В колонках играет - Химера "Рефлекс"

Глупый Файтер, зачем ты противишься ветру, так нежно ласкающему тебя?
Ночами иголкой выцарапываешь на запястье слово "СВОБОДА"?
Возводишь непреодолимые небоскрёбы к своему сердцу?
Почему не можешь просто закрыть глаза и позволить...течению нести тебя. Тёплому, любящему течению...
Заблудился ты, мой бестолковый Файтер, и не знаешь, где выход, где тупик. Мечешься из угла в угол, борясь со своим сердцем. Поднимаешь к Небу глаза и тихо шепчешь, что где-то там летатет твоя, только твоя...читсая и непокорная Свобода. Простираешь к ней руки, но в ответ получаешь лишь тысячи остырх ударов...в самую глубину, в сердце.
Что же теперь будешь делать, куда убежишь, когда стены повалены и остаётся пара ступенек...к тебе. Прогонишь как и всех прежде? Будешь биться дальше, принося боль?
Оглянись и ты поймёшь, что впереди ожидает пустота.
Чёртов Файтер, отключи разум, послушай сердце! Хотя бы чужое, не своё! Своё давно уже закопано...
Успокойся и прекрати лгать хотя бы себе.

Вспомнила из "Гранатового браслета" Куприна последние несколько абзацев...сопливеньких, но при первом прочтении так глубоко меня затронувших



"Она единовременно думала о том, что мимо нее прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в тысячу лет. Вспомнила слова генерала Аносова и спросила себя: почему этот человек заставил ее слушать именно это бетховенское произведение, и еще против ее желания? И в уме ее слагались слова. Они так совпадали в ее мысли с музыкой, что это были как будто бы куплеты, которые кончались словами: "Да святится имя Твое".

"Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни упрека, ни боли самолюбия я не знал. Я перед тобою - одна молитва: "Да святится имя Твое".
Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно расстаться телу с душой, но, Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и тихая любовь. "Да святится имя Твое".
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе. "Да святится имя Твое".
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: "Да святится имя Твое".
Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою - слава Тебе.
Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю - слава Тебе!.."

Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала. Дерево мягко сотрясалось. Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел листьями. Острее запахли звезды табака... И в это время удивительная музыка, будто бы подчиняясь ее горю, продолжала:

"Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко".