляло его умение говорить, его обильная учёность, но, прежде всего то, что он напомнил мне мою молодость, ибо в молодые годы я занимался этими же науками. Мифы, о которых наш гость так мило с нами беседовал, никоим образом не заблуждения. Это представления и притчи некой веры, в которой мы уже не нуждаемся, ибо мы обрели веру в Иисуса, единственного Спасителя. Для тех же, кто ещё не нашёл нашей веры и, быть может, никогда её не найдёт, их нынешняя вера, берущая начало в мудрости предков, достойна уважения. Разумеется, дорогой мой, наша вера иная, совсем иная. Но если наша вера не нуждается в учении о созвездиях и эонах, ночных водах, мировых материях и прочих подобных символах, это отнюдь не означает, что учения эти ложь и обман.

— Но ведь наша вера, — воскликнул Иосиф, — совершеннее, и Иисус принял смерть ради всех людей: стало быть, мы, познавшие его, должны оспаривать устаревшие учения и ставить на их место новые, истинные!

— Это мы с тобой, да и многие другие давно уже сделали, — спокойно ответил Дион. — Мы — верующие, ибо нами овладела вера, то есть власть Искупителя и его искупительной смерти. А те, другие, мифологи и теологи Зодиака, адепты древних учений, не подпали под эту власть, ещё не подпали, и нам не дано принуждением привести их под эту власть. Разве ты не заметил, Иосиф, как тонко и умно умеет этот мифолог говорить и выстраивать свою игру подобия, и какое он получает от этого удовольствие, как умиротворённо и гармонично живёт, погрузившись в мудрость притч и символов своей мифологии? Видно, что этого человека не гнетёт никакое тяжкое горе, он доволен, ему хорошо. А тому, кто доволен, нам нечего сказать. Чтобы человек взалкал спасения и веры в Спасителя, чтобы он утратил вкус к гармонии и мудрости своих понятий и отважился на великое дерзание веры в искупительное чудо, — для этого надобно, чтобы ему стало плохо, очень плохо, он должен пережить боль и разочарование, горечь и отчаяние, должен почувствовать, что стоит на краю пропасти. Нет, Иосиф, пусть же этот учёный язычник пребывает в своём благополучии, пусть упивается своей премудростью, своими мыслями и своим красноречием! Быть может, завтра или через год, а то и через десять лет он узнает горе, которое развеет в прах его искусство и его мудрость, быть может, убьют жену, которую он любит, или единственного сына, или его настигнут болезнь и нищета, и если мы тогда встретим его, мы примем в нём участие и поведаем ему, как мы попытались одолеть своё горе. И когда он спросит: «Почему же вы не сказали мне этого вчера или десять лет назад?» — мы ответим: «Не знал ты тогда, что такое истинное горе».

Жили по соседству два еврея. Один из них был знатоком Торы, а другой — бедным работником.
Учёный сосед вставал до зари и спешил в синагогу. После нескольких часов занятий он долго и беззаветно молился, отправлялся домой, наскоро завтракал и возвращался в синагогу, чтобы заниматься до обеда. Затем он шёл на рынок, где заключал небольшие сделки, обеспечивавшие ему средства для удовлетворения насущных потребностей, и возвращался в синагогу. Вечером, после молитвы и трапезы, он снова засиживался над священными книгами до глубокой ночи.

Бедный сосед также вставал рано. Но его положение не позволяло ему уделять много времени изучению Торы. Несмотря на то, что он много работал, ему едва удавалось заработать на хлеб. Поспешно помолившись на рассвете с первым миньяном, он приступал к работе, которая отнимала у него весь день и большую часть ночи. В субботу, когда у него, наконец, появлялась возможность взять книгу в руки, он быстро засыпал от усталости.

При встрече во дворе учёный сосед бросал удовлетворённый взгляд на бедного работника и спешил к своим праведным занятиям. Бедный вздыхал и думал: «Какой я несчастный, и какой он счастливый. Мы оба спешим, он — в синагогу, а я — по своим земным делам».

Но вот эти два человека завершили своё пребывание на земле, и их души предстали перед Небесным Судом, где жизнь каждого человека взвешивается на чаше весов Божественного Правосудия.

Ангел-адвокат положил на правую чашу весов главные добродетели учёного: многочисленные часы изучения Торы, молитвы, умеренность, честность. На левую чашу ангел-обвинитель положил единственный предмет: удовлетворённый взгляд, который учёный время от времени бросал на соседа. Левая чаша медленно начала опускаться, сравнялась с правой, а затем перетянула её, хотя груз на той был весьма тяжёлый.

Когда бедный работник предстал перед Судом, ангел-обвинитель положил на левую чашу весов его жалкую, духовно ничтожную жизнь. Ангел-адвокат мог предложить лишь один предмет: печальный вздох, издаваемый работником при встрече с учёным соседом. Но именно этот вздох и уравновесил всё, что лежало на левой чаше, поднимая и оправдывая каждое мгновение тяжкого труда и нищеты, испытанных при жизни этим работником.

Два ангела-путника остановились на ночлег в доме богатой семьи.
Семья была не гостеприимна и не захотела оставить ангелов в гостиной.
Вместо того они были уложены на ночлег в холодном подвале. Когда
они расстилали постель, старший ангел увидел дыру в стене и заделал
её. Когда младший ангел увидел это, то спросил, почему, старший
ответил: <Вещи не такие. какими кажутся>. На следующую ночь они
пришли на ночлег в дом очень бедного, но гостеприимного человека и
его жены. Супруги разделили с ангелами немного еды, которая у них
была, и сказали, что бы ангелы спали в их постелях, где они могут
хорошо выспаться. Утром после пробуждения ангелы нашли хозяина и его
жену плачущими. Их единственная корова, её молоко было единственным доходом семьи, лежала мертвая в хлеве.
Младший ангел спросил старшего- как это могло случиться?
Первый мужчина имел все, а ты ему помог. Другая семья имела очень мало, но была готова поделиться всем, а ты позволил, что бы у них умерла
единственная корова. Почему?
<Вещи не такие, какими кажутся>, ответил старший ангел.
Когда мы были в подвале, я понял, что в дыре в стене был клад с золотом.
Его хозяин был груб и не хотел сделать добро, и я отремонтировал стену,
чтобы клад не был им найден.
Когда на следующую ночь мы спали в постели, пришел ангел смерти за его
женой. Я отдал ему корову. Вещи не такие, какими кажутся.

Мы никогда не знаем все. И даже если имеешь веру, тебе надо еще
внушить доверие, что все что приходит есть в твою пользу. А это поймешь со временем.

Некоторые люди приходят в нашу жизнь и быстро уходят, некоторые становятся нашими друзьями, и остаются на минуту. Это оставляет в наших сердцах прекрасные следы, а мы никогда не останемся одинаковыми, потому что наши хорошие друзья нас превращают.

Вчера- это история. Завтра- тайна. Сегодня? Настоящее - это дар.
Жизнь есть волшебство, и вкус каждого момента неповторим!

Когда-то давно старый индеец открыл своему внуку одну жизненную истину:

- В каждом человеке идёт борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет зло - зависть, ревность, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь. Другой волк представляет добро - мир, любовь, надежду, истину, доброту и верность.

Маленький индеец, тронутый до глубины души словами деда, на несколько мгновений задумался, а потом спросил:

- А какой волк в конце побеждает?

Старый индеец едва заметно улыбнулся и ответил:

- Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.

Отличная притча!!!!