«Репутация Гамлета предшествует имени» – Гегель, Гете, Шлегель, Тургенев и Толстой видели в принце лишь безвольного меланхолика, и мало кому удалось избежать влияния этого веками поддерживаемого стереотипа. Отчего же, – спрашивает Наталья, – так много сил затрачено на то, чтобы типизировать самого неоднозначного персонажа в европейской литературе? и с какой стати латинское reputation (puto – размышлять, обдумывать, взвешивать) превратилось в непреодолимое препятствие для мысли, когда и почему репутация стала ловушкой, где обездвиженная мысль способна только на воспроизводство готового слова? «Putatio – мнение, и чьим бы оно ни было, должно оставаться мнением»; putatio personae – принятие одного человека за другого – казус Гамлета.

Нет последней правды о Гамлете, любое готовое о нем слово нарушает предложенную Шекспиром игру, ее смысл не в том, чтобы выиграть и тем самым игру закончить, а в том, чтобы ее начать (продолжить). «Гамлет без черного плаща уже немыслим, но inky cloak следует переводить буквально: чернильная маска». Гамлет по прежнему в черном плаще, но это уже другой знак, другая мысль, другая правда – живого и подвижного, «иная расстановка сил». Другая игра – ничто не предрешено, сценическое время не заканчивается смертью героя, в театре случая «катарсис Аристотеля (одновременно и для всех) невозможен».

«Театр случая Шекспира» – слово Натальи. Случай у Шекспира – не то случайное, что есть в пьесе и представлено на сцене: «Случайная смерть Полония – событие, свидетелями которого становятся все зрители в конце III акта, и все знают, что Гамлет заколет Полония до того как это произойдет». У Шекспира, как и когда-то у греков, случай не совсем случайный дар, еще не встреча, ее возможность, то, что с необходимостью требует от человека некоторых усилий и интуиции, случай – событие, не прописанное ни в сценарии пьесы, ни в сценарии жизни зрителя, «то, что еще не случилось, и никто, в том числе и сам автор, не знает, что именно случится и когда, и случится ли вообще».