На форуме вебсайта «Нашего Техаса» появилось сообщение из Монреаля. Оно промелькнуло и исчезло. Былa там короткая ссылка на сайт певца Бориса Клетинича. Я не поленилась, открыла и услышала … поразительной красоты и силы бас-баритон. Имя исполнителя было не знакомо, но голос мощный , сильный с такими теплыми интонациями заставлял слушать и слушать. Звучали знакомые мелодии «Коробейники», «Бурлаки», «Подмосковные вечера», песни на русском, английском, французском и иврите, но слушались все эти известные мелодии по-новому. Было в этом голосе что-то необъяснимо притягательное. Захотелось узнать этого человека.

Судьба Бориса Клетинича не совсем обычная. Вот что рассказывает он сам:

– Я родился в музыкальной семье в Кишиневе, потом в 17 лет оказался в Москве, во ВГИКе на сценарном факультете. После окончания института у меня была двоякая московско-кишиневская жизнь. Прописка и рабочая ставка вынуждали меня быть в Кишиневе; тем не менее, я ухитрялся каждый месяц летать в Москву. Мне казалось, что без Москвы жить невозможно, в ней варились мои сценарные заявки, публиковались стихи, оставался весь мой круг. Все планы и стратегии были порушены фактом развала СССР… В общем, я переехал в Израиль, что повлекло за собой многие приобретения и всего одну потерю, но очень большую: я оказался вне того литературно-кинематографического круга, в гуще которого находился.

В Израиле я прожил одиннадцать лет. Первые годы были заняты учебой и бестолковыми усилиями найти себя. Наконец, поселившись с женой в деревне, я почувствовал себя феллахом, земледельцем. В тот момент у меня было поразительное ощущение, что жизнь состоялась и хорошо бы, чтобы она остановилась, настолько всё представлялось абсолютным, достаточным.

Следующие несколько лет тоже казались потрясающими, но это уже была инерция убывания. Когда это убывание достигло своей крайней точки - я потерял работу и к тому же лишился былой уверенности, что правильно и хорошо живу – подоспела долгосрочная командировка в Монреаль, которую в конце 2001 года предложили моей жене, к тому времени переучившейся из хорошей пианистки в программиста.

Борис Клетинич - человек многообразных и редких дарований, автор сценариев и изысканных прозаических текстов и к тому же обладатель мощного голоса - с таким бы петь партии Мефистофеля либо вагнеровского Вотана. В то же время мой собеседник - странник, его блуждания между профессиональными призваниями и географически отдаленными друг от друга пристанями (Кишинев, Москва, Иерусалим, Монреаль) тесно между собой увязаны. Будучи сценаристом в Москве, в Бейт-Шемеше он стал преподавателем, а в Монреале - певцом, с равным успехом выступающим в англиканских церквах, карибских ресторанах и в концертных залах.

– Борис, как все эти занятия уживаются вместе, и что ныне является центром Вашей деятельности?

– Сейчас - музыка, а прежде была, наверное, литература. На самом деле, голос у меня был всегда, хотя ранее существовал «для домашнего употребления»: когда к нам в деревню рядом с Бейт-Шемешем приезжали друзья и мы рассаживались на веранде, неизбежно наступал тот самый момент - я брал гитару и начинал царствовать. Я никогда не понимал, зачем мне этот голос - слишком хороший для того, чтобы просто быть; десять лет назад я даже опубликовал маленькую повесть, в которой задавался этим вопросом.

Впрочем, тогда всё было слишком хорошо, слишком стабильно, не чувствовалось никакой недостаточности. Потом всё изменилось, какие-то пропорции в жизни нарушились. Закончилась моя преподавательская лафа. А я работал там же, в Бейт-Шемеше, так что жизнь была устроена весьма удобно: сел в машину - и через десять минут уже в классе. Семья была поначалу маленькая, но появились одна за другой две дочки, и стало трудно. Всё вместе создало картину энергетического тупика. Надо было радикально менять обстановку…

- Какой оказалась жизнь в Монреале?

– Когда мы вышли из аэропорта – после изнурительного полета – на асфальт, посыпанный легкой, не совсем аккуратной снежной кожурой, и стали дышать полными легкими – это было счастье, обновление после израильского зноя, хамсинов, интифады, СМИ - всего того, что создает отрицательный фон жизни.

Нас ожидали очень приемлемые условия жизни, но первые два года оказались невеселыми: преподавать я не мог (разрешения на работу в этой области у меня не было), пришлось стать разнорабочим, человеком без профессии, домохозяйкой - кем угодно. В какой-то момент я понял, что надо петь. У меня просто не было иного выхода, следовало снова кем-то становиться в новой среде.

– Ваша публика, по всей видимости, в основном русская?

– Что вы, в Канаде русская публика - самый погибельный вариант. Вообще говоря, в Монреале русское сообщество намного более убогое, чем в Израиле, там нет такой могущественной субкультуры, сияющей всеми цветами радуги. Русское существование там достаточно скромное, хотя и проводятся фестивали искусств, стабильные посетители которых, конечно, пожилые люди. Собственно, на один из таких фестивалей я и угодил - должен был читать стихи, но вовремя понял, что это пустой номер, лучше спеть. Эффект был потрясающий.

Немного позднее мне удалось записать то, что я раньше пел для друзей: русские романсы и народные песни. Потом стало ясно, что если я хочу зарабатывать деньги, то надо петь на английском и на французском, я взялся за Фрэнка Синатру, «Битлз», Эллу Фицджеральд, они по сей день составляют костяк моего репертуара.

Начав с домов престарелых, я за полтора года дал сотню с лишним концертов, пел бесплатно в русских кабаках, где мне это разрешали в виде большого одолжения. После этих выступлений было тягостное послевкусие: при всей своей эклектичности я не интересуюсь единственным жанром – русской попсой, а это именно то, что следовало там петь.

Нет, он не заканчивал местную консерваторию. Ему не пришлось проходить курс обучения на монреальской “Фабрике звезд”. Просто он решил, что настало время…

Первые же выступления его запомнились. И сейчас редкий концерт в русской общине обходится без Бориса Клетинича. Его голос любят, концерты с его участием стараются не пропустить.

- Выступал я перед белыми и перед черными, перед евреями и христианами, вот совсем недавно мне удалось попасть в шоу в карибском ресторане, меня там подавали как гвоздь программы, как Ивана Реброва. Я пою и в церквах, Монреаль – это вообще сорок сороков, с какой стороны ни подъедешь - везде луковки и маковки. В каждой церкви – один-два годовых концерта, я там пою едва ли не больше всего. Конечно, там несравненно демократичней, чем в синагогах.

Ну а что касается еврейского мира, на который я возлагал большие надежды, то в основном речь идет о потомках выходцев из России, Польши, Восточной Европы, селившихся в этих краях, начиная с середины XIX века; собственно, они составляют экономическую элиту Монреаля (хотя есть, конечно, и нееврейская элита). Это люди поразительного уровня культуры и такого же поразительного холода, холёные, с точно рассчитанными движениями; у них не жизнь, а этикет, ритуал. Очень закрытый мир, попасть в него трудно; во всяком случае, я пока не сумел. Там предпочитают приглашать на выступления тех, кого много лет знают, будь я хоть в сто раз лучше. Впрочем, если мне придется жить в Канаде еще какие-то годы, я наверняка эту стену пробью. Терять мне нечего – я должен преуспеть. Единственный шанс состояться – это достичь огромного успеха, тут всё или ничего. В этой профессии невозможно выжить, если ты просто один из многих. Я давно уже понял, что первая и главная составляющая успеха – это драйв, умение завести зрителей, сломать их изначальное равнодушие, нулевой энергетический цикл, поднять температуру тела на несколько градусов. Без этого ничего не будет.

– Борис, Вы, видимо, всегда ставите перед собой заведомо трудноисполнимые, эксцентрические задачи? В литературе у Вас установка на сложную прозу, со своим синтаксисом и массой специально созданных слов, в музыке Вы и вовсе рассчитываете добиться громкой славы…

– Ну, цель я впервые перед собой поставил. В литературе у меня не было никакой эстетической программы, сложную прозу я писал потому, что просто слышал мир именно таким образом. С музыкой и пением-другое. Я верю в свою звезду, в свой талант.

Так я познакомилась с талантливым певцом, у которого есть твердая вера в свое предназначение, в свой успех. Интересные и неожиданные встречи с блуждающими звездами дарит нам жизнь, освещая и нас своим сиянием.