Бродя по набережной, я наступаю на сухие листья, и когда поднимаю какой-нибудь из них и всматриваюсь в него, то вижу, что он наполнен пыльцой старого золота, под которым кроются земные глубины с запахом пушистых зарослей, прилипающих к моей ладони. И потому я приношу сухие листья к себе в комнату и прикрепляю их к абажуру лампы. Заходит он, сидит часа два, а на лампу даже не взглянет. На следующий день появляется она и, не успев стянуть берет с головы, тут же берет лампу в руки, рассматривает листья, приходит в полный восторг, Дюрер, прожилки и т.д.
Одна и та же ситуация и два варианта... Я сижу и думаю обо всех тех листьях, которых я не увижу, я, собиратель сухих листьев, и о стольких вещах, которые носятся в воздухе и которых не видят глаза, бедные летучие мышей среди книг, фильмов и засушенных цветов. Вокруг меня лампы, вокруг меня листья, которых мне не увидеть.
И так, оттолкнувшись, я думаю о том особенном состоянии, когда всего лишь на момент мы угадываем в пространстве невидимые лампы и листья, чувствуем, что они есть, где-то тут, рядом, за пределами видимого. Это так просто, любое возбуждение или депрессия подталкивают меня к состоянию, благоприятному для
я бы назвала его правидением
иначе говоря (самое плохое как раз то, что надо говорить)
способность на секунду как бы уйти от себя, чтобы
вдруг попытаться понять себя извне или изнутри, но в
другом плане,
как будто я — это тот, кто смотрит на меня
(нет, лучше — потому что на самом деле я себя не
вижу — как будто кто-то проживает за меня эти мгновения).
Это длится так недолго, длиной в пару шагов, когда я иду по улице или когда делаю глубокий вдох (иногда, когда я просыпаюсь, чуть дольше, и тогда это сказочное
ощущение),
и в этот момент я знаю, что я такое, потому что я точно знаю, что я не что иное, как это (и что я очень скоро ухитрюсь снова этого не знать). Однако не существует такого слова, которое определило бы материю, соединяющую слово и чистое видение в единый блок. Невозможно точно и объективно определить это несовершенство, которое мне удалось уловить и которое было отсутствием в чистом виде, или ошибкой в чистом виде, или недостаточностью в чистом виде, в общем, неизвестно, чем, чем.
Попытка по-другому сказать то же самое: Когда это приходит, я смотрю на мир, от себя — к нему, но я сама на секунду становлюсь миром, тем, что вне меня, всем остальным, что на меня смотрит, Я вижу себя такой, какой могут видеть меня другие. Это трудно переоценить: поэтому это и длится так недолго. Я способна измерить собственное несовершенство, заметить все то, что мы, по нашей ущербности или неспособности, не можем видеть. Я вижу то, чем я не являюсь. Например (я выстраиваю это уже по возвращении, но исходит это оттуда): есть огромные пространства, которых я не достигала никогда, а то, чего не знаешь, не существует. Страстное желание бежать куда-то, войти в какой-то дом, в какую-ту лавку, вскочить в какой-то поезд, проглотить всего Жуандо, понять немецкий, узнать, что такое Аурангабад... Жалкие, локальные примеры, но они могут дать общее представление об идее (если это идея).
Еще одна попытка сказать то же самое: Несовершенство ощущается скорее как бедность интуиции, нежели как недостаточность опыта. В самом деле, меня не слишком расстраивает тот факт, что я не прочла всего Жуандо, печаль моя оттого, что за такую короткую жизнь мне не вместить всех библиотек на свете, и так далее. Недостаточность опыта неизбежна, если я читаю Джойса, я автоматически жертвую какой-то другой книгой, и наоборот, и так без конца. Ощущение недостаточности наиболее остро, когда
Немного похоже вот на что: в воздухе вокруг твоей головы, твоего взгляда прочерчены некие линии, за ними зоны, недоступные для твоих глаз, твоего обоняния, твоего вкуса,
то есть существуют некие ограничители в пространстве, которое вне тебя,
и ты не можешь ступить за эти ограничители, хотя тебе уже кажется, что ты полностью овладел каким-то знанием, а знание это словно айсберг, на поверхности видна лишь частица, а вся его огромная суть за пределами твоего проникновения, картина, похожая на гибель «Титаника». Поговорим серьезно. Он не увидел сухих листьев на лампе просто потому, что его ограничители располагаются до понимания того, что означает эта лампа, А Ей ничего не стоит их увидеть, но зато её ограничители не позволили ей увидеть, что мне очень горько и я не представляю, как мне быть во всей этой истории с ним. он это тут же понял и дал мне понять, что понял. И так мы все. Я представляю себе человека в виде амебы, которая протягивает щупальца, чтобы достать и схватить свою пищу. Щупальца бывают длинные и короткие, они двигаются, описывают круги. В один прекрасный день характер движений устанавливается (это называют зрелостью, когда сам себе голова).
И последнее…воображение совсем захвалили. А оно бедняга, не способно продвинуться на сантиметр дальше ограничителей, до которых достанут щупальца. До этого места- куда хочешь, с живостью необыкновенной. Но в ином пространстве, где дуют космические ветры, которые ощущаешь над своей головой, воображение не в ходу…… я всё сказала.
