Большие балетные концерты - всегда события волнующие. TITAS Command Performance of International Ballet в Далласе 29 марта и Dance Salad Program, проходившая с 17 по 19 апреля в Хьюстоне, принадлежат к их числу. Их ждали, на них ехали, ими готовы были восхищаться и – здесь уместен юмор одного из героев «Войны и мира» - на них звали, «как на стерлядь». Была же в свое время стерлядь раритетным деликатесом, на который должно было быть званым гостем. Дж. Кент из Американского театра балета (Нью-Йорк) даже сказал, что на сегодняшний день TITAS – «Один из лучших балетных гала-концертов в мире». Широк размах или… узко представление о мире и его балетной культуре, часто свойственное американцам.

Забыты Москва и Париж - признанные балетные столицы мира, забыты Прага, Вена, Лондон, Штутгарт… Как гала в Далласе, так и «салату» в Хьюстоне приписывается мировой уровень. Что же - как говорится, организаторам, педагогам-репетиторам и исполнителям – и карты в руки, сумели бы разыграть. Претензии на звездность и «международность» имелись и были высказаны в программном буклете далласского гала. Чарльз Сантос, художественный руководитель и директор гала-концерта, в обращении к своим патронам утверждал, что публике представляются «новые звезды» из танцевально-балетного мира. Обратим внимание на этот пиетет. Аккуратнее бы мистеру Сантосу с заявлениями подобного рода, если говорить о мировой балетной культуре и осведомленности в плане чистых фактов (а с ними-то как раз мистер Сантос и не в ладах).

Начнем с определения «новые звезды». Американская «звезда» Патрисия Баркер на балетном небосклоне уже семнадцать лет. Слава пришла к ней в 1986 году с исполнением роли Клары в фильме-балете «Щелкунчик». Украинская балерина Ирина Дворовенко получила международное признание в 1991 году в Японии (бронзовая медаль на конкурсе в Осаке) и сверкает без малого двенадцать лет. Бразилец Марсело Гомес в звездном статусе десять лет. Девять лет на слуху рожденная в Англии, выросшая в США и обученная балету в Бельгии Жилиан Мерфи. Сложно сказать, читая далласскую программу, на каком уровне новизны и звездности Максим Белоцерковский….

Новые звезды - это, прежде всего, танцовщики не старше 26 лет, так как именно этот возраст является предельным для участия в международных конкурсах. Господину Сантосу не мешало бы это знать – как-никак, положение обязывает. Во-вторых, это победители или, в крайнем случае, призеры международных конкурсов. Даже финалисты не могут быть квалифицированы как звезды. Поэтому в обойме участников гала-концерта в Далласе звезд вдвое меньше, чем хотелось бы: всего четыре. Среди участников «салата» в Хьюстоне их и вовсе нет. Жаль, но победы в международных конкурсах – все же критерий номер один для танцовщиков, музыкантов, художников и другой (не побоимся этого слова) богемы высокого класса.

Вызывает улыбку и слово «интернэшенел» в названии, в частности, далласского гала. В связи с этим словом, в первую очередь, появляются мысли не только о странах и регионах, но о стилях, школах, национальной специфике исполнения. Ничего подобного ни в Далласе, ни в Хьюстоне не наблюдалось, да и наблюдаться не могло: как в Театре Американского Балета, так и в Хьюстон- Балете в танцовщиках-иностранцах не поощряется сохранение черт школы, особенно, лучшей – русской. Американские компании настойчиво выбивают ее специфику и требуют овладения своим стилем, даже если таковой не создан и не имеет своих критериев. Но это так, ремарка. Единственное, в чем отразился мир в далласском и хьюстонском шоу, – это музыка. Не живая – забудьте! – на фонограммах. Зал слушал Каччини и Глюка, Бизе, Макса Брука, Стиви Вондера, Делиба, Тома Виллема, Родиона Щедрина. Завершал все, конечно же, Петр Ильич Чайковский (опять эти русские…).

Настало время обратиться к концертам как к таковым. Если коротко - они не для зрителей, которые видели хорошие балеты и рукоплескали интересным исполнителям. Они для публики, воспринимающей стоящих на пуантах девушек и вертящих пируэты юношей как изначально «terrific», «fantastic», «gorgeous». Эти концерты для дилетантов от культуры. Люди, бывавшие на балетных праздниках в Большом и Мариинском, в Ковент Гарден и в Гранд Опера, смотрели далласский и хьюстонский концерты со смешанным чувством удивления и вечно русского вопроса: «Кто виноват?»

Лучшей представительницей американского балета в Chaconne Pas de Deux (музыка Глюка, хореография Баланчина) была Патрисия Баркер. Эта балерина по праву считается одной из самых одаренных американских танцовщиц. На гала 29 марта это были, без сомнения, лучшие на сцене ноги и лучшее по своей красоте лицо (редкость у балерин, к сожалению). Прекрасные природные данные были помножены на выдающуюся технику, актерское мастерство и тонкую эмоциональность. Даже самый придирчивый глаз был бы удовлетворен. Можно понять кинорежиссеров, приглашающих эту красавицу в свои фильмы-балеты. Патрисия вполне этого заслуживает. Нужно сказать, что ее партнер, Джефри Стентон, рядом с такой балериной и вовсе не был виден - то есть на сцене физически он, конечно, присутствовал, но нельзя себе представить, чтобы кто-то его заметил. Жаль, что пара так неравноценна.

То же самое, а именно - какая-то общая мужская бесталанность и бесцветность, наблюдалось и в Хьюстоне, где мир был представлен Нидерландами, Китаем, Бразилией, Америкой, Голландией и Швецией. Единственное приятное исключение – это Пол Лайтфут из Нидерландов, блеснувший и сразу же пленивший публику в “Sigue” на музыку Шопена.

Все понимающие зрители, а особенно бывшие киевляне, с нетерпением ожидали появления на далласской сцене «наших» - Ирины Дворовенко и Максима Белоцерковского. Мы все помним, с каким успехом складывалась в Украине творческая судьба Ирины, с каким блеском дебютировала она на сцене Киевского академического театра оперы и балета, будучи еще студенткой хореографического училища. Головокружительный взлет за два года (1990-1992) до примы-балерины, в 1990 серебряная медаль на конкурсе в Джексоне (США), золотая медаль и приз «Анна Павлова» на международном конкурсе в 1992 году в Москве. В 1994 – Гран-при на первом международном конкурсе имени Сержа Лифаря в Киеве. По сравнению с Ириной, карьера ее мужа, Максима Белоцерковского, выглядит несколько блекло, хотя в Американском театре балета за ним целый список ведущих партий: Зигфрид и Ротбар в «Лебедином», Джеймс в «Сильфиде», Синяя Птица в «Спящей красавице» и т.д. Повторяю, публика шла на эту пару, чтобы, по привычке, восхищаться, а получилось – глубоко разочароваться. Попробуем объяснить, почему. Сразу оговорюсь, чтобы не обидеть артистов: не вина их, а беда в том, что произошло на этом гала.

Все мы знаем, какова жизнь в нашем бывшем отечестве. Его дым доносится иной раз и сюда, где все сравнительно спокойно. Поэтому мы, а в первую очередь - те, чья национальность или профессия позволяла, отправились «на ловлю счастья и чинов». Артисты балета, понятно, были одними из первых, тем более что русская классическая школа до сих пор держит пальму первенства, и лучше русских классику не танцует никто. Наши танцовщики востребованы всюду, и в их работе не проблема язык, незнание которого убивает профессиональное самовыражение многих других людей. Они могут, как в старом анекдоте, не рассказать, а показать, и этого достаточно. Все без исключения артисты балета из бывшего Советского Союза успешно работают повсюду. А особенно в Америке, которая вовсе не икона, и я предваряю вопли ура-патриотов, столь популярные среди нашей эмиграции. Хоть я и испытываю к этой стране и благодарность, и любовь, но она еще очень молодая цивилизация и пока «недетородна» в плане произведения на свет своих хороших танцовщиков.

Это бесплодие культурно-исторически объяснимо: балет зачали в матушке Европе с легкой руки Людовика ХIV, затем он был обласкан и взлелеян всеми королевскими дворами и стал престижным элитарным искусством. Россия сделала его шедевром в силу своей предрасположенности к фанатичной преданности делу. Преданности, господа читатели, доходящей до запредельной посвященности. Не секрет также, что педагоги в России не находятся под дамокловым мечом «лоеров», не боятся отвечать перед судом за резкий тон, критические слова, просто крик и мат. Они знают, что делают дело, что растят Артиста, и это понимают все: и сами танцовщики, и их родители, и государство. Им прощаются неизбежные человеческие эмоции, так как все идет во благо, во имя создания того, что называется Искусством Танца. Таким образом, если подытожить, там балет начинался в королевских дворцах, а здесь, извините за парадокс, … в сараях и гаражах. Я не говорю о Баланчине и его родоначальнических усилиях, а о том, что, как только балет реально попал в поле зрения американцев (шестидесятые годы), захваченные любители сразу направили свои усилия на то, чтобы сделать его массовым, приблизить к народу. И гаражи с сараями начали переоборудоваться в балетные студии… К стенкам присобачивались рейки, кое-где вешались зеркала, что-то настилалось на пол, и все, кому не лень, начинали «тичить классы». Слава богу, если в число этих всех попадали эмигранты из Европы, хоть видевшие когда-нибудь балет «вживую». Их были единицы, по сравнению с теми, кто хотел сделать балет частью «американской мечты». Были открыты тысячи студий, организовано множество школ, с течением времени привлечено все больше педагогов-иностранцев, так как местным балет как-то не давался. Балету стали учить в колледжах, появились крупные профессиональные кампании, в Джексоне стали проходить международные конкурсы. Балет с его повсеместным «Щелкунчиком» стал атрибутом американского быта и частью массовой культуры Америки. Отмечу, что в данном случае опять не сработал марксистский диалектический закон о переходе количества в качество.

В каждом американском Мухосранске есть своя балетная студия, обязательно есть. В нее не отбираются, а набираются все желающие. Так называемые “ballet teachers” никогда даже во сне не видели профессиональную сцену, а получили только лишь “College degree in Fine Arts”. В реальности это означает знание пяти балетных позиций и некоторых возможных их комбинаций. Но самая занюханная студия, даже арендованная в “Mini Public Storage”, будет именоваться «Академией», например, “Little Mosquito Ballet Academy”. Конечно, ничего нет плохого в развитии народной самодеятельности - катастрофа в том, что народная самодеятельность заполонила профессиональную сцену и неизбежно вовлекает в свою серую трясину даже талантливых исполнителей.

На далласском гала Ирина и Максим танцевали «Кармен» на музыку Бизе–Щедрина в костюмах, странным образом напоминающих ниндзя: черный верх и черные широкие брюки у Ирины и те же черные брюки и голый торс у Максима (тело почему-то не тонировано, смотрелось мертвенно-голубым). Резкие движения, каменные лица. Как две черные тени, скользнули по сцене и скрылись. Осталось странное ощущение режущей пустоты. Это были не наши, от одного поворота головы которых замирает душа. А, с другой стороны, это все же были наши…

Так получилось, что перед началом второй части, которую тоже открывали Ирина и Максим, я не заглянула в программку. Началось «Сильвия» па-де-де, и уже прошло какое-то время, когда вдруг что-то стало тревожить, в сознании стали возникать ассоциации, но с кем, с чем? Только лишь с помощью текста буклета стало ясно, что это опять Ирина и Максим. Среди множества технически выдержанных, правильных и выученных комбинаций пробивалось от раза к разу нечто истинное. Это было то, что можно назвать следами былой красоты. Они волнуют, но лишь как воспоминание, «как сон, как утренний туман». В целом же это па-де-де продемонстрировало горькую реальность творческой жизни всех наших артистов в Америке - полное отсутствие профессионального педагогического руководства, здорового и продуктивного анализа исполнения роли после каждого выхода на сцену. Здесь этого нет, разве что друзья что-то подскажут, или начальство похлопает по плечу. Люди на самом деле часто не знают, как они станцевали, как смотрелись, над чем нужно работать, что было хорошо и что плохо.

Балетный «салат» в Хьюстоне все же показал, что в европейских компаниях осуществляется творческий поиск, присутствует стремление к скрещиванию разных форм искусства в поисках новой образности. Так, балетная компания из Амстердама замечательно показала возможности синхронной съемки балерины, танцующей свою историю любви. Сочетание видеоряда, его ритма и монтажа прекрасно оттенялось драматическим рисунком танца, который, в свою очередь, выступал контрапунктом к происходящему на экране.

Американский балет и американские «интернешенел шоуз» - это бедное искусство богатой страны, превращающее зрителя в холодного созерцателя, лишающее его катарсиса восторга, слез умиления и прочего возвышенного и прекрасного, что всегда ассоциировалось у нас с балетом как особым видом искусства.