В МУЗЕЕ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ ХЬЮСТОНА ГОСТИТ КОЛЛЕКЦИЯ РАБОТ ИЗ НЬЮ-ЙОРКСКОГО МУЗЕЯ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА

Нам с вами повезло! Это просто подарок судьбы, что Питер Марзио, директор хьюстонского Музея изящных искусств (MFAH), не так давно познакомился и подружился с Гленом Д. Лори, директором Музеясовременного искусства (Museum of Modern Art – MoMA) Нью-Йорка. Только поэтому Питер был первым, кому Глен предложил привезти коллекцию работ из своего музея в то время, пока здание музея в Нью-Йорке находится на реконструкции. Как вы понимаете, наш директор не растерялся и схватился за заманчивое предложение обеими руками. И вот 21 сентября нынешнего года на двух этажах здания Beck Музея открылась выставка работ, привезенных из Нью-Йорка. К нам приехала самая лучшая, самая значительная часть коллекции музея МоМА.

«Это большая честь для нас – быть единственным американским музеем, в котором представлена столь замечательная коллекция, – говорит Питер Марзио, - Эта выставка современного искусства безусловно является одной из наиболее ярких страниц в истории MFAH. Ни разу в истории южной части Америки не было ничего сравнимого по масштабам с тем, что предлагает сегодня своим посетителям наш музей.»

С коллекцией встречаешься сразу при входе в здание. На первом этаже гостей встречает вставшая прямо посреди холла совершенно очаровательная «Коза» Родена, а в подземном переходе – работы американского художника Филиппа Гастона.

А всего к нам в гости приехали 204 работы, написанные в период с 1885 по 1998 годы, только от перечисления авторов которых просто голова кругом идет – Сезанн и Матисс, Сера и Ван Гог, Гоген и Моне, Пикассо и Дали, Эрнст и Миро, Кандинский и Шагал, Малевич и Родченко, Роден и Модильяни, Магрид и Клее…

Все работы, сгруппированы в 8 секций, в 5 из которых представлены в основном европейские мастера, а в оставшихся трех - американские. И расположилась коллекция сразу на двух этажах здания – на один ее просто разместить было невозможно.

Открывается выставка разделом «Постимпрессионизм» с работами Поля Сезанна, Жоржа Сера, Винсента Ван Гога и Поля Гогена. Эта часть выставки, в которой представлено всего 8 работ, является как бы введением. Она сразу завораживает, настраивает на Встречу. Пейзажи Сезанна уводят мысленно на Север, даже не в Москву, а куда-нибудь в Заполярье, где на камнях такие редкие сосны и все покрывается фиолетовой дымкой к вечеру ранней осенью, когда солнце спускается к горизонту. А каким покоем веет от картин Сера и как контрастируют они с бурей и смятением, обрушивающимися с работ Ван Гога.

Шаг вперед – и мы в разделе «Символизм». Здесь сразу привлекают внимание «Шторм» Эдварда Мюнка и «Маски, противостоящие смерти» Джеймса Энсора, знаменитая «Надежда» Густава Климта и «Сон» Анри Руссо. Постоим немного около них, и вперед, вперед - к Матиссу и Пикассо, что уже ждут нас в следующем зале.

Оказывается, эти два художника считали только себя и друг друга наилучшими мастерами современности. Часто работы одного из них навевали новые идеи у другого. После смерти Матисса Пабло Пикассо писал, что никто никогда так внимательно не изучал его работы, как Матисс, и работы никого из других художников он сам не изучал так тщательно, как работы Матисса. И вот нам дали возможность увидеть, как они работали, как отвечали на работы друг друга. Вот никогда бы не подумала, что «Девочка перед зеркалом» Пикассо - ответ на работу «Одалиска с тамбурином» Матисса!

Невозможно оторваться от скульпт

урных портретов Матисса – потрясающе выразительны! Вот только, пока не прочитаешь подписи, ни за что не скажешь, что это - серия портретов одной и той же женщины. Так менялось видение художника.

И конечно, выставка работ Матисса не может быть полной без «Танца», а работ Пикассо – без «Девочки с мандолиной».

Но вот перед нами следующий зал – раздел «Кубизм» – и сразу привлекают взгляд две пары работ, написанных двумя разными художниками – Пабло Пикассо и Жоржем Браком. Ну если бы не подписи к работам «Мужчина с гитарой» и «Моя красавица», ни за что бы не сказала, что это два разных художника работали, и до сих пор не могу понять, почему считается, что в одной из них художник шел от фона, а в другой – от изображения. А вот в расположившихся рядом пейзажах действительно видно, что работали два мастера.

Сразу привлекает взгляд натюрморт «Гитара с цветами» Хуана Гриса, невозможно не остановиться перед работами «Я и деревня» Марка Шагала, и «Три женщины» Фернана Леже.

В небольшом зале громадный триптих Клода Моне. Даже читать табличку «Кувшинки» не надо – кто еще так писал эти цветы во всем их неброском великолепии, как он. А на стене напротив расположились работы Василия Кандинского – яркая, праздничная гамма их как бы противопоставлена приглушенным краскам «Кувшинок».

В разделе «Футуризм» на меня более сильное впечатление произвели скульптуры –«Уникальные формы непрерывности пространства» Умберто Боччони и работы Константина Бранкузи, хотя именно в этой секции представлены произведения многих русских художников – Казимира Малевича и Любови Поповой, Ивана Пуни и Александра Родченко.

И вот, наконец, стою я перед работами легендарного Джексона Поллока, именем которого клеймили советских художников и при Хрущеве, и при Брежневе. Перед его полотнами можно стоять долго. Это – как глядеть на облака, в которых, чем больше смотришь, тем больше всего разного и интересного то ли видишь, то ли воображаешь, что видишь. Вот где простор для фантазии!

Невозможно пройти мимо прекрасных работ Модильяни – и живописной «Откинувшейся обнаженной» и каменной «Головы». Великолепны «Автопортрет» Макса Бекмана и «Портрет поэта Макса Герман-Найзе» Жорже Гросса, интересен портрет «Врача Майер-Германа» Отто Дикса.

На этой выставке я открыла для себя многих художников, и, прежде всего, Эдварда Хопера. О чем задумалась эта стоящая у выхода женщина с картины «Фильм в Нью-Йорке»? Что случилось в ее жизни, что ей ничто вокруг не интересно? Ждет она кого-нибудь или просто, не справившись с настроением, нахлынувшим из глубины души от собственных мыслей или от чего-то произошедшего на экране, выскочила из зала, чтобы прийти в себя?

Полюбовавшись кошкой с мечтой о птичке работы Пауля Клее («Кошка и птица») и его «Замковым садом», остановившись у работ Джорджо де Кирико и Сальвадора Дали, содрогнувшись от омерзения у мохнатого натюрморта Мерета Оппенгейма и у «Женщины с перерезанным горлом» Альберто Джакометти, задержавшись перед философскими работами Рене Магритта, вдруг выходишь в зал, где царствует скульптура.

Первое, что видишь – это бронзовый монумент Бальзака. Предназначенный для площади, а выставленный в очень небольшом зале, этот монумент, прежде всего, потрясает размером. Но не только – в этой, сделанной очень скупыми средствами фигуре, столько величия, в этом лице столько мудрости и знания жизни! Перед нами – один из величайших людей, такой, каким видел его, которым восхищался и которого почти боготворил Роден.

А рядом совершенно простой, такой, что, не зная, кто это, просто мимо пройдешь – не кто-нибудь, а сам св. Иоанн Креститель тоже работы Родена. В этой фигуре нет ничего монументального. Даже размером приближен он к нам художником, который пытается показать, что не внешность, а внутренний мир человека – его наибольшая ценность для мира.

Пора отдохнуть. Может быть, вернуться в только что пройденные залы, еще раз остановиться у каких-то работ, которых и десятой части не смогла я описать на пространстве статьи. А ведь это еще не вся коллекция. Нам еще предстоит встреча с секцией «Поп-арт», разместившейся в нижнем этаже музея.

Спускаемся вниз по лестнице или эскалатору, и сразу – в коридоре, нас ждут работы Филиппа Гастона, исследовавшего сочетания красного и синего цветов, а в залах - почти плакатная живопись Роя Лихтенстайна и Энди Уорхола.

Работа последнего «До и после» вроде бы прославляет пластическую хирургию. Но мне в ней видится другое – из интересной, какой-то даже трагической женщины вышла порхающая красотка. Вся глубина натуры испарилась куда-то, оставив взамен лишь яркую внешность. И если с той, что «До», мне было бы интересно поговорить, послушать, что она расскажет, то к той, что «После», и близко подходить не хочется, так полюбоваться слегка издали и дальше бежать.

Чем-то привлекает работа Дена Флавина, но называть ее скульптурой мне как-то странно. Игра света и тени, разноцветное освещение несомненно создают настроение, но почему-то ассоциируются прежде всего с оформлением подземного перехода между новым и старым зданиями музея.

Единственный экспонат, который разрешается трогать, и не просто трогать, а ходить по нему (только не на шпильках) – «Свинцовая площадь» Карла Андре, который решил, что пора перестать возносить скульптуру вверх, можно ее просто на землю положить. Основная идея этой работы – дать почувствовать разницу между деревом и мягким металлом. Эта работа просто притягивает посетителей – я не видела никого, кто бы отказался по ней пройтись. Но чувств эта «Площадь» как-то не затрагивает.

Заключают экспозицию работы Герхарда Рихтера – черно-белые, больше похожие на фотографии, чем на живописные полотна. От них исходит такая давящая беспросветность, что я была рада вернуться обратно и увидеть так и манящую прилечь и отдохнуть расстеленную кровать гигантских размеров Феликса Гонзалец-Торреса.

Осталось добавить, что выставка у нас в гостях до первого января будущего, 2004 года, и что, как всегда, в четверг ее посещение будет стоить немного дешевле, да и музей в этот день работает подольше.