Следуя традиции многих журналов, решил не грузить читателей всем текстом, а выкладывать по мере написания. Возможно, будут недоработки - прошу обращать на них моё внимание =)
Тем, кому есть что терять посвящается.
Broken sound.
Терри пришёл домой и кинул рюкзак на кровать. Сегодня был очень удачный день, он наконец встретился со всеми, кто обещал ему «голос».
Три месяца назад в его забитой юриспруденцией… Нет. Не так. В его забитой музыкой, компьютерами и потом уже юриспруденцией голове родилась мелодия, родилась спонтанно и в самый неудобный момент – на проверочной контрольной по праву, которую он благополучно тогда завалил – наглый очкастый препод не посчитал записанные на казённом листке с тестами ноты правильным ответом и нажаловался декану. Тот любил классику, и прежде чем занести в дело выговор, прочитал ноты. Каково же было удивление Терри, когда декан отдал ему листок и назначил день, когда он сможет пересдать злосчастную контрольную. Придя в тот день домой, Терри сел за синтезатор, набросал мелодию и остался жутко недоволен. Недоволен синтезатором, его звучанием, скоростью и качеством своей игры. Ему казалось что его игра похожа на попытку «тамагочи» сыграть коронную трель соловья, жившего в парке недалеко от его дома на родине. С тех пор он каждый день слушал эту мелодию, что-то менял, что-то оттачивал, каждый «не тот» звук, рождённый его аппаратурой, он воспринимал как личное оскорбление и всё это время не мог долго думать ни о чём другом. Он работал как одержимый, и всё это время он искал способ вложить в эти звуки жизнь, свою жизнь. Он смотрел на зелёную кривляющуюся полоску осциллограммы и чувствовал, что еще чуть-чуть и он поймёт, чего же не хватает. Разумеется, самый лучший (на данный момент) вариант стоял на звонке в телефоне.
Однажды Терри вышел прогуляться и насладиться свежим воздухом в парк, где он договорился встретиться с Джонни, гитаристом одной из студенческих панк-групп, коими изобиловал Гарвард. Терри, по своему обыкновению, слегка опаздывал и когда он проходил в самой дикой и заросшей части парка, зазвонил мобильный. Он потянулся за телефоном, ожидая услышать про себя много нового от страдавшего неразделённой манией величия гитариста, но пока он доставал из рюкзака невесть куда запропастившийся мобильный, на мелодию откликнулся соловей. Что соловьёв тут нет, Терри был уверен, как и уверен в том, что слышит сейчас именно утреннюю соловьиную трель, которую птица издаёт часов в 8-9 утра, проснувшись и расправив крылья, лёгкую и воздушную, полную радости от встречи нового дня. Песню солнца, как называл её отец, оставшийся там, в Шотландии… Терри рассеяно посмотрел на мобильный, который он-таки нашарил и держал в руке. 14:17. Опаздал на 7 минут. Пока на семь. Неужели из-за этого надутого павиана он пропустит песню птицы, на несколько секунд вернувшую его домой? К Грегу, считавшему себя величайшим гитаристом современности, Терри относился как к необходимому жизненному неудобству – он действительно был очень и очень неплох с акустикой в руках, но навряд ли сказал бы чем Маккартни отличается от Брэдберри. Терри охотился за новыми гранями своего творения и те полузвуки, что он хотел, мог наиграть только гений. Именно на этом он и поймал Грега. Он мимоходом ляпнул, что может написать что-то, что может исполнить гитара, но нет человека, чтобы заставить её это сделать. Грег был куплен с потрохами. Соловей пел, странным образом согласуясь с мелодией мобильника, абсолютно на неё при этом не ориентируясь. Это походило на соревнование весенней капели, когда капли падая абсолютно произвольно и стремясь опередить соседку в стремлении поскорее разбиться о жестяной лист крыши, все вместе создают известный каждому весенний марш. Поражённый и задумчивый, Терри дотопал до злющего как сто запертых в одном кувшине шайтанов гитариста, поразил того, ругающегося и возмущённого 15-минутным опозданием полным невниманием к его ругани, забрал диск с записью и сказав в никуда «Спасибо, результат получишь первым», ушёл домой. Ему нужно было осмыслить услышанное, впитать его и переварить.
