Для узнающих:

Свершив к трём действиям пролог,
ноябрь растаял в белой дымке
и в светлой девичьей косынке
зима скользнула на порог.

Арбузом взрезанным сугроб
вздохнёт по-летнему: протяжно.
Декабрь потянется вальяжно,
как барственный сибирский кот.

До января ещё три дня.
Три долгих зимних дня и ночи…
Что нам метели напророчат
и листопад календаря?

Моя негромкая зима…
Предновогодние подарки…
И мандарины – жарко-жарко…
И сочных елей глубина.

И вот – январь. И снова снег.
По белому – следы цепочкой.
И горло захлебнулось строчкой:
«Устроить в лето бы побег»!

Как человек – я быстротечен
и тонко чувствую губой
медяшный привкус… То обол
в мои уста влагает сечень.

И я у времени в плену
цыплят по-зимнему считаю,
и, как деревья, умираю,
Россию потеряв в снегу.

1.

Четвёртый час. И ели стали глубже,
и гуще ночь, и еле различим
на столике полуживом недужный
сиятельный сентябрьский георгин.

На даче спят. Река течёт лениво.
Я перебрал, подобно чёткам, дни
нечёткие, что лето подарило
средь несерьёзной дачной суетни.

Нечёткие? Забытые? Пустые?
Колеблются, как чашечки весов,
высокие цветы на длинных выях
под щёлканье отживших языков.

«Dum spiro, spero…» – повторяю. Ночью
так сладок воздух и горька латынь.
Мы подлинник сменили на подстрочник,
решив, что он отныне господин.

Но всё же, всё же, как призывно звучно
в ночи летят изгнания слова…
Корабль плывёт. Овидий дышит тучный.
И ночь моя, как и латынь, – мертва.

2.

Читаю «Тристии»... Уже в который раз...
Плывёт латынь в оранжевые сосны...
За что мне эта пагубная страсть:
перебирать назоновский вопросник?..

Там холодно... А здесь почти тепло...
Страницу заложив иглой сосновой,
я думаю о том, что отцвело
и что чему является основой...

Что я ищу?.. Какой сегодня век?..
Цветы молчат... Тяжёлой каплей виснет
упрямый шмель, замысливший побег
от жадности цветов в дыханье «Тристий»...

А в небе догорают облака...
День уместился голубем в ладонях.
И не из «Тристий» плавает строка
над головой в вечнозелёных кронах:

«Quo vadis, жизнь?..» А сосны горячи,
и кукушонок плачет безответно,
и солнечные падают лучи
на лист бумажный сквозь круженье веток...

Цветы молчат... И солнце – отцвело.
Латыни эхо вторит мне: «...грядеши...»
Назон, спеши!.. Отправь и мне письмо...
Я, как и ты, у моря – безутешен...

1.

...оставь мне этот краешек зимы
и эти сосны с длинными тенями...
о, как они безмерно тяжелы
и как легки, лежащие меж нами...

оставь мне день, расписанный Тобой,
где каждый звук – хрустальная соната,
где в синем небе плавает ржаной
горячий хлеб, что солнцем был когда-то...


2.

сочится терпкая смола
и солнце жёлтое с восторгом
ласкает рыжие тела,
и сосны тают...

так просторно,
что нет ни края, ни начал,
ни времени, ни человека...
я даже жить не начинал,
а жизнь уже лишилась бега...


3.

Ты пишешь в небе облаками,
но неразборчиво письмо...
жизнь разменялась мелочами,
как было нам предрешено...

в бору тревожно и прохладно...
вечерний сумрак съел звезду...
мы словно грозди винограда
в Твоём неприбранном саду...

Кто водку пьёт, кому дают цикуту,
а кто ложится просто под трамвай…
И Рим не Рим, и Карфаген уютен,
и цезарь добр, как дедушка Мазай…

Скворчи, сверчок!.. Вымучивай коленца…
Ночь тишиной обласкана сполна…
Кораблик опускаю в полотенце
навстречу глине и не вижу дна…

Лежи, кораблик!.. Пой сверчок уныло!..
Глухая полночь... Луперкалий вой…
И Рим не Рим, и под стрехой бескрылый
распятый ангел плачет над тобой…

ну, а вдруг однажды скажешь: прощевай, мой старый мальчик?..
мячик на резинке вспыхнет и погаснет на ветру…
что останется?.. копилка не разбитая, да зальчик,
где так сладко целоваться под советскую муру…

ну, а вдруг однажды спросишь: что останется от тела?..
неужели, неужели только тлен и пустота?..
что отвечу?.. как посмею вспомнить, друг мой поседелый,
бабу, деда, маму, папу, тень поникшего креста…

помолчи ещё немного… пусть фоно страдает фортe,
обещая снова встречу, жизнь за вычетом разлук…
только ходики куда-то всё бегут, Шопену вторя…
только сердце отчего-то всё слабее: «тук-тук-тук»…

Что снится лесу за горой?
Какие сны его тревожат?
Он, может, тоже жизнь итожит
своей зимой очередной?..

Вглядись в сосну: она живёт,
но тихо так, что не услышишь…
Она лишь с каждым шагом ближе
и просится к тебе в блокнот…

Возьми её. Она – твоя.
Срифмуй её с январским бредом,
тоской запойной, хрустким снегом,
с чем хочешь… Бог тебе судья…

Когда потребуют стихи
тебя к ответу за молчанье,
придёшь ли к ним, пусть даже в тайне,
как в Вифлееме пастухи?..

Ты можешь пристально смотреть
сквозь лес, но звёзды всё же – выше…
Ты тоже их совсем не слышишь?..
Тогда о чём ты будешь петь?..