Принц Госплана. [II-ая часть]

   - Что, скис? - дружелюбно спросил Борис  Емельянович.  -  Ты  попробуй  так пять дней в неделю, по восемь часов, да еще когда на тебя одного по  три  Т-70 выезжают. Вот когда коленки задрожат. Здесь-то место тихое, благодать...
   Действительно, место было красивым - на  ровном  поле  кое-где  поднимались деревья, за шоссе зеленела роща и оттуда доносился тихий птичий  щебет.  Из-за тучи вышло солнце, и все вокруг приобрело такие нежные цвета,  которые  бывают только на хорошо настроенном ВГА белой сборки, и которых никогда  не  даст  ни корейский, ни тем более сингапурский монитор, что бы  ни  писали  в  глянцевых многостраничных паспортах хитрые азиаты.
   С шоссе донесся гул.
   - Павел Семенович едет. Готовь свою бумагу.
   Черная точка на шоссе быстро приближалась и вскоре стала таким  же  танком, как у Бориса Емельяновича, только с торчащим над  башней  зенитным  пулеметом. Танк подъехал, остановился, и из башни выпрыгнул худой  и  мрачный  танкист  в золотых очках и черной пилотке.
   - Давай, чего у тебя там, - сказал он Саше, присел  на  одно  колено  возле сорванного взрывом с  крыши  фермы  листа  жести,  положил  Сашину  бумагу  на планшет и написал в верхней части листа: "Не возражаю."
   - А ты, Борис, - сказал он Борису Емельяновичу, - бросай  эти  дела.  Вечно ты со всякой херней перед боем лезешь.
   - Ничего, - сказал Борис Емельянович, - нагоним. А этот  парень  -  механик не хуже Итакина, мне сейчас двигатель за минуту завел...
   Мрачный покосился на Сашу, но ничего не сказал.
   Со стороны далеких синих холмов у горизонта донесся  быстро  приближающийся гул. Саша поднял голову и увидел звено F-15, идущих  на  бреющем  полете.  Они пронеслись прямо над танками, и передний истребитель, на крыле  которого  была нарисована красная орлиная голова, в двух  десятках  метров  от  земли  сделал бочку и свечей, почти вертикально, пошел вверх; остальные разделились  на  две группы и, набирая высоту, пошли в сторону далекой горы со срезанным верхом,  и тут Сашу второй раз за день посетило чувство, что это уже с ним было  -  может быть, как-то по-другому, но было - он был уверен.
   - Ну, сегодня ни один МиГ не сунется, - сказал Борис Емельянович. -  Кузьма Ульяныч в воздухе.  Это  его  машина,  с  орлом.  Можешь  свою  зенитку  здесь оставить.
   - Погожу, - ответил мрачный.
   Где-то вдали у горы засверкало, потом донесся грохот.
   - Началось, - сказал мрачный, - пора.
   - Я вам такую же зенитку привез, - вспомнив, сказал Саша и вынул  из  сумки дискету. - Там еще два ПТУРСа на башню.
   Но Борис Емельянович уже спускался в танк.
   - Некогда, - сказал он, - отдашь Итакину.
   Лязгнул люк, потом второй, и  танки,  отбрасывая  гусеницами  комья  земли, рванули с места. Саша смотрел им вслед, пока они на превратились в две  точки, а потом пошел к ферме, где на  единственном  уцелевшем  куске  стены  у  двери горели давно замеченные им два призрачных факела.
   Когда за сашиной спиной закрылась дверь, он понял, что  выбрался,  наконец, из подземелья и находится теперь где-то во внутренних  покоях  дворца.  Вокруг были уже не  грубо  обтесанные  каменные  глыбы,  а  какие-то  тонкие  ажурные мостики, поддерживаемые легкими резными колоннами. Куда-то  в  сумрак  уходили потолки, блестели в черном бархатном небе за  окнами  яркие  южные  звезды,  и даже факелы на стенах горели как-то иначе, без треска и копоти.
   С двух сторон от Саши были две одинаковых опущенных решетки,  а  на  стенах над ними висели узорчатые персидские ковры, и этого он тоже никогда  не  видел на нижних уровнях. Он пошел к  левой  решетке,  возле  которой  из  пола  чуть поднималась управляющая подъемным механизмом плита, но когда он встал на  нее, подниматься  начала  та  решетка,  которая  осталась  за  его   спиной.   Саша развернулся и побежал назад.
   За решеткой дорога разветвлялась. Можно  было  подпрыгнуть,  подтянуться  и побежать вперед - там звякало сразу несколько разрезалок пополам,  и,  значит, где-то рядом был спрятан кувшин, а может, и два сразу - было  такое  один  раз на третьем уровне. Можно было, наоборот,  спуститься  вниз,  и  Саша,  секунду поколебавшись, решил так и  поступить.  Внизу  начиналась  длинная  галерея  с узкой полосой росписи на стене;  в  бронзовых  кольцах,  ввинченных  в  стену, коптили факелы, а впереди,  защищая  путь  к  лестнице,  стоял  страж  в  алом халате, с подкрученными вверх усами и длинным мечом в  руке;  Саша  заметил  в правом нижнем углу экрана сразу шесть треугольничков,  обозначающих  жизненную силу противника, и похолодел - таких ему еще не попадалось. Самое  большее  до сих пор - это были четыре треугольничка.  Саша  вытащил  свой  меч,  найденный когда-то возле груды человеческих костей, и встал в позицию. Воин,  пристально глядя ему в глаза и постукивая ногой в зеленом сафьяновом сапоге  по  каменным плитам, стал приближаться. Вдруг он сделал неуловимо быстрый  выпад,  и  Саша, еле успев отбить его меч клавишей "PgUp", сразу нажал "Shift", но этот  всегда безотказный прием не  сработал  -  воин  успел  отскочить,  и  снова  принялся приближаться.
   - Здорово, Саш! - раздалось вдруг за спиной.
   Саша испытал острую ненависть к неизвестному идиоту, вздумавшему  отвлекать его разговорами в такую минуту, сделал ложный  выпад  и,  целясь  врагу  мечом прямо в горло, прыгнул вперед. Воин в алом халате опять успел отскочить.
   - Саша!
   Саша почувствовал, как чьи-то руки разворачивают его вместе  с  вращающимся стулом, и чуть не ткнул мечом появившегося перед ним человека.
   Это был Петя Итакин. На нем был зеленый  свитер  и  протертые  джинсы,  что очень удивило Сашу, знавшего госплановский этикет.
   - Пойдем поговорим, - сказал Итакин.
   Саша оглянулся на замершую на мониторе фигурку, потом поглядел на Петю.
   - А я тебя уже час жду, - сказал он, - начальнику твоему "Абрамс" запустил.
   - Видел уже, - сказал Итакин. - Ему минут пять назад Т-70 прямо  под  башню засадил. Он чиниться приезжал.
   Саша встал и пошел за приятелем в коридор.  Петя  время  от  времени  через что-то перепрыгивал, а один раз упал на пол и  замер;  Саша  заметил  огромный синий глаз, проплывший прямо над ним и догадался, что это "Тауэр", третья  или четвертая башня. Сам  он  поднялся  когда-то  до  половины  первой,  но  когда услышал, что после того, как всходишь на первую башню, надо лезть  на  вторую, и совершенно неизвестно, что будет потом, бросил это дело и  стал  принцем.  А Петя лез на башню уже не первый год.
   Они  вышли  на  лестницу,  где  Петя  ловко  увернулся  от  чего-то   вроде вертикально летящего бумеранга, и с  нее  попали  на  пустой  длинный  балкон, заваленный выгоревшими на солнце стендами  с  цветными  фотографиями  каких-то дряблых лиц. Саша проверил пол под ногами  -  кажется,  сомнительных  плит  не было. Петя, облокотившись на перила, уставился на огни города внизу.
   - Чего? - спросил Саша.
   - Так, - сказал Петя. - Я из Госплана скоро ухожу.
   - Куда?
   Петя неопределенно кивнул головой вправо. Саша посмотрел туда  -  там  были тысячи разноцветных светящихся точек, горящих до самого горизонта. Можно  было понять Итакина и в том смысле, что он планирует прыжок с балкона.
   - Как звезды в "Принце", - вдруг сказал Саша, глядя на огни, -  только  все вверх ногами. Или вниз головой.
   - А может, это в твоем "Принце" все вверх ногами, - сказал Петя. -  Никогда не думал, почему там картинка иногда переворачивается?
   Саша помотал головой. Как всегда,  вид  вечернего  города  навевал  печаль. Вспоминалось что-то забытое, и сразу же забывалось опять, и это что-то  больше всего было похоже на тысячу раз данную себе и уже девятьсот  девяносто  девять раз нарушенную клятву.
   - На фига, интересно, мы живем? - спросил он.
   - Ну вот, - сказал Петя,  -  вроде  и  не  пил  сегодня,  а...  Вообще,  ты стражника спроси. Он тебе объяснит насчет жизни.
   Саша опять уставился на огни.
   - Вот ты второй год по лабиринту бежишь, - заговорил Петя,  -  а  ты  думал когда-нибудь, на самом он деле или нет?
   - Кто?
   - Лабиринт.
   - В смысле, существует он или нет?
   - Да.
   Саша задумался.
   - Пожалуй, существует. Точнее, правильно сказать, что он  существует  ровно
в той же степени, в какой существует принц.  Потому  что  лабиринт  существует
только для него.
   - Если уж сказать совсем правильно, - сказал Петя, - и лабиринт, и  фигурка
существуют только для того, кто глядит на экран монитора.
   - Ну да. То есть почему?
   - Потому что и лабиринт, и фигурка могут появляться только в нем. Да и  сам
монитор, кстати, тоже.
   - Ну, - сказал Саша, - мы это на втором курсе проходили.
   - Но тут  есть  одна  деталь,  -  не  обращая  внимания  на  Сашины  слова,
продолжал Петя, - одна очень важная  деталь,  которую  нам  все  те  козлы,  с
которыми мы это проходили, забыли сообщить.
   - Какая?
   - Понимаешь, - сказал Петя, - если фигурка давно работает  в  Госснабе,  то
она почему-то решает, что это она глядит в монитор, хотя она всего лишь  бежит
по его экрану. Да и вообще,  если  б  нарисованная  фигурка  могла  на  что-то
поглядеть, первым делом она бы заметила того, кто смотрит на нее.
   - А кто на нее смотрит?
   Петя задумался.
   - Есть только один спо...
   В следующий момент его что-то сильно толкнуло в  спину,  он  перекувырнулся
через перила и полетел вниз; Саша увидел похожую на бумеранг штуку,  какую  он
уже  видел  на  лестнице  -  крутясь,  она  умчалась  куда-то  в   направлении
увенчанных неподвижным дымом труб на горизонте. Саша даже не успел  испугаться
- так быстро все это произошло. Перегнувшись через  перила,  он  увидел  Петю,
вцепившегося руками в перила балкона этажом ниже.
   - Все в порядке, -  крикнул  Петя,  -  костылявки  максимум  на  один  этаж
сбрасывают. Сейчас я...
   Но тут Петя заметил медленно  подплывающий  к  Пете  вдоль  стены  огромный
глаз, похожий на круглый аквариум, до краев наполненный синими чернилами.
   - Петя! Слева! - крикнул он.
   Петя освободил одну руку и пустил в синий глаз два каких-то красных  шарика
размером с клубок шерсти - от первого из них  глаз  дернулся  и  замер,  а  от
второго с хлопающим звуком растворился в воздухе.
   - Иди в шестьсот двадцатую, - крикнул Петя,  перелазя  через  перила,  -  я
сейчас приду, и будем твою игру докалывать.
   Саша повернулся, шагнул к выходу с балкона,  и  вдруг  прямо  перед  ним  с
грохотом упала стальная решетка, расколов острыми зубьями несколько  кафельных
плит пола. Саша повернулся назад, и вторая такая же решетка с  лязгом  ударила
в перила балкона. Саша  поднял  голову,  увидел  в  близком  бетонном  потолке
небольшой квадратный лаз, привычно подпрыгнул,  подтянулся  и  вылез  в  узкий
каменный коридор.
   Впереди на пол падало квадратное пятно  красноватого  света.  Прижимаясь  к
стене, Саша дошел до него  и  осторожно  глянул  вверх.  Над  ним  была  узкая
четырехугольная шахта, и там, далеко наверху, горел факел, и виднелся  участок
закопченного потолка - видимо, это была  обычная  коридорная  ловушка,  только
сейчас Саша был на ее дне. Наверху могли быть стражники,  поэтому  Саша  встал
на цыпочки, и, осторожно ступая по веками  копившемуся  праху,  пошел  вперед.
Впереди оказался поворот, и в нескольких метрах за ним  -  тупик.  Саша  пошел
было назад, но услышал, как в  дальнем  конце  коридора  лязгнула  решетка,  и
остановился. Он попал в  мешок.  Теперь  оставлось  только  одно  -  тщательно
проверить все плиты пола и потолка - любая из них  могла  управлять  решетками
или  поворачивающимися  участками  стены.  Вытянув  руки   над   головой,   он
подпрыгнул. Потом еще раз. Потом еще. Третья плита над его  головой  чуть-чуть
поддалась. Дальше все было просто  -  Саша  еще  раз  подпрыгнул,  толкнул  ее
руками и сразу отскочил назад; плита выпала. Раздался грохот, и Саша  привычно
зажмурился, чтобы взлетевшая с пола пыль не попала в  глаза.  Немного  погодя,
он шагнул вперед.  Теперь  в  потолке  зияло  прямоугольное  отверстие,  через
которое можно было пролезть, а над  ним  вверх  уходила  стена  с  деревянными
карнизами через каждые два с половиной метра - это расстояние на всех  уровнях
было одинаковым. Стоя на  таком  карнизе,  можно  было  подпрыгнуть  вверх,  в
прыжке схватиться за следующий, влезть на  него,  встать  и  повторить  то  же
самое - и так до самого верха. На  этой  стене  карнизов  было  шесть,  и  вся
процедура заняла у Саши чуть больше минуты, причем он ни капли не устал.
   Теперь он стоял в коридоре, стены которого  состояли  из  грубо  обтесанных
каменных блоков. Впереди была дыра в полу, и оттуда тянуло  горьким  факельным
дымом. Саша подошел к ней и заглянул вниз -  метрах  в  пяти  был  виден  ярко
освещенный пол. Саша вздохнул, спустил в дыру  ноги,  повис  над  пустотой  на
руках, и с некоторым внутренним усилием заставил себя разжать  пальцы.  Высота
была не такой уж и большой, но как только Саша приземлился, плита, на  которую
он упал, ушла из под ног и вместе с ним полетела вниз; уцепиться  за  край  он
не успел и после томительно долгого падения врезался в пол, в  обломки  только
что с треском расколовшегося каменного  блока.  Он  не  разбился,  но  удар  и
неожиданность оглушили - несколько секунд он с зажмуренными глазами  сидел  на
карачках, вспоминая, как давно в детстве, страшной черной зимой,  сильно  ушиб
копчик, прыгнув из слухового окна газовой  подстанции  на  заиндевелый  матрас
внизу. А когда он, помотав головой, открыл глаза, оказалось, что он  находится
в той самой галерее с полосой орнамента на стене, откуда его  вытащил  Итакин,
и на него, сложив руки на груди, смотрит тот же самый воин в алом халате  -  в
том, что это он, Саша убедился, глянув в нижний угол  монитора  и  увидев  там
шесть треугольничков, обозначающих  жизненную  силу.  Саша  вскочил  на  ноги,
встал в боевую позицию и выхватил  меч.  Тогда  воин  выхватил  свой  и  пошел
навстречу;  его  взгляд  до  такой  степени  не  сулил  ничего  хорошего,  что
вспомнившийся совет Итакина поговорить с ним о жизни  показался  злой  шуткой.
Саша повертел в воздухе концом лезвия, собираясь нанести удар,  и  вдруг  воин
неожиданным и точным движением выбил меч из сашиной руки и плашмя  ударил  его
тяжелым клинком по голове.
   Саша открыл глаза и с недоумением обвел ими небольшую  полутемную  комнату,
на полу которой он лежал. Под ним был мягкий ковер, на стене  горела  масляная
плошка, а у стены  стоял  удивительной  красоты  сундук,  окованный  чеканными
медными листами. Под потолком плыли  клубы  дыма,  и  пахло  чем-то  странным,
словно палеными перьями или жженой резиной  -  но  запах  был  приятный.  Саша
попытался сесть, и понял, что не в состоянии пошевелиться - почти по горло  на
него был натянут похожий на обшивку  матраса  полотняный  мешок,  перемотанный
толстой веревкой.
   - Проснулся, шурави?
   Изогнувшись червем, Саша перевернулся  на  другой  бок  и  увидел  воина  в
красном халате, сидящего метрах в двух  от  него  на  подушках.  Рядом  с  ним
дымился небольшой кальян, длиная кишка которого с медным мундштуком  на  конце
лежала на ковре. С  другой  стороны  от  него  валялась  выпотрошенная  Сашина
сумка. Воин вынул из складок халата маленький кривой нож, показал его  Саше  и
захохотал.
   - Да ты не бойся, шурави, не бойся, - сказал воин,  поднимаясь  на  ноги  и
нагибаясь над ним, - раз уж сразу не убил, не трону.
   Петли вокруг  мешка  ослабли.  Воин  сел  на  место  и,  посасывая  кальян,
задумчиво глядел, как Саша выпутывается  из  мешка.  Когда  Саша  окончательно
вылез и, сев на ковер, стал растирать затекшие от задержки  крови  ноги,  воин
молча протянул ему  дымящийся  шланг.  Саша  безропотно  взял  его  и  глубоко
затянулся. Комната сразу чуть-чуть сузилась  и  перекосилась,  и  вдруг  стало
слышным  потрескивание  масла  в  лампе  -  как  оказалось,  это  была   целая
энциклопедия звука.
   - Меня зовут Зайнаддин Абу Бакр Аббас ал-Хувафи, - сказал воин,  подтягивая
к себе раскрытую сашину сумку и запуская в нее пятерню. -  Можешь  звать  меня
по любому из этих имен.
   - Меня Алексей, - наврал почему-то Саша. Из всех услышанных  им  непонятных
слов он разобрал только "Аббас".
   - Ты ведь духовный человек?
   - Я-то?  -  переспросил  Саша,  с  интересом  наблюдая  за  трансформациями
комнаты. - Пожалуй, духовный.
   Почему-то он чувствовал себя в безопасности.
   - Вот я и смотрю - какие ты книги читаешь.
   Аббас держал в руках книгу Джона Спенсера Тримингэма  "Суфийские  ордены  в
исламе", недавно купленную Сашей в  "Академкниге",  и  дочитанную  им  уже  до
середины. На ее обложке был нарисован какой-то мистический  символ  -  зеленое
дерево, составленное из переплетенных арабских букв.
   - Очень тебя убить хотел, - признался  Аббас,  взвешивая  книгу  в  руке  и
нежно глядя на обложку. - Но духовного человека - не могу.
   - А за что меня убивать?
   - А за что ты сегодня Маруфа убил?
   - Какого Маруфа?
   - Не помнишь уже?
   - А, этого, что ли... с ятаганом? И перо еще на тюрбане?
   - Этого.
   - Да я не хотел, - ответил Саша, - он сам полез. Или не сам... В общем,  он
уже стоял у дверей с ятаганом. Как-то все машинально получилось.
   Аббас недоверчиво покачал головой.
   - Да что ты меня, за изверга принимаешь? - даже растерялся Саша.
   - А то нет. Вами, шурави, у нас в деревнях  детей  пугают.  А  Маруф  этот,
которого ты зарезал, утром ко  мне  подошел,  и  говорит  -  прощай,  говорит,
Зайнаддин Абу Бакр. Чую, сегодня шурави придет... Я думал, он гашиша  объелся,
а днем приносят его в караулку с перерезанным горлом...
   - Я правда не хотел, - с досадой сказал Саша.
   Аббас усмехнулся.
   - Хотел, не хотел. У каждого своя судьба, - сказал он, - и все нити в  руке
Аллаха. Так?
   - Точно, - сказал Саша. - Вот это точно.
   - Я тут с одним суфием из Хорасана пять дней пил, - сказал Аббас, - он  мне
и рассказал одну сказку... В общем, я точно не помню, как  там  было,  но  там
кого-то  по  ошибке  зарезали,  а  потом  оказалось,  что  это  был  убийца  и
преступник, который как раз собирался совершить свое самое страшное  убийство.
Я вообще люблю с духовными людьми выпить... Вспомнил я эту сказку, и  думаю  -
а вдруг ты тоже какие сказки знаешь?
   Аббас встал с места, подошел к сундуку, открыл его и  вынул  бутылку  виски
"Уайт Хорс", два пластиковых стакана и несколько мятых сигарет.
   - Это откуда? - изумился Саша.
   - Американцы, - ответил Аббас. - Гуманитарная помощь. Как у вас  компьютеры
в министерствах начали ставить, так они нам помогать стали. Ну и еще на  гашиш
меняют.
   - А американцы что, не изверги? - спросил Саша.
   - Да разные есть, - ответил Аббас, наполняя два пластиковых  стакана.  -  С
ними хоть договориться можно.
   - Договориться - это как?
   - Запросто. Ты, когда видишь стражника, нажимай кнопку "К". Он тогда  сразу
притворится мертвым, а ты шагай себе дальше.
   - Не знал, - ответил Саша, принимая стакан.
   - А откуда тебе знать, - сказал Аббас, поднимая свой и салютуя им  Саше,  -
когда у вас все игры колотые. Инструкций-то нет. Но  ведь  спросить  можно?  Я
думал, шурави говорить не умеют.
   Аббас выпил и шумно выдохнул.
   - Вот есть там у вас такой Главмосжилинж, - вдруг совершенно  другим  тоном
заговорил он, - и есть там Чуканов Семен Прокофьевич - такой, сука,  маленький
и жирный. Вот это гадина, так гадина.  Выходит  на  первый  уровень  -  дальше
боится, ловушки там, - и ждет  наших.  Ну,  у  нас  понятно,  дело  военное  -
хочешь, не хочешь - иди. А ребята там неумелые, молодежь. Так он  каждый  день
пять человек убивает. Норма у него. Войдет, убъет, и выйдет. Потом опять.  Ну,
если он на седьмой уровень попадет...
   Аббас положил руку на рукоять лежащего рядом с ним меча.
   - А американцы вам оружие поставляют? - спросил Саша, чтобы сменить тему.
   - Поставляют.
   - А можно посмотреть?
   Аббас встал, подошел к своему сундуку, вынул небольшой пергаментный  свиток
и кинул его Саше. Саша развернул  свиток  и  увидел  короткий  столбец  команд
микроассемблера, витиевато написанных черной тушью.
   - Что это? - спрсил он.
   - Вирус, - ответил Аббас, наливая еще по стакану.
   - Ах ты... Я-то думаю, кто у нас все время систему стирает? А  в  каком  он
файле сидит?
   - Ну ладно, - сказал Аббас, - хватит нам о всякой чепухе. Пора  бы  тебе  и
сказку рассказать.
   - Какую?
   - Учебную. Ты же духовный человек? Значит, должен знать.
   - А про что? - спросил Саша,  косясь  на  длинный  меч,  лежащий  на  ковре
недалеко от Аббаса.
   - Про что хочешь. Главное, чтоб мудрость была.
   Чтобы выгадать минуту на размышление, Саша поднял с ковра шланг  кальяна  и
несколько раз подряд глубоко затянулся, вспоминая, что он прочел у  Тримингэма
про суфийские сказки. Потом на минуту закрыл глаза.
   -  Ты  про  магрибский  молитвенный  коврик  знаешь?  -  спросил   он   уже
приготовившегося слушать Аббаса.
   - Нет.
   - Ну так слушай. У одного визиря был маленький сын по имени  Юсуф.  Однажды
он вышел за пределы отцовского поместья и пошел гулять.  И  вот  он  дошел  до
пустынной дороги, где любил прогуливаться  в  одиночестве,  и  пошел  по  ней,
глядя по сторонам. И вдруг увидел какого-то старика в одежде шейха,  с  черной
шляпой на голове.  Мальчик  вежливо  приветствовал  старика,  и  тогда  старик
остановился и дал ему сладкого сахарного  петушка.  А  когда  Юсуф  съел  его,
старик спросил: "Мальчик, ты любишь сказки?" Юсуф очень любил сказки, и так  и
ответил. "Я знаю одну сказку, - сказал старик, -  это  сказка  про  магрибский
молитвенный коврик. Я бы тебе ее рассказал, но  уж  больно  она  страшна."  Но
мальчик Юсуф,  естественно,  сказал  что  ничего  не  боится,  и  приготовился
слушать. И вдруг где-то в той стороне, где было поместье  его  отца,  раздался
звон колокольчиков и  какие-то  громкие  крики  -  так  всегда  бывало,  когда
кто-нибудь приезжал. Мальчик мгновенно позабыл про старика в  черной  шляпе  и
кинулся поглядеть,  кто  это  приехал.  Оказалось,  что  это  был  всего  лишь
какой-то незначительный подчиненный его отца, и мальчик со  всех  ног  побежал
назад, но старика на дороге уже не было. Тогда он очень  расстроился  и  пошел
назад в поместье. Выбрав минуту, он  подошел  к  отцу  и  спросил:  "Папа!  Ты
знаешь что-нибудь  про  магрибский  молитвенный  коврик?"  И  вдруг  его  отец
побледнел, затряся всем телом,  упал  на  пол  и  умер.  Тогда  мальчик  очень
испугался и побежал к маме. "Мама! - крикнул он, - несчастье!" Мама подошла  к
нему, улыбнулась, положила ему на голову руку и спросила: "Что такое,  сынок?"
"Мама, - закричал мальчик, - я подошел к папе и спросил его про одну  вещь,  а
он вдруг упал и умер!" - "Про какую вещь?" - нахмурясь,  спросила  мама.  "Про
магрибский  молитвенный  коврик!"  И  вдруг  мама  тоже  страшно   побледнела,
затряслась всем телом, упала на пол и умерла. Мальчик остался совсем  один,  и
скоро могущественные враги его отца захватили поместье, а самого  его  выгнали
на все четыре стороны. Он долго странствовал по всей Персии и, наконец,  попал
в ханаку  к  одному  очень  известному  суфию  и  стал  его  учеником.  Прошло
несколько лет, и Юсуф подошел к этому суфию, когда тот был один, поклонился  и
сказал: "Учитель, я учусь у вас уже несколько лет.  Могу  я  задать  вам  один
вопрос?" - "Спрашивай, сын мой," - улыбнувшись,  сказал  суфий.  "Учитель,  вы
знаете  что-нибудь  о  магрибском  молитвенном  коврике?"   Суфий   побледнел,
схватился за сердце и упал мертвый. Тогда Юсуф кинулся прочь.  С  тех  пор  он
стал странствующим дервишем, и ходил по Персии в поисках  известных  учителей.
И все, кого бы он ни спрашивал  про  магрибский  коврик,  падали  на  землю  и
умирали. Постепенно Юсуф состарился, и стал немощным. Ему  стали  приходить  в
голову мысли, что он скоро умрет и не оставит после  себя  на  земле  никакого
следа. И вот однажды, когда он сидел в чайхане  и  думал  обо  всем  этом,  он
вдруг увидел того самого старика в черной шляпе. Старик был такой  же,  как  и
раньше - годы ничуть его не состарили. Юсуф подбежал к нему, встал  на  колени
и  взмолился:  "Почтенный  шейх!  Я  ищу  вас  всю  жизнь!  Расскажите  мне  о
магрибском молитвенном коврике!" Старик в  черной  шляпе  сказал:  "Ну  ладно.
Будь по твоему". Юсуф  приготовился  слушать.  Тогда  старик  уселся  напротив
него, вздохнул и умер. Юсуф целый день и целую ночь в молчании просидел  возле
его трупа. Потом встал, снял с него черную шляпу и надел  себе  на  голову.  У
него оставалось несколько мелких монет, и перед  уходом  он  купил  на  них  у
владельца чайханы сахарного петушка...
   Саша замолчал. Аббас тоже долго молчал, а потом сказал:
   - Признайся, ты скрытый шейх?
   Саша не ответил.
   - Понимаю, - сказал Аббас, - все понимаю. Скажи, а у  этого  дедушки  шляпа
точно была черная?
   - Точно, - ответил Саша.
   - А не зеленая? Я думаю, может это Зеленый Хидр был?
   - А что тут у вас знают  о  Зеленом  Хидре?  -  спросил  Саша.  Он  еще  не
прочитал у Тримингэма, кто это такой, и ему было интересно.
   - Да все говорят  разное.  Самую  интересную  вещь  сказал  тот  дервиш  из
Хорасана, с которым мы пили. Он сказал, что Зеленый Хидр очень редко  является
в своем настоящем обличье, и чаще всего принимает чужую форму. Или  вкладывает
свои слова в уста самым разным людям - и каждый человек, если  захочет,  может
постоянно его слышать,  говоря  даже  с  самыми  глупыми  людьми,  потому  что
некоторые слова произносит за них Зеленый Хидр.
   - Это верно, - сказал Саша. - Скажи, Аббас, а  кто  тут  у  вас  на  флейте
играет?
   - Никто  не  знает,  -  сказал  Аббас.  -  Уж  сколько  раз  весь  лабиринт
прочесывали... Без толку.
   Он зевнул.
   - Мне вообще-то на пост пора, - сказал он. - Кувшины надо  разнести.  Скоро
американцы придут. Не знаю, как тебя отблагодарить... Разве что...  Хочешь  на
принцессу посмотреть?
   - Хочу, - ответил Саша и залпом выпил то, что оставалось у него в стакане.
   Аббас встал и снял с гвоздя на стене  связку  больших  ржавых  ключей.  Они
вышли в полутемный коридор. Дверь комнаты, где они сидели, была покрашена  под
стену, и когда Аббас закрыл ее, Саша подумал, что ему никогда не пришло  бы  в
голову, что этот тупик, в сотнях похожих на который он уже побывал,  на  самом
деле - замаскированная дверь. Они молча дошли до выхода на следующий  уровень,
который оказался совсем рядом.
   - Только тихо,  -  сказал  Аббас,  протягивая  ему  ключи,  -  а  то  наших
перепугаешь.
   - Ключи отдать потом? - спросил Саша.
   - Оставь себе, - сказал Аббас. - Или выкинь.
   - А тебе они не нужны?
   - Будут нужны, - сказал Аббас, - сниму с гвоздя. Это ведь твоя  игра.  А  у
меня своя. Если что, заходи.
   Он протянул Саше клочек бумаги с какой-то надписью.
   - Здесь написано, как пройти, - сказал он.
   Подъем на самый верх занял от силы десять  минут,  а  если  бы  Саша  сразу
попадал ключем в замочные скважины, понадобилось бы и того меньше.  От  уровня
к уровню вела небольшая служебная лестница, вырубленная в толще  камня  -  что
это  за  камень,  определить  было   трудно,   потому   что   он   был   очень
приблизительным,  да  и  существовал  недолго  -  когда  за  Сашей   закрылась
последняя дверь, реальность снова приобрела ясные цвета и четкость.
   Саша увидел перед собой уходящую далеко вверх стену с такими же  карнизами,
как те, по которым он совсем недавно карабкался навстречу  Аббасу,  машинально
шагнул к первому, подпрыгнул и подтянулся. Вспомнив,  что  у  него  ключи,  он
плюнул, спустился вниз и неожиданно для самого себя прыгнул  прямо  на  глухую
стену, стукнулся о камни,  свалился,  опять  прыгнул  на  нее  и  опять  упал.
Попытавшись нормально встать на ноги, он вместо этого подскочил высоко  вверх,
прогнулся и секунду висел в воздухе с вытянутыми над  головой  руками.  Только
после этого он пришел в себя и со стыдом подумал: "Вот ведь развезло."
   Это был последний уровень,  и  служебная  лестница  здесь  кончалась.  Саша
побежал по длинной галерее с факелами в торчащих  из  стен  бронзовых  кольцах
(ему все казалось,  что  кто-то  воткнул  их  туда  вместо  флагов),  и  через
некоторое время уткнулся в висящий на стене ковер. Развернувшись,  он  побежал
в другую сторону, и после недолгого петляния по коридорам и галереям  вышел  к
тяжелой металлической двери вроде  тех,  что  вели  с  уровня  на  уровень.  С
ключами наготове он нагнулся к ней, но никакого замка в  двери  не  оказалось.
Именно за этой дверью должна была быть принцесса, но вот только чтобы  открыть
эту дверь, надо было очень долго лазить по  далеким  аппендиксам  двенадцатого
уровня,  на  каждом  шагу  рискуя  свернуть  шею,  хоть  и  нарисованную,   но
единственную.
   Другой вход Саша нашел минут через десять, заглянув  за  ковер,  висящий  в
тупике на стене. В одной из плит недалеко от пола был черный  зрачок  замочной
скважины. Саша сунул туда самый маленький  ключ,  который  был  на  связке,  и
открылась крохотная железная дверка, не больше окна пожарного  крана.  Саша  с
трудом протиснулся внутрь.
   Перед ним был зал с  высоким  сводчатым  потолком;  на  его  стенах  горели
факелы и висели ковры, а в одном из концов видна  была  поднятая  решетка,  за
которой начинался  полутемный  коридор.  В  другом  конце  зала  была  тяжелая
металлическая дверь - та самая, в которой не было замочной  скважины  и  через
которую Саше полагалось бы войти, сумей он  когда-нибудь  добраться  до  этого
уровня сам. Он узнал это место - именно здесь он видел  принцессу,  когда  она
иногда появлялась на экране. Но сейчас ее не было, как не  было  ни  ковров  с
подушками, ни пузатых песочных часов, ни дворцовой  кошки.  Был  только  голый
пол. Зато поднятой решетки в стене Саша раньше не видел  -  просто  эта  часть
зала не попадала на экран, когда показывали принцессу. Саша пошел вперед.
   Коридор за решеткой неожиданно кончился банальной деревянной  дверью  вроде
тех, что приводят в коммунальную ванну или сортир, и  Саше  в  душу  закралось
нехорошее предчувствие. Он потянул дверь на себя.
   Комната, которая была перед ним, больше  всего  напоминала  большой  пустой
чулан. Пахло чем-то  затхлым  -  так  пахнет  в  местах,  где  хозяева  держат
нескольких кошек и собирают советские  газеты  в  подшивку.  На  полу  валялся
мусор - пустые аптечные флаконы, старый ботинок, сломанная гитара без струн  и
какие-то бумажные обрывки. Обои в нескольких местах отстали от стен и  свисали
целыми лоскутами, а  окно  выходило  на  близкую  -  в  метре,  не  больше,  -
кирпичную стену. В центре комнаты стояла принцесса.
   Саша сначала долго смотрел на нее, потом  несколько  раз  обошел  вокруг  и
вдруг сильно залепил по ней  ногой.  Тогда  все  то,  из  чего  она  состояла,
повалилось на пол и распалось - сделанная из сухой тыквы голова с  наклеенными
глазами и ртом оказалась возле батареи, картонные  руки  согнулись  в  рукавах
дрянного ситцевого халата, правая нога отделилась, а левая повалилась  на  пол
вместе с обтянутым черной тканью поясным манекеном на железном шесте,  упавшим
плашмя, прямо и как-то однозначно, словно застрелившийся политрук.
   Саша вышел из комнаты и побрел по коридору назад,  но  решетка,  отделявшая
коридор от сводчатого зала, оказалась опущенной. Саша  вспомнил,  что  услышал
звук ее падения через секунду после того, как ударил ногой по манекену,  но  в
тот момент не обратил на это внимания.
   Вернувшись, он еще раз поглядел на пол, потом на обои, и  заметил  в  одном
месте контур заклеенной двери.  Он  подошел  и  нажал  на  нее  плечом.  Дверь
прогнулась, но не открылась; видимо, она была очень тонкой. Тогда Саша  отошел
на несколько метров, сжал кулаки и с разгону врезался в нее плечом -  с  такой
силой, что, распахнув ее и с хрустом прорвав обои, пронесся еще метр  или  два
по воздуху, и только потом, споткнувшись обо что-то, полетел на  пол,  мельком
увидев впереди чьи-то плечи, затылок и спинку стула.
   - Тише, - сказал Итакин, поворачивая голову от экрана,  на  котором  мерцал
высокий сводчатый зал, в центре которого на ковре гладила кошку  принцесса.  -
Бориса Емельяновича растревожишь. Ему  сейчас  опять  в  бой.  У  них  сегодня
большие потери.
   Саша приподнялся  на  руках  и  оглянулся  -  за  его  спиной  поскрипывала
раскрытая дверца стенного шкафа, из которой еще планировали  на  пол  какие-то
бумаги.
   - Ну и дела, Петя, - сказал он, поднимаясь на ноги. - Что же это такое?
   - Ты про принцессу? - спросил Итакин.
   Саша кивнул.
   - Это ты к ней и шел все время, - сказал Итакин. - Я ж  говорю,  твою  игру
раскололи.
   - Неужели никто до нее не доходил?
   - Почему. Очень многие доходили.
   - Так почему они молчали? Чтобы другие тоже... чтобы им не было так обидно?
   - Я думаю, не поэтому. Просто когда человек тратит столько  времени  и  сил
на дорогу, и наконец доходит, он уже  не  может  себе  позволить  увидеть  все
таким, как на самом деле... Хотя это тоже не точно. Никакого "самого дела"  на
самом деле нет. Скажем, он не может позволить себе увидеть того, что видел ты.
   - А почему тогда я это видел?
   - Ну, ты просто прошел по служебной лестнице.
   - Но как же можно увидеть что-то другое? И потом, я  ведь  столько  раз  ее
видел сам - когда переходишь с уровня на уровень,  она  иногда  появляется  на
экране, и она совсем не такая!
   - Я, наверно, не совсем правильно выразился, - сказал Итакин. - Просто  эта
игра так устроена, что дойти до принцессы может только нарисованный человечек.
   - Почему?
   -  Потому,  -  сказал  Итакин,  -  что  принцесса  тоже  нарисована.  Ну  а
нарисовано может быть все что угодно.
   - Но куда же тогда деваются те, кто играет? Те, кто управляет принцем?
   - Помнишь, как ты вышел на двенадцатый уровень? - спросил Итакин, и  кивнул
на экран.
   - Помню.
   - Ты можешь сказать, кто бился головой о  стену  и  прыгал  вверх?  Ты  или
принц?
   - Конечно, принц, - сказал Саша. - Я и прыгать-то так не умею.
   - А где в это время был ты?
   Саша открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг так и замер.
   - Вот туда они и деваются, - сказал Итакин.
   Саша сел на лавку у стены и долгое время думал.
   - Слушай, - сказал он наконец, - кто же там все-таки на флейте играет?
   - А вот этого до сих пор никто не знает.
   Саша поглядел на часы и вдруг икнул.
   - На углу еще можно взять, - сказал он, - я сейчас  сгоняю.  Подождешь?  По
стакану, а?
   - Мне спешить некуда, - сказал Итакин. - Только тебя назад не пустят.
   - Да я быстро, - нажимая "Escape", сказал Саша, - через пятнадцать минут.
   На экране застыла картинка, где из-под мавританской арки открывался вид  на
огромный восточный дворец, состоящий из множества башен и  башенок,  тянущихся
к сияющему огромными звездами летнему небу.
   Возле углового гастронома шевелилась такая очередь, что Саша понял -  взять
сейчас бутылку будет крайне трудно,  и,  может  быть,  невозможно  вообще.  Во
всяком случае, будь он трезвым, это точно  было  бы  невозможно,  но  он,  как
оказалось, выпил вполне достаточно, чтобы через несколько  минут  броуновского
движения по переполненному залу оказаться не так уж далеко от кассы.  Со  всех
сторон напирали и  матерились,  но  через  некоторое  время  Саша  понял,  что
кажущийся  хаос  на  самом  деле  представляет  собой  упорядоченное  движение
четырех примыкающих друг к другу очередей, трущихся друг о друга из-за  разной
скорости. Очередь за портвейном была слева, а та, в которую он попал, была  за
килькой в томате - той самой,  что  после  открытия  банки  имеет  обыкновение
внимательно глядеть на открывшего не меньше чем десятком  крошечных  блестящих
глаз. Сашина очередь двигалась быстрее, чем очередь за портвейном, и он  решил
преодолеть следущие несколько метров в ее составе, и только потом уже  перейти
в соседнюю.  Этот  маневр  удался,  и  Саша  оказался  между  стройотрядовской
курткой,  на  спине  которой  было  выведено  загадочное  слово   "КАТЭК",   и
коричневым пиджаком, надетым прямо на голое мужское тело лет пятидесяти.
   - Ы-ы-ы-ы... - сказал мужик в коричневом пиджаке, когда Саша  посмотрел  на
него, и закатил глаза. У мужика  изо  рта  немыслимо  воняло;  Саша  торопливо
отвернулся и стал смотреть на стену, где висел треугольный  матерчатый  вымпел
и выпиленная из раскрашенной фанеры голова так называемого Ленина.
   "Господи, - вдруг подумал он, - а я ведь действительно  живу  в  этом...  в
этой... Стою пьяный в очереди за портвейном среди всех этих хрюсел - и  думаю,
что я принц??
   - Килька кончается! - раздались испуганные голоса  в  соседней  очереди,  -
килька!
   Саша почувствовал, что мужик сзади дергает его за плечо.
   - Что такое? - спросил, оборачиваясь, Саша.
   - Я так считаю, - сказал мужик, - надо нам идти на исконные  наши  земли  -
Владимир, Ярославль - раздать людям оружие и опять всю Россию завоевать.
   - А потом? - спрсил Саша.
   - Потом идти воевать хана Кучума, -  сказал  мужик  и  потряс  перед  Сашой
кулаком.
   - Портвейн кончается... - тревожно зашептал народ.
   Саша выдавился из очереди и  стал  проталкиваться  к  выходу.  Пить  больше
совершенно не хотелось.  У  выхода  стояли  две  женщины  в  белых  халатах  и
шапочках, и, поглядывая на часы, тихо, но горячо что-то обсуждали.
   Вдруг где-то сзади, словно бы под каким-то невидимым потолком  раза  в  три
выше  магазинного,  появился  и  стал  расти   странный   звук,   похожий   на
одновременный гул нескольких десятков  авиационных  двигателей.  За  несколько
секунд он достиг такой интенсивности, что люди, только что мирно  матерившиеся
в очередях, сначала  стали  в  недоумении  озираться,  а  потом  приседать  на
корточки или даже откровенно падать на пол, затыкая руками  уши.  Звук  достиг
наибольшей силы, так же резко пошел на убыль и стих совсем, но  ему  на  смену
пришел грохот танковых моторов, так же непонятно  где  возникший  и  непонятно
куда ушедший через несколько секунд.
   - Вот так каждый вечер, - сказала женщина  в  белом  халате,  -  ровно  без
пятнадцати шесть. Мы уж куда только не  звонили.  Мне  Зоя  из  Новоарбатского
говорила - у них то же самое...
   Люди поднимались с пола и подозрительно пялились друг на друга,  вспоминая,
за кем и за чем кто стоял. Но  это  было  неважно,  потому  что  все  равно  и
килька, и портвейн уже кончились.
   Саша вышел на улицу и медленно побрел к  сияющему  веселыми  электрическими
огнями в окнах зданию Госплана. Впереди включилась  разрезалка  пополам  -  по
тому болезненному скрипу, с которым она работала, и  по  большим  щелям  между
гнутыми зубьями Саша догадался, что она не из его игры,  а  просто  -  обычная
советская разрезалка пополам, плохая и старая, то ли забытая кем-то на  улице,
то ли стоящая на своем положенном месте. Саша прошел было мимо,  а  потом,  по
приобретенной в игре привычке, вернулся и посмотрел,  не  стоит  ли  сразу  за
ней, как это обычно бывало в лабиринте, кувшин с  восстанавливающим  жизненную
силу напитком. Кувшина не  было,  зато  стояли  сразу  три  бутылки  семьдесят
второго портвейна. Саша пошел  дальше,  прислушиваясь  к  ухающему  скрипу  за
спиной и угадывая в нем несколько повторяющихся нот из "подмосковных  вечеров"
-  словно  пластинку,  стоящую  на  проигрывателе,  заело,  и   ржавый   голос
безнадежно задавал тусклому московскому небу вечный русский вопрос:  "есть  ли
бзна?.. есть ли бзна?.. есть ли бзна?"
   Саша дошел до  Госплана,  и  понял,  что  туда  уже  поздно.  Рабочий  день
кончался, и высокая ассирийская дверь выбрасывала на улицу одну  волну  народа
за другой. Он все-таки  попытался  войти,  преодолел  несколко  метров  против
течения и уже уцепился было за холодное ограждение турникета, но сразу же  был
смыт и вынесен обратно на улицу группой жизнерадостных женщин.  Мимо  прочапал
Кузьма  Ульянович  Старопопиков  с  портфелем  в  руке,  и   Саша   совершенно
машинально пошел за ним. Кузьма Ульянович сразу углубился  в  какие-то  темные
переулки - видно, жил где-то неподалеку. Саша сам не знал, зачем  он  идет  за
Старопопиковым - ему просто нужно было какое-нибудь дело, к которому можно  на
время пристроиться, чтобы спокойно подумать.
   Минут через десять - а может, и через полчаса,  Саша  как-то  потерял  счет
времени - Кузьма Ульянович, дойдя до большого и совершенно  безлюдного  двора,
направился к угловому подъезду. Саша решил, что дальше идти за ним будет  даже
еще глупее, чем до сих пор, и совсем уже собирался развернуться,  когда  вдруг
к  Кузьме  Ульяновичу  подошли  двое  долговязых  парней  в  модных  натовских
куртках. Саша мог дать что угодно на отсечение, что только что их не  было  во
дворе. Он почуял неладное и быстро нырнул  за  пожарную  лестницу,  до  самого
низа забитую досками - здесь его никто не мог увидеть, хоть  он  был  недалеко
от подъезда.
   - Вы - Кузьма Ульянович Старопопиков? - громко спросил один  из  подошедших
- по русски он говорил с сильным акцентом и, как и второй, был  курчав,  черен
и небрит.
   - Да, - с удивлением ответил Кузьма Ульянович.
   - Это вы бомбили лагерь под Аль-Джегази?
   Кузьма Ульянович вздрогнул и снял очки.
   - Вы сами-то  кто  бу...  -  начал  было  он,  но  собеседник  не  дал  ему
договорить.
   - Организация Освобождения Палестины приговорила вас  к  смерти,  -  сказал
он, доставая из кармана длинный пистолет. То же сделал и второй.
   Кузьма Ульянович подпрыгнул и выронил из руки портфель, а в  следующий  миг
оглушительно загремели выстрелы  и  полетели  на  асфальт  стрелянные  гильзы.
Первая же пуля отбросила Кузьму Ульяновича на дверь, но до того, как он  успел
упасть,  оба  палестинца  уже  разрядили  в  него  обоймы  своих   пистолетов,
повернулись и пошли прочь; Саша с удивлением заметил,  что  сквозь  них  видны
деревья и скамейки, а когда они дошли до угла, то были уже  почти  невидимы  и
даже, кажется, не стали делать вид, что поворачивают за него. Вдруг  наступила
странная тишина. Саша вышел  из-за  пожарной  лестницы,  посмотрел  на  Кузьму
Ульяновича,  который  тихо  ворочался  у  двери,  и  растерянно  огляделся  по
сторонам. Из соседнего подъезда вышел какой-то мужик в спортивном  костюме,  и
Саша со всех ног кинулся к нему. Мужик удивленно  остановился,  и  Саша  вдруг
почувствовал себя глупо.
   - Вы сейчас ничего не слышали? - спросил он.
   - Ничего, - ответил мужик. - А что я должен был слышать?
   - Так... Там человеку плохо.
   Мужик пошел вслед за Сашей и нагнулся над Кузьмой Ульяновичем.
   - Пьяный, наверно, - сказал он, подходя  и  приглядываясь.  -  Хотя,  вроде нет. Эй, что с вами?
   - Сердце, - слабо ответил Кузьма Ульянович,  делая  между  словами  большие паузы. - Вызывайте скорую, мне двигаться  нельзя.  Или  лучше  жену  позовите.  Второй этаж, сорок вторая квартира.
   - Может, лучше мы вас туда отнесем?
   - Нет, - сказал Кузьма Ульянович. - У меня уже два инфаркта было.  Я  знаю, что лучше и что хуже.
   Мужик в спортивном костюме кинулся вверх по лестнице, а Саша  повернулся  и быстро пошел прочь.
   Он сам не заметил, как добрел до метро  и  доехал  до  Госснаба.  Когда  он пришел в себя на набережной, возле родной пятиэтажки с колоннами у фасада,  он был уже окончательно трезв. Два окна на третьем этаже еще горели, и  он  решил подняться.
   Третий этаж был пуст и темен, и все,  казалось,  ушли  -  только  в  первом подотделе малой древесины кто-то  еще  работал.  Саша  подошел  к  приоткрытой двери и заглянул в щель.
   В центре помещения, в ветхом голубом кимоно  и  зеленых  хакама,  с  шапкой чиновника пятого ранга на голове и веером в руке, стоял Борис Григорьевич.  Он не мог видеть Сашу, потому что тот был в темном коридоре, но в  момент,  когда Саша заглянул в щель, Борис Григорьевич поднял  веер  над  головой,  сложил  и опять раскрыл его, прижал на секунду к груди и  резким  движением  протянул  к Саше; затем медленно, перед каждым шажком подтягивая одну полусогнутую ногу  к другой, поплыл к  двери,  не  опуская  оттянутого  на  себя  красным  шелковым разворотом веера. Саше показалось, что его начальник плачет, или тихо  воет  - но через секунду он разобрал нараспев читаемое стихотворение:

                  Как капле росы
                  Что на стебле
                  Сверкнет на секунду
                  И паром
                  Летит к облакам -
                  Не так ли и нам
                  Скитаться всю вечность
                  Во тьме?
                  О безысходность!

   Борис Григорьевич остановился, закрутился на  месте  и  замер,  высоко  над головой подняв веер. Так он стоял несколько минут, а  затем  словно  пришел  в себя - поправил пиджак, пригладил руками волосы и исчез в узком проходе  между шкафами.  Вскоре  оттуда  донесся  свист  меча,  и  Саша  понял,   что   Борис Григорьевич принялся за свои обычные  вечерние  упражнения  в  "Будокане",  во втором слева от ворот зале. Тогда он вошел, прокашлялся и крикнул:
   - Борис Григорьевич!
   Свист меча стих.
   - Лапин?
   - Я все подписал, Борис Григорьевич!
   - Ага. Положи на шкаф, я сейчас занят.
   - Я поработаю, Борис Григорьевич?
   - Работай, работай. Я сегодня допоздна.
   Саша положил бумаги на шкаф, сел на свое  место  и  занес  было  палец  над кнопкой, включающей компьютер. Потом вдруг ухмыльнулся, встал, нашел на  полке над столом телефонный справочник, полистал его и притянул к себе телефон.
   - Алло, - сказал он в трубку, дождавшись ответа, -  Главмосжилинж?  Чуканов Семен Прокофьевич еще на месте? Какой?
   Он записал новый телефон, и, нажав рычаг, сразу же его набрал.
   - Семена Прокофьевича. Семен Прокофьевич? Это  из  Госплана  беспокоят,  по поручению товарища Старопопикова... Главное,  что  он  вас  помнит...  Ну  как хотите. Ваше... Нет, насчет "Принца". Он просил вам передать, как  на  седьмой уровень сразу выйти... Не знаю, может быть, в министерстве  на  совещании.  Ну вы сами там вспомните,  где  кто  кого  видел,  а  сейчас  запишите...  Жду... Значит, так...
   Саша развернул данную ему Аббасом бумажку.
   - Набираете слова "принц мегахит  семь".  Да,  латинские.  Русское  "эн"... Нет, цифра. Ну что вы, не за что. Всего наилучшего. До свидания.
   Встав, он пошел курить, а вернувшись через несколько минут, набрал  тот  же номер.
   - Семена Прокофьича... Как... Я  же  только  что  с  ним  говорил...  Какой ужас... Какой ужас... Извините...
   Положив трубку, Саша включил компьютер.
   Спрыгнув с каменного карниза, он побрел по коридору в тупичок, куда  раньше стаскивал всякие найденные им вещи. Он уже  давно  туда  не  заходил,  но  все осталось таким же - сложенная из обломков каменных плит лежанка, накрытая  для мягкости ворохом истлевшего тряпья,  чья-то  берцовая  кость,  из  которой  он начинал было долбить мундштук, да забросил,  пара  узких  медных  кувшинов,  в одном из которых что-то еще оставлось, и лежащий на полу  госснабовский  бланк с планом первого уровня, успевший покрыться густым слоем  пыли.  Саша  лег  на лежанку и закрыл глаза, и почти сразу же далеко-далеко наверху, за  множеством каменных  потолков,  еле  различимо  запела   флейта.   Он   стал   вспоминать сегодняшний день - но слишком хотелось спать, и, натянув на себя часть  тряпья и устроившись так, чтоб ниоткуда не дуло, он уснул.
   Сначала ему снился Петя Итакин,  сидящий  на  вершине  какой  -то  башни  и играющий  на  длинной  камышовой   флейте,   а   потом   приснился   Аббас   в переливающемся зеленом халате, который долго объяснял  ему,  что  если  нажать одновременно клавиши "Shift","Control" и "Return", а потом еще  дотянуться  до клавиши, на которой нарисована указывающая вверх стрелка, и  нажать  ее  тоже, то фигурка, где бы она ни находилась и сколько бы врагов перед ней не  стояло, сделает очень необычную вещь -  подпрыгнет  вверх,  прогнется  и  в  следующий момент растворится в небе.