ПРАВДА КРАСОТУЛЯ?

Рихард Круспе

Рихард Круспе

Муза

Описываемые события имели место приблизительно в 1993 году.

Всё описанное здесь суть чистая правда (не верите - спросите у Раммов), основанная на сомнительных публикациях о группе, найденных в инете и собственном больном (гриппом) воображении автора.

Всем раммфаманам, имевшим наглость кощунственно издеваться над любимой группой, посвящается.



- Пицца! Кто заказывал пиццу!?

Раз
В ответ на зов разносчика пиццы послышался громогласный рёв,

Два
Грохот,

Три
В дверном проёме показался табун проголодавшихся раммштайновцев.

Четыре
Коробки с пиццей на секунду зависли в воздухе -

Пять
И упали на пол.

Шесть
Налетел шквал…

Семь
И накрыл вожделенные коробочки.

Некоторое время тишину нарушало лишь самозабвенное чавканье, печальное чьмяканье погибшей под ногами пиццы, хруст раздираемых коробок, приглушённые (пиццей) вопли и невнятные (по той же причине - пицца) ругательства.

Понаблюдав за этим некоторое время, Она повернулась и проплыла мимо озабоченных принятием пищи Раммов в открытую дверь репетиционной.

- Слезь с коробки, Пауль! Смотри, ты помял пиццу.
- Ничего, давай сюда. Я её съем.
- Ещё чего! Она ж с грибами. Жуй свои анчоусы.
- Кто заказывал вегетарианскую?
- Замри! На тебе помидор… Всё.
- Ай-я-я-яй! Кристоф! Чтоб тебе! Ты наступил мне на пальцы!
- Сам виноват. Нечего свои пальцы везде разбрасывать.

Она уже проникла в репетиционную.

- Там ещё что-нибудь осталось? Я имел в виду не надкусанное. Олли! Прекрати тыкать мне в ухо сыром!
- Ну, извини, я думал, ты ещё голоден.
- Он не хочет надкусанную. Давай мне.
- Ой! Ты укусил меня за палец!

Она увидела инструменты Раммов.

- Смотрите! Целая пицца!
- Где?
- Ух!
- "Королева Моря"… Хм! Аппетитное названьице.
- Дары моря? Я такое не заказывал.
- Фу! Здесь какие-то щупальца…
- Рыбьи глаза…
- Не, я - пас.
- Какие мы нежные! Дай-ка сюда!
Заполучив вожделенную "Королеву Моря", Тилль блаженно заулыбался, смотря в коробку, заполненную тошнотворной смесью раздавленных моллюсков, обнажённых безголовых креветок и редких вкраплений зелени в причудливом смешении сыра и щупалец.
- Как ты можешь это есть?
- Нет, как он может на это смотреть? Меня от одного вида мутит.
- А может оно напоминает ему любимый аквариум.
- Точно!
- Хи-хи-хи!
Вокалист демонстративно промолчал. Впрочем, мысленно взяв на заметку, Кто отпустил шуточку про аквариум. И пообещав себе расквитаться с Ним, как только доест пиццу.

Её тонкие пальчики касались гитарных струн, скользили по клавишам синтезатора. Подобно дождевым капелькам, постукивали по барабанам и микрофонам.

Тем временем, Рихард, бессменный и добровольный казначей группы, потянулся к заднему карману брюк, где, как он надеялся, лежали деньги на пиццу (читай, все сбережения Раммов).
- Кто-нибудь, посчитайте, сколько пиццы… э-э… было.
Рамы без энтузиазма поковырялись в ошмётках коробок и пиццы.
- Ну, вместе с той, которую ест Тилль… девять.
- Девять?!! Кто заказал столько?!
- Чего ты орёшь? - оторвался от "Королевы Моря" Тилль. - Я всегда заказываю три штуки. Ну, и вы, по одной. Сколько всего?
Повисла напряжённая пауза, заполненная довольным чавканьем вокалиста, мысленным щёлканьем счётчика в мозгу Рихарда и загибанием пальцев как минимум одним участником группы.
- Постойте, - поднял, наконец, голову Пауль, - тогда восемь и… - вытянул он палец в направлении методично дожевываемой "Королевы Моря".
- Ну да, не было девятой.
- А может, это не наш заказ?
- Ха! А кто, по-твоему, мог заказать столько этой гадости?
- М-да…
- А может это бонус.
- Чего?..
- Ну, когда ты делаешь большой заказ, тебе ещё дают, чтоб, значит, ты только к ним обращался.
- Неужели? - обрадовался экономный Рихард, он тут же опять помрачнел. - Денег всё равно хватит только на четыре. Тилль? Слышь?
- М-м…
- Денег, говорю, не хватает. Я знаю, у тебя, как не однократно женатого, всегда есть заначка.
- М-м!
- Да отстань ты от него. Всё равно ты его не усовестишь.
- Хмы.
- Точно. И силой вряд ли получится.
- Хмы-хмы.
- И, потом, ты что, не знаешь, какой он злой, когда голодный? Пусть уж лучше будет сытым и раздобревшим.
- А деньги?!
- Послушай, Рихард, - положил дружескую длань Оливер на плечо Круспе. - С тебя кто плату спрашивает? А?
Все дружно заозирались. И, действительно, в окружающей атмосфере наблюдалось явная нехватка настырных курьеров с издевкой в глазах и протянутой пустой дланью. Определив полное отсутствие оного присутствия, Раммы облегчённо заулыбались, довольные столь щедрым подарком судьбы.
- Постойте! - воскликнул Флаке. - А вдруг мы его затоптали?!
Лица Раммов вытянулись, Тилль поперхнулся "Королевой Моря", кто-то напряжённо сглотнул, и все дружно бросились перебирать пазлы из отходов пиццы, гадая, что же из имеющихся в наличие кусочков, может являться бренными останками разносчика пиццы. Драматическая развязка наступила, когда Тилль, издав трагический вопль, одной рукой схватился за сердце (в районе желудка), а другую руку вытянул, предоставив на всеобщее обозрение нечто красное и свисающее. Флаке позеленел и приготовился отвергнуть только что съеденное, надув щёки и выпучив глаза. Остальные содрогнулись.
- Вот что осталось от бедолаги, - загробным голосом изрёк Тилль. Потом принюхался к ошмётку и хмыкнул. - Да нет, это помидор, - и, не долго думая, проглотил его.
Остальные, злобно зыркая на своего фронтмена, поднялись с колен, и, ворча и отряхиваясь, побрели в сторону репетиционной.
Вернувшись в репетиционную, раммштайны, перво-наперво, потянулись к пиву, всегда в изобилии водившемуся в репетиционной. Снабдившись бутылочкой-двумя, Раммы повернулись, наконец, к своим инструментам.
Первым заметил неладное Флаке.
- Кто вытер пыль с моего синтезатора? Изверги! Она мне как подруга была, эта пыль! На ней можно было всякие узоры рисовать…- бурчал герр Лоренц.
- Ага, надо чаще к инструменты подходить, - ехидничал Пауль, впрочем, не торопясь прикасаться к собственной гитаре.
- Ты хочешь сказать, я мало репетирую? - взвился Флаке.
Начавшуюся перебранку прервал жуткий звук, усиленный микрофоном.
Готовые вцепится друг другу в глотки оба экс Feeling B, мигом оказались друг у друга в объятиях.
- Что это было? - с суеверным ужасом прошептал Пауль.
Оливер с высоты своего роста оглядел репетиционную. Звук повторился.
- Всё в порядке, - прокомментировал Оливер. - Просто у Тилля в брюхе урчит. Кто-то догадался нагнуть микрофон до уровня Тилльского желудка.
- Кстати, неплохое звучание, - хмыкнул Рихард. И, мурча что-то себе под нос, начал наигрывать невразумительный мотивчик, уже представляя, как можно будет использовать сей оригинальный опус. Как ему показалось, гитара звучала как-то по-новому. Более свежо.

В это время Шнайдер тупо пялился на собственную установку, пытаясь сообразить, куда бы он мог зашвырнуть свои барабанные палочки в момент старта за пиццей. Печально вздохнув, он полез под установку, надеясь, что палочки, всего-навсего, упали вниз, а не салютировали по всей репетиционной. На полу нашлось много интересных вещей, как то: арахисовая шелуха, пробки от вино-водочных изделий, пивные пробки, засохшие яблочные огрызки и банановая кожура. Некоторое недоумение вызвал использованный презерватив (Кристоф искренне не мог вспомнить, как оное могло здесь оказался). Перебрав руками вышеозначенный мусор, Кристоф нашёл пуговицу, решив, что лимит везения на сегодня, таким образом, исчерпан, он решил вылезти из под установки. И тут на него упал один из барабанов. В принципе, это случалось не так уж и редко. Зачастую от шнайдеровской установки отваливались части в самый разгар репетиции. После чего репетицию приостанавливали, и Шнайдер лез под установку прикручивать скотчем то, что отвалилось. А все остальные костерили его на все лады или упрашивали выбросить чудовищное устройство, клятвенно заверяя, что купят ему новую установку. Кристоф, обычно реагировавший на просьбы товарищей с отзывчивостью мухи цеце, получив по голове барабаном, впервые задумался о преимуществах новой установки, которую не придётся через каждые пять минут заклеивать скотчем.

Пока Шнайдер, ползая под своей установкой, совершал открытее за открытием, Оливер тоже не сидел без дела. Он решил покормить рыбок. Остатками пиццы. Определив, что Тилль не смотрит в его сторону, Оливер приподнял пластиковую крышку аквариума, и щедрой рукой сыпанул туда крошки. Однако, вместо ожидаемого "бульк" прозвучало подозрительное "бум". Оливер, нахмурившись, склонился к аквариуму - его взору предстала ещё одна крышка - бронированная, с огромным амбарным замком. Оливер перевёл взгляд на беспечно жующего Тилля. Тот ответил ему милой улыбкой и невинным взглядом голубых глаз. Рот Оливера превратился в тонкую полоску, а глаза сузились.

Никем не замеченная, Она спорхнула с подоконника.

В углу Пауль и Флаке выясняли отношения.

Она направилась к ним.

- Но Флаке, - невинно вопрошал Пауль, - ты вроде как не хотел оставаться с нами. Значит, можешь не репетировать вообще. Да! И хоть плесень выращивать на своём синтезаторе!
- Что? Как ты меня достал ещё с Feeling B. Видеть твою физиономию ещё и здесь!
- И кто же тебя держит? Иди!
- Ах так?! Ну уж нет! Теперь никуда не уйду! Из вредности останусь!


Она подошла к ним и остановилась на расстоянии вытянутой руки.
Спорщики прервались и изумлённо уставились на Неё.
- Какая очаровательная фройлен, - первым опомнился галантный Пауль, улыбаясь до ушей и выпячивая грудь.
- Откуда она тут взялась? - недоумевал более приземлённый Флаке, - нас самих сюда пускают со скрипом.
- Да что ты несёшь? - не переставая скалить зубы, прошипел Пауль. - Да будь я охранником, я бы тоже тебя не пускал.
- Что? Опять? - возмутился Флаке. - Хватит учить меня жить! Вечно одно и тоже!
- Ах, милая фройлен, - заливался Пауль, игнорируя возмущённого клавишника, - будь я охранником, я бы всюду пускал столь…
Флаке прервал словоизлияния гитариста, сильно наступив тому на ногу.
- Я понял, ты - разносчица пиццы! - воскликнул клавишник.
Она ответила удивлённым взглядом.
- И эта пицца, Дары Моря или как там её "Королева Моря", небось, твоя работа? - обвиняющим тоном продолжал Флаке.
Она улыбнулась и кивнула.
- Ага! - торжествующе воскликнул, довольный подтверждением своей версии, Флаке.
- Где разносчица пиццы? - воскликнул подошедший Рихард, хватаясь за карман с деньгами.
- Да вот.
- Эта? У неё крылья… - удивился Рихард.
- Это форма такая, - не сдавался клавишник. - Правда, ведь?
Она пожала плечами и кивнула.
- Нет! Это муза. Я знаю - они такие крылатые, - расплылся в довольной улыбке Рихард, успевший решить для себя, что платить за пиццу не в коем случае не будет.
- Думаешь? - заинтересовался Пауль. - Музы, они вдохновение, что ль, приносят…
- Да вы что, рехнулись совсем! - возвёл к потолку глаза Флаке.- Не бывает никаких муз, ну что вы как маленькие!

Переводя взгляд с одного на другого, Она тихонько попятилась от увлёкшихся спором музыкантов. И, почувствовав на себе взгляд, обернулась.
Тилль, застыв с пиццей в руках, таращился на неё во все глаза. За его спиной Оливер, вооружившись отвёрткой, пытался вскрыть аквариум.
Усмехнувшись, Она слегка махнула крылом в сторону Тилля, на лице которого тут же расплылась идиотская ухмылка, взгляд приобрёл мечтательное выражение, а рука, отпустив пиццу, и, нырнув во внутренний карман куртки, показалась вновь, с блокнотом и ручкой. Она поплыла в сторону оседавшего на пол фронтмена. Проведя крылом по тилльской голове, Она остановилась - Её внимание привлекли остатки "Королевы Моря" в коробке. Вытащив из кармана барабанные палочки (которые Шнайдер в это время искал под своей установкой), Она, пользуясь ими как хаси (палочками для еды), выловила из объятий "Королевы Моря" осьминожку, и, как заправская гаися (гейша), стала кормить Тилля, коий, впрочем, не отрываясь от написательства, тем не менее, послушно открывал рот.

Потом Она разгрызла палочки, так что в руках у Неё оказалась куча щепок.
Распихав полученные щепки по кармашкам на своём обмундировании, Она, оставив радостно похрюкивавшего вокалиста наедине с его рождающимся творением, приблизилась к увлечённо трудящемуся над аквариумом басисту.
Отвёртка сломалась, не выдержав схватки с бронебойной крышкой, и теперь Оливер осматривал окрестности на предмет если не бензопилы, то, по крайней мере, хорошего лома.
Пытаясь привлечь внимание басиста, Она хотела положить руку ему на плечо. Это удалось Ей только с третьей попытки, когда Она подпрыгнула и зависла в воздухе за риделевским плечом.
В ответ на прикосновение маленькой ручки Оливер обернулся и очень удивился, увидев девушку, в кое том веке, подходящую ему по росту. Однако, опустив взгляд, он разочарованно отметил, что ноги её болтаются в полуметре от пола. Выяснять этот феномен, Оливер не стал, поступая, таким образом, очень мудро. К тому же, ему было совсем не до того, ибо всё внимание взяла на себя протягиваемая ему электродрель. Оливер благодарно принял вышеозначенный инструмент и рьяно набросился на минибронидверь, отделяющую его от многострадальных (голодных) рыбок. Оливер вовсе не был жесток, просто он в тайне мечтал вырастить из невзрачных тиллевских рыбёшек настоящих пираний. Но Тилль, почему то был против.

В это время Шнайдер, как раз вылезавший на четвереньках из под своей установки, наткнулся (взглядом) на ботинки. Некоторое время Кристоф соображал, кому бы могли принадлежать ботиночки такого маленького размера. Так ничего и не придумав, ударник переместил взгляд выше - прятавшиеся за широкими штанами габариты точно не могли принадлежать никому из Раммов, по причине отсутствия оных в данных штанах. Определив удовлетворительность сего факта, шнайдеровский взгляд пополз выше и… застрял. Увиденное вызывало в памяти подсмотренное ещё в детстве и напоминало о многочисленных сёстрах, хотя, с другой стороны, иногда Шнайдеру казалось, что весь мир заполнен его сёстрами. Но тут явно был совсем иной случай.
Терпеливо дождавшись, когда, наконец, барабанщик остановит свой взгляд на Её лице, Она, улыбнувшись как можно более доброжелательно, извлекла из карманов то, что ранее было шнайдеровскими барабанными палочками.
- Это что зубочистки? - удивился Кристоф. - Это всё мне? Ты хочешь подарить мне зубочистки? Ну, ладно…
Пересыпав щепки себе на ладонь, Шнайдер поднял взгляд, однако беспечной дарительницы зубочисток уже не было. Переведя глаза обратно на щепки, Шнайдер, хрюкнув от ужаса, совершил обеими руками неопределённый пассаж, призванный отгонять нечистую силу, и рассеял вокруг себя неимоверное количество барабанных палочек (!). С тех пор палочки у Кристофа никогда не иссекают. Более того, на каждом концерте, Шнайдер пытается от них избавится и раздаёт поклонникам (надеясь, видимо, что данная пакость перейдёт и на них).

Зависнув под потолком, Она оглядела поле боя, то бишь, репетиционную:
Шнайдер медленно отходил от палочковой атаки, Тилль страдал написательством, Оливер взламывал сейф (аквариум), а троица в углу весело тузила друг дружку, чем не попадя.
Она спикировала на дерущихся и, задев на бреющем полёте рихардовский хаер, приземлилась около Тилля.
Гитаристы прекратили мутузить друг друга и уставились на неё (клавишник в это время искал упавшие очки).
Наклонившись к вокалисту, Она чмокнула его в лоб. Повернулась к глазевшим на Неё гитаристам, состроила гримаску, а потом послала им воздушный поцелуй.
Гитаристы кинулись к ней, но не рассчитали и врезались на полном скаку в Кристофа, сидящего на полу среди своих палочек в полной прострации.
Вздохнув, Она возвела очи к потолку, решив, что они и так тут все ненормальные, так что Её помощь им и не понадобится. Хотя, вполне возможно, Она ещё заглянет к Тиллю.
Она потёрла ручки, расправила крылышки и… исчезла.

Гитаристы на полу распутывались с барабанщиком, недовольным их вторжением.
- Вы что - совсем ополоумели? На людей кидаетесь!
- Да мы… Это… Ты ничего странного не видел?
- Да! Палочки!..
- Что - палочки?
- Вот! - показывал непонятливым разбросанные в радиусе трёх метров палочки Шнайдер.
- Ты разбросал палочки. И что?
- Да, нет… Да ну вас! - обиделся Шнайдер.
- Оливер, может хватит шуметь. И где ты взял дрель?
Шум прекратился, и в наступившей тишине отчётливо раздалось хихиканье.
Все замерли, потом медленно обернулись в сторону подозрительных звуков.
Тилль сидел на полу, согнувшись в три погибели, и что-то усердно царапал в малюсеньком блокнотике. Периодически издавая хихикающие звуки.
Раммы окружили своего вокалиста, недоуменно переглядываясь.
- Чего это он?
- Хихикает…
- Его…эта… муза укусила. Я видел.
- Поцеловала! Болван!
Флаке тронул ногой пустую коробку из под пиццы.
- Смотрите! Он это съел! Я же говорил - осьминоги не полезны!
- Да брось ты, это просто пицца.
- Да нет, я же говорю - она его покусала! Теперь ему придётся сорок уколов в живот делать от бешенства, - настаивал Пауль исключительно из вредности.
- Перестань! Нету никаких муз, всё это сказки.
Дебаты прервал довольный рык Тилля. Вокалист удовлетворённо потянулся и встал за бутылочкой пива.
Остальные, стервятниками набросились на оставленным Тиллем блокнотик.
Мирно булькающий пивом Тилль услышал следующие звуки:
- Вот это да!
- Хи-хи-хи.
- Так её, так!
- Один за всех…
- …и всех баб в море, - заключил мстительный Кристоф, не забывший про палочки.
- Э, нет, - испугался такой перспективы Пауль.
Услышанное озадачило Тилля. Вокалист подошел, и из за чьего-то плеча близоруко вгляделся в собственное творение, удивляясь, как это он умудрился понаписать подобное.


Эпилог

Высшая бюрократия небесных сфер. Муза, вытянув крылышки по швам, стоит перед столом Большого Небесного Начальника.
- М-даа, - отрывает Он взгляд от отчёта музы, - несколько неожиданно, да ещё от такого перспективного сотрудника. Да. И не набычивайте крылышки, сударыня. Не думаю, что наверху поддержат вашу идею. Что за странная фантазия… Что? История нас рассудит? Ну-ну. Посмотрим.

Конец

:D

ЭТО МОЯ САМАЯ ЛЮБИМАЯ ФОТКА.РИХАРД И ТИЛЛЬ ОЧЕНЬ МИЛО ПОЛУЧИЛИСЬ

ЭТО РИХАРД И ЕГО ДОЧЬ

Richard Kruspe, гитарист:
Rammstein - это катастрофа.


Все началось на севере ГДР, в моем родном городе Шверине. Городок задыхался от скуки, выбирать было не из чего, и вскоре я просто не мог свободно дышать. Я понял, что лишь очень немногие люди делают музыку от души, но мне хотелось работать именно с ними, организовывать и вдохновлять их. От местной музыки меня начинало тошнить. В 1988 году я уехал в Берлин и отвел там душу. Я жил на заднем дворе маленького домика на Lychener Strasse и занимался музыкой целый день. Те дни были омрачены падением железного занавеса, это было время, когда революция, наконец, достигла улиц. Как-то, в сентябре 1989-го, случайно или нет, я забился в одну из демонстраций. Внезапно меня окружила связка полицейских, и я оказался в их грузовике. В участке меня держали три дня, в течение шести часов я должен был стоять у стены, и всякий раз, когда я двигался, меня били. Я не имел к демонстрации никакого отношения, в самом деле, но полицию это, очевидно, не заботило. После тех трех дней я был так разбит и сломан, что я сказал себе: достаточно. Прежде я никогда не развивал в себе идеи о побеге из ГДР, но тогда я понял - я должен уехать, я должен уйти отсюда. Так что я убежал сквозь зеленую границу между Венгрией и Австрией. Скитания забросили меня в Западный Берлин, но я все еще не чувствовал, что я на верном пути.

И вскоре я понял, что ошибался, ища поддержку вне себя, в моем окружении, - на самом деле мне нужно было черпать энергию в самом себе. Но одно - обнаружить в себе источник силы, и другое - по-настоящему получать из него энергию для творчества. Часто я сам себе мешал. Нужно уметь сосредотачиваться на материале, который действительно значим, на том, что действительно хорошо. Я окончательно понял, что мое призвание - сплачивать и мотивировать людей. Вот, собственно, как я решил создать свою собственную группу в 1993 году.
В музыкальном смысле я находился в те дни под сильным влиянием Америки. Думаю, из-за этого мне поначалу не удавалось выкристаллизовать свой собственный стиль. Уверен, что это закономерная стадия, через которую надо пройти. Со временем достигаешь поворотного момента, когда количество внезапно преобразуется в новый вид качества. До этого времени я все еще музыкально развивался. Мы тогда экспериментировали с разными группами и выпустили несколько демо-версий. В это время мать моего ребенка оставила меня, и это стало для меня первым настоящим несчастьем. Я всегда хотел быть частью успешной группы, но тут стремление к успеху полностью захватило меня. Моя цель была ясна и незыблема, но дорога к ней, "усилия роста", были для меня самой большой проблемой. Похоже, я сам себя притормаживал собственными завышенными ожиданиями.

Потом исчезла стена, и после года в Западном Берлине я присоединился к Тиллю в Шверине. У Тилля было небольшое производство по плетению корзин. И он постоянно пел. Часто я стоял в дверном проеме, слушая его и размышляя "ну ничего себе, мощный голос". Однажды я записал его, просто так, без причины. Две-три недели спустя я позвонил и спросил его, не хочет ли он заняться пением, пусть он хотя бы попытается. Потребовалось долгое время, чтобы убедить его. Он перебрался в Берлин. Но, находясь на пробах, он терял способность что-либо выдавить изо рта. Тогда он хватал бутылку Korn [немецкий вариант водки] быстро осушал ее, и после этого мог управляться с двумя словами: "да" и "нет".
Все это время мною владела Америка, я отчаянно хотел рвануть в эту далекую страну, где все, что угодно, было возможным. Это был не только мой большой интерес к Американской музыке, это была моя тоска по обаянию нового, иностранного мира. После жизни за стеной в ГДР, Америка стала для меня воплощением свободы. Тогда все мы - Тиль, Олли и я - полетели в Америку в самый первый раз. Там я понял насколько важно искать собственную самобытность, найти ее, понять и держаться ее. Неважно, что ты делаешь или где находишься - важно все время держаться правильного пути. Следуйте за своей тоской, потому что она - истинная движущая сила жизни. Я обнаружил, как невероятно важно быть окруженым правильными людьми. И мне стало ясно, что музыка, которую я делал прежде, не имела никакого отношения ко мне. Так я возвратился в Германию с идеей проекта, связанного с немецкой музыкой. Я хотел совместить машины и гитары, тяжелые гитары. Это стало моей основной идеей.

Я жил с Олли и Шнайдером, которых знал еще по группе "Die Firma". Мы втроем работали над этим проектом. Но скоро я заметил, как трудно одновременно сочинять музыку и тексты. Нужно было принимать какое-то решение.
В это время в Берлине проходил конкурс для молодых, неопытных групп, главный приз которого - неделя в профессиональной студии. Демо-запись, которую мы должны были предоставить, записывалась у меня дома. К сожалению, у нас был только четырехдорожечный магнитофон и маленькая барабанная установка. Тилль, который приходил преимущественно поздно вечером, был вынужден петь под толстым одеялом, потому что нам нельзя было слишком шуметь. Мы принесли демо-запись и немедленно победили. Но нас еще было четверо - Тилль, Шнайдер, Олли и я.
Пятым стал Пауль, который как раз заинтересовался нашей музыкой. Он был любопытен и спрашивал нас: "Что вы там делаете?", поскольку был знаком с нами всеми. Мы пригласили его прийти на прослушивание. Пауль - очень открытый парень, он и его характер - полная моя противоположность. Я решил, что очень важно соединить разных людей с разными характерами, потому что это единственный путь развития творческого потенциала. Именно поэтому его присоединение к нам было хорошей идеей. Для задуманного "машинного" звука нам теперь не хватало только клавишника. Шестой, Флаке, долгое время до нас скромно играл в разных группах. Как только мы собрались все вместе, Тилль, Олли, Шнайдер, Пауль, Флаке и я, мы стали тесным сообществом, некоторого рода бригадой. Что интересно, в то время все из нас испортили отношения с близкими. У каждого были проблемы со своими подругами, все были в одинаковом положении и могли понять чувства другого. Это давало нам колоссальную энергию, готовую вылиться во что-то. Все мы знали, что вместе нам хватит сил, чтобы изменить мир. Мы никогда не думали всерьез о контрактах или успехе, мы просто хотели быть вместе и делать Музыку. Музыку, которую можем сделать только мы, и которая будет радикально отличаться от всего остального. Это было ощущение огромной мощи, подавляющей меня, я никогда не ощущал ничего подобного! Тогда мы долго занимались, - то в Шверине, то в Берлине. Мы проводили почти все дни вместе.

В начале все было прекрасно. Ну хорошо, проблемы были. У меня с Паулем, например - внезапно в группе появился второй гитарист. Для меня это было абсолютно в новинку - играть со вторым гитаристом, прежде у меня не было подобного опыта. Были жесткие поединки. Они до сих пор еще случаются - эти конфронтации в пределах группы, и это высвобождает наш коллективный творческий потенциал. Rammstein - только тогда Rammstein, когда каждый из нас часть его, независимо от того, большой или малый вклад он внес. Неважно, кому приходит музыкальная идея, он может и должен ее предъявить. Это - очень здорово, и так и должно быть.
Все идеи должны пройти через этакий Rammstein-фильтр, прежде чем они действительно станут частью Rammstein. Все решения, которые мы принимали не в унисон, оказывались плохими. Именно поэтому я действительно верю в эту коллективную силу Rammstein, направляемую шестью людьми.

Я считаю, что судьба сыграла свою роль в рождении имени группы. Не было такого, чтобы мы специально сели и сказали "давайте придумаем какое-нибудь провокационное имя". Я верю, что все, что должно было совпасть - совпало, придав нам нужные силы и храбрость для создания проекта Rammstein. Я также думаю, что даже тот, кто никогда не слышал о катастрофе самолета в RAMSTEIN, все же заметит мощную фонетическую волну слова. В слове Rammstein содержится первобытная сила, в нем выражено само отношение к жизни. Думаю, это многие подсознательно ощущают. Rammstein - не подделка, не тот случай, когда "содержание указано на упаковке".
Rammstein - это катастрофа, и мир состоит из катастроф. Для меня это очень логично. Я всегда видел в этом что-то продуктивное, как-будто кто-то готов иметь дело с реальными катастрофами. В мире случаются катастрофы, это нормальное явление. Это может быть ураган или война, никто их не отменит. Именно поэтому Rammstein - требование, путь, отношение к жизни. В этом контексте журналисты часто спрашивают нас, почему мы используем подобную эстетику. Потому, что мы росли с ней! Когда долго жил на востоке, ежедневно сталкиваясь с реалиями социализма, потом вдруг замечаешь, что частицы тоталитарной эстетики ГДР продолжают существовать. Это эстетика, на которой мы выросли. И когда создаешь что-то новое, это всего лишь собственная биография, самый подлинный материал, к которому возвращаешься без самообмана. Центральный аспект Rammstein - наследие. На востоке искусство развивалось иначе, чем на западе. Искусство было инструментом для критики и вскрытия недостатков общества, коммерческий успех был вторичен, незначим, деньги не играли главную роль. Провокация была важнее, это шло изнутри. Основой искусства было связывание, артистическое исполнение и интерпретация разнообразных проблем. Этого многие все еще, кажется, не понимают. И это отражено в многочисленных неверных истолкованиях. Мы пытаемся противопоставить табуированные темы нашей музыке. Сценическое представление с костюмами, пиротехникой, светом и так далее, все это шоу, этот шедевр, часто неправильно понимается некоторыми журналистами.
Они забывают нашу биографию: мы росли в диктатуре, где искусство имело совсем другие функции, искусство было оружием. Rammstein может быть понят только в таком контексте. Прямота, простота и последовательность, - всегда были и останутся нашей основой. Простота из музыки, понимание из слов. Rammstein ищет контакта, и это наш ключ к успеху. Rammstein эмоционален и людям легко идентифицировать себя с ним. Явление Rammstein разделяет общество, эту проклятую группу нельзя просто игнорировать. Теперь, когда правит усредненность, люди благодарны, когда кто-то, все равно с помощью какого жанра искусства, смеет нарушить тепличные условия. Храбрость играет в этом главную роль, для этого нужно иметь собственный потенциал. А по течению может плыть любой идиот, в музыке ли, художественной литературе или каждодневной жизни.

Успех Rammstein был обусловлен новым чувством свободы. Не было какого-либо коммерческого или политического давления, не было цензуры, чтобы бороться против нас. Нам не нужно было думать о том, что позволено, а что нет, мы просто делали свое дело. Это - большое преимущество, которое когда-нибудь будет потеряно. Эту спонтанность и творческий потенциал нужно хранить в себе так долго, насколько это возможно. Наивность - категория эстетики, поскольку, в момент, когда разум берет верх над ней, начинают доминировать вычисления как в математике, и сам продукт становится вычисляемым, а это убивает подлинность. Продукт становится бесстрастным и скучным, он больше не содержит послания к зрителям.
После долгих поединков, неудачных проб, бесчисленных споров и бессонных ночей наша первая демо в 1995 году была, наконец, закончена. Эму, наш менеджер, организовал нам первую студийную запись. В этом году началась и работа над нашим дебютным альбомом. Труднее всего было вызвать интерес у звукозаписывающих компаний к неизвестной группе. После долгих изысканий нашелся Якоб Хелльнер, шведский производитель, который по сравнению с другими показался мне серьезным парнем. Я никогда не забуду выпуск нашего первого альбома. Мы жили в Стокгольме, у нас было две квартиры - одна в городе, а другая в предместьях. Мы сделали первые записи в Polarstudio, которая раньше была студией группы Abba. Вначале все было очень успешно и ново для нас. Мы хотели работать круглый день. Но затем возникла дисгармония, и все ее заметили.
Много спорили, каждый из нас хотел утвердиться. Речь шла о власти, компетенции и иерархии, это въелось в каждого из нас. Якоб хотел работать только с Тиллем, отстраняя его от нас - и в результате никто не работал вообще. Хаос крепчал. Это было самое сложно время в прежней карьере Rammstein. Это был наш первый диск, и он имел для нас, безусловно, жизненно важное значение, определялось и решалось наше будущее. Это было очень жесткое время. В конце концов мы просто остановили запись. Мы все вернулись в Берлин и задумались о том, что делать дальше. В конечном итоге мы смикшировали в Гамбурге весь альбом с новым звукоинженером, и после продолжительной борьбы "Herzeleid" был закончен.

С тех пор многое случилось - мы записали три диска в студии и выпустили один живой альбом. Наши альбомы вышли на статус золотых и платиновых и получили множество наград.
Чтобы набраться сил на будущее, я побывал недавно в Шверине, моем старом доме, где все начиналось. Там многие рассказывали мне, что ребенком я часто повторял: "Я буду рок-звездой". Они тогда думали, что я плету чепуху. Но я никогда не прекращал верить в это, а верить - это самая важная вещь. Просто как-будто заранее знаешь, что в жизни будешь играть определенную роль. Получаешь какие-то знаки свыше и входишь в эту свою роль. В особенных людях взращиваются особенные мечты.
О мечте хочется грезить. Само мечтание должно многое сделать с мечтой. Когда приходишь к согласию с самим собой, в конце концов замечаешь, что это совсем уже и не мечта. Иногда важно просто позволить людям мечтать… хотя возможно это все совсем и не так, может быть все по-другому.

Gert Hof, директор группы:
Подобно линейному крейсеру Аврора.

Где-то в декабре 1995, в празднично-украшенной музыкальной секции большого берлинского универмага, мое внимание привлекло оформление одного диска. Шесть молодых парней с обнаженными, блестящими торсами на фоне огромной хризантемы - это было невероятно, я никогда не видел ничего подобного. Тщательно прорисованная обложка напомнила о старых восточногерманских коллажах: страстные, честолюбивые, уязвимые и смущающие. Это, в свою очередь, вызывало странную ассоциацию: цветы для геев. Как оказалось, это был первый альбом Rammstein - "Herzeleid". И только позднее я, наконец, услышал их музыку.
Музыка навеяла воспоминания о всесокрушающей силе, о новом начале, о поэзии Фридлиха Рюкерта, одного из наиболее очаровательных и трагических лириков эпохи немецкого романтизма.
Затем я познакомился с Тиллем, Паулем, Олли, Рихардом, Шнайдером, Флаке и Эму, менеджером группы. С этого момента стало понятно, что Rammstein - никакая не цветочная служба для веселого сообщества, но поистине гора динамита, залп новой эпохи, подобно линейному крейсеру Аврора в его дни. Мы решили работать вместе. С самого начала я знал, что музыка Rammstein должна сопровождаться монументальным перформансом и освещением. Я выбрал огромные, одноцветные полосы освещения, превратив белый цвет в бренд группы. Наш первый большой концерт был 1996 году на Берлинской Арене, он назывался "100 лет Rammstein" и прошел перед 7 тысячами зрителей. Для меня, как директора группы, работать с Rammstein всегда было и есть большим вызовом. В течение шести лет нашего сотрудничества это стало частью моей личности и творчества.

Rammstein - произведение искусства, совместившее различные жанры: музыку, театр, пиротехнику и освещение. Только так они могут быть поняты и узнаны. На живых концертах группа всегда находится в диалоге с залом. В этом диалоге - честная открытость, эмоции, опасения, желания, надежды и табу ясно сформулированы без всякого компромисса. В течение последних семи лет аудитория принимала и приветствовала этот диалог в концертных залах и аренах по всему миру. Без сомнения, абсолютным пиком нашей работы был живой концерт "Live aus Berlin", прошедший в 1998 году в берлинском Wuhlheide перед 40 тысячами зрителей. Обаяние, источаемое Rammstein, было испытано людьми всех профессий и возрастов. Rammstein и объединяет и разделяет зрителей. По моему мнению, наиболее благородное достижение в искусстве - это делить аудиторию и провоцировать людей на критическую оценку. В этом Rammstein достиг высот.
Rammstein - результат опыта борьбы и сопротивления в истории ГДР. В музыке Rammstein все одновременно и прямо высказано и незримо, все олицетворяет сражения, желания, опасения, отражает моменты одиночества, тишины и отчаяния - ничто не объясняется, но каждый понимает высказанные чувства. Это поиск, желание, опасение, одиночество, храбрость, трусость, предательство, мечты. Rammstein отвергает любые попытки объяснения или интерпретации своей музыки, оставаясь при этом кратким и искренним. Возможно, единственный путь действительно понять Rammstein состоит в том, чтобы сравнить их опыт со своим собственным, позволив двум мирам свободно проникать друг в друга.

Rammstein ждут, что их зрители смогут повернуться к ним и понять их творчество и традицию. Идея этой книги в первую очередь состояла в том, чтобы документировать экстраординарное возвышение Rammstein. Я перебрал более 10 тысяч фотографий, один только концерт "Live aus Berlin" заслуживает отдельной книги. Окончательный вариант раскрывает историю группы Rammstein и ее развитие с ранних дней до альбома "Mutter". Лирика, напечатанная в этом издании - первые варианты или мысли о песнях, изданных позже. Высказывания членов группы взяты мной из наших разговоров, которые я старался записывать и потом редактировал. Моя особая благодарность Тиллю, Паулю, Олли, Рихарду, Шнайдеру, Флаке - музыкантам Rammstein и Эму, их менеджеру, за доверие, помощь и прекрасную совместную работу.


Gert Hof Berlin, July 2001

Состав группы Rammstein:

Till Lindemann Вокал ( 4 января 1963)

Christian "Flake" Lorenz Клавишные ( 6 ноября 1966)

Richard Kurpse Гитара (24 июня 1967)

Paul Landers Гитара (9 декабря 1964)

Oliver Reidel Бассы (11 апреля 1971)

Christoph Doom Schneider Барабаны (11 мая 1966)

Какое оборудование использует группа?

Logic, AKAI, ESP, Musicman, Mesa Boogie, Protools, MAC-Computer, SANSMAP, Ensonic, струны Dean Markley, TAMA Rockstar Custom drum kit, барабанные палочки Pro-Mark, Meinl Cymbals, Rath Amp, Shure.

Что обозначает слово "Rammstein"?

"Это игра слов. Нам требовалось название, хорошо звучащее на немецком языке. В Германии на тротуарах можно встретить специальные каменные заграждения для машин, которые называются "rammstein". Кроме того, в деревне с названием 'Ramstein' (одна 'm') случилась трагедия во время авиационного шоу, когда два американских военных реактивных самолета пытались красиво развернуться в воздухе, но вместо этого столкнулись и рухнули прямо на толпу людей. Многие сгорели заживо. Вот вам три смысла слова 'Rammstein'. ...но нам не хотелось своим названием постоянно напоминать о катастрофе. Когда произошел этот случай, Германия была разделена на Восточную и Западную, а мы ещё не были участниками проекта. Нас больше привлекает звучание слова и его "каменное" значение. Поэтому мы и используем два 'm' в названии. Позже мы случайно узнали о взрыве на авиашоу, и нам показался примечательным тот факт, что там люди погибли из-за огня." (Christoph Schneider, из интервью журналу Black Monday в марте 1998)

"...само название группы вызывает неоднозначные чувства, так как оно напоминает о месте чудовищной катастрофы 1988 года на базе NATO в местечке Ramstein (федеральная земля Рейнланд-Пфальц*): во время демонстрационного полета в толпу зевак упал самолет и унес с собой 70 жизней. Хотя сами музыканты название группы связывают просто с "таранным камнем (болванкой)" (пер. с немецкого). "Название отражает силу и мощь, оно не имеет ничего общего с этой ужасной катастрофой, просто совпадение. В то время мы в ГДР даже не знали об этом случае. Узнали же намного позже, когда об этом нас стали постоянно спрашивать журналисты".(Till Lindemann). (Музыкальная газета, статья автора DJ команда ЛАБЕЛЛА) *возможно, Ramstein находится не на федеральной земле Рейнланд-Пфальц, а на земле Гессен.

Как Rammstein оказались в числе составителей саундтрэков для фильма "Шоссе в никуда"?

"Мы хотели, чтобы Дэвид Линч стал режиссером видеоклипа для Rammstein. Поэтому мы выслали ему наш дебютный альбом. Он ответил: "Извините, ребята. Я сейчас очень занят, потому что в самом разгаре съемка моего нового фильма". Но ему так понравился альбом, что он использовал некоторые трэки. Он даже убедил съемочную группу использовать Herzeleid в середине фильма." (Christoph Schneider)

"Дэвид Линч, выбрав две вещи ("Heirate Mich" и "Rammstein") для саундтрека своего, уже ставшего культовым, фильма "Lost Highway", невольно возбудил интерес заокеанской публики к наследникам тевтонов. История с попаданием в фильм Линча банально проста. "Огнеупорные" Rammstein разослали свои CD с дебютным альбомом многочисленным фаворитам (Линч, Тарантино, Карпентер, Ридли Скотт) в надежде, что кто-либо из них согласится снять для них видеоклип. Через два месяца ответил Дэвид Линч, ему, и особенно его жене, альбом понравился, и он попросил две песни для своего фильма." (Музыкальная газета)

Rammstein окольным путем добились, чтобы культовый режиссёр Дэвид Линч взял две композиции из их дебютною альбома для саундтрека своего последнего фильма "Шоссе в никуда". "Мы послали Линчу наш первый CD потому, - рассказывает клавишник Flake подоплёку этого курьёза, - что надеялись: возможно, когда-нибудь он снимет нам видеоклип. В конце концов, все мы - большие поклонники его творчества. Однако в то время съемки "Шоссе в никуда" были в самом разгаре, и ему некогда было заниматься каким-то видеоклипом. Но какие-то глубинные токи нашей музыки должны были увлечь его, и, по-видимому, так и произошло, потому что он вдруг решил использовать для "Шоссе в никуда" две композиции - "Rammstein" и "Heirate mich" ("Жени меня"). Огромная честь для нас! Дэвид не понимает по-немецки ни слова, но это не имеет никакого значения; для него была важна атмосфера песен. Он инстинктивно почувствовал, что наше видение мира очень близко ему. Ведь в его фильме, говоря упрощенно, речь идет о шизофрении, опасности, одержимости, о личном апокалипсисе. А это некоторые из тем, разрабатываемых нами с самого начала. В этом отношении сотрудничество представляется вполне логичным. У него и у нас постоянно идет речь об искусстве провокации и о провокации в искусстве ". "...Еще раз вспомним о Дэвиде Линче. Его последний фильм - как и музыка Rammstein - скандальный, радикальный, шокирующий и порой просто злой. Но и этот фильм, и музыка Rammstein, сделаны в традиции страшных историй, кошмарных снов, в традиции классической Черной Романтики. Обратите внимание: Линч использует обе песни Rammstein как раз в тех моментах фильма, где ужас достигает своей высшей точки. И эти песни, от которых многие критики сначала опрометчиво отмахнулись, как от "придурковатого фашистскою дерьма", сразу приобретают прямо-таки апокалипсическое измерение - далекое от всякой политической направленности." (из статьи Михаеля Фухса "Rammstein: пророки апокалипсиса" , журнал Zillo (в России эту статью печатал журнал ОМ ?4'98))

Пострадал ли кто-нибудь от проделок на сцены?

"Как-то однажды на концерте в Германии пара людей слегка ушиблись. Но с тех пор мы сотни раз выступали и приняли меры для того, чтобы такое не повторилось. Только мелкие ожоги от пиротехники, которую мы интенсивно используем. Это касается самих исполнителей, что держат факела во время выступлений. В этом мы профессионалы."(Christoph Schneider)

Почему второй альбом называется "Sehnsucht"?

"Мы выбрали название альбома, так как тема "Sucht" (мания, неудержимое влечение - пер. с немецкого), которая прячется и в слове "Sehnsucht" (тоска), - красной нитью проходит через весь альбом: "Eifersucht" (ревность), "Kokain-sucht", "Todessucht" (жажда смерти). И не так уж это ром антично, как может показаться на первый взгляд". (Christian "Flake" Lorenz)

Зачем нужны разные версии оформления второго альбома?

"Все шесть участников группы внесли совершенно одинаковый вклад в запись альбома. Обложка сделана известным европейским художником*. В немецкой версии обложка раскладывается в один большой постер. На остальной части Европы этот постер складывался таким образом, что на лицевой части буклета может быть изображен любой из членов группы. Мы все на этих фотографиях выглядим настолько похоже, что на витрине магазина альбом узнаётся, независимо от того, кто изображен. Название альбома во всех европейских экземплярах напечатан прямо на футляре. В американской версии издатели решили обойтись без всех этих изысков" (Сhristoph Schneider) *Готтфридом Хелвайном (Gottfried Helnwein), который работал, например, со Scorpions.