В колонках играет - Enigma "Evolution"Настроение сейчас - чем бы заняться.Все началось с квартиры. Обычной квартиры в многоэтажном доме, таких тысячи повсюду. Домовые не успевают следить за всеми квартирами, посему и начинают происходить в этих социальных оазисах различные безобразия. Комнаты начинают оживать, тихо переговариваются между собой, давят стенами на людей (на паразитов, с их точки зрения), затеняют мысли, обращают свет во мрак. И приходит к людям тоска, зеленым невидимым ковром плесени стелиться по полу, наползает на стены, набрасывая на сердце оковы горечи и обиды. А вслед за тоской может придти и страх, и безумие, и многое, о чем не хочется говорить на ночь.
Бывает и так, что комнаты освещают, по-христиански, по вере. Только священник проведет обряд очищения и уйдет. А за годы стены вновь покрываются слоем лоска и грязи, и вновь тьме открывается дорога. И никто не следит больше за порядком в доме – когда христианский священник читает молитву, домовой катается по полу, рвет на себе волосы, кричит страшно, чуя близкую смерть. Но его никто не слышит. И он погибает, в тщетной попытке защитить людей от их домов…
Моя квартира находилась в доме, где уже не было «смотрителя». Разные люди жили в нашем доме – военные, наркоманы, домохозяйки, студенты, старушки, торгующие на близком рынке. Обычные городские люди. Но страх, витавший в воздухе, и холодное дыхание зеленой тоски чувствовали все. Из дома уходили, не оборачиваясь, и старались поменьше времени проводить в квартирах. Возвращались злые, опасливо пригибались, будто ожидая, что упадет стена и ударит по голове облезшей краской.
Я шел домой со службы. Назвать свою двухкомнатную, в общем-то, уютную квартиру иначе, как «ночлежкой», не то что язык, мысли не поворачивались. Даже не знаю почему.
Входя в подъезд, я заметил первую странность – цифр на кодовом замке стало ровно в два раза больше, чем обычно. Кто его знает, может быть днем дверь поменяли? Я не заметил, что дверь та же самая, что и обычно. Даже замок такой же, с теми же царапинами и нарисованными чертиками. Только цифр в два раза больше…
Следующая странность – это крыса. Большая толстая крыса смотрела на меня, сидя спиной к двери моей квартиры на четвертом этаже. Не убегала. Вот дура, как ты тут оказалась? Грызунов у нас в доме не водилось вообще, травили совсем недавно. Пинком отогнав тварь с коврика, я вставил ключ в замок. Перед моими глазами все поплыло…
Темнота… Ощущение касания земли ногами. Я открыл глаза. Я стою в той же позе, но рука моя больше не сжимает ключи, а обвинительно указывает пальцем на девушку, привязанную к батарее изолентой. Бог ты мой! Ее лицо разбито в кровь, на теле – лишь обрывки одежды, сквозь прорехи в когда-то белом платье видны длинные порезы. Она с ненавистью смотрит на меня.
- Кто вы? – вот и все, что я могу из себя выдавить. Я вижу, что в моей левой руке сжат кухонный нож. Мой кухонный нож, с моей кухни. Блин! Только теперь я замечаю, что мы находимся в моей спальне. Только нет на стенах обоев, один серый бетон, кровать разбита в щепу, другой мебели нет. И вместо люстры - обычная лампочка, на которую надет дурацкий абажур из порезанной бумаги. А за окнами – тот же пейзаж, что из моей спальни.
- Кто я? Наглец! – она истерически смеется. – он еще и спрашивает! Тупая тварь, говоришь?!
- Что с вами? Опомнитесь! Погодите, я вас освобожу – оцепенение понемногу спадает. Я человек действия, не привык размышлять, за меня это обычно другие делают. Профессия такая.
Я разрезаю изоленту, притягивающие ее руки к батарее. Она обессилено опускает их на колени.
- Девушка, простите меня, пожалуйста, но объясните мне, что происходит? – сажусь на пол рядом с ней, бросив нож в дальний угол.
Она поднимает взгляд. Ее лицо чисто, не видно ни царапин, ни единой капли крови! Глаза…Я не забуду их никогда. Они будут сниться мне до конца моих дней, как воплощение страсти, любви, ужаса и ненависти. Я думал, что чувства нельзя выразить одним взглядом, одновременно! Я был не прав.
- Ты ни на что не годен…- ее слова разрезают воздух, как плеть. Хоть она и говорит шепотом, я начинаю глохнуть.
Внезапно она бросается вперед, к моему лицу. Оскаленные зубы быстрее молнии летят к моим глазам….
…Крыса почти успела. Но я оказался проворнее. Мотнул головой, и тупая тварь пролетела мимо. Шмякнулась об стену подъезда, об пол и покатилась вниз по ступенькам. Я быстро открыл дверь, скользнул внутрь и захлопнул ее за собой.
Не смотря на то, что в прихожей было прохладно, я вспотел. Что же случилось? Кто эта девушка? Что случилось с моей квартирой?
Мысль обожгла, и я кинулся в спальню. Нет, все в порядке! Мебель на месте, обои тоже. Галлюцинации? Не знаю…
Захотелось закурить. Я пошел на кухню, заново прокручивая в голове бредовые фантазии.
Дверь на кухню скрипнула и открылась сама. Точнее, ее открыли. Я сжал кулаки, но когда увидел, КТО ее открыл…Задрожали колени, стена навалилась на спину, и я не упал. В дверях стоял я, глупо улыбаясь, а в руках «второй я» держал тот самый БУМАЖНЫЙ АБАЖУР и ножницы.
Сердце сжалось, голосовые связки исторгли из себя проклятия, а затем я отключился…
Больно. Свет. Яркий-яркий свет. Он бьет в глаза. Больно. Глаза надо закрыть, будет не так больно.
Больно. Не пойму, что болит. Я ощупал тело. Все в порядке. Что такое? Больно! Очень больно! Болит душа. Сердце. Надо открыть глаза. Зачем? Так лучше. Лучше в темноте. Она такая ласковая, приятная, как… Как что? Как что? Не знаю. Где я?
В голове забрезжили странные образы, тихие и ускользающие, как предрассветные сны. Мысль ударила – КТО Я???
Я открыл глаза и рывком сел. Что это? Это комната. Правильно. Я улыбнулся. Значит, я еще помню что-то. Комната небольшая. Как это будет? Верно, это кухня. Я сижу за столом.
Минуть двадцать я судорожно вспоминал названия предметов. Память восстанавливалась. Но совсем немного. Как же мне больно! Будто грудь режут ножницами. Ножницы…Меня как током ударило. Что-то было связано с ними. Что-то жуткое, вязкое, непонятное.
Вот и они, ножницы, лежат на столе. Еще лист бумаги. Я должен был сделать что-то очень важное. Нужное.
Я взял в руки бумагу и ножницы. Руки будто сами все знали. Я стал резать бумагу. Похоже у меня получается! Это хорошо. Улыбка. Теперь нужно пойти…
Я выхожу в прихожую. Напротив меня – человек. Он дрожит от страха, страх переполняет его, казалось, что страх можно потрогать руками. Я пожал плечами и пошел в спальню. Человек исчез. Сейчас это неважно…
…Свет. Светло. Я вспомнил все. Странную галлюцинацию, минуты помутнения рассудка, когда я вырезал из бумаги абажур. Что было потом?
…А потом я изменил квартиру, как она этого хотела. Спальня преобразилась и стала точно такой же, как в галлюцинации. А затем комната раскрылась и поглотила меня. И я оказался здесь. Это произошло три года назад.»
Парень умолк. Секунд десять трактир молчал, затем раздались возгласы, как одобрения, так и разочарованный свист. Кто-то кинул рассказчику деньги, кто-то объедки. А пожилой воин снисходительно похлопал по плечу юнца, крякнул и вышел из трактира, поправив на голове стальной шлем. Многие непонимающе таращили глаза, затем пожимали плечами и возвращались к своим делам – пили, дрались, ели и приставали к разносчицам еды.
Парень, видимо, и не ждал, что ему кто-то поверит. Но надежда, что так и светилась в его глазах, быстро угасала.
Трое эльфов в углу зала перешептывалась, бросая изредка взгляды на нищего рассказчика, которых он, впрочем, не замечал. А эльфы были не простые – серебряные пряжки на серых плащах, дорогой орнамент на оружии, рубиновые серьги – признаки принадлежности к королевской фамилии. Да только в этом трактире всем плевать, какой ты крови. Были бы деньги…
- А парнишка-то, оттуда – довольно молодой эльф с золотым обручем, схватывающим длинные волосы на лбу, рассеяно смотрел на своих собеседников.
- Конечно. И не лжет он. Задавила его реальность, вырвала из себя. А все эти проклятые дома… Погибнем мы когда-нибудь из-за них. Люди же сами строят свою смерть. Только перед тем, как умереть самим, они прихватят с собой все живое, это точно – эльф бросил быстрый взгляд на нищего. В отличии от молодого, этот Перворожденный носил на лбу серебряный обруч со стилизованным изображением цветов. И старше он был намного – волосы его еще не тронула седина, но в глазах стойко держалась усталость от прожитых лет.
- Зачем же так пессимистично, Эграсса? – молодой эльф слегка улыбнулся. – реальность выталкивает только тех, кто уже обречен. Чаще всего тех, кто потерял близких или у кого есть неразделенная любовь… Остальные же вполне смогут выжить в квартирах. И закат человечества наступит не скоро.
- Возможно, Иллион, возможно . – Эграсса озабоченно разминал пальцы. – не знаю я, не уверен. Миралисса, почему молчишь? – обратился он к третьему эльфу. Вернее, эльфийке. Одета она была проще, чем ее собеседники, но красоту нельзя скрыть, как и высокое происхождение. Холодный, спокойный, цепкий взгляд, идеальное лицо богини.
- Мне кажется. – Миралисса отвела взгляд. – я знаю, кто является объектом его неразделенной любви.
- Ну и что? Какая разница? – Эграсса поморщился. – мне вот только интересно, при чем тут этот бумажный абажур?
- Это все память. Он и сам не помнит, но именно такой он сделал в пять лет, когда его учили в детсаду рукоделию. Всякие снежинки, розочки. Абажуры. – Миралисса говорила тихо, взгляд ее был направлен на нищего.
- Откуда ты знаешь? – Иллион прищурился.
- Знаю. – Миралисса поднялась, ища своими глазами глаза нищего.
Нищий наконец встретился взглядом с Миралиссой. Лицо его застыло. Глаза вспыхнули. Полились слезы – кровь душевных ран, по верованиям эльфов. Когда-то гордые и сильные плечи парня распрямились. Он встал, бросился к эльфийке – красив даже в лохмотьях. Так породистый обученный пес атакует противника. Только в глазах у пса нет страшной тоски, да и не плачут животные никогда. Он бросился к своей любви.
Иллион развернулся, с грохотом опрокинув стол. Полыхнула ярость молодого королевича-эльфа, сверкнула сталь клинка, Миралисса закричала «Нет!», но было уже поздно. Человек, нищий, отброс иного мира, пал под ноги своей возлюбленной, сраженный ревнивым Перворожденным.
- Нет… - Миралисса упала на колени возле умирающего парня. – нет…пожалуйста! Прости меня, ведь это не ты, а твоя комната хотела меня убить и придала мне в том мире облик крысы…Я узнала это только от тебя, сегодня, вместе со всеми. Только все не знали, что увидев тебя, я смогла полюбить…Человека, а не Перворожденного. Но тьма в твоей квартире закрыла нам глаза…
Он попытался счастливо улыбнуться, но не успел - умер.
Иллион, прищурившись, смотрел на рыдающую Миралиссу.
Трактир молчал.
Слезы – их ведь не купишь, и не продашь, не взвесишь.
Слезы – они бесценны.
