«Красное, лиловое, желтое, зеленое…..»

В. Высоцкий.

Всю неделю я убивался на работе. Гнался в бешеном галопе по этажам и коридорам, сливался с монитором и клавиатурой, вживался в стул, выпивал литры водянистого американского кофе, говорил по телефону со всеми странами и континентами, заседал на митингах и трейнингах, отправлял и принимал сотни электронных сообщений и частенько вместо ланча кое-как на ходу перекусывал прямо за рабочим столом сэндвичами, упакованными в красивые картонные коробки. И вот, наконец, пришла пятница. «Здравствуй!» – сказал я ей. – «Где ты так долго шлялась?»

Может быть, кто-то и слышит музыку в рабочем ритме мультинациональных корпораций. Может, кто-то без ума от своей работы, находит ее прекрасной и готов жениться на ней. Но только не я. Спасибо. Именно поэтому время от времени душа моя просит пищи иной, пищи духовной. И не случайно, что в эту пятницу мне хотелось пойти не в ресторан, не на ипподром, не в кегельбан, не в кино, а в художественный музей, где встреча с прекрасным ждет каждого в строго отведенные для этого расписанием часы. Приходите, не пожалеете!

Несколько телефонных звонков - и легкая на подъем команда была собрана, логистика оговорена, программа утверждена. В тот день нам крупно повезло. В хьюстонском художественном музее МFAH проходил предварительный закрытый просмотр и презентация выставки «Великолепие Руин французских пейзажей 1630-1800». Презентация эта была эксклюзивной и предназначалась лишь для достопочтенных членов музея и их гостей. К счастью, один из нас, - большой друг искусства и любитель езды по бездорожью, оказался членом музея. Так что вход за кулисы нам был обеспечен.

Вырвавшись из служебных застенков, мы традиционно пропустили в баре по кружке австралийского пива Фостер и, круша эфир криками и-ха-а-а-а, выдвинулись в заданный квадрат. Вечер стоял влажный и душный. Нескончаемый караван автомобилей, то ускоряясь, то притормаживая, двигался в сторону центра, где возвышались громады небоскребов. В одном месте, увертываясь от машин, шоссе перебежал человек в футболке, на которой было написано «супермен».

Радостная встреча с друзьями произошла перед зданием музея, под струями произведения современного искусства Penetrable Amarillo («Проницаемый Желтый» исп.). Произведение это принадлежит артисту из Венесуэлы Исусу Рафаэлю Сото и отзывается в каждом человеке по-своему. Представляет оно из себя тысячи свисающих с крестовины вниз желтых пластиковых трубочек, образующих водопад густого желтого цвета, который можно пройти насквозь. Отсюда и название. Когда мы весело скакали под желтыми струями, мне в голову приходили и другие названия, например «купание желтого коня», «экскурсия по макаронной фабрике», «крашеная голова Медузы Горгоны» и «золотой дождь». Приходите, это надо видеть! Установлен сей экспонат перед старым зданием музея, законченном в 1958 году и дополнившим собой оригинальное здание постройки 1926 года, классический фасад которого можно увидеть из парка.

Презентация выставки началась в вестибюле нового здания, для кого с торжественной речи, а для тех, кто опоздал, - сразу со спиртного. Мне очень по душе новое здание музея. Современно и торжественно. Открыли новое здание в 2000 году, через два года после того как Одри Джонс Бек подарила музею 47 выдающихся произведений импрессионистов и постимпрессионистов, включая знаменитую картину Пола Сезанна «Bottom of the Ravine». Именно этот дар, на мой взгляд, сделал наш музей таким интересным и живым, каким он является сегодня.

Народ собрался весьма культурный. Другие бы не пришли. Людей было предостаточно, и одеты почти все были в деловые костюмы и вечерние платья. В глубине холла играл маленький оркестр, звуки которого сливались с гомоном людских голосов.

Освежившись и взбодрившись кто чем, мы приступили к непосредственному осмотру выставки. Пред нашими ясными взорами предстали 40 картин из 24 музеев США и Канады, принадлежащих кисти 18 французских художников. На стенах в великолепных резных рамах висели произведения Пьера-Антуана Пателя, Юбера Робера, Клода Лоррена, Себастьяна Бурдона, и многих других. Все картины были пейзажами и пасторалями, на которых неотъемлемым атрибутом возвышались величественные руины древних построек.

Я не спеша бродил по залам, рассматривал картины и твердил про себя одно из моих любимых стихотворений Иосифа Бродского «Открытка из города К.».

«Развалины есть праздник кислорода

и времени. Новейший Архимед

прибавить мог бы к старому закону,

что тело, помещенное в пространство,

пространством вытесняется. Вода

дробит в зерцале пасмурном руины

Дворца Курфюрста; и, небось, теперь

пророчествам реки он больше внемлет,

чем в те самоуверенные дни,

когда курфюрст его отгрохал. Кто-то

среди развалин бродит, вороша

листву запрошлогоднюю. То – ветер,

как блудный сын, вернулся в отчий дом

и сразу получил все письма.

1968

Некоторые полотна были написаны на библейские и мифологические сюжеты. Например, на картине Жана Лемара был изображен греческий герой и гроза монстров Тесей. Отец Тесея - правитель Афин, спрятал под тяжелый камень меч и сандалии и распорядился, что когда мальчик, воспитывавшийся вдали от отчего дома, вырастет достаточно, чтобы самостоятельно поднять камень, он сможет воссоединиться с родителем в Афинах. На картине показан кульминационный момент, когда Тесей (конечно же, на фоне руин) поднимает тяжелый камень, а мать перстом указывает, где лежат столь желанные ему вещи. Я люблю мифологию и историю, поэтому картины с сюжетами, за которыми стоят история и мифы, для меня особенно интересны. Я бы не назвал эту выставку первоклассной, но хорошей ее можно назвать на все сто. Встречи с прекрасным не оставляют равнодушными даже таких как мы.

После выставки мы галопом промчались по залам постоянной экспозиции с картинами импрессионистов, их братьев с приставкой «пост» и прочих любимых нами художников. Мы насладились игрой света на пейзажах, и синевато-зелеными лицами некрасивых женщин на портретах, были приятно шокированы яркими цветами фовистов, вновь поражены энергией исходящей от мазков Винсента ван Гога. «Дама в лиловом халате» Матисса была, как всегда, хороша, а «Леопольд Сборовский» - друг Мадельяни по-прежнему косил миндалевидным глазом, склонив набок голову, похожую на африканскую маску. Мне запала в душу картина немецкого художника Макса Бекмана «Дама с зеркалом и орхидеями», которую я раньше не замечал. На картине нарисованная в общих чертах дама, с каштановыми волосами, обнаженной грудью, в зеленом неглиже и чулках, смотрит на свое отражение, сидя перед круглым зеркалом и букетом орхидей. Для себя я назвал эту картину «Сборы на корпоративную вечеринку». Мне вспомнилась шутка времен первых выставок импрессионистов: «Друзья случайно встречаются на выставке, и один спрашивает: - Жак, я и не знал, что ты любишь импрессионистов. Жак отвечает: - Не то чтобы люблю, но после того, как я вижу женщин на их картинах, моя жена мне кажется не такой уж некрасивой».

В зале с иконами нам прочитали короткую лекцию об итальянской иконописи, а мы, чтобы не остаться в долгу, рассказали лекторше о русской иконописи и даже посоветовали ей посмотреть фильм Тарковского «Андрей Рублев». Я с видом знатока указал перстом на одну из остроконечных икон и заметил ей, что остроконечные арки считались на православном востоке латинской ересью и страшным табу, и по сему никогда не использовались в иконописи или в архитектуре.

В подвальном этаже музея располагается приятное кафе «Экспресс», где можно харчеваться до поздней ночи и где ко всему прочему подают вино и пиво. Конечно, не Булгаковский «Грибоедов», но место, достойное посещения. Там, когда делаешь заказ, выдают на руки пейджер, который переливается, мигает огнями и бешено вибрирует, если ваш заказ уже готов и ждет вас. Я думаю, что если бы у известного всем нам свинопаса из сказки Андерсена был бы такой пейджер, то он мог бы легко рассчитывать на значительно большее количество поцелуев капризной, избалованной принцессы. Пока мы сидели в кафе, наш друг, что недавно посетил хьюстонский балет, под пиво и хруст итальянской хлебной палочки поведал нам такую историю своего похода на спектакль «Жизель». Передаю с его слов, без изменений. (Авторский слог и пунктуация сохранена.)

Сходил я, братцы, недавно на балет «Жизель» и понял, что любовь все побеждает. Представляете, Жизель поматрошена и брошена принцем Альбрехтом. От горя бедная девушка теряет рассудок, умирает на руках матери, и путем неведомых нам метаморфоз, превращается в кладбищенское привидение. На кладбище она попадает в шайку таких же несчастных девушек-привидений, погибших при разных обстоятельстах, но по одной и той же причине - неверности возлюбленных. Злобно свирепствуют они на кладбище и в лесу, чтобы отыграться за поруганное. Ломают ветки, грызут кору, топчут грибы и ягоды, сеют месть и злобу. И если какой-нибудь хлопчик приходит на кладбище поплакать над могилой любимой, или просто проходит мимо по делам, они тот час его хвать, и танцут его голышом до тех пор, пока он не умрет от полного изнеможения сил. Вся соль балета заключается в том, что когда у Жизели появляется шанс насмерть оттанцевать поздно раскаявшегося Альбрехта, который приволок свою бестыжую задницу к ее могиле, она этого не делает. И даже, когда главная мертвячина Мирта, узрев нерадивое отношение к работе, в гневе кричит: «Мочи его, гада!!!!» - Жизель все равно гнет свою линию. Она делает вид, что со страшной силой пляшет Альбрехта направо и налево, сама же щадит его, чтобы он смог дотянуть до рассвета, когда у привиденьев кончается ночная смена. Таким образом, даже из глубины могилы сила самоотверженной любви Жизели спасает никчемную, праздную, погрязшую в разврате, суете и эгоизме, жизнь принца Альбрехта. Прямо скажем, повезло пацану на этот раз. Я хлопал так, что ладони заболели. Тронут был. Жаль, что вас не было.

Когда мы ехали домой мимо даунтауна, я смотрел на блеск и величие небоскребов и думал о том, что когда-то, сотни лет назад греческие и римские дворцы и храмы вот так же пленяли взор людской своей красотой и мощью, чтобы спустя века превратиться в величественные руины, столь желанные для туристического бизнеса. Я думал, и душу мою наполняла философская грусть.

На снимке картина Верне. Морской порт