а не хочется. мой мозг, кажется, атрофируется медленно, зато верно.
вчера минут 5 вспоминала как пишется слово девятьсот. что со мной будет через пару лет?
а так смотрела погоду в яндексе. бездумно крутила ползунок, там есть строка, где можо выбирать желаемую погоду, а они пишут, в каких городах сейчас такая.
в певеке -5. 3 июня. лето.
и как люди всю жизнь живут в таких условиях?
посмотрела сайт города:
Над тундрою Чукотки опять кружится снег.
Лежит у самой сопки арктический Певек.
И в нём души не чая, презрев земной уют,
Не просто певекчане, романтики живут.
Пусть лето здесь коротко и пусть зима долга,
Но тянет нас Чукотка, зовут её снега.
Мы верим в этом веке у северной воды
Мы вырастим в Певеке зелёные сады.
Промчатся годы ходко, как талая вода.
И встанут на Чукотке большие города.



--------------------------------------------------------------------------------


Золотые, густые, манящие,
Засверкали под сопкой — взгляни:
Словно яркие звездочки счастья, —
Молодого поселка огни...,


Таким увидел Певек чаунский топограф поэт Геннадий Елгин чуть более тридцати лет назад, незадолго до присвоения поселку романтиков и ромашек статуса города, первого за Полярным кругом. Произошло это 6 апреля 1967 года. А еще в конце двадцатых годов здесь безраздельно хозяйничал местный ветер, норовистый «южак», гнавший снега да песок с Пээкинэя и других ближних сопок, а по лету — зеленый паковый лед да крутую свинцовую волну по акватории бухты — на противолежащий остров Большой Роутан. И одиноко сопротивлялись стихии ставшие на широкой, глубоко вдающейся в Чаунскую губу галечной косе две избушки и цинковый склад — принадлежность то ли торговой фактории Дальгосторга, то ли артельщиков Союзпушнины, как разноречиво утверждают биографы города...

...«Территория» — такое условное и емкое определение дал этому месту геолог и писатель Олег Куваев — кочевыми племенами не слишком обжива-лась, оседлые чукчи традиционно тяготели к долинам Большого и Малого Анюя, где природа побогаче и где с конца XVIII века действовала ярмарка. А ведь издавна, по отрывочным свидетельствам, бухта славилась обилием гольца, песец да лисица просились в «пасти», а самые отважные охотники шли на бело-го медведя.

Ветер ли отпугивал отсюда осторожных во всем чукчей или недостаток ягеля для оленей, а может, старинная легенда, отразившаяся в названии главен-ствующей над прочими шестисотметровой сопки — «Пээкинэй», что топонимисты переводят с чукотского как «Пахучая гора», возводя этимологию странного имени к якобы случившейся здесь когда-то кровопролитной битве, в которой местные племена защищали свою землю от пришлых. Запах мертвых тел навсегда, дескать, остался в памяти людей и в названии сопки.

И хотя известный ученый, знаток чукотского и эскимосского языков Владилен Леонтьев привел иной вариант перевода: «Вздутая, или Толстая гора» — желание причаститься к историческому событию делает первый вариант более привлекательным и ходовым — и навряд ли стоит корить за это детей природы-северян.

Так или иначе — да здравствует гора, подарившая свой топонимический корень «пээк» с красивой легендой в придачу нынешнему городу! Он вырос за историческое мгновение на семидесятой параллели, там, где коротким северным летом сопки-красавицы любуются своим отражением в холодном и все еще чистом зеркале бухты.
для тех, кто дочитал д конца: а вы смогли бы вот так вот всю жизнь провести за полярным кругом?