ночной грузинский горный перевал, залитый полнолунным горьким светом,
и я завороженным силуэтом стою среди холмов, как часть пейзажа,
а купол неба - точно сажа, и равнодушно звезды сыплют наземь пыль веков.

полночной тишиной окутаны виски, как мягкою шифоновой вуалью,
и непостижимой далью режет глаз, с трудом привыкший к темноте.
и, закружившись в высоте, все мысли от тоски летят, как мотыльки, на лунный свет.

как невозможно хочется тебя обнять, упасть и вниз к подножью гор скатиться,
и поселить в безжизненных глазницах огонь надежды, к жизни страсть.
а я стою не в силах звук издать - на расстоянии руки, ни шага ближе, ближе - пропасть.

а дальше что? а дальше пустота, невысказанных слов утраченная радость,
и все, что помнить мне осталось - под толстым слоем пыли в сундуках резных закрыть,
но главное - не потревожить нить, что золотом однажды связала эхо дальних голосов,

и не забыть, как в тех горах на перевале грузинка-ночь шептала мне о том,
что в летнем мареве густом тебе да мне по разным взлетным полосам,
и по конечным адресам двух разных судеб молча разлетаться.

скажи, как можно сомневаться в искренности чувств, когда луна льет с неба молоко?

Не существует "время", нет "всегда", мы не пришли сюда, мы здесь все время были, и ты, и я, ты помнишь? Нет. Я тоже нет. Но все же иногда я сетую: как жаль что, мы забыли.

Увидев вечность с высоты - все эти миллионы перекрестков забытых жизней, слов, обломков, в клочки разорванных газет, я верю, что душа найдет приют. Нет завтра, нет вчера, есть миг и час, где каждый, прочитавший сотни мудрых книг, вздохнет и лишь один вопрос себе задаст: "я столько жизней прожил, так и не поняв, когда же счастье, если не сейчас?"

Есть сила, что души людей роднит,
Горячее огня, ярче звезды, ближе твоей семьи.
Та, что снегом в июне внезапно запорошит,
Голову закружит
в одночасье.

И жил ты замерзший, глухой, пустой,
Один на один, с гордо поднятой головой.
Со стенами говорил, но чаще - с самим собой,
Охранял свой святой покой, думал
"вот оно - счастье".

Был сам себе ты и храм, и бог.
И прошел, казалось бы, тысячами дорог,
Прежде чем выстроил свой лихой острог.
Для души нет приюта
надежней.

Но откроешь однажды глаза - и вот,
Что случилось с тобой - черт его разберет,
Если ногу не сломит, и голову не разобьет.
Запорошило. Прошу,
будь осторожней.

Путает мысли забытых эмоций массив,
И вот уже я схожу со своей оси.
Я не боюсь, я хочу быть
еще смелее.

А в сердце моем - холодный сырой гранит
Мраком покрытых старинных могильных плит.

Пожалуйста, сделай меня
теплее.

 

 

 

К моим ногам подкралось море

У старого балтийского причала,

Я по нему отчаянно скучала,

И вот я тут, где края миру нет.

 

Здесь за закатом в соснах следует рассвет,

Песок и соль - единая стихия.

И если наступили дни лихие,

То северное море мудрый даст совет.

Поджигая закатом хвои веточку,
Ностальгический ворох взобью в изголовии.
Вспоминанья дроблю на нервные клеточки
И бросаю в них вспышку свою еловую.

Мне бы сердце мое пожаром лесным выжечь,
Словно пустошь в далекой степи сухостойную.
Написать бы стихов на полсотни ненужных книжек,
Жажду слов утолив, прибить пыль беспокойную.

Мне б разрушить скорее мой кокон удушливый,
Этот храм, рукотворно без бога воздвигнутый,
Схоронить бы в руинах отчаянья вязкое кружево,
Обрести долгожданный покой мой, во век не достигнутый.

И тогда весь мой свет, заточенный внутренне,
Сквозь тончайшие грани наружу вырвется,
Вот тогда я вдохну свежести утренней,
Из груди моей камни тогда посыпятся.

Между мной и тобой пропасти
до небес и без дна - крайности.
До краев наполняю их горестью,
так мне проще ноги к тебе плести.

Атомный взрыв и удар - в памяти
слоем пепла посыплю с робостью
незначительные наши радости,
да невысказанные наши новости.

И весна не внесет ясности,
не добавит в мой чай бодрости,
не одарит меня святостью,
уплотнит лишь в душевной бездомности.

Ну а ты с высоты своей дерзости,
наплевав на остатки совести,
убиваешь меня надменностью,
гнить бросаешь в тугой безысходности.

Обездвиженный собственной гордостью,
не изменишь своей манерности.
А мне так не хватает смелости,
чтоб себя от тебя спасти.

 

 

Там, где звездные пучины
охраняют тайны света,
Где за горизонтом пыли
астероидов полеты,
Где созвездья Зодиака
Млечный путь уравновесят.
Там, где нету притяжений,
отроков святые души
Беспрестанно ярко светят
в наши грешные седины.
Освещают наши страхи,
поселяют в наших душах
Безупречные начала
чувств и помыслов мотивы.
Если ты однажды ночью
спутаешь пути во мраке,
Если бесконечность мысли
боль душевная нарушит
Помолись на эти звезды -
вдруг они тебе подскажут,
Где всем нам искать спасенье
в мертвом мире поднебесном.

В этом апреле номер тринадцать
я снова пытаюсь найти перемены,
большие кровати, чужие мужчины,
застольные песни и желтые стены.

Живу в одночасье, за чувства цепляюсь,
иллюзии счастья пускаю по венам,
отчаянно верю, что буду смеяться
в этом апреле номер тринадцать.

 

 

Потухли автобусы,
и рога отключили 
трамваи.
И пар изо рта, 
морозит гортань 
лихо.
Я в сердце свое
продолжаю вколачивать 
сваи,
морозным узором
спину сковав.
Гибнуть.

изнутри я мертва,

я сыра,

огонь не займется.

я пуста.

и в бесплодную почву

я сажаю

прекрасные чувства,

но все погибает.

изнутри

я сгнила.

и тихо и дико,
и кажется, будто
шершавые руки
и острые пальцы
деревья вонзили
в хрустящее небо.
как будто не болью,
а чем-то потоньше
проникнется это
безмолвное небо.
гордыней ведомо,
оно покорится,
не плача дождями,
не ратуя светом
забытого солнца.
но молча взирает
на мертвые тени
безумцев незрячих,
в ночи одиноких,
по жизни скользящих,
объятых свободой
пустых отражений.
не знающих боли,
плюющих на небо,
готовое пылью
от скорби рассыпаться.

я б притащила в дом охапку желтых листьев,
и засыпала б в них, сырых, забыв о теплоте постели,
чтоб откровения в моей распахнутой ладони
скользили вдоль глубоких линий жизни.
чтоб волосы мои пропахли сизым ветром,
таким осенним, безнадежно пряным,
холодным, мокрым, желтым листопадом,
октябрь замыкая в межреберье.
и каждый импульс в каждой нервной клетке
пускай напоминает о свободе ночи,
о тишине, спокойствии смиренья,
о пустоте, которая, казалось бы, не вечна.

бывает из колеи выбьет
и ходишь, шатаясь, как пьяный,
ищешь какие-то знаки,
ладони к небу возводишь
и совершаешь поступки,
о коих потом пожалеешь,
но дело совсем не в этом,
ведь важно лишь то, что имеешь
в душе, за душой,
и в холодной постели,
в мечтах и молитвах,
в потерянной вере.
но помнить одно лишь важно,
что надо вернуться в русло,
не в клетку, но в рамки морали.
пока за душой не так грязно,
пока все еще можно
отмыться.

быть человеком - сложно
хорошим, плохим, безликим
ведь многое можно
себе поселить под кожей,
не разобравшись, что нужно,
а что просто так, для виду,
лишь потому, что так надо.

быть человеком - сложно
порвав на лохмотья все чувства,
раздай их всем тем,
кто достоин, а может
скорее тому, кто ближе,
хотя ни копейки не стоит.

быть человеком - больно
ненароком не в ту душу
угодить можно.
и сплевывать с кровью зубы,
лечить разбитые скулы.
и быть непривычно трезвым,
когда захмелеть так нужно.

быть человеком - страшно
растить на пустом и мертвом
свои золотые закаты,
и верить в бессонные ночи,
и верить, и просто верить,
доверить свои ароматы
и умереть от прохлады
за то, что было так важно,
и что так пусто и мертво
теперь.

быть человеком - глупо, ты видишь.
так нужно ли быть человеком?
хотя... есть ли у нас
выбор..?

я помню, как до темна
мы в переулках ловили дождь
и, помню, смеялась луна,
а голос срывался на дрожь

и было неловко смотреть
в твой космос в пределах ресниц,
и выбрав бескрылую смерть,
счастливая падала ниц

и неосторожно держась
за звезды у края земли,
я танцевала, смеясь,
безумные танцы свои

а ты опускал небосклон,
чтоб я из него попила,
и все это был дивный сон,
но, кажется, я не спала

по нам не сходили с ума,
про нас не писали книг,
огромен был мир, и вечностью был
для тебя и меня - каждый миг

но, как-то раз, ближе к утру
я потеряла из виду тебя,
теперь как слепая живу,
"нас" в памяти нежно храня:

как в переулках ловили дождь,
как из-под ног уходила земля,
и снег в волосах, и голос, и дрожь -
вся жизнь - это ты. это я. 

Я совсем разучилась читать и писать
тебе письма кривым мелким почерком,
как ты всегда говорил мне. Не забывать,
только помнить, и верить, и ждать
есть ли смысл? на злобу пророчествам.
Я так много теряла, валялась в грязи,
поднималась, и вновь утопала в ней.
Как в темноте, этой вязкой и липкой
что прилипает к рукам и не смоется
пока сама не отвалится,
надоест скоро ей.
И тогда все. Дверь на веки закроется.
Я раздам все ключи,
неисправен замок. Уходи,
забирай свои запахи. Где-то
когда-нибудь в этой бездушной весне
вспомни ты,
как я умирала с рассветом.

под обрывки липких мыслей
и больных воспоминаний
под колесами трамвая
хоронила части сердца.

замерзала без перчаток,
зажимала рот руками,
ногти об асфальт ломая,
в небо мертвое смотрела

безутешными глазами
мир вокруг себя сжигала,
оставляя комом в горле
от тебя лишь горький пепел

Я знаю, все встанет на свои места.
Не сразу,
но уже потихоньку.. и точно.
Я уже забываю слова,
и откровения эти,
я их в коробку да на край света почтой.
Бессрочно, на тысячи лет.
За тысячи миль и морей.
Но в воздухе будет скрипеть эта боль все еще,
как песок на зубах,
до омерзения.
До тошноты, до гулкого звона
в ушах -
соленых и мокрых,
предательски слышащих
сердцебиение.
Ну а пока, перемахнув невзначай
ко мне в душу
через мой невысокий забор,
я с грустью пойму
и да.. слегка удивлюсь,
что прошло уже черт знает сколько времени,
а в голове все еще
какой-то сумбур
из газетных вырезок и одного имени.

я давно не писала стихов,
я ямб и хорей позабыла.
не смогу подобрать нужных слов
рассказать вам, как я полюбила.

Мы проживаем нашу жизнь во снах.
Лишь там, под толщею видений
Мы подавляем боль и страх,
Даруясь воле провиденья.

Ведь так мы снова обретаем
Покой души, сиянье счастьем глаз.
И ностальгических метаний
Мы лишены. Ведь мы уже в мечтах.

Но как же больно просыпаться
Поняв, что это лишь полночный дух.
На тысячи осколков разбиваться,
На тысячи миров, где солнца свет потух.