В колонках играет - Linkin Park - What I've Done ; In The End (piano)
Настроение сейчас - Отличное

Последнее время очень понравился сериал Сверхъестественное (Supernatural).Вчера начала лазить по поисковикам за какой нибудь информашкой про него. Надыбала сайт очень даже ничего только регистрация нужна supernatural.ru Там есть очень интересные фанфики часть из них выкладываю.

*********
Дин
Глаза широко распахнулись. Зрачки сузились. Он приподнял голову, стряхивая остатки ночного кошмара. Или не ночного? Кошмары снились ему всегда. Стоило только закрыть глаза. Вот он входит в пустой дом, где, казалось, сотни лет никто не живет, и видит над камином портрет. Свой портрет. Вот он заходит в комнату на втором этаже и находит пустую детсккую кроватку. Вот он поворачивается и видит его. Улыбка. Две слезы. Крик. Огонь. И больше нет ничего. Этот кошмар повторяется всегда. Стоит только закрыть глаза и увидеть солнце на темной стороне полудня. Он просыпается в холодному поту. Глаза широко распахнулись. Зрачки сузились.
Джон
Солнце клонилось к западу. Ветер становился все суше. Все вокруг накалилось и готово было взорваться пламенем пустынного огня. Он шел сквозь пески, не замечая ничего вокруг. Он хотел лишь воды, а получал солнечные капли. Кап, кап, кап... Огненный ветер обжигал легкие. Они вот-вот должны были расплавиться, а в мозгу стучала единственная мысль: «Только не сейчас, только не сейчас, только бы успеть, только бы вырваться». Солнце клонилось к западу. Ветер становился суше.
Дин
Самый страшный кошмар повторялся вновь и вновь. Год за годом. День за днем. Минута за минутой. Вдох и выдох. На него смотрели улыбающиеся глаза. «Завтра мы играем в бейсбол, правда, сынок?». Эти глаза дарили покой и уверенность. Они были всегда открыты, всегда манили, всегда говорили одно и тоже. Они светились счастьем, которое в один момент сменялось болью и бессилием. И он больше никогда не видел в этих глазах покой. Только холодный блеск, кровавый отсвет восходящего солнца, черный туман, который не исчезал. «Завтра мы будем учиться стрелять». И покоя больше не было никогда. А самый страшный кошмар повторялся вновь и вновь.
Джон
Огонь обжог его, оставил следы – шипящие, болезненные раны. Одна из них до сих пор сочилась кровью, но увидеть ее уже никто и никогда не мог, две другие сочились солеными слезами. В его глазах жила пустота, а в сердце – постоянная боль. Казалось, это не закончится никогда, но он продолжал бороться. Жизнь остановилась и огонь обжег его, оставляя слезы – шипящие, болезненные раны.
Дин и Джон
У них была одна рана на двоих, и эта рана была смертельной. С ней не мог бороться никто. Ее не мог вылечить ни один врач, ни один целитель, ни один маг. Огонь обжег ее и оставил следы. Они сочились кровью и слезами. Их самый страшный кошмар повторялся вновь и вновь, когда солнце клонилось к западу, а ветер становился суше. Там, на темной стороне полудня, спасения не было никогда. Зрачки расширились. Глаза закрылись навсегда.

*********

Капля за каплей кровь медленно оставляла его тело. Вместе с ней уходили силы, желания, надежды... Нет, неправда, надежда все еще оставалась. Надежда увидеть их снова. Надежда вырваться. Надежда помочь. Ведь надежда умирает последней? Может быть, она даже проживет пару мгновений после его смерти.
Кого он обманывает? Он давно мертв, как и его надежда. Но каждый раз, когда начинает гроза, когда капли барабанят по стеклу, а кровь тихонько льется на пол, она оживает и, как феникс, обжигает его руки, его легкие, его глаза, его сердце.
Он всегда уходит с дождем, оставляя его одного, давая пожить человеку и забирая демона. Иногда дождь идет всего пару минут. Иногда льется часами. Иногда не прекращается сутками, а кровь все капает на пол, силы оставляют его. Но стоит дождю прекратиться, как кровь снова наполняет его жилы, силы вновь возвращаются, а вместе с ними возвращается и пелена, сквозь которую он смотрит на этот мир уже 22 года. Нет, 23. Как он еще не запутался?
Сколько раз он хотел покончить с этим всем. Убить его. Убить себя. Убить их обоих и убить надежду снова увидеть мальчиков. Хотя, какие они мальчики? Они давно повзрослели и давно ведут свою войну. В которой нет победителей и проигравших. В которой главный приз – это смерть. Смерть от руки близкого человека – иначе в этой игре выиграть невозможно.
Капли стучат по стеклу машины, а он с трудом оглядывается по сторонам – вот они, его мальчики, его дети. Кровь от крови, сердце от сердца, душа от души. Он не может пошевелить руками, не может коснуться. На губах – запекшаяся кровь. Он нервно сглатывает, и ощущает солоноватый вкус с легким привкусом железа. Он пьет собственную кровь, смешанную со слезами и дождевой водой. Водой, которая уносит жизнь. Они лежат неподвижно – Сэм откинул голову на бок и, кажется, просто спит непробудным сном, Дин запрокинул голову, вода из разбитого стекла льется прямо на его лицо. Умиротворенное лицо младенца с правильными чертами. Он тоже спит, и Джон не сможет его разбудить, не сможет прикоснуться. Дождь убил его надежду, и она вновь воскресла с каплей крови из смертельных ран на его теле.
Дождь льет все сильнее и сильнее, как и капает кровь. И в одно мгновение все останавливается – ни дыхания, ни биения сердца, ни единого звука. Мертвая тишина. Пронзительный крик птицы, и все возвращается на свои места – перед глазами пелена, кровь наполняет жилы, а он уходит, чтобы не вернуться никогда, уходит вместе с дождем...


*********

Утро пахнет дождем. Одуряющая свежесть озона обрушивается с самого порога, перемешивается с запахом бензина, вплетается в пар от кофе – напиток недостаточно горячий, чтобы о пластиковый стакан можно было греть руки, но и недостаточно остывший, чтобы глотать торопливо, пытаясь согреться изнутри.

Руки мерзнут, коченеют пальцы, хрипит голос после сна – или после того, сколько приходится кричать там, в кошмарах?.. Тепло под одеялом, от ветра защищает толстый свитер, да и солнце вот-вот покажется из-за гор; скоро все вокруг должно согреться, и они тоже.
Безнадежно.
Всегда.
Где бы ни начиналось это утро: в дешевом придорожном мотеле, царстве блеклых обоев и жестких матрасов, или на улице, возле очередной точки на карте, поблизости от новой цели. Утро жестоко и немилосердно, оно может наступить ближе к закату, если они собираются пострелять ночью, оно непредсказуемо, потому что может вдруг удивить калифорнийскими рассветами на пляже.
Может, когда-нибудь утра вовсе не будет.
Но они стараются об этом не думать.

Как подорожник, чьи сильные и жилистые листья всегда в пыли. Как дорога, спидвей, уходящий за горизонт. Путь, который они преодолевают миля за милей. Не зная, куда он приведет их всех в конце концов.
День обрушивается неожиданно. День проходит в беготне, в разговорах и расспросах, в безумной карусели чужих лиц-книг-историй. Пролетает в библиотеках, где они переворачивают архивы, забывая смывать свинцовый газетный налет с кончиков пальцев, исчисляется количеством имен, которые им удается запомнить, записать на обрывках страниц, телефонных номеров, по которым приходится звонить.
И с того момента, когда все зацепки найдены, начинается охота. Тонкая струна внутри натягивается до предела, и начинает дрожать, словно гончая, почуявшая след.

Пистолеты и соль, распятия и святая вода. Они вскрывают могилы и вытаскивают на поверхность семейные тайны различного срока давности и степени тяжести. Это продолжение детской игры в отважных спецагентов ФБР. Это продолжение семейной традиции. Это слишком много пафоса. Это вообще его полное отсутствие.
Охотиться, глядя глаза в глаза и умоляя, чтобы тебя услышали. Гнать, загоняя себя до беспамятства, до паранойи.
Жертвовать кем-то.
Жертвовать собой.
Вечера ничем не пахнут. Вечера валят с ног в 5.34 a.m. и впечатываются подушкой, крепко прижатой к уху. Или приятно холодят щеку стеклом под привычный шум мотора.
Есть что-то умиротворяющее в том, что рано или поздно наступает вечер. Что рано или поздно можно выдохнуть и позволить себе – неслыханная роскошь! – покой?! Нет, всего лишь передышку.

Успокоив Сэма, у которого режутся зубы, Джон закрывает глаза и вспоминает, как танцевала Мэри на их свадьбе.

На секунду замирая над клавиатурой ноутбука, Сэм открывает папку с названием «Jess & Me».

Отворачиваясь к стене и натягивая одеяло на голову, Дин беззвучно повторяет «Я обещаю».