Сестры милосердия... Белые голубки... О ком это сказано? Так называли женщин, которые посвящали себя очень тяжелому, но прекрасному делу. Служению людям в те минуты, когда к человеку приходит беда – болезнь. Люди, осознающие помощь ближнему как свой долг, принимающие чужую боль как свою, способны вынести тяжкие испытания и не потерять человечности и доброты. Все мы уважаем труд врача, сделавшего операцию, но очень часто забываем о тех, кто после операции выхаживает больного...

            Исследование по истории сестёр милосердия, выполненное А.В. Пастернаком, ставило целью следующую задачу - «наряду с официальной информацией, связанной с датами, статистикой, именами и т.д., дать описание конкретных ситуаций, в каких оказывались сёстры, привести яркие случаи из их практики, которые могли бы характеризовать их деятельность». Данная работа охватывает весьма широкие временные рамки, впервые выделяются важные проблемы истории института общин сестёр милосердия и представлен один из возможных вариантов их решения.

 Первые упоминания "диаконис". На заре существования христианства еще не было специальной женской организации, занимавшейся благотворительностью. Возможно, ею занимался особый чин вдов, но сведений об этом практически не сохранилось, поэтому упоминание о служительнице Фиве в послании апостола Павла к Римлянам (около 58 года) не следует рассматривать как устоявшийся термин: "Представляю вам Фиву, сестру вашу, диаконису церкви Кенхрейской. Примите ее для Господа, как прилично святым, и помогите ей, в чем она будет иметь нужду у вас, ибо и она была помощницею многим и мне самому" Диаконисой она была названа в собственном значении этого греческого слова как "служительница".

          В Византии диаконисы приписывались к конкретным церквам, например, при Софийском храме Константинополя состояло 40 служительниц. Помимо вышесказанного, диаконисы являлись особым связующим звеном между священнослужителями и женщинами - членами общин. Во избежание нареканий со стороны язычников они присутствовали при частных беседах священников с женщинами, и сами наставляли последних, посещали больных и бедных, а также христиан, заключенных в тюрьмы. На одной из фресок древних катакомб, где собирались христиане, изображены две такие женщины, несущие еду, скорее всего, бедным верующим: первая держит в руках поднос, а другая - корзину с фруктами и хлебом.

           Диакониса Олимпиада. Предание донесло до нас житие сподвижницы  Иоанна Златоуста, Олимпиады. Она, женщина знатного происхождения, была поставлена в диаконисы после ранней смерти мужа. Сам Иоанн любил Олимпиаду за добродетели и духовно наставлял ее. В 404 г., после изгнания Златоуста в Константинопольском храме случился пожар, и Олимпиада была обвинена в поджоге. Кроме того, она не пожелала подчиниться новому архиепископу. Диаконису присудили к выплате огромного денежного штрафа: ее имущество было продано с общественных торгов. После происшедшего изгнанная из Константинополя Олимпиада удалилась в Кизик, откуда, помогая своему духовному наставнику, высылала деньги в далекую Армению. Диаконисе приходилось бороться с большим унынием,  Иоанн, утешая ее отправил в Кизик 17 писем, дошедших до нас. Он напоминал о трудах, которые она переносила ранее: "С первого возраста до настоящего дня ты непрестанно питала алчущего Христа, напояла жаждущего, одевала нагого, гостеприимно принимала Его странником, посещала больного, приходила к связанному. Имей в мыслях море твоей любви, которое ты открыла до такой степени, что оно с большой стремительностью достигает самых границ вселенной". Олимпиада пережила  Иоанна всего лишь на три года и умерла, так и не вернувшись из ссылки, в 410 г.

           Основные сведения о настоящих  диаконисах,  в основном, относятся к IV-VI столетиям. В "Постановлениях святых апостолов", записанных в конце IV века в Сирии, приводится чин посвящения женщин в этот сан.

           Последнее упоминание о диаконисах на Востоке относится к XII веку. Изменилась литургическая практика: постепенно перестают крестить взрослых женщин, поскольку широко распространяется крещение детей, в храмах не всегда соблюдается разделение на мужскую и женскую половины. "Постановления святых апостолов" - главный юридический источник, обосновывавший служение диаконис, утратил свое значение, изменился состав низшего клира: диаконис сместили иподиаконы. Кроме того, в связи с борьбой Византии с новой ересью богомильства возникла угроза еретического искажения женского служения и его перерастания в женское священство - возможно, здесь сыграл свою роль пример Западной Церкви, где диаконисы уже были запрещены. В дальнейшем ни в Католической, ни в Православной Церкви служение диаконис не возобновлялось.

 Возникновение общин бегинок. Церковное служение женщин после исчезновения диаконис не прекратилось. В раннее средневековье, эпоху крестовых походов, когда многие мужчины, загоревшись идеей освобождения Гроба Господня, оставив семьи, двинулись на Восток. Женщины же находили духовную поддержку в создании собственных общин.

          Одна из первых женских общин такого рода была основана около 1184 года в Люттихе, современном Льеже (Бельгия), священником Ламбертом Ле Бегом. Название новой организации бегинок дало либо его имя - Бег, что по-французски значит "косноязычный", либо старонемецкое слово "беггам", имевшее два значения: "нищенствовать".

           Сначала бегинки носили платья голубого и коричневого цветов, затем - из черного сукна, а на голове - белые покрывала, наподобие апостольников. Утро они начинали общей молитвой и ранней литургией, в течение дня собирались для общих молитв, а также исполняли келейное правило - остальным временем могли располагать по-своему усмотрению "молиться".

          Бегинки занимались призрением девиц и покинутых жен, служили больным, пилигримам и всем, кто в чем-то имел нужду; при общинах создавались больницы и странноприимные дома, где бедные и больные часто содержались на деньги, собранные в складчину. Бегинки ходили по домам, посещая тяжело больных, омывали тела умерших, трудились даже во время чумы, воспитывали детей-сирот, иногда основывая целые училища.

          Со временем некоторые объединения бегинок стали богатеть, так как приобретали имущество путем дарственных грамот и завещаний, - а вступившие обязывались передавать все, что имели, общине. Кроме того, в XIII-XIV веках к бегинкам примкнули преследуемые инквизицией за еретические воззрения спиритуалы францисканского ордена, а также "братья и сестры свободного духа". По этой причине, а также из-за возникшей среди бегинок частичной испорченности нравов, женские общины были запрещены на Латеранском (1215 г.) и Вьенском (1311 г.) соборах католической церкви. Более того, в 1307 году в Тулузе казнили многих бегинок.

          Широкое распространение эти женские общины имели в Нидерландах: здесь они дольше всего и продержались, - равно как и в Германии, где после Реформации (XVI век) получили наименование "духовные женщины". В XIX веке во Франции под именем бегинок возродились секты, которые из-за их мистического и таинственного характера подвергались преследованиям исправительной полиции. Некоторые женские общины под этим названием существовали вплоть до конца XIX века в Амстердаме и Брюгге.

          Следующий этап в развитии женской благотворительности связан с именем католического священника Винсента де Поля.

Братство милосердия для ухода и духовной помощи бедным больным. Первая попытка Винсента организовать женскую общину относится к 1617 году - времени, когда он служил в Шатильоне. Две молодые женщины, принадлежавшие к высшему свету и ведшие праздный образ жизни, из любопытства зашли в церковь, где в тот момент проповедовал де Поль. Его слова настолько поразили девушек, что они впоследствии решили посвятить себя служению бедным, несмотря на неудовольствие их прежних знакомых. Однажды одна из этих двух женщин, госпожа Шассуанье, попросила де Поля упомянуть в проповеди некое бедное семейство, в котором имелись больные дети. Винсент исполнил просьбу, и после службы сам отправился навестить несчастных. Он с удивлением заметил, что множество людей двигалось в том же направлении, неся съестные припасы. "Можно было подумать, что это крестный ход", - рассказывал он потом.

Первая община сестер милосердия. Постепенно Винсент приходит к идее создания женской организации, члены которой всецело посвятят себя уходу за неимущими больными. Во время миссионерских поездок он часто встречался с простыми женщинами, не желавшими вступать в брак, хотя и не чувствовавших особого расположения к иноческой жизни - на них он и решил опереться в первую очередь. Сначала к нему пришли две крестьянки: одна из них, Маргарита Назо, до этого пасла коров. На новом поприще Маргарита трудилась недолго, так как вскоре заразилась чумой, ухаживая за больной женщиной, и сама с радостью отправилась на лечение в госпиталь Сен-Луи, прекрасно зная, что никогда оттуда не вернется.

           Днем рождения первой общины сестер милосердия принято считать 1633 год.

     В 1863 г. в Швейцарии был организован Международный комитет помощи раненым, переименованный в 1867 г. в Международный комитет Красного Креста, утверждён особый отличительный знак, обеспечивающий правовую защиту на поле боя: красный крест на поле боя.

          Российское общество Красного Креста, созданное в Петербурге в 1867г., берёт начало от Крестовоздвиженской общины сестёр милосердия.

            В приюте проводились некоторые профилактические меры: проверялось качество покупаемой еды, в случае возникновения заразной болезни больных детей отделяли от здоровых. В 1638 году было постановлено принять в новую организацию нескольких детей-подкидышей из "Куша", парижского родильного дома, который Винсент не рискнул целиком взять под сестринский контроль. Таким образом, был устроен приют на двенадцать человек.

          В деле организации братств ближайшей сподвижницей Винсента стала Луиза Ле Гра, вдова Антуана Ле Гра, секретаря королевы Марии Медичи. Де Поль, прежде чем поставить Луизу на руководящую должность, в течение четырех лет испытывал ее. С 1629 года она стала инспектировать женские общины, объезжая всю Францию. Винсент писал ей в то время, когда она ухаживала за больными  чумой в парижских больницах: "Благодать Божия, которая почивает на людях, посвящающих себя служению больным, дозволяет мне иметь полную уверенность, что Вам от этого не будет никакого вреда". И действительно, с Луизой ничего страшного не случилось - позднее она получила прозвище "мать несчастных".

          Устав общины был формально утвержден в 1668 году - после 30 лет ее фактического существования папой Климентом IX, а Людовик XIV взял эту организацию под особое покровительство. В конце жизни Винсент уже не мог ходить, и его носили в церковь на руках, по поводу чего он шутя говорил: "Вот я теперь большой человек, точно епископ", - хотя всю жизнь оставался в сане простого священника. И он, и Луиза Ле Гра сохранили духовное единство, сопутствовавшее их трудам, даже при кончине: оба умерли в 1660 году с разницей в полгода. Уже в 1729 году Винсент де Поль был причислен католической церковью к блаженным, а спустя восемь лет - к лику святых.

           Деятельность сестер Винсента де Поля и диаконис пастора Флиднера лишь предварила возникновение профессионального сестринского ухода, начало которому положила Флоренс Найтингейл (1820- 1910) , осмыслившая и переработавшая ранний опыт женщин на данном поприще.

Флоренс Найтингейл

           Флоренс родилась в 1820 году во Флоренции в аристократической английской семье. Отец дал дочери хорошее   домашнее образование: Флоренс знала древнегреческий и латынь, изучала немецкий и французский языки, много путешествовала с родителями по Европе. Имея блестящие перспективы на беззаботное светское будущее и выгодное супружество, 24-летняя Найтингейл устраивается сиделкой в одну из английских больниц, вызвав скандал в доме благородных родителей.

          В1851 году, окончательно порвав с семьей, Флоренс устраивается в общину диаконис Кайзерсверта. Именно здесь для нее с полной ясностью раскрывается основополагающая идея будущей системы ухода, а именно, что болезнь - это не только физический, но и психический, и духовный недуг.

Медаль имени Флоренс Найтингейл

          В 1853 году Найтингейл посещает сестер общины Винсента де Поля в Париже, осматривает их госпитали и недолго работает здесь сама. В том же году в Лондоне началась реорганизация Лечебного заведения для дворянок, и Флоренс приглашают туда в качестве главной смотрительницы.

          Флоренс Найтингейл, первая исследовательница и основоположница современного понятия «сестринское дело», сумела изменить общественное сознание и взгляды на роль, и место медицинской сестры в охране здоровья общества.

          Первое определение сестринского дела было дано Флоренс Найтингейл в её знаменитых записках об уходе (1859 г). Придавая важную значимость чистоте, свежести воздуха, тишине, правильному питанию. Она характеризует сестринское дело как  « действие по использованию окружающей пациента среды в целях содействия его выздоровлению». Найтингейл называет сестринское дело искусством, при этом подчёркивает, что это искусство требует «организации и научной подготовки».

          Впервые выделив в сестринском деле две области – уход за больными и уход за здоровыми людьми, она определяет уход как « поддержание у человека такого состояния, при котором болезнь не наступает». Сегодня мы бы определили позицию Найтингейл привычным для нас  термином – «профилактика»; сам уход Найтингейл видит, как « помощь страдающему от болезни жить наиболее полноценной жизнью, приносящей удовлетворение».  В 1859 г. такое заявление было нонсенсом. Уровень ухода за больными в то время был чрезвычайно низок.

          Впервые в истории она применила научные методы в решении проблем сестринского дела. Её первые школы, открывшиеся в Америке, а ранее – в Европе, были автономными и светскими. Сёстры сами преподавали в них, уделяя внимание формированию специальных сестринских знаний и умений. Впервые принимается во внимание личность пациента, его честь и достоинство, сохранение конфиденциальности, соблюдение профессионального долга.

          Не случайно девизом первого почётного медицинского общества стали слова: Любовь, Мужество, Честь.

           В разгар Крымской войны, 15 октября 1854 года военный министр Великобритании Сидней Герберт отправил Флоренс письмо, в котором сообщал об огромной нехватке именно женского ухода за ранеными в одном из английских госпиталей близ Константинополя. Министр предложил Найтингейл организовать отряд сестер для восполнения указанного недостатка, поскольку начался прилив раненых после боя на реке Альме. Сражение не было неожиданностью ни для англичан, ни для русских, но к нему ни те, ни другие не были готовы в санитарном отношении.

          Флоренс занимала должность управляющего штатом по уходу за больными на Востоке, от чего, видимо, и пошло ее известное прозвище "леди-начальник". В ее ведении находилось восемь госпиталей в районе Босфорского пролива, самый крупный из которых располагался в Скутари.

          В руках сестер и главных врачей сосредотачиваются все госпитальные дела.

           К лету 1855 года смертность в госпитале уменьшилась с 300 до 20 человек на тысячу больных. Наряду с сестрами в госпитале трудились солдатские жены.

          Крымская война принесла Флоренс невероятную славу в Англии: к сестре стекались добровольные пожертвования со всех концов страны, в ее честь назвали не только многих девочек, но даже целый корабль, ее портреты выставляли в витринах, а Лонгфелло создал стихотворение "Святая Филомена" с посвящением Найтингейл, откуда пошло другое ее прозвище - "женщина со светильником".

          Появление новых взглядов на уход за больными было обусловлено тремя факторами: религией, войной и наукой. Действительно, Крымская война  (1853-1856 г.г.) породила вспышку женского патриотизма не только в Великобритании, но и в России.

          Прежде, чем мы перейдём к освещению событий периода 1853-1856г.г., вернёмся ненадолго двумя веками ранее в петровские времена в Москву и Петербург.

          Впервые в России женский труд для ухода за больными был использован при Петре 1.В соответствии с царским указом в 1715 г. были созданы воспитательные дома, в которых служили женщины. Однако, в дальнейшем, привлечение женщин для работы в больницах было отменено, и роль сиделок была отведена отставным служащим. Вновь женский труд в гражданских больницах начали использовать в середине 18 века. Осуществляли его  «бабки – сидельницы ». До конца века специальных сестёр по уходу за больными не было, поэтому можно считать, что сестринское дело в России началось в 1803г. с появлением служб «сердобольных вдов». В том же 1803г. в Москве, а следом и в Петербурге при воспитательных домах создаются «вдовьи дома» для призрения неимущих.

          В 1824г. по распоряжению Марии Фёдоровны из петербургского «вдовьего дома» на добровольных началах приглашаются и направляются в больницы женщины для ухода за больными. 12 марта 1815г. 16 из 24 вдов были приведены к присяге, и императрица каждую присягнувшую отмечает особым знаком - «Золотой Крест», на одной из сторон которого было написано «СЕРДОЛЮБИЕ».

           В 1818г. в Москве был создан Институт сердобольных вдов, а при больницах организуются курсы сиделок. С этого времени в России начинается  специальная подготовка женского медицинского персонала. Преподавание ведется по учебнику Христофора Фёдоровича Оппеля* "Руководство и правила, как ходить за больными, в пользу каждого, сим делом занимающегося, а наипаче для сердобольных вдов, званию сему особенно себя посвятивших", впервые увидевшему свет в 1822г.

          Появление нового института – общин сестёр милосердия – во второй половине 19 века было важным этапом в становлении российской медицины. Период отмечен такими именами как Великая Княгиня Александра Николаевна и принцесса Терезия  Ольденбургская. Община содержалась на благотворительные средства и открывала для женщин возможность получить новые знания и реализовать свои способности. Возникновение и развитие общин непосредственно связано с изменениями, происходившими в русском общественном сознании. Общины расширили возможности самореализации для женщин разных сословий. Их деятельность объединяла религиозные традиции и светскую благотворительность, европейский гуманизм и русскую набожность. Появилась не только новая медицинская профессия, но и  кардинально изменилось отношение к раненым.

_______________________

* Христофор Оппель, получил высшее образование в Медико-хирургической академии и защитил диссертацию на степень доктора медицины. Во время войны 1812 года он оказывал медицинскую помощь раненым русским воинам в горящей Москве. Наполеон, видя большое хирургическое мастерство Христофора Оппеля, предложил ехать с ним во Францию, однако тот отказался, заявив, что присягал России и останется с русскими ранеными. Христофор Оппель получил дворянское звание и вошел в историю Отечественной войны 1812 года.

          Можно смело заявить, что организация школ для фельдшериц стало возможна только благодаря  великолепной работе сестёр милосердия.

           К сожалению, исследований, посвящённых общинам сестёр милосердия, сохранилось крайне мало, дореволюционные работы предназначались для самих сестёр милосердия, призывали их к «новым подвигам любви и самопожертвования». Вот некоторые факты того времени...

Во имя милосердия

В начале сентября 1854 года девушка Даша с Корабельной стороны Севастополя вдруг обрезала косы, переоделась в

 матросскую форму, продала доставшийся от родителей дом — все свое сиротское имущество. Взамен она купила лошадь с повозкой, одеяла и много белого полотна, бутыли с уксусом и вином. Соседи решили, что она «тронулась умом» после

Сестра милосердия Петренкова М.Г.

Сестринский знак "Во имя милосердия

гибели отца (матрос Лаврентий Михайлов погиб в Синопском сражении) и решила отправиться на все четыре стороны. Но повозка двинулась к берегам речки Альмы, где шло одно из тяжелейших сражений Крымской войны. Эта «карета горя» стала первым передвижным перевязочным пунктом на поле боя, а Даша — воплощением сестры милосердия.  Гуманистический и героический пример воспламенил многие женские сердца в осажденном городе. Вслед за ней ухаживать за ранеными взялись другие севастопольские патриотки — жены, сестры и дочери участников обороны. Как и Даша, золотыми медалями «За усердие» были впоследствии награждены сестры Крыжановские — Екатерина, Васса и одиннадцатилетняя Александра. Николай I просил Великих князей Николая и Михаила, находившихся в Севастополе, расцеловать ее от своего имени и наградить 500 рублями, а при выходе замуж выплатить 1000 рублей приданого Сестры милосердия носили как отличительный знак общины золотой крест на голубой ленте. Своей честностью и самоотверженностью они заслужили горячую любовь в армии: «Это их вдовушка князя Михаила прислала», — говорили с благодарностью солдаты о Великой княгине..Все они не были медиками, в которых очень нуждались госпитали Севастополя. Тогда Николай Пирогов, знаменитый хирург, руководивший военной медициной осажденного города, призвал «употребить все свои силы и познания для пользы армии на боевом поле» медсестер Крестовоздвиженской общины Петербурга, созданной

по инициативе и на средства Великой княгини Елены Павловны, вдовы младшего брата императора Николая I Великого князя Михаила. Уже в ноябре 1854 года из столицы в Севастополь прибыли три отряда сестер милосердия. И с их помощью Пирогов смог за 12 дней навести порядок в госпиталях. В городе появились прежде невиданные, бережливые, с твердым характером сестры-хозяйкии сестры-аптекарши, наводившие ужас на интендантов и каптенармусов. Так, в Херсоне сестры милосердия привлекли к суду корыстолюбивого аптекаря, и устыдившийся вор застрелился.  Сестры милосердия тех лет — девицы и вдовы «благородного происхождения», аристократки. Среди тех, кто, по словам Пирогова, «безропотно перенес все труды и опасности, бескорыстно жертвуя собой с геройством, которое бы сделало честь любому солдату», были Екатерина Грибоедова — сестра знаменитого писателя, княжна Бакунина — дочь сенатора, внучатая племянница М. И. Кутузова, баронесса Будберг, баронесса Э. Лоде…Сестры милосердия носили как отличительный знак общины золотой крест на голубой ленте. Своей честностью и самоотверженностью они заслужили горячую любовь в армии: «Это их вдовушка князя Михаила прислала», — говорили с благодарностью солдаты о Великой княгине. Но случилось так, что первой в мире сестрой милосердия была названа англичанка леди Флоренс Найтингейл. В Крыму «леди с лампой», как ее прозвали, появилась 25–26 апреля 1855 года. К этому времени русские сестры милосердия уже пять месяцев трудились в местах военных действий. Англичане заявили, что хотят поставить в Балаклаве памятный знак леди Найтингейл. Памятник Даше Севастопольской появился в Крыму лишь несколько лет назад, в 2005 году.

          В период  Крымской войны Великая Княгиня Елена Павловна (сестра императора Николая 1) учредила на свои средства и организовала  в Петербурге Крестовоздвиженскую общину сестёр милосердия  для ухода за ранеными и больными не только на перевязочных пунктах, но и в военных госпиталях. Членами общины являлись женщины разных сословий и уровня образования. Крымская война... За участие в обороне Севастополя в 1854-1855 гг. медали «За храбрость», «За усердие» и «За защиту Севастополя» получили не только отличившиеся женщины, но и дети. За подвиги во время обороны Севастополя в 1856 году серебряными медалями "За усердие" для ношения на груди на Владимирских лентах наградили «жену поручика Арсенальных рот Шестопалова Агафью Леонтьеву и 15-ти летнюю дочь ее» (Дашу Севастопольскую). Сестры милосердия, работавшие в Крыму во время войны были удостоены и особой награды. Все они получили серебряные медали с надписью "Крым - 1854 - 1855 - 1856 ", а знаменитая Даша Севастопольская была награждена не серебряной, а золотой медалью. Также были награждены медалями «За усердие» на Владимирской ленте: Елизавета Хлапонина, Лукерья Чечеткина, сестры Крыжановские - Екатерина, Васса и Александра (последней было всего 11 лет). Сестра милосердия М. Петренкова получила сразу 4 медали за свои заслуги. Известно, что в 1905 году, в возрасте 101 год, она была сфотографирована для юбилейного альбома "Севастопольцы", изданного в Санкт- Петербурге. Лишь недавно удалось выяснить подлинное имя Даши Севастопольской. Ее звали - Дарья Лаврентьевна Михайлова.В ходе Крымской войны были учреждены специальные серебряные и бронзовые медали для сестер милосердия Крестовоздвиженской общины, которая была создана в 1854 году великой княгиней Еленой Павловной. Община отправила в Крым несколько отрядов сестер милосердия, всего около 130 женщин. Среди них были представительницы известнейших фамилий: Мещерская, Бакунина, Пржевальская, Будберг, Бибикова. Сестры милосердия, по словам хирурга Пирогова, перевернули севастопольские госпитали «вверх дном», навели порядок и чистоту, наладили лечение и питание раненых. Им даже удалось укротить нечистых не руку интендантов, и снабжение госпиталей резко улучшилось. 

          Николай Иванович Пирогов принимает предложение Великой Княгини организовать женский уход за ранеными на поле битвы. В октябре  1855г. в Севастополе Н.И.Пирогов разработал подробную инструкцию деятельности для каждой категории сестёр Крестовоздвиженской общины. От молодых врачей Н.И.Пирогов требовал «исполнения опыта» сестёр, полагая, что сёстры – «не слепые исполнительницы приказов лица, только что вступившего на врачебное поприще». В период военных действий из 160 медицинских сестёр общества 17 погибли при исполнении долга. Следует отметить особое место Екатерина  Михайловны Бакуниной (1811—1894)— одной из выдающихся сестер

милосердия Красного Креста, работавшей под руководством Н. И. Пирогова в Севастополе в 1855- 56 годах. Её деятельность и убеждения  особенно ценны тем, что дальнейшее совершенствование подготовки сестёр Екатерина Михайловна видела в приоритете моральных и общественных взглядов медицинской сестры над религиозными принципами.

Организовала отправку сестер милосердия на войну вдова великого князя Михаила Павловича, брата Николая I, великая княгиня Елена Павловна. Но даже одна из первых сестер созданной великой княгиней Крестовоздвиженской общины Е. Бакунина писала в своих воспоминаниях, что первыми в армию уехали вовсе не русские сестры: 

"Никогда не забуду я того вечера, когда мы получили газеты с известием, что французы и англичане высадились в Крыму... А через несколько дней опять известие об Альминском сражении! В октябре месяце мы вернулись в Москву. С каким нетерпением мы хватались тогда за газеты; и вот прочитала я, что французские сестры поехали в военные госпитали; потом в английские госпитали поехала мисс Найтингейл с дамами и сестрами. А что ж мы-то? Неужели у нас ничего не будет? Эта мысль не оставляла меня". 
Патриотическому порыву поддались девушки из разных русских семей. Среди них были и аристократки, и дочери скромных священников и чиновников. Некоторые из них, испытывая себя, отправлялись в больницы, где помогали ухаживать за больными и спрашивали себя и врачей: "Выдержу ли я?" Каждая из сестер дала обязательство прослужить на войне один год, и все они полагали, что смогут выдержать такое испытание. Вот только военная действительность превзошла все худшие ожидания.

В общине сестер милосердия ждал стол и дом.

Общее руководство сестрами по просьбе великой княгини Елены Павловны взял на себя виднейший из русских хирургов того времени Николай Пирогов, отправлявшийся с ассистентами и другими врачами в Крым. Но даже тяготы пути — железных дорог в то время практически не было — оказались детской шалостью по сравнению с тем, что ожидало сестер в Севастополе. "Сначала все это было странно, чудно,— вспоминала Бакунина,— но в это время раненых не было так много; иногда трех человек вдруг принесут, иногда сами приходят. Но что дальше, то больше, и часто от 16 до 20. Тут же, тотчас, и начинаются операции: ампутации, резекции, трепанации. Большею частью все делал сам Николай Иванович. Докторов очень много всех наций, даже американцев. Все они очень учтивы, даже чересчур. Говорят: "Будьте добры сделать то или это; сделайте одолжение, давайте через два часа это лекарство". И русские доктора очень внимательны и учтивы. Я не хочу в подробности описывать все эти страдания, все эти операции, мучения, крики; да это, несмотря на ужасы, по самому своему продолжению становилось монотонно, и продолжалось не день, не три, не неделю, не месяц,— а месяцы!" 

Но и это было далеко не самым страшным. 
"Я знаю,— писала Бакунина,— что доктора и даже сестры при позднейшей, более консервативной хирургии, поразились бы, если б я подробнее стала описывать то множество ампутаций, которые делались у нас всякий день; но пусть они вспомнят, что все ранены были ядрами и осколками бомб, и поэтому, кроме ран, был всегда и ушиб; к этому еще — скученность раненых, дурные условия и зараженный воздух. Мы и доктора не ходили за больными, а почти все получили тиф; солдаты были утомлены, и часто после операции, при первой перевязке, оказывалась гангрена: резекции шли неудачно; ампутации ног кончались хуже, чем рук". Сестры болели вместе со своими пациентами и некоторые из них, пережив тиф, стали жертвами холеры. Естественно, такого поворота событий никто из восторженных девушек не ожидал. Ко всему прочему на сестер милосердия легли и обязанности, совершенно не имеющие отношения к их прямым обязанностям.

"К нашим постоянным трудам,— рассказывала сестра милосердия Бакунина,— прибавились новые хлопоты: всем ампутированным стали раздавать деньги; у кого нет ноги, тому 50 руб., у кого нет руки — 40 руб., а у которых нет двух членов, то 75 руб. Наши раненые, разумеется, сейчас же просят нас взять деньги на сохранение. Но, приняв, надо все записать аккуратно: имя, полк, родину, родных. Суммы соберутся большие. Вот у меня в один день собралось до двух тысяч серебром, и как страшно было их беречь; ведь мы не имели ни комодов, ни сундуков. А было еще хлопотливее то, что больной вдруг просит дать ему рубль или даже 50 коп., а разменять 50-рублевую бумажку в Севастополе было очень трудно. Потом еще при отправлении больных в другие госпитали надо отыскать всякого, от кого взял на сбережение деньги, и отдать ему".

Сидит в белом платочке Даша Севастопольская Севастополь, 1901

 

Неизбежным следствием тяжелой жизни и трудностей стали мелкие и крупные дрязги между сестрами. Ну а поскольку большинство из них были из аристократических семей и постоянно писали о своей жизни родным, слухи о непорядках скоро дошли до великой княгини. Елена Павловна пыталась заменить руководителей крымских сестер милосердия, но результаты отнюдь не радовали ни ее, ни сестер. 

"Старшей сестрой,— вспоминала Бакунина,— к нам приехала баронесса Екатерина Осиповна Будберг, хорошая, дельная и добрая сестра. Но что мне не нравилось, это то, что у нас в общине, где все должно, кажется, быть основано на любви, милосердии, полной готовности делать все, что возможно, стало вводиться какое-то чиновническое и формальное отношение к делу. Я знаю, что были сестры, которые на меня сердились за то, что я хожу к больным не в мой дежурный день, а я именно хожу, чтобы поговорить с ними, что они очень любят". 

Патриотический запал к тому времени практически угас, и некоторые из сестер покинули отряд еще до истечения срока обязательств, другие — немедленно по его окончании. И никакие уговоры, увещевания и ссылки на раненых, нуждающихся в помощи, результата не имели.

Оставшиеся сестры вместе с вновь принятыми, в том числе и из "сердобольных", помогали эвакуировать больных и раненых из Крыма в крупные причерноморские города — Николаев, Одессу — и продолжали ухаживать за ними в тыловых госпиталях. Казалось бы, с окончанием войны их миссия окончена, однако великая княгиня не хотела расставаться со столь понравившимся ей и возвышавшим ее в глазах общества делом. Она упорно добивалась расширения общины, приема в нее новых сестер и устройства их на работу в санкт-петербургские больницы. Вот только результаты не внушали оптимизма никому из окружающих. Восемьдесят "сердобольных" — немолодых и не всегда здоровых дам, отправленных в причерноморские госпитали, не выдерживали тяжелой работы, болели и умирали. Говорили, что ушла из жизни каждая четвертая "сердобольная". Но Елена Павловна не сдавалась. По ее поручению Пирогов написал следующую инструкцию по набору новых сестер:

 

Медали для участников Крымской войны

"Первый месяц они должны оставаться в своем платье и белье. Через месяц получают платье и белье общины. По крайней мере один год они должны оставаться на испытании без креста, занимаясь под руководством старших сестер в госпиталях и живя общиною. Через год получают крест, а некоторые отличившиеся или же известные досконально своей ревностью, хорошим поведением, образованием и пр.,— и прежде того. Желающие поступить из высшего сословия по влечению или по внутреннему призванию составляют, разумеется, исключение из этого правила. Так как трудно найти разом 22 надежных сестры для госпиталей, отдаленных от центра общины, то, очевидно, лучше снабдить их, по крайней мере, такими женщинами, которые — в случае неудачного выбора — не могли бы запятнать общину, не нося еще на себе ее высокого символа и не будучи еще, следовательно, настоящими сестрами". 

Но и здесь, судя по воспоминаниям Бакуниной, Крестовоздвиженскую общину ожидали трудности: 

"В ноябре, декабре и следующих месяцах вступили прежние; вступили и новые, и очень хорошие, и такие, которые сейчас же выходили. Иногда престранные являлись личности. Помню, как одна долго у меня сидела, все расспрашивала, но когда я ей сказала, что сестры не получают жалованья, она быстро вскочила и закричала: 
— Как! Я, дворянка, буду ходить за чернорабочими и не получать за это платы? Это слишком унизительно при моем звании!"

Великая княгиня хотела, чтобы все сестры не только трудились в общине, по существу, за еду, одежду и крышу над головой,— она хотела придать сестринскому движению религиозный характер. Но ни это ее намерение, ни быстрое расширение общины не нравились Пирогову.

Жетон Крестовоздвиженской общины сестер милосердия Красного Креста

 

"Слишком быстро принимает она громадные размеры; громадное в России быстро деморализуется... Как бы, с одной стороны, ни было грустно, что такое великое дело, как введение женского надзора в наши госпитали, при самом его начале начинает уже хромать и портиться,— все-таки сделан шаг вперед, и как бы ни было сильно противодействие, как бы плохо благая цель ни исполнялась,— твердый характер, благородство души и прямодушие настоятельницы еще много успеют сделать и, по крайней мере, не допустят заплесневевшее перейти в гнилость. Я, впрочем, боюсь теперь не столько противодействия для общины со стороны госпитального начальства, сколько другого — деморализации от лести и интереса. Не все будут так трусливы, как главный доктор московского госпиталя, который уже теперь общину величает тайным обществом и хочет ее передать в руки тайной полиции; найдутся люди поумнее; петербургские госпитальные дипломаты будут иначе действовать; они лучше знакомы со слабостями человеческой натуры... Постарайтесь теперь, по крайней мере, при предстоящих средствах улучшить материальную сторону сестер и хотя через это сделать их менее доступными к деморализации; а то, вы увидите, будут брать взятки!" 

Сестры и кассы  

Пирогов не зря опасался быстрого расширения сестринского движения и боялся за материальную сторону дела. Настоящих жертвователей, способных отдать значительные средства на благое дело, можно было пересчитать по пальцам. А вот людей, желавших прославиться причастностью к модной организации, оказалось хоть отбавляй. Одной из них стала баронесса Прасковья Розен, принявшая постриг под именем Митрофании и получившая в управление Владычне-Покровский монастырь в Серпухове. 

В Москве и ее окрестностях игуменья затеяла множество благих начинаний — больницу, приют для сирот, различные мастерские и, как писали, три общины сестер милосердия. Митрофания, как бывшая фрейлина императрицы и дочь наместника Кавказа, располагала широкими связями и значительными возможностями. И не особенно стеснялась в выборе средств для продвижения своих проектов. Она строила на монастырских землях различные производства, одаривала щедрых благотворителей орденами и прочими знаками отличия. Но некоторые из потенциальных жертвователей много обещали, но не хотели вкладывать свои средства в проекты игуменьи Митрофании. Так что для скупцов она придумала собственный метод, на котором и погорела. 

Знаменитый русский юрист Анатолий Кони, служивший в 1873 году прокурором Петербургского окружного суда, вспоминал: 

"В конце января или в самом начале февраля 1873 года петербургский купец Лебедев лично принес мне как прокурору петербургского окружного суда жалобу на пользовавшуюся большой известностью в Петербурге и Москве игуменью Владычне-Покровского монастыря в Серпухове Митрофанию, обвиняя ее в подлоге векселей от его имени на сумму 22 000 рублей". 

Как оказалось, Митрофания решила не испытывать судьбу и составлять от имени жертвователей (способных уклониться от исполнения обещаний) разного рода долговые обязательства. Лебедев, которому был обещан орден, пострадал еще не слишком сильно. Московская купчиха Медынцева, добивавшаяся с помощью игуменьи снятия опеки со своего имущества, едва не лишилась всей движимой и недвижимой собственности аж на 300 тыс. рублей. Но самый большой вклад в проекты Митрофании должен был внести купец-миллионер М. Солодовников. Его материальное благополучие началось со средств, которые скопцы дарили каждому вступившему в их общину. Солодовников свое оскопление скрывал, поскольку деяние это по закону считалось уголовно наказуемым и каралось ссылкой в Сибирь. До поры до времени ему удавалось откупаться от чиновников, но однажды он решил разрешить свою проблему одним махом с помощью игуменьи-аристократки, принятой при дворе. Матушка-настоятельница, однако, не довольствовалась переданными ей сотнями тысяч, а подделала векселей за подписью Солодовникова на сумму, значительно превышавшую его огромное состояние. 

Вот только фальшивки выполнялись ею лично и настолько грубо, что следователи сразу же обнаружили подлог. Суд приговорил ее к трем годам ссылки в Сибирь и еще к одиннадцати — в других губерниях. Однако верующие продолжали считать ее едва ли не святой, пострадавшей за благое дело. Ни в какую Сибирь Митрофания не поехала, а жила в почете в различных женских монастырях и даже успела побывать в Иерусалиме. 

На созданные ею и другими благотворителями общины сестер милосердия была брошена тень, и энтузиазм вокруг этих организаций возникал главным образом во время очередных войн. Немалое число участников русско-турецкой войны 1877-1878 годов умильно описывали сцены, когда аристократка-сестра моет ноги простому русскому солдатику или врачует его раны не столько перевязками, сколько душевной беседой. Не прибавляли популярности сестринским общинам и публичные обсуждения вопроса о материальном положении сестер милосердия. От них требовали трудиться бескорыстно и с полной отдачей, не давая взамен практически ничего. Лишь в 1882 году вопрос о пенсиях для сестер сдвинулся с мертвой точки, когда при Главном управлении Красного Креста появилась пенсионная касса — пособие по старости из нее могли получить сестры, прослужившие не менее 15 лет и не менее пяти лет делавшие взносы в кассу. Однако лишь 600 сестер могли рассчитывать на пенсию. Остальные желающие назывались сверхкомплектными и обязывались ежемесячно вносить в кассу значительные взносы из своих несуществующих доходов. 

Когда вопрос стал бурно обсуждаться в обществе, руководители Красного Креста пошли на уступки и расширили число потенциальных пенсионерок аж на шесть человек. Но при этом стаж, необходимый для получения пособия, подняли с 15 до 20 лет. Это был уже настоящий скандал, и в дело вмешались государственные органы. В 1898 году общинам разрешили выплачивать престарелым сестрам по 100 рублей в год. А в 1901 году появился наконец закон, регулирующий пенсионное обеспечение сестер милосердия. Согласно высочайше утвержденному мнению Государственного совета, на пенсию могли рассчитывать 3 тыс. сестер, прослуживших не менее 25 лет и вносивших ежегодно в казну 12 рублей. 

Все это отнюдь не способствовало появлению в общинах сколько-нибудь образованных девушек из достаточных, как тогда говорилось, семей. Они надевали платье, фартук и косынку сестер милосердия только на войне. Да и тогда проку от них, как считали некоторые врачи, было не очень много.

 

Сестры милосердия в русско-турецкую войну

В 70-е годы XIX столетия славянские государства, входившие до недавнего времени в состав Югославии, а также Болгария находились под властью Турции. На их территории часто вспыхивали национально-освободительные движения, которые жестоко подавлялись. Уже 12 апреля 1877 г. император Александр II подписал манифест о войне с Османской империей. Главное отличие новой войны состояло в том, что она была гораздо более динамичной и подвижной, нежели война Крымская, и длилась около семи месяцев, то есть примерно столько же, сколько одна осада Севастополя. Русские войска не стояли на месте, но преодолели довольно длинный путь от Румынии через Болгарию в сторону Истамбула - это придавало совсем иную специфику уходу сестер за ранеными, поскольку им постоянно приходилось двигаться вслед за русскими войсками, а на театре войны не создавались длительно действующие перевязочные пункты и госпитали.

Манифест императора Александра II об объявлении Русско-турецкой войны.

Война была очень популярна среди русской интеллигенции. Большинство женщин понятия не имело о том, что их может ждать на войне, при этом практически все стремились на передовую, куда их не пускали, - исчез страх перед новой и не вполне понятной профессией, какую двадцать лет назад избрали крестовоздвиженские сестры, успевшие прославиться и этим как бы "проторить тропу" для других. Поэтому огромный прилив сестер принес в лазареты большое число людей лишних, случайных. Были женщины, пресытившиеся развлечениями, которым все в жизни наскучило. Имея авантюрную жилку, идя на войну, они искали разнообразия, новых впечатлений и интересных знакомств. "С крестом на груди, они не имели креста в сердце и смотрели на дело милосердия, как на модное дело", - писал один полковой священник. Нельзя сказать, что такие сестры выполняли работу плохо, иногда, правда, поражая своим легкомыслием, поскольку они были "беззаботные, веселые, здоровые молодые девушки, идущие на... трудную работу как на праздник. Их веселый смех заглушает подавленные стоны раненых". Для других, малоимущих, война оказалась чуть ли не единственной возможностью заработать себе на пропитание: "это сестры-труженицы из-за куска хлеба, без претензий на похвалу совершавшие подвиги милосердия, безропотно они несли все обязанности..." Были женщины, для которых занятие новой деятельностью стало следствием тяжелой внутренней травмы, связанной, например, с потерей любимого человека, а были и такие, у которых действительное искреннее самоотверженное служение больным переплеталось с внутренним тщеславием: они постоянно стремились подчеркнуть свои собственные заслуги. Вполне понятно, что сделавшие сознательный выбор сестры, "готовые положить свою душу и жизнь на служение страждущему человечеству", были крайне редки. Их было мало, но они были, и "крест на груди служил для них действительным выражением присутствия в сердце Бога". Работавшая в тылу сестра назвала таких женщин исключением из правил - святыми, "которыми держался грешный город".

Юридическое и административное положение сестер милосердия в период войны было определено изданными в 1875 году "Правилами о сестрах Красного Креста" и правилами, составленными для желающих вступить в сестры Красного Креста только на период войны. Таким образом, изначально разграничивались статусы женщин, работавших в общинах, и тех, кто хотел стать сестрой милосердия временно, в народе прозванных "вольнонаемными", или "волонтерками". Для сестер Красного Креста, согласно названным правилам, православное вероисповедание признавалось необязательным: в их число могли приниматься женщины и других религиозных воззрений. Возраст женщин определялся в границах от 20 до 45 лет, и в отличие от времен Крымской войны, когда многие сестры Крестовоздвиженской общины по истечении года, на который давали обет, возвращались домой, эти женщины были обязаны трудиться неопределенный срок - пока не окончится война. Вольнонаемные сестры, набранные сверх штатных, изначально находившихся в общинах, находились на обеспечении Красного Креста. Из административных функций на них возлагался только контроль за госпитальными служителями, а из профессиональных - составление элементарных лекарств. Женщины-добровольцы получили возможность в течение нескольких месяцев учиться на специальных курсах, создававшихся в разных городах. Естественно, уровень квалификации прошедших подобное обучение был весьма невысок. Впрочем, в Русско-турецкую войну уже появляются настоящие женщины-профессионалы: фельдшера и врачи, - но их было крайне мало, поскольку систематическое медицинское образование для женщин в России еще отсутствовало.

Задолго до основного потока вольнонаемных сестер в Болгарию отправились отряды уже проверенных "старейших" общин. В июне - июле 1877 г. в Румынию и на Кавказ было послано семь групп, меньше 20 человек в каждой. 32 крестовоздвиженские сестры во главе с Щеховской и Надеждиной действовали у основной переправы русских войск через Дунай близ Зимницы, позднее их сменили сестры общины Святого Георгия. 27 сестер Георгиевской общины во главе с уже пожилой, но неутомимой Е. П. Карцевой до переправы русских войск трудились на этапах в Румынии, а потом попали в Болгарию. Они были из числа немногих медиков, допущенных на передовые позиции близ осажденной Плевны, где находился Склифосовский - решительный противник присутствия женщин на передовой (подобное разрешение выдавалось только гл