Во чреве глиняного кувшина
Таится жизнь и тоскуют соки,
Но тщетно – горло залито воском,
Вину до времени - не излиться.
Так я замкнула уста печатью:
Вину любви моей – не излиться,
Пока не сделалось слаще меда
И крови агнчей Твоей алее.
Под темной коркой старинной глины,
В плену гортани – словам томиться,
Доколе звонче поющей бронзы
Не прозвучит мне свирель пастушья,
Чей звук пробьется сквозь хор кимвалов
И в море меди их не потонет.
Других – зовет, для меня – немая
Свирель пастушья, печаль овечья,
Лишь тонкий холод небесной арфы
Когда замолкнут на миг кимвалы
Поет мне в сердце, и душу студит:
"Не время песни! Не время жертвы!"
А если так - я храню молчанье,
И Твой, о Боже, покой надмирный
Тревожить смею одной молитвой:
Храни меня, как кувшин невзрачный,
Кувшин невзрачный с вином бесценным:
Не дай разлить, растерять по капле
Вина, пока оно не готово,
Любви, пока она не созрела,
И песен ангельских, не кимвальных,
Пока не слышишь их Ты, о Боже!

(1) "Когда Цецилию вели в дом ее суженого в день их свадьбы под звуки музыкальных инструментов в сердце своем обращалась она лишь к Богу, моля его сохранить ее душу и тело незапятнанными" (средневековый европейский вариант жития св. Цецилии)