“Сережа, что делается сейчас в московских театрах?”

“Они процветают, их более сорока, но ни в один из них ты бы не пошел”.

Из разговора с Сергеем Юрским в 2003 году.

На всех сценах мира от Хьюстона до Москвы и от Нью-Йорка до Мюнхена пошла мода переделывать классические спектакли так, что их “родные отец с матерью” не узнают. Идет ли на сцене драматический спектакль, балет или опера, вы видите кощунственное и бессмысленное “режиссерское прочтение” произведения, написанного талантливым, а то и гениальным драматургом или композитором.

Спектакль хьюстонского русского драматического театра, состоявшийся 20 марта, ни к чему вышеизложенному отношения не имеет. Это была хорошая работа в традициях классического русского театра, утраченных ныне даже в России. Следует только напомнить, что сделан он не профессиональными актерами и режиссером в условиях, далеких от профессионального театра.

Комедия Эрдмана “Самоубийца” написана в 1928 году. До 1982 года не игралась в СССР по политическим причинам, да и в 1982 была вскоре после премьеры запрещена. Постановка спектакля в 2005 году любительским театром была тоже делом рискованным, хотя и по другим причинам. Во-первых, размеры пьесы, идущей более трех часов. Во-вторых, текст воспроизводящий лексику и обстановку давно ушедших и забытых событий и лет. В-третьих, отсутствие настоящей сцены и настоящих декораций. Пьеса весьма сложна и многолюдна. Однако, коллектив справился с этой постановкой превосходно.

Автор пьесы, Николай Робертович Эрдман (1902-1970) родился в Москве в 1902 году в семье служащего. В 1919 году окончил реальное училище, а с 1922 года начал печататься как юморист. Основным направлением его деятельности были театр и кино, для которых он писал пьесы, эстрадные шоу, либретто и сценарии. Ни по своему происхождению, ни по полученному образованию автор формально к интеллигенции не принадлежал, однако эта пьеса расценивалась властями и некоторыми зрителями как интеллигентский антикоммунистический бунт.

“Что же произошло?” - как любил вопрошать на репетициях К.С. Станиславский. Герой пьесы Семен Семенович Подсекальников (его профессионально и превосходно играет Сергей Туканов) будит ночью свою жену Марию (Светлана Большакова) странным для поздней ночи вопросом: “А не осталось ли от обеда ливерной колбасы?” Разбуженная и напуганная этим жена начинает укорять мужа, жаловаться на несчастную жизнь, и разгорается страшный скандал. И лексика, и поведение супругов говорят о том, что эти невоспитанные и необразованные люди страдают более всего не от жизни, а от собственного убожества и хамства. Прибегает мать Марии, Серафима Ильинична (Надежда Держи), скандал разрастается, и Семен произносит слова, которые кажутся женщинам угрозой самоубийства. Семен исчезает. Его ищут, не находят и зовут на помощь соседа Александра Петровича (Ефим Вайнер). С ним выскакивает его любовница Маргарита Ивановна (точно сыгранная Еленой Филипс). Все в халатах и даже без оных - в пижамах (ведь ночь же), начинают искать “самоубийцу”. Поиски насыщены остроумным текстом и хорошо подобранной музыкой, исполняемой Евгением Бруком. Публика хохочет и аплодирует!

“Самоубийцу” находят и всеобщим криком доводят Семена Семеновича до того, что он решает застрелиться и приступает к действию. Главный герой хватает револьвер, присутствующие в ужасе. Слухи о предстоящем самоубийстве распространяются по соседям, и вот появляются разнообразные просители. Все они хотят использовать самоубийство в своих интересах. Возникший внезапно Аристарх Доминикович патетически кричит об угнетенной русской интеллигенции, фальшиво рыдает и требует, чтобы Семен Семенович в предсмертной записке изобразил свою кончину как протест против уничтожения интеллигенции. Интеллигент этот подозрительно напоминает знаменитого Васисуалия Лоханкина, которого выгнали из пятого класса гимназии. Поведение, речь и сама идея Аристарха Доминиковича на интеллигентные никак не похожи. Чем он занят, вовсе не ясно. Это дежурный персонаж литературы тех лет, которого превосходно, я бы сказал, издевательски сыграл Владимир Штерн.

Среди просителей мясник Никифор Арсентьевич (Наум Держи) и писатель Виктор Викторович (Дмитрий Тюменцев). Появляются отлично сыгранные актрисами две девицы, пришедшие уговорить самоубийцу застрелиться из любви к ним. Это Клеопатра Максимовна (Ариадна Деворкина) и Раиса Филипповна (Гюльнара Тарагачева). Первая - маленькая, изящная и томная мечтательница, вторая - роскошная соблазнительница, с удовольствием слушающая анекдоты про Пушкина в бане, рассказываемые ей появившимся попом (Марк Казанский). Обе в превосходных костюмах. Но вот приходит ПРОЛЕТАРИЙ - Егор Тимофеевич. Это курьер, который хочет стать писателем. Он пришел узнать, где правильно поставить запятую в написанном им вздоре. Егор Тимофеевич обо всем рассуждает с “марксистской точки зрения”, хотя по всему ясно, что ему не только Маркса, но и грамматики русской изучать не приходилось. Речи его чрезвычайно смешны. Егора Тимофеевича убедительно и очень иронично сыграл Александр Поминов, введенный в спектакль за несколько часов из-за болезни основного исполнителя.

Все собравшиеся требуют своего, дико орут и убеждают Семена Семеновича в том, что он умрет, как герой. Семен готов собою пожертвовать. Александр Петрович, как душеприказчик Семена, обещает просителям уговорить Самоубийцу написать предсмертную записку в пользу каждого из них и берет за это определенную плату (ну чем не Чичиков?). Все устраивается, и самоубийце учиняют банкет, на котором он, смертельно напившись, действительно, ведет себя как “порядочный покойник”, т.е. недвижим, как труп. В этом виде его доставляют домой для отпевания и похорон. Покойник, слегка протрезвев, ложится в уже принесенный гроб и слушает все, что говорится вокруг него. К ужасу присутствующих Семен Семенович “оживает” и произносит монолог о том, что стреляться раздумал. Все в негодовании обзывают его предателем, пренебрегающим высшими целями, на чем спектакаль и заканчивается.

Все это очень смешно. Все актеры, включая не упомянутых здесь, с увлечением и весьма точно играли свои роли. Хорошие рисунки на заднике сцены, выполненные Еленой Филипс, восполняли отсутствие декораций, костюмы вполне соответствовали образам их обладателей. Следует непременно отметить работу Владимира Штерна - режиссера. Мы знаем его как ученого, профессора, автора серьезных работ в области гидродинамики. Он и на сцене выступил как специалист. Умея распорядиться размерами сцены (на имеющейся площадке это было нелегко), он хорошо выстраивает массовки, что тоже непросто. Штерну удалось придать спектаклю цельность, завершенность. Действо не распадалось на эпизоды, плохо связанные между собой, как иногда бывает. Темп и ритм спектакля, установленные с первой сцены, не нарушались до конца.

О чем же пьеса? Тут мнений немало. Я выскажу свое, не претендуя на абсолют. Пьеса эта, как и всякая другая, о людях. В данном случае о людях нэповской России. Я не вижу в ней ничего антисоветского, в отличие от властей и многих зрителей. Ведь революцию-то делали не советские, а досоветские люди. В строительстве нового общества в 20-е годы участвовали миллионы буквально вчерашних обитателей Российской Империи. Тот же поп, рассказывающий скабрезные анекдоты, вчера еще говорил о тернистом пути греха! “Антисоветские” разговоры героев – это разговоры русских людей, веками ругавших российский уклад жизни, но воспроизводивших его, тем не менее, тоже веками. Николай I, посмотрев “Ревизора”, сказал: “В этой пьесе многим досталось, а более всего мне”. Однако, Гоголя наградил, а не сослал. И правильно, т.к. Гоголь был убежденным монархистом. Я не думаю, что Эрдман в 1928 году был антисоветчиком. Нет у нас оснований так думать! Эрдман вслед Гоголю, Сухово-Кобылину, Салтыкову-Щедрину и Чехову вывел на сцену все того же русского обывателя. Убог он, жалок и даже сочувствия не вызывает. Мне кажется, Эрдман хотел показать нам, что из такого человеческого материала ничего другого, кроме увиденного нами кошмара, и не получится, а власти тут не причем. Под пером мастера, обыватель этот стал смешным, но и страшным символом традиционной русской лени, нытья и правдоискательства.

Ну, а где же критика, где недостатки, спросите вы? Критику оставим профессионалам. Я же только посоветую некоторым актерам не форсировать постоянно звук. Речь от этого делается менее выразительной и монотонной.

Пьеса пойдет еще раз. Посмотрите, посмейтесь и выстройте свою трактовку.