Леонид Бурлаков, первый продюсер Земфиры, «открывший» ее широкой публике
Мне повезло, что я ее встретил. Ее Гений, настолько сильный, в 98-м, помог многим не только пережить финансовый кризис, но и справиться с постсоветским синдромом. Гений — это степень близости к Господу. Земфира была тогда близка как никогда.
Но всему есть предел. Нельзя строить свою творческую карьеру на коммерческой основе, думая о комфорте и связях, о том, что скажут журналисты и критики… Небо думает о людях, а не о продуктах СМИ. С каждым альбомом Земфира оставляет все меньше песен для слушателя, все больше попадает в светские хроники и скандалы. Все больше становится недоступной и непроницаемой. Может, это маска, за которой скрывается ранимая душа? Но круг замыкается, и то, что о ней говорят, становится частью ее самой. Уже в 2003-м я чувствовал, как ее напускное становится частью ее творчества. Альбом «Вендетта» — холодное по саунду музыкальное вещество — вырвал последнее душевное ради старательной писанины критиков.
Я люблю Земфиру, но не слова о ней. Мне был неприятен пиар похудевшего создания, в итоге которого я получил невнятную пластинку «Спасибо». Наличие гениальной песни «Мы разбиваемся» и хитового трека про дни недели не оправдывают
отсутствие уважения к слушателю. А именно это демонстрировала певица, говоря, что она наконец-то записала пластинку, которая нравится именно ей. Значит, все, что она записывала ранее, ей не нравилось? Мне, как слушателю, непонятно, зачем так театрально обрывать третий гениальный трек — «Марина Цветаева»? Или во всем должна прослеживаться рука режиссера? Кроме этих трех песен, вспомнить я не могу ничего — в памяти остался только способ релиза, но это уже совсем не творческая составляющая… Короче говоря, с каждым новым альбомом Земфиры начинаешь любить предыдущий.
полный текст
