Стреляла бы таких, честное слово...
Ранее утро... 8 марта. Будильник зазвенел, и даже не успев как следует начать свою песню, умолк под натиском моего пальца. Почти в темноте оделся, тихо прикрыв входную дверь, направился к базару. Светало. Я бы не сказал, что погода была весенней - ледяной ветер так и норовил забраться под куртку. Подняв воротник и опустив в него голову как можно ниже, я приближался к базару. Я еще за неделю до этого решил, что никаких роз покупать не буду, только весенние цветы... праздник же весенний. Я подошел к базару. Перед входом стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были мимозы. Я подошел ближе - да, цветы действительно красивы.
- А кто продавец? - спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас я почувствовал, какой ледяной ветер дует.
- А ты, сынок, подожди, она отошла ненадолго, щас вернется, - сказала тетка, торговавшая рядом соленными огурцами. Я стал всторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины: дочка и жена. Напротив меня стоял старик. Сейчас я не могу сказать, что именно привлекло меня в его облике. Старомодный плащ фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но старательно наутюженные. Ботинки начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок был перевязан проволокой. Я понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из-под плаща была видна старая, ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде было что непреклонное и гордое, несмотря ни на что. Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток порезов; некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трясло от холода, его руки были уже синего цвета, но он стоял на ветру и ждал. Какой-то нехороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый, измученный бедностью и старостью человек. И еще я явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения. К корзине подошла продавщица. Дед робко двинулся к ней. Я то же подошел. Дед подошел к продавщице, я остался чуть позади него.
- Хозяюшка, милая, а сколько стоит одна веточка Мимозы? - дрожащими от холода губами спросил дед.
- Так, а ну вали отсюдава, алкаш! Попрошайничать вздумал?! Давай вали, а не то!.. - прорычала продавщица.
- Хозяюшка, я не алкаш, да и не пью вообще. Мне бы одну веточку... Сколько она стоит? - тихо спросил дед. Я стоял позади него и чуть с боку и видел, что в глазах деда стояли слезы.
- Одна?! Да буду с тобой возиться, алкашня! Давай вали отсюдава! - рыкнула продавщица.
- Хозяюшка, ты просто скажи, сколько стоит, а не кричи на меня, - так же тихо сказал дед.
- Ладно, для тебя, алкаш, 5 рублей ветка, - с какой-то ухмылкой ответила продавщица. На ее лице проступила ехидная улыбка. Дед вытащил дрожащую руку из кармана, на его ладони лежало три бумажки по рублю.
- Хозяюшка, у меня есть три рубля. Может, найдешь для меня веточку на три рубля? - как-то очень тихо спросил дед. Я видел его глаза. До сих пор я никогда не видел столько тоски и боли в глазах мужчины. Деда трясся, как лист бумаги на ветру.
- На три тебе найти, алкаш?! Га-га-га, щас я тебе найду, - прогорлопанила продавщица. Она нагнулась к корзине и долго в ней ковырялась.
- На, держи, алкаш! Беги к своей алкашке, дари! Га-га-га-га, - дико захохотала эта дура. В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы... она была сломана посередине. Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она все время опадала назад. На руку деда упала слеза. Дед стоял, держал в руке поломанный цветок и плакал.
- Слышишь ты, @ука, что же ты, @лядь, делаешь? - начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице кулаком по морде. Видимо, в моих глазах было что-то этакое, потому что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня, как мышь на удава, и молчала.
- Дед, а ну подожди, - сказал я, взяв деда за руку. - Ты, тупая курица, сколько стоит твое ведро? Отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух, - едва слышно прошипел я.
- Я... я не знаю, - промямлила продавщица.
- В последний раз у тебя спрашиваю: сколько стоит ведро?!
- Наверное, гривен пятдесят... - сказал продавщица. Все это время дед непонимающе смотрел то на меня, то на продавщицу. Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду. - На, отец, бери, и иди поздравляй свою жену, - сказал я.
Слезы покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал. У меня у самого слезы стояли в глазах. Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.
- Хорошо, отец, пошли вместе, - сказал я и взял деда под руку. Я нес цветы, дед - свою поломанную ветку; мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном. Я купил торт и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что не купил себе цветы.
- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роли эти пятдесят гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене не годится - сегодня же восьмое марта. Бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.
У деда хлынули слезы - они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы. Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах. Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу.
- Мы... мы сорок пять лет вместе... она заболела... я не мог, не мог ее оставить сегодня без подарка, - тихо сказал дед. - Спасибо тебе...
Я бежал, даже не понимая, куда именно бегу. Слезы сами текли из моих глаз.
Я не знаю автора рассказа... Но я знаю, что это... это чудовищно. Так не должно быть. Это я знаю точно.