Цитата сообщения Nickoletta Лидия Раевская "Хэллоуин 1 и 2"

Праздники выдумывают буржуи. От нехуй делать, скорее всего.
Раньше, вот, заебись было: два больших празника в году. Новый Год и Восьмое Марта имени Ро-зы Люксембург. И с развлечениями всё понятно: на Новый Год поблевать салатом оливье с балко-на, и покидать соседям в почтовые ящики китайские петарды, а на Восьмое Марта получить пиз-дюлей от любящего супруга. А потом кто-то, блять, начал хуйнёй страдать:
Валентинов день какой-то придумали, сердечки-валентинки, романтические ебли под индусские благовония, и Хеллоуин до кучи.
Какой Хеллоуин в России, а? Вы пробовали в конце октября выползти ночью на улицу с тыквой на ебле, постучать в первую попавшуюся дверь, и запеть:
<К вам детишечки пришли, тыкву нахуй принесли, дайте быра нам канфет, а не то нассым в еб-лет>?
И не пробуйте. Россия - не Америка. Канфетами у нас по ночам просто так никто не разбрасыва-ецца. А вот пизды дадут определённо. В общем, буржуйские развлекухи нашему российскому мен-талитету чужды. И лично мне - в особенности. Я вообще празники не люблю, ибо всегда потом по-чему-то отмываю посуду и хату до августа. А Хеллоуин просто ненавижу.
***
Телефон исполнил песню <Подруга подкинула проблему, шлюха>, и я
подняла трубку:
- Чо нада?
- Бабла, мужиков с большими хуями, пару ящиков пива, и голую китайскую хохлатую сабачьку. - Серьёзно ответила в трубке Ершова, а потом заорала:
- Чо за вопросы?! <Чо нада>: Шоколада! Ты меня ждёшь? Я уже стою у твоего подъезда, и не знаю кода! Говори немедленно, на улице ледниковый пириод.
Старость не радость. Сначала начинаешь забывать, што ждёш гостей, потом впадаешь в маразм, и начинаешь ссать в штаны, а потом смерть, и браццкая могила на ассенизаторских полях в Люб-лино.
- Нажимай четырнаццать, потом ключ:
- Где тут ключ?!
- В пизде, Юля! Он там нарисован на кнопочке!
- Я нажала. Там гудки вначале пошли, а потом какой-то дед сказал, что щас меня помоями оболь-ёт с балкона: Говори нормальный код!
- Не хватало бабке горя - так купила порося: Стой на месте, щас
спущусь.
Спускаюсь вниз, забираю околевшую Ершову с улицы, и тащу её домой.
- Ты нашла пу-пу-пушыстую мишуру? - Стучит зубами Юлька. - А шшшшшшортики блестящие?
- Где я, блять, найду тебе мишуру с шортами?! Я похожа на Верку Сердючку?
- На дуру ты похожа. - Лифт приехал на четвёртый этаж. Выходим. - Я знала, что ты нихуя не за-пасливая баба, поэтому привезла тебе мишуру, шортики, и красный лифчик третьего размера. Ва-та у тебя есть?
- Нету. У меня есть Тампаксы и прокладки Олвейз <от уха до уха>. Дать?
- Взять, блин! В лифчик чего тебе пихать будем?
- А: - Вспоминаю, зачем приехала Ершова, и вздыхаю: - Носки махровые пихну. Вспомню деццтво золотое.
- Да-да. Напихай носочков своих полосатеньких, Буратина бля. Лифчик, напомню, кружевной! Прозрачный! Надо чонить такое, сисечного цвета. Что у тебя есть сисечного цвета?
- Ну: - Задумалась. - Ну, хуй ево знаит: Колготки есть. Бронзовые.
- Однако, ты высокого мнения о цвете своих сисек. - Ершова заржала. - А синие колготки у тебя есть?
- А то. - Я обиделась. - Цвета тухлова ливера. Но это спешал фо ю, Ершова. Охуенно подходят к твоему лицу. Кстате, будеш тут выёбываться - ваще никуда не пойду.
- Пойдёш. - Махнула рукой Юлька. - Там же будет Дима Пепс.
- Это шантаж, Юля.
- Нет, это заебись, Лида. Это очень за-е-бись!
***
*За месяц до описываемых событий.*
- Празника хочецца чота: - Ершова потянулась всем телом, и хрустнула шеей. - Празника. Феерии. Пьянства с алкоголизмом. Куража. Ебли, в конце концов, празничной. Какой там у нас следующий празник?
- Празник сенокоса.
- Говно празник. Как-то с куражом не ассоциируецца. Што ещё?
- Новый Год в декабре.
- Долго. Это очень долго ещё. Вспоминай, чо там ещё есть.
- Пошла ты в жопу. Сама вспоминай.
- Сентябрь, актябрь.. - Ершова напряглась.
- Ноябрь потом.. - Посказала я.
- Иннахуй. Сама помню. Слушай, а чо в октябре у нас? Вот в башке крутицца празник какой-та - а вспомнить нимагу.
- День рождения у Димы Борода-в-говне.
- Блин, Бородулькин меньше всего похож на празник. Есть ещё чота: Слышь, как эта моча назы-ваецца, когда надо наряжацца в блядей, и ходить по улице с тыквой?
- Хеллоуин. А почему именно в блядей?
- А в кого ты ещё хотела бы нарядицца? В Красную Шапочьку? В Белоснешку? В Василису Пре-красную? Посмотри на себя. Или на меня. Наше с тобой вечное амплуа - это портовые шлюхи. Это карма, Лида. Смирись. Забудь, что четверть века назад ты очень удачно сыграла роль Снежинки в яслях. Это было давно. Времена меняюцца. Теперь ты - старая блядь в красном лифчике. Всё.
Да похуй в общем-то. Блядь так блядь. Чо такова? Хули там Белоснешка или Василиса? Это каж-дая дура может напялить пласмассовую корону и своё свадебное платье, которое лет пять как ва-ляецца в мешке на балконе. И всё. И вот вам Василиса белоснежная, дрочите на здоровье. А вот нарядицца блядью, да ещё пройтись так по ночной улице - это нужно быть сильной, отважной, не-закомплексованной, и полной дурой. В общем, права Юлька - эта роль чотко для нас. Осталось дождацца октября и Хеллоуина. И тогда мы с Ершовой блеснём своими актёрскими способностями так, што все эти Василисы охуеют. Воистину.
***
- Ну, во! - Ершова сделала шаг назад, и восхищённо поцокала языком: - Красавица! Настоящая проблядь! Щас только на левый глазик ещё блёсточек добавим: И вот сюда, на волосы: Всё, мо-жешь смотреть!
Поворачиваюсь к зеркалу.
- Мама!!!!!!
- Впечатлило? - Ершова гордо откинула со лба завитую прядь волос, и подтянула сползшие чулки с люрексом. - Я старалась.
- Я заметила. - Первая волна ужаса уже стекла холодным потом мне в трусы, и я посмотрела в зеркало ещё раз. - Юля, я так на улицу не пойду.
- Зассала, да? - Глумливо крикнула Ершова, и начала на меня наскакивать:
- Ах ты ссыкло старое! Мы ж с тобой, сволочь, договорились уже! Чо ты ссышь, жаба?! Кто тебя ночью увидит-то?! Шубу напялишь, в такси сядешь - и впирёд, к алкоголизму!
- В шубе жарко: - Я ещё как-то силилась оправдать свой неконтролируемый порыв паники. - Вспо-тею:
- А и похуй! - Отмахнулась Юлька. - Шлюхи - они завсегда потные, у них работа такая. Ну, чо ты такое ебало пластилиновое сделала? Всё пучком! Щас тока блёсточек на правый глазик добавим:
- Пошла в пизду! - Я отпихнула Юлькину клешню, с зажатой в ней кистью, и вылетела из комнаты. - Хватит блёсточек! Я и так, блять, как в алмазной пещере! Нихуя не вижу, одно северное сияние перед глазами! Едем уже, пока не передумала!
Перед выходом я ещё раз посмотрела на себя в зеркало, и перекрестилась. Хорошо, если меня на улице просто выебет в жопу случайный прохожый. А если менты? А если загребут? Из одежды на мне был только красный лифчик, набитый колготками, лаковые шорты-трусы, и чулки в сеточку. А, и на голове ещё ободок с розовыми заячьими ушами и такая же розовая бабочька на шее. И
туфли, похожые на ходули. Их, вместе с лифчиком и прочей бляццкой атрибутикой, принесла за-пасливая баба Ершова. Сама Ершова, покачиваясь на таких же туфлях, гордо выпячивала свою грудь, тоже вылепленную из колгот, и задрапированную сверху мишурой. Чулки и джинсовая юпка длиной в дваццать сантиметров делали её похожей на подругу дальнобойщика. Видимо, так оно и
было задумано.
- Один у нас с тобой недостаток - уж больно красивые! - Довольно резюмировала Юлька, и, отве-сив мне несильного подсрачника, выпихнула меня из квартиры. - А теперь - вперёд! За Родину, за Сталина! Команда Газы дана для всех!
Я закрыла входную дверь, и повернулась к лифту.
- Здрасьте:
Я вздрогнула, и подняла глаза. На лестнице стояли и пытались открыть дверь, мои соседи. Рома и Вика Ковалёвы. То ли сектанты, то ли религиозные фанатики - хуй их разберёт. Вечно ходят в каких-то робах, читают мне лекции о конце света и спасении души, и периодически рожают детей
дома, в ванной. Пятерых уже нарожали. И все до сих пор живы, что странно. Врачей к беременной Вике Рома не подпускал принцыпиально. И роды сам принимал. Она там орала на всю квартиру, а Рома орал ещё громче: Это бесы тебя терзают, супруга моя возлюбленная! Не теряй веры, Викто-рия! Иисус любит тебя! Не подавайся соблазнам, прихожанка! Излей младенца на свет Божий!
Как там она изливала младенцев - я, слава труду, не видела. Но Ковалёвых побаиваюсь.
- Здрасьте. - Ответила я на приветствие, и тут же отвернулась.
- Иисус любит тебя.. - Несмело сказала Вика, и с завистью посмотрела на мои празничные ходу-ли.
- Спаси свою душу, отринь бесовские происки, воспротивься им! - Вдруг повысил голос Роман. - Бог есть в каждом!
- Спасибо. - Я с силой дрочила кнопку лифта, и косилась на Ершову.
- Я никуда не пущу тебя! - Вдруг закричал Рома, и распластался на дверях лифта. - Спаси себя! Не торгуй плотью своей, сестра! Читай шестнадцатый псалом немедленно!
- Святой отец! - Ершова плечом отпихнула Рому от лифта. - Идите нахуй! Идите туда, и не воз-вращайтесь. А мы тогда спасём вашу жену. И детей. Мы сводим Вику на мушской стриптиз, купим вашим детям комиксы с Человеком-Пауком, и научим их ругацца матом.
- Бесы! - Заверещал Рома. - Всюду бесы! Виктория, неси святую воду!
- Лида, пиздуем пешком. Я жопой чую - нам хотят испортить празничный макияж: - Шепнула Юль-ка, и резво поскакала на своих туфлях-костылях вниз по лестнице. Я бросилась за ней.
- Соседи у тебя жуткие. - Пыхтела подруга. - Бесами ещё пугают, уроды. Я чота их забоялась да-же.
- И правильно делаешь. - Я толкнула подъездную дверь, и мы с Юлькой выпали в холодную ночь. - У меня самой, когда я их вижу, очко играть начинает. Ты, кстати, ещё не видала, как Рома по но-чам по подъезду с кадилом ходит. Не знаю, чо за сушоный кал он в него кладёт, но утром в подъ-езд выйти нельзя. Говнищем пасёт на весь квартал.
- В дурку их сдать нужно. - Юлька подняла руку, пытаясь изловить такси.
- Не выйдет. - Я плотнее запахнула шубу, и поправила заячьи уши. - Рома нашему участковому машину бесплатно освятил, и табельный пистолет.
- Сплошная коррупцыя. - Блеснула эрудицией Ершова, и сунула голову в окно остановившейся девятки:
- На Декабристов. Едем? Лид, залезай.
Водитель девятки с интересом разглядывал Юлькины ноги в сеточку, и празничный мэйк ап.
- Вас у метро высадить?
- Да. - Отрезала Юлька, и сердито натянула на колени куртку.
- А дальше вы куда?
Сука любопытная, блин.
- Коту под муда. - Ответила Ершова, и заметно занервничала.
- В гости к мальчикам, наверное?
Шофёр мне нравился всё меньше и меньше. Юльке, кстати, тоже.
- И к девочкам. На детский утренник. - Ершова пошла пятнами. А это хуёвый знак. Значит, жопой чует какую-то шляпу.
- А документы у вас есть? - Вдруг спросил шофёр, и съёхал на обочину. Всё. Вот она - шляпа. Приплыли, девки - сливайте воду.
- А какого хуя: - Начала Ершова, но тут шофёр вытащил красную книжечку, махнул ей перед на-шими ебалами, и быстро спрятал её запазуху.
- Документы!
Я быстро полезла в сумку, и уже открыла рот, чтобы объяснить дяде, что мы вовсе не продавцы собственных пёзд, но Ершова, извернувшись, просунула руку назад, между сиденьями, и больно ущипнула меня за ногу. Я истолковала её жест правильно, и захлопнула сумочку. И рот заодно.
- Парниша, может, договоримся, а? - Ершова расплылась в улыбке, и погладила дядьку по колен-ке. - В честь праздничка бесплатно. Да, Клеопатра?
Я не сразу поняла, к кому это Юлька обращаецца, и молчала.
- Да, Клеопатрочка, блять?! - Уже с нажимом в голосе снова повторила свой вопрос Юлька, и я сориентировалась:
- О, да, Жоржетта.
Юлька хрюкнула, продолжая улыбаться, а дядька обернулся:
- Клеопатра? Ну вы, девки, чувство меры поимели бы хоть. Клеопатра, блин: Псевдоним надо брать объективно. Машка Шняга например.
- Чо?! - Я не выдержала, и заорала: - Ты себя-то в зеркало видел, узбек чукотский?! В штанах у тебя шняга, пидор ты дермантиновый! Юлька, ёбни ему! На слове <Юлька> Ершова вцепилась дядьке когтями в яйца, и укусила его за ухо. Я, не растерявшись, вытащила у себя из-под жопы трехкилограммовый справочник <Жёлтые страницы. Все адреса Москвы>, и несильно шлёпнула
обидчика по еблу. Сильно уебать не получилось: крыша низкая, размах не тот.
- Беги! - Завизжала Ершова, ещё раз укусила дядьку за щеку, и вывалилась из машины. Я выва-лилась следом, и осталась лежать в луже.
- Я сказала беги! - Наступила мне на руку каблуком Юлька, я взвигзнула, и поскакала вдоль доро-ги на карачках, путаясь в шубе, и сбивая заячьими ушами гандоны с придорожных кустов.
- Во дворы, во дворы уходи, каркалыга!
Я сменила галоп на рысь, и свернула в какой-то двор. Через десять минут, когда я упёрлась лбом в чугунную урну, и остановилась, сзади послышалось:
- Ушли.
- Точно?
- Стопудово.
- А это кто был?
- А я ебу? То ли мусор, то ли не мусор. Один хуй - паспорт в такой ситуации показывать нельзя, запомни. Я как-то уже показала сдуру. Забрали в отделение вместе с паспортом, и там ещё ебало мыть пришлось, чтоб на свою собственную фотку быть похожей. А то мне уже дело шить начали.
Вопросы у меня закончились. Я повернулась к урне жопой, и села на землю, переводя дыхание.
- Ну что? - Юлька сбоку тоже отдышалась. - К тебе?
- Нет, блять. В клуб. К Диме Пепсу.
- Ладно, не ори: Чо я, виновата штоле? - Ершова нахохлилась, и полезла в сумку за сигаретами.
- А знаешь, Ершова, - Я тяжело поднялась, и и облокотилась на урну, - какая у меня на тебя песня стоит на мобиле?
- Шалава лава-лава-лава? - Предположила Юлька.
- Почти. - Я отряхнула руки, и отвесила подруге пинчища. - <Подруга подкинула проблему:>
- Шлюха! - Хором закончили мы с Ершовой, и заржали.
- Не, Лидка. Хеллоуин мы вот так просрать не можем. Потом ещё долго следующего празника ждать.
- Я никуда больше не пойду. И не уговоривай.
- Не.. - Поморщилась Ершова. - Я сама никуда не пойду. Я о другом. У тебя есть чёрный спортив-ный костюм?
- Дедушкин.
- О! То, что доктор прописал! Уши свои ослиные не проебала? Мы щас их каким-нить говном на-мажем, чтоб чёрные были, а ещё нам нужен пояс от халата. Это будет хвост.
- Ершова, ты чо задумала?
- Хеллоуин, Лида. Самый лучший день для всякой нечисти. Ну, сечёшь?
- Нет.
- Кодовое слово <бесы>. Ну?
- Юля, только не говори:
- Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! - В кровожадной улыбке расплылась Юлька. - Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! Щас мы, блять, им покажем, как с проститутками нас перепутывать, и концом света пугать. Короче, сцена-рий такой:

> :Две женские фигуры в грязных шубах, громко и зловеще хихикая, растворились в ночи.

Хеллоуин-2

Окончание

На часах была полночь с десятью минутами.
- Аццкое время. – Ершова кивнула в сторону настольных электронных часов, которые все мои дру-зья почему-то называют «Бигбэн для слепорылых». Наверное потомушта они размером с тиливи-зор.
- А ещё и Хеллоуин, если вспомнить… - Я добавила свои три копейки в атмосферу предвкушения чего-то страшнова. – Зомби по улицам шляюцца без регистрации, упыри шастают по кладбищам, кровь пьют невинную.
- Ну, зомби без регистрации у меня самой дома щас спит. Ничего стрёмного особо. Только пьёт много, и волосатый как пиздец. У меня уже аллергия на ево шерсть жопную. – Юлька с любовью вспомнила о супруге. – А на кладбищах нету крови невинной. Там икебаны одни. Упыри сегодня остануцца голодными.
- Вряд ли. Сегодня там полюбому будет опен-эйр готически настроенных мудаков. Я за упырей спокойна.
- Ну слава Богу. Пусть поедят вволюшку. Празничек у ребяток. А готов нам не жалко. Отбросы об-щества.
Ершова яросто стирала празничный макияж влажной салфеткой, и принюхивалась:
- Кстати, чем так воняет?
- Грязными хуями? - Предположила я, и подёргала носом. – Может, отрыжка после вчерашнего?
- Шутка своевременная, смешная. – Ершова швырнула грязную салфетку на пол, и тоже зашеве-лила ноздрями. – Не, ацетоном каким-то штоле…
Я внимательно посмотрела на коробку с влажными салфетками, из которой Юлька уже вытащила второй метр, и заржала:
- Не ацетоном, а специальной хуйнёй! Это салфетки для чистки офисной техники. Я на работе спиздила когда-то.
- Тьфу ты, блять! – Ершова брезгливо отшвырнула коробку. – То-то я чую, у меня рожа вся горит. Ну-ка, глянь: аллергии нету?
Юлько лицо на глазах опухало. Вначале у неё опух лоб, и она стала похожа на неандертальца, потом отек спустился на глаза, и Юлька стала китайским питекантропом, а потом на нос и губы – и вот уже на меня смотрит первобытный Гомер Симпсон с китайскими корнями.
- Ершова, ты немножко пиздец как опухла. – Мягко, стараясь не вызвать у Юльки панику, намекну-ла я на новое Юлькино лицо. – В зеркало смотреть нинада.
Подруга, вопреки моим советам, всё таки посмотрела в зеркало, и заорала:
- Блять! Что теперь делать?
Я пожала плечами:
- Мы ж Ковалёвым мстить собрались. Давай рассмотрим положительные стороны: ты уёбище. И это очень хорошо. Грим никакой не нужен. Щас напялим на тебя тренировочный костюм с хвостом, и вперёд, к Ковалёвскому инфаркту!
- Заебись. А чо, я одна пойду их пугать? – Ершова даже не спорила по поводу положительной сто-роны вопроса. – А ты чо делать будешь? Мы так не договаривались!
- Юля, - я выудила из лифчика колготки, и натянула их на руку. – Я буду жертвой бесов, понима-ешь? Я позвоню им в дверь, они её откроют, ибо ебланы, а я буду валяться в корчах у них на поро-ге. У меня будет шея в крови, скрюченные ноги, и пена у рта. Я буду валяться по полу, и выть: «Бесы мной овладели, батюшка! Сиськи отгрызли нахуй, сами посмотрите, ноги мне скрючили, и зуб выбили!». Тут я охуенно креативно использую во благо все свои природные достоинства, по-нимаешь? Мне тоже грим не нужен.
- А я где буду? – Ершовой уже овладел азарт. – Я хочу появится из воздуха, в лучах дыма, и на каблуках.
- Какие, блять, лучи дыма, Юля? И каблуки тоже нахуй. У меня есть тапки в виде голых ног Бигфу-та. С длинными пальцами, и с когтями. Где ты видела бесов с таким еблом как у тебя, да ещё на каблуках? Ковалёвы, конечно, мудаки, но не настолько. Короче, вот тебе дедушкин костюм, а я пошла делать хвост.
…Через полчаса мы были готовы к выходу, и в последний раз репетировали. Рому Ковалёва изо-бражала моя собака, а мы с Ершовой играли свои роли.
- Бесы, бесы мной овладели, батюшка Роман! - Я упала на пол перед псом, и начала биться в кор-чах. – Спаси мою душу, почитай псалтырь, изгони дьявола из тела моего покалеченного! Я хочу умереть девственницей!
- Тычо несёшь, обезьяна? – Ершовский голос донёсся из туалета. – С девственницей явный пере-бор. У Ковалёвых такой простыни, тебе на заплатку, точно не будет.
- Я хочу умереть с чистой душой, и вознестись к престолу божьему! – Крикнула я в морду собаке, и та завиляла хвостом. – Спаси меня, добрый пастырь!
Тут, по сценарию, должна была появицца Ершова, но она не появлялась.
- Вот они, бесы! – я заорала, и вцепилась руками в собачью ногу. Пёс-Ковалёв такого не ожидал, взвизгнул, и непредсказуемо пукнул, после чего спрятался под шкаф. – Я чую запах сероводорода! Ад пришол на землю! Итак, встречайте: бесы!
Даже после этого откровенного призыва Ершова не появилась.
- Юля, хуле ты в сортире засела?! – Я прервала генеральную репетицию, и поднялась с пола. – Твой выход!
- Дай поссать-то! – Глухо ответил из-за двери бес. – Ты б сама попробовала бы снять эти штаны с хвостом, а потом обратно напялить. Кстати, хвост я в унитаз уронила.
- Блять… - Я расстроилась. – Нихуя у нас с тобой, Юлия, не выйдет. Ковалёвы вызовут ментов, и нас заберут в обезьянник! Там нам подкинут в карман кило героина, ядерную ракету, четыре не-опознанных трупа, и загремим мы с тобой по этапу, к лесбиянкам. А я ещё так молода, и так люб-лю мущин!
Дверь туалета распахнулась, и на пороге появилась Ершова. За десять минут я уже забыла, как она выглядит, поэтому быстро отпихнула Юльку от двери, и сама заняла позицию на гнезде.
- Не ссы, инвалид деццтва, всё будет в ёлочку. Ты, главное, паспорт с собой не бери на дело. – Подруга свято верила в то, что мировое зло сконцентрировано именно в паспорте. – И тогда ника-кие менты не придут. Все менты щас спят давно.
Ещё через пять минут мы на цыпочках вышли на лестничную клетку, и прокрались к лифту.
- Короче так… - Ершова наклонилась к моему уху, и ещё раз уточнила детали: - Щас мы с тобой поднимаемся на седьмой этаж, ты спускаешься вниз по лестнице до четвёртого, и проверяешь, чтоб на нижних этажах никто не стоял. А то эффекта не получицца, если мне между пятым и шес-тым кто-нить с перепугу пизды даст. Потом ты звонишь в дверь Ковалёвым, начинаешь изобра-жать свой ящур…
- Корчи. – Поправила я Юлю.
- Похуй. Корчи. Потом ты кричишь: «Вы слышите этот топот? Это бесы! Они уже идут за мной!» И тут выйду я.
- Ты думаешь, у тебя получицца громко топать в плюшевых тапках? – Я с сомнением посмотрела на когтистые поролоновые ноги Ершовой.
- Верно. – Юлька не огорчилась. – Вот эта лыжная палка чья?
Я оглянулась. Возле соседней квартиры сиротливо стояла одна лыжная палка.
- Ничья. – я пожала плечами. – Бери, если нужно.
- И возьму. Я буду ей стучать по ступенькам, и имитировать аццкий топот. Видишь, всё катит как надо!
Двери лифта открылись, и мы с Юлькой шагнули в кабину, и нажали на цифру семь.
- Эх, вот эти иисусики щас обосруцца! – Юлька откровенно радовалась предстоящему чужому ин-фаркту. – Главное, смотри, чтоб тебе кадилом не уебали, в процессе изгнания бесов.
- Юля. – Я прислушалась к тишине за дверями лифта. – Юля, мы, кажецца, застряли.
- А я ещё появлюсь, и скажу Ковалёву: «Ты нихуя не божый человек. Ты дрочиш по ночам, в ван-ной. Так што собирайся, я за тобой». – Юлька захохотала, и осеклась: - Чо ты сказала?
- Мы застряли. – Я села на корточки, и посмотрела на Ершову снизу вверх. – А у меня клаустро-фобия. Щас орать начну.
- Не надо. – Уверенно ответила Юлька. – Щас попробуем отсюда выбраться.
Однако, выбраться из лифта не получалось. Застряли мы всерьёз.
- Юля.. – Я уже шмыгала носом. – Я боюсь! Сегодня страшная ночь, а у меня ещё клаустрофо-бия… У-у-у-у-у-у…
- Не вой! – Юлька взяла на себя обязанности главнокомандующего. – Щас вызовем этих, как их… Спасателей.
И уверенно ткнула пальцем в кнопку с надписью «Вызов».
- Кхе, кхе.. Пыш-пыш-бу-бу-бу, Иванова. – Неразборчиво донеслось из динамика. – Бу-бу-бу шшшшшшшш какова хуя?
- Иванова! - Заорала Юлька. – Иванова, мы застряли в лифте! У Лидки эпидерсия и Хеллоуин, а я в туалет хочу! Спаси нас, Иванова!
- Клаустробофия у меня, дура.
- Похуй. Я такое не выговорю всё равно. Ты слышишь нас, Иванова?
- Бу-бу-бу, ждите. – Чота сказала Иванова, и отключилась.
- Не ссы, Лидос. Скоро приедет Иванова, и нас спасут. А потом мы обязательно пойдём, и напуга-ем Ковалёвых. – Юлька опустилась рядом со мной на корточки. – Ты только потерпи, потерпи, родная. Не умирай! Дыши, дыши, Лидка!
- Отстань, дубина. – Я отпихнула Юлькины руки, которыми она вознамерилась надавить мне на грудную клетку. – Я не умираю, и я дышу. Только тут воздуха мало, поэтому не вздумай пёрнуть.
- Жива! – Возрадовалась подруга, и предложила: - Давай, может, споём?
- А подмога не пришла-а-а-а, подкрепленье не прислали… - Обречённо начала я.
- Нас осталось только два-а-а-а, нас с тобою наебали.. – Подхватила Юлька, и дальше наши голо-са уже слились в неровный хор:
- Иванова далбаёб, и с патронами напряжна-а-а-а, но мы держым рубежы, мы сражаемся отважна-а-а-а…
*Прошёл час*
- Ковыляй патихонечку, а меня ты забу-у-уть…
- Зажывут твои ноженьки, прожывёш как-нибуть!
- Труля-ля, труляля-ляля…
- Иванова – пизда!
*Прошло ещё полчаса*
- Голуби своркуют радосна…
- И запахнет воздух сладостна..
- Домой, домой, пора домой!!!!
- Юля, я умираю…
- Нас спасут, я верю!
- Про нас забыли… Ивановой никакой нет. С нами разговаривал бес.
- Я верю, что Иванова существует! И нас скоро спасут!
- Спасатели Малибу?
- Не, им далеко ехать. Скорее Чип и Дэйл.
- Я поцелую их в жопу.
- А я им отдамся.
- Домой, домой, пора домой!!!
*Прошло ещё двадцать минут*
- Кто тут, блять, на лифте по ночной Москве катаецца?!
Голос со стороны свободы пролился нам в уши сладостным нектаром.
- Это мы! Дяденька, вытащите нас!
- Пицот рублей за ночной вызов.
- Согласны!
- Сколько вас там?
- Двое!
- Тогда с каждой по пицот.
- Пошёл нахуй! Пицот, и хватит. Щас Ивановой позвоним. – Ершова была категорична.
На свободе что-то зашуршало, и стало тихо.
- Дядя, вы тут? – Я заволновалась.
Тишина.
- Дядь, мы пошутили! – Ершова кинулась на закрытую дверь. – По пицот с каждой!
Тишина.
- Довыёбывалась, жлобина? – Я нацелилась когтями в Юлькину опухшую рожу. – Пятихатку пожа-лела? Теперь из-за тебя…
Тут кабина лифта сильно дёрнулась, и поплыла куда-то вверх.
Мы молчали, боясь спугнуть своё щастье.
- На какой этаж ехали? – Заорал кто-то над головой.
- На седьмой! – Заорала в ответ Юлька. – На седьмой, дяденька!
- Щас спущусь за деньгами. Ждите.
Кабина остановилась, но двери не открылись.
- Придёт, как думаешь? – Я заволновалась.
- А то ж.
Ещё через минуту за дверями послышалось шуршание, и створки разъехались, показав нам уса-тое и пьяное лицо спасителя.
- Дядя! – Крикнула Ершова, и распростёрла объятия. – Дай же нам тебя обнять!
- И поцеловать! – Я подняла с пола лыжную палку¸и шагнула на свободу.
- Блять!!! – Вдруг заорал спаситель, и кинулся вниз по лестнице. – Черти! Ёбаный понос!
- Чо это он? – Юлька перегнулась через перила, и посмотрела вниз. – Живот прихватило, что ли?
- Дура, - я заржала, - это он нас с тобой испугался! Сама подумай: открываецца дверь, и на тебя вываливацца чёрное уёбище с хвостом и рогами, а за ним…
- Второе уёбище. Без сисек и на кривых ногах. – Ершова явно обиделась. – Жалко дядьку. А с дру-гой стороны, пятихатку сэкономили. Нучо, домой?
- А куда ещё. Только пешком.
Спустившись на четвёртый этаж, мы с Юлькой, не сговариваясь, позвонили в квартиру Ковалёвых, и молча ждали реакции. Без вопроса «кто там?» дверь открылась через минуту.
- Ты дрочер, Рома. – Сурово сказала Юлька, и стукнула по полу лыжной палкой. – Хуй тебе, а не Царствие Небесное. Сдохни, гнида.
- Продавай квартиру, сука бородатая, а деньги отдай в церковь. Иначе не будет тебе прощения. – Я ковырнула засохший кетчуп на шее. – И прекрати ебацца без гандонов. Твоя Вика не спермо-приёмник.
Рома коротко всхлипнул, и захлопнул дверь.
- Чота хуёво мы как-то им отомстили… - Ершова поставила лыжную палку на место, и плюнула Ковалёвым в дверной глазок.
- В самый раз. – Я открыла свою дверь, и впустила беса в квартиру. – А мог вообще подохнуть. И тогда менты, кило героина, и…
- Четыре трупа-а-а возле та-а-нка… - Нараспев продолжила список ништяков Юлька.
- И зона с лесбиянками-и-и-и…
…Дверь за нами закрылась, и в доме номер девять ненадолго воцарились тишина и спокойствие.