ШКОЛА ОПЕРНОГО ЗЛОСЛОВИЯ
(предисловие авторов)

Дорогие читатели, являясь горячими поклонниками оперного жанра, мы не раз вели споры, обсуждая ту или иную постановку хьюстонской Гранд-оперы. Признаться, наши взляды на многие аспекты оперного театра разнятся, но после просмотра оперы П.И. Чайковского «Пиковая дама» на сцене HGO мы были единодушны в своём мнении о постановке.

«Пиковая дама», на которую мы возлагали большие надежды и которая по всем признакам обещала стать лучшей оперой сезона, оказалась худшей. Вопиющее несоответствие между замыслом композитора, прекрасной работой выдающихся певцов с одной стороны и поистине кошмарной сценографией с другой, даёт нам право высказать наше мнение. Мы не могли остаться равнодушными к факту намеренного издевательства над традициями русской оперы и над здравым смыслом и решили перенести наш диалог на страницы газеты. Мы считаем, что не в праве молчать и открываем совместную рубрику «Школа оперного злословия».

Ольга Вайнер: «Мне страшно» - эта фраза, звучащая в опере Чайковского несколько раз из уст разных персонажей и являющаяся смысловым лейтмотивом оперы, как нельзя точно воспроизводит впечатление о постановке Ричарда Джонса и Роя Ралло. Посудите сами - действие происходит в условиях, схожих с концлагерными. Кругом разруха и темнота. Ни малейшего намёка на время и место действия, массовка одета в серое, равно как и главные герои. Во время дуэта Лизы и Полины барышни-гостьи лениво катаются по полу, как тюлени. Во время арии Лизы «Откуда эти слёзы» Герман проползает по крыше, а после поёт «Прости небесное созданье», высунувшись из окна в потолке. Всё тот же Герман застаёт старуху-графиню полуобнажённой, сидящей в ванной (там же она и умирает). Призрак Графини является главному герою в виде гигантского скелета, выползающего из-под простыни. Лиза совершает самоубийство, не бросившись с моста в реку, а надев на голову полиэтиленовый пакет.

Но верхом эпатажа была сцена в игорном доме, где князь Елецкий пил водку из горлышка бутылки, а граф Томский откровенно тискал и шлёпал по заду некоего субъекта, одетого в женскую одежду. Здесь-то у иных зрителей не выдержали нервы, и они закричали: «ФУУУУУ!». Поистине страшная и нелепая картина. Шедевр мировой оперной музыки превращён в фарс.

Марк Зальцберг: Я был на всех репетициях и имел возможность беседовать с постановщиком и с певцами подолгу, пытаясь понять смысл происходящего. Хористы, которые знают меня не первый год., спрашивали: «А что у вас в России и вправду так всё бедно и серо?». И действительно. Вот вам пример: в комнате Графини, которая в Париже швыряла миллионами - ободранные обои. Да в таких декорациях надо ставить «Богему», но никак не «Пиковую даму»!

О.В. У адекватного зрителя, коим, надеюсь, являемся мы с Вами, возникает чувство, что режиссёр находится во власти скверных стереотипов, а именно, что Россия - это обязательно бедно, серо и грязно, и все русские, невзирая на положение в обществе, пьют водку прямо из бутылок. Возникает вопрос: а знаком ли человек с материалом?

М.З. Неужели Вы думаете, что он не знаком с классическими постановками, которые можно найти в любом музыкальном магазине? Допустим, это и так. Другое дело, существует опера итальянская, французская, немецкая, русская. Чем руководствовались постановщики, которые сделали всё возможное, чтобы из «Пиковой дамы» изъять какую бы то ни было связь с Россией? Русская опера всегда трепетно придерживалась места и времени, к которому относилось действие - костюмно, декоративно, обстановочно. В данном случае постановщики от этого отказались и сделали вместо русской оперы - «никакую», то есть оперу, в которой действие могло происходить в любом месте, начиная с Тимбукту и заканчивая Канадой.

О.В. В то же время всё тот же адекватный зритель жаждет видеть Медного всадника и сцену у Канавки. Увы, вместо одной Канавки на сцене - три скамейки…

М.З. Происходящее на сцене не соответствует тексту, например, Лиза говорит: «Встретимся на набережной», а никакой набережной и нету. И это не единственный пример.

О.В. Но оставим место действия и обратимся ко времени. На время зрителю в опере указывает очень многое, начиная с музыкального материала - многочисленных стилизаций музыки 18 века и заканчивая приветственным гимном царице.

М.З. Более того, мы с Вами знаем, что в опере звучат стихи Державина (в песенке Томского), а в этой постановке она звучит из уст пьяного расхристанного кавалергарда. Ещё пример: царица приезжает во дворец богатого вельможи (Графини или её сыновей и внуков), а там по стенам ползёт плесень, обои ободраны, отсутствуют окна и стоит железная кровать. Вместо спектакля-пасторали на балу гостям показывают кукольный театр, которому там не место. На мой вопрос режиссёру: «Почему так?», я получил ответ «А так интереснее».

О.В. Я считаю, что кукольный театр был не самым худшим моментом в опере. Его-то как раз можно рассматривать, как часть домашнего представления с пением, некий иной род развлечения.

М.З. Смысл этой сцены совсем в другом. Дело в том, что в те времена подобные балы были «выставками невест». Девушки, которым выписывали учителей пения из Италии, потому что русские аристократы были богаче самого царя, демонстрировали своё умение перед будущими женихами. И куклы здесь совершенно ни при чём. Я считаю это нелепым. Владимир Галузин в разговоре со мной признался: «Я спел 100 «Пиковых дам» в Европе. Только одна постановка была классической, все остальные были такие, как здесь».

О.В. Меня не покидала мысль о том, какое унижение, дожно быть, испытывает Владимир - лучший исполнитель роли Германа в мире - вынужденно участвуя в сцене со скелетом. Интересно, что сказал режиссёр по поводу явления скелета в постели?

М.З. Сам факт он никак не прокомментировал, но на вопрос: «Как это Графиня, только вчера похороненная, лишилась всей своей плоти и превратилась в скелет?» - режиссёр ответил: «У Вас странное чувство юмора».

О.В. Зато чувство юмора у зрителей было вполне адекватным: при виде скелета в постели Германа, зал начал покатываться от смеха - и это в одном из самых драматических моментов оперы!

Я считаю ,что певцам не повезло участвовать в этом балагане, за исключением, пожалуй, Марии Маркиной - исполнительницы роли Полины. На долю её героини не выпало ни одной нелепой сцены и от неё не требовали безумств. И поэтому зрители могли по достоинству оценить красоту голоса певицы. Ариозо «Подруги милые» Маркина исполнила превосходно.

М.З. Да, но при этом её заставили танцевать на кровати. А ведь дальше поётся «Барышням вашего круга надо приличия знать». Речь идёт о высшем сословии. Не представляется возможным, чтобы дворяне скакали по кроватям. А как девушки были одеты! Как нищие! Кстати, некоторые певцы, включая Галузина, признаются, что когда они одеты в костюмы, не соответствующие образу, то петь у них получается не так хорошо, как они могли бы.

О.В. Кроме четырех русских солистов, мне бы хотелось отметить пение Томаса Томассона, исполнявшего роль Томского. Голос у певца ровный, сильный, русский язык - безукоризненный.

М.З. У меня есть претензии к трактовке образа. В роли Томского можно продемонстрировать столько оттенков, столько юмора, сарказма! Этого не было.

О.В. Я согласна. Томский получился мрачный, даже где-то демонический, чего в опере у Чайковского в помине нет. Ну и конечно поведение персонажа на сцене было непристойным.

М.З. А вы посмотрите на всех, собравшихся в игорном доме. Разве это знать, разве это кавалергарды и князья? Нет, это ватага грузчиков. Один пьяный Елецкий чего стоит!

О.В. Как бы Василий Ладюк - певец с красивым голосом и прекрасными внешними данными, идеально подходящий для этой роли, сыграл князя Елецкого, если бы не произвол режиссёра! Если бы только ему дали сыграть именно ту роль, которую задумал автор, насколько ярко раскрылся бы певец!

М.З. А Татьяна Моногарова - Лиза, которую заставили прыгать по скамейкам, как девчонку-хулиганку? Разве это образ, который рисует музыка Чайковского? Вот опять-таки несоответствие между тем, что героиня поёт, и тем, как она себя ведёт на сцене.

Я полагаю, что все русские певцы были оскорблены.

О.В. А что касается нерусских? Скажем, Джудит Форст, которая пела Графиню?

М.З. Она была тоже в ужасе - ей поручили роль какого-то ходячего трупа, хотя по репликам Графини можно судить, что эта женщина всё ещё была полна силы и власти. Перед ней трепещут. А вместо этого приживалки силой заталкивают её в ванну, куда ещё и наливают холодную воду. Я спросил режиссёра : «Зачем вода?» Он сказал: «Я хочу, чтобы Герман брызнул воду в лицо Графини, чтобы убедиться, что она мертва». Неужели музыка его в этом не убеждает? В результате уже на третьем ряду зрителям эти брызги видны не были, потому что на сцене было темно, но зато бедная Графиня держала ноги в холодной воде. Такое могли придумать только странно мыслящие постановщики.

О.В. Многовато их для оперы, где должен быть всего один сошедший с ума. Хотя как раз Герман на фоне всего происходящего выглядит не более безумным, чем все остальные персонажи.

М.З. Наш диалог начался с фразы «Мне страшно». От себя лишь скажу: «Мне тоже». Хочется задать вопрос постановщикам: «Кто вы такие, что считаете, что Чайковский хуже вас знал, как ставить его собственную оперу?» Замысел оперы изложен в дневниках и письмах Чайковского досконально. Но вряд ли это хоть как-то заинтересовало тех, кто ответственен за то, что творится на сцене HGO. Представьте себе: зритель приходит на одну-единственную оперу в полной уверенности, что ему показывают типичную постановку оперы Чайковского. И что он видит? Получается, что режиссёр обманывает зрителя, который, как правило, не знаком с русской культурой и принимает всё происходящее на сцене за чистую монету. Я уверен, что зритель, приходящий в театр один раз в жизни, должен видеть оригинал, а не подделку.

О.В. Мы намеренно не коснулись исполнительских аспектов. Владимир Галузин, равного которому в партии Германа нет, Татьяна Моногарова - одна из ведущих российских певиц, блестящие молодые солисты Мария Маркина и Василий Ладюк, именитые Джудит Форст и Томас Томассон - все пели великолепно. Но стоит ли приходить в оперный театр в повязке на глазах, чтобы не портить впечатление от гениальной музыки и полностью игнорировать пошлую постановку? Опера ведь - синтетический жанр. На этот вопрос каждый должен ответить себе сам.

М.З. Мы искренне надеемся, что в нашей опере в будущем не состоится ни одной постановки, которая настолько возмутила бы зрителя.

До встречи в опере.