необходимо познание свободы».

Анри Сен-Симон, «Письмо Американцу» 1817 год.

Тридцать пять лет назад Микеланджело Антониони снял фильм «Забриски Пойнт». Фильм тут же получил приз Каннского кинофестиваля, был предан анафеме консервативной мировой прессой, объявлен клеветническим и антиамериканским, стал модным, а затем и просто культовым среди неформальной молодежи. Почему эта картина вызвала (и продолжает вызывать) такое категорическое неприятие одних и такое благодарное поклонение других?

Молодость – это всегда бунт и поиск. Если бы не бесшабашное бунтарство, бессмыссленное отрицание и беспардонный, напористый поиск молодых, мир бы загнил и тихо умер.

«Забриски Пойнт» Антониони был не антиамериканским, - берите шире – фильм со звучащей за кадром тревожной, будоражащей музыкой «Пинк Флойд», с инопланетными, выворачивающими наизнанку душу своей красотой и неизбывной тоской пейзажами, был глобально антиобывательским, а потому до дрожи свободным.

Забриски Пойнт географически находится в Калифорнии, в Долине Смерти. В определенных кругах – посетить Забриски Пойнт – все равно, что совершить паломничество, прикоснуться к святыням. Да и красиво там, как… Да что там описывать словами, это видеть надо!

Мне недавно посчастливилось прикоснуться к мистической красоте этого культового места. Не в натуре, правда. Я посмотрела открывшуюся на днях в Exxon-Mobil фотовыставку Юли Вайнер.

Описывать фотографии – дело неблагодарное и пустое. Скажу только, что Юля снимала Забриски Пойнт как большой художник и тонко чувствующий человек. Человек, несущий за плечами определенное культурно-историческое бремя, представитель поколения, которое росло и формировалось, когда Великий Бунт был пройден, осмеян и забыт, описан культурологами и социологами и сдан в архив. Но осталась тонкая ниточка, звенящий нерв тоски по эпохе, к которой не успел, экстраполяция судьбы общества на свой собственный творческий путь.

Юля Вайнер приехала в Хьюстон два с половиной года назад. Сказать, что поначалу Страна Равных Возможностей была к ней не особенно ласкова, значит ничего не сказать.

Юля по профессии журналистка, работала в Новосибирском корпункте «Комсомольской правды», много писала. Только человеку творческому, профессия которого крепко-накрепко завязана на чувстве языка, может быть понятно то чувство щемящей, непреодолимой немоты, которое охватывает, когда навсегда перебираешься жить в страну другой культуры и другой языковой стихии.

Юля работала «басбоем» в «Русском медведе» и учила английский. Но творческая натура брала свое, ибо свято место пусто не бывает – пришло увлечение фотографией.

Когда Юля пришла работать на Сахалинский проект в Exxon-Mobil, то с первой же зарплаты купила себе профессиональную камеру. Яростно принялась снимать. Выискивала в Хьюстоне такие уголки и закоулки, о существовании которых и коренные-то хьюстонцы вряд ли подозревают. Потом стала брать классы художественной фотографии при Fine Arts Museum.

Надо сказать, что эксоновцы, весь Сахалинский проект, и русскоязычная его часть, и американцы, - все за Юлю «болели». Когда она приносила на работу свежие фотографии, дружно накидывались смотреть и обсуждать. Наперебой советовали, куда поехать, и что поснимать. В общем, гордились и пестовали растущее рядом дарование.

А потом Юлина коллега Наташа Фет предложила устроить выставку. Народ поддержал с превеликим энтузиазмом – сами делали рамочки, резали леску, выбивали разрешение на развеску.

По свидетельству самой Юли, вклад Наташи Фет в ее выставки просто неоценим. Дело не в том даже, что Наташа взвалила на себя основную часть организационной работы, она заставила Юлю поверить в себя как в фотохудожника.

Первая выставка – черно-белых фотографий – состоялась летом. И Юля тут же стала местной эксоновской звездой. Один из американских менеджеров даже высказался (шутя), что пора ее из проекта уволить, потому как грешно держать на канцелярской работе в Эксоне творчески одаренного человека.

От черно-белой фотографии Юля плавно перешла к цветной и сделала вторую, тематическую выставку по следам своей поездки в Забриски Пойнт.

- Не съездить в это место я просто не могла. – рассказывала мне Юля по телефону. – Я выросла на этом фильме.

- Как?- удивилась я. – Даже для моего поколения, а я старше тебя на добрую десятку, это был культовый, легендарный фильм, но все-таки фильм из прошлого.

- Ну, значит такой фильм - на все времена и все поколенья, - парировала Юля. – Мы приехали в Забриски Пойнт, долго шли на вершину, поднялись уже к закату. А когда стали спускаться, то обнаружили вполне цивильную, асфальтовую дорогу, ведущую вниз. Забавно, правда?

- Юля, похоже фотография для тебя теперь – всерьез и надолго. Какие у тебя планы? Что дальше?

- Дальше? Беру класс портрета. Буду людей снимать. Искать лица… А вообще – даже не знаю. Я чувствую, что фотография – это мое. Я с детства мучилась комплексом, что не умею рисовать. А тут еще переезд, и это жуткое чувство немоты… Благодаря фотографии я все это преодолела. Я снова свободна.

Водили меня по Юлиной выставке в Эксоне ее коллеги и друзья: Наташа Фет, Дима Шнулин и Дима Тюменцев. Придирчиво ждали моей реакции. Бурно радовались моим восторгам. Обращали мое внимание на все новые и новые художественные детали. Как будто это была их собственная выставка. И это их чувство причастности было чрезвычайно заразительно. Потому что, скажем прямо, так редко встречается в людях умение радоваться чужим успехам, поддерживать, вдохновлять, опекать, что когда вдруг сталкиваешься с этим приятным исключением, то душу заливает горячая волна радости – знай наших!