Дай коснуться, любимая, прядей густых, Эта явь мне милей сновидений любых... Твои кудри сравню только с сердцем влюбленным, Так нежны и так трепетны локоны их! Осветил мою душу подруги приход, Улыбнулось мне счастье меж многих невзгод. Пусть померкнет луна. И с угасшей свечою Ночь с тобой для меня - словно солнца восход. Изначальней всего остального - любовь, В песне юности первое слово - любовь. О, несведущий в мире любви горемыка, Знай, что всей нашей жизни основа - любовь! Сокровенною тайной с тобой поделюсь, В двух словах изолью свою нежность и грусть. Я во прахе с любовью к тебе растворяюсь, Из земли я с любовью к тебе поднимусь. Дуновения вешней поры хороши, Музыкальных созвучий хоры хороши, Пенье птиц и ручей у горы хороши… Но лишь с милой все эти дары хороши! Омар Хайям

У себя
Дождались меня белые ночи
Над простором густых островов…
Снова смотрят знакомые очи,
И мелькает былое без слов.
В царство времени всё я не верю,
Силу сердца еще берегу,
Роковую не скрою потерю,
Но сказать «навсегда» — не могу.
При мерцании долгом заката,
Пред минутной дремотою дня,
Что погиб его свет без возврата,
В эту ночь не уверишь меня.
Владимир Соловьев

Старайся принимать без ропота мученья,
Не жалуйся на боль — вот лучшее леченье.
Чтоб стал ты богачом, за нищенский удел
Благодари светил случайное стеченье.

Скажу тебе, коль хочешь мой выслушать совет:
Нарядом лицемерья не обольщай наш свет.
Земная жизнь — мгновенье, другая — без конца,
Продать за миг всю вечность? Да в этом смысла нет.

Ты выбрался из грязи в князи,
Но быстро князем становясь…
Не позабудь, чтобы не сглазить…,
Не вечны князи — вечна грязь.

Кто битым жизнью был, тот большего добьется.
Пуд соли съевший, выше ценит мед.
Кто слезы лил, тот искренней смеется.
Кто умирал, тот знает, что живет…

Тот, кто мир преподносит счастливчикам в дар,
Остальным — за ударом наносит удар.
Не горюй, если меньше других веселился,
Будь доволен, что меньше других пострадал.
Омар Хайям

Так как истин великих твой ум не постиг —
Волноваться смешно из-за мелких интриг.
Так как Бог в небесах неизменно велик —
Будь спокоен и весел, цени этот миг.


Те, у кого душа лежала к мудрым думам,
Пришли к ничтожеству путем своим угрюмым.
Будь простаком, дружи со свежим соком лоз,
А мудрым предоставь быть высохшим изюмом.

Тем, кто несет о неизвестном весть,
Кто обошел весь мир, — почет и честь.
Но больше ли, чем мы, они узнали,
О мире — о таком, каков он есть?

Ты сегодня не властен над завтрашним днем,
Твои замыслы завтра развеются сном!
Ты сегодня живи, если ты не безумен.
Ты — не вечен, как все в этом мире земном.

Омар Хайям

Достойней, чем весь мир возделать, заселить —
В одной душе людской печали утолить,
И лаской одного в неволю заковать,
Чем тысяче рабов свободу даровать.

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.


Дарить себя — не значит продавать.
И рядом спать — не значит переспать.
Не отомстить — не значит все простить.
Не рядом быть — не значит не любить.

Я спросил у мудрейшего: «Что ты извлек
Из своих манускриптов?» — Мудрейший изрек:
«Счастлив тот, кто в объятьях красавицы нежной
По ночам от премудрости книжной далек!»


Я научу тебя, как всем прийтись по нраву,
Улыбки расточай налево и направо,
Евреев, мусульман и христиан хвали —
И добрую себе приобретешь ты славу.


Храни свои слова надежнее монет.
Дослушай до конца потом давай ответ.
Тебе при двух ушах язык один достался.
Чтоб выслушал двоих и дать один совет.

Хоть и не ново, я напомню снова:
Перед лицом и друга и врага,
Ты — господин несказанного слова,
А сказанного слова — ты слуга.
Омар Хайям

Предвозвещенный трубным ревом неба, Приходит снег и, словно не снижаясь, Летает над землей, и белый воздух Скрывает даль, реку, леса, холмы, Завесил домик фермера за садом. Пути нет в поле, нарочный задержан, Разлучены друзья, лишь домочадцы Сидят перед огнем, заключены В уединенье буйством снежной бури. Пойдем посмотрим, что построил ветер. Добывши мрамор из каменоломен Невидимых, неистовый искусник, Воздвиг он сотни белых бастионов Вокруг столбов, деревьев, у дверей. Так быстро мириадом рук рабочих Волшебные постройки он воздвиг, О цифрах и расчетах не заботясь; Отделал белым мрамором курятник, И в лебедя преобразил терновник, И фермеру назло между двух стен Проход замуровал, а у ворот Вознес на вышке стрельчатую башню. Потом, игрой пресытясь, он исчезнет, Как будто не был, и под ярким солнцем Оставит изумленному искусству Для подражанья в камне на века Ночное зодчество своих безумств, Причудливую лепку снежной бури. Ральф Уолдо Эмерсон

Журчанье сладких нот От падающих вод Зовёт в луга, где пух семян летает. Бриз лёгкий с высоты Кружит через кусты В поблекший сад, где розы увядают. В жнивье, лишь скрылась мгла, Поют перепела, В местах укромных кеклик бьёт крылами. Сверкают на реке Стрекозы в тростнике, Где пауки корпят над кружевами. На стены сада день, Сникая, бросил тень, На виноград, чья гроздь пурпурной стала. Туман жемчужный лёг Вдоль неба на восток, Где круглая луна пылает ало. Ах, скоро на холмы Придут ветра зимы, И ласточек вожак торопит в стаю, Пока не выпал снег, Искать цветущий брег Прекрасного, с погодой тёплой, края. Задев пыльцу, пчела Опять нектар нашла, Забытый сентябрём в цветах последних, Печально голубки Воркуют от тоски, Припомнив счастье дней увядших летних. Сверчок трещит с утра, «Стой, летняя пора!» Глаза скосила белка на каштаны. И гуси чередой Над пенистой водой Спешат на юг от хмурого бурана. Сквозь кедры ветерок Благоуханный тёк, Помедлив у висков моих небрежно, В игривости своей Подобный ласке дней, Когда меня любовь коснулась нежно. И с листопадом пусть Ко мне приходит грусть, Вдвойне приятно памятное лето, В осеннем сне моём Грядущим летним днём Красоты настоящего согреты. Джордж Арнольд

Когда березы клонятся к земле Среди других деревьев, темных, стройных, Мне кажется, что их согнул мальчишка. Но не мальчишка горбит их стволы, А дождь зимой. Морозным ясным утром Их веточки, покрытые глазурью, Звенят под ветерком, и многоцветно На них горит потрескавшийся лед. К полудню солнце припекает их, И вниз летят прозрачные скорлупки, Что, разбивая наст, нагромождают Такие горы битого стекла, Как будто рухнул самый свод небесный. Стволы под ношей ледяною никнут И клонятся к земле. А раз согнувшись, Березы никогда не распрямятся. И много лет спустя мы набредаем На их горбатые стволы с листвою, Влачащейся безвольно по земле — Как девушки, что, стоя на коленях, Просушивают волосы на солнце… Но я хотел сказать,— когда вмешалась Сухая проза о дожде зимой,— Что лучше бы березы гнул мальчишка, Пастух, живущий слишком далеко От города, чтобы играть в бейсбол.

Читать далее...

Пора туманов, зрелости полей, Ты с поздним солнцем шепчешься тайком, Как наши лозы сделать тяжелей На скатах кровли, крытой тростником, Как переполнить сладостью плоды, Чтобы они, созрев, сгибали ствол, Распарить тыкву в ширину гряды, Заставить вновь и вновь цвести сады, Где носятся рои бессчетных пчел, - Пускай им кажется, что целый год Продлится лето, не иссякнет мед! Твой склад - в амбаре, в житнице, в дупле. Бродя на воле, можно увидать Тебя сидящей в риге на земле, И веялка твою взвевает прядь. Или в полях ты убираешь рожь И, опьянев от маков, чуть вздремнешь, Щадя цветы последней полосы, Или снопы на голове несешь По шаткому бревну через поток. Иль выжимаешь яблок терпкий сок За каплей каплю долгие часы... Где песни вешних дней? Ах, где они? Другие песни славят твой приход. Когда зажжет полосками огни Над опустевшим жнивьем небосвод, Ты слышишь: роем комары звенят За ивами - там, где речная мель, И ветер вдаль несет их скорбный хор. То донесутся голоса ягнят, Так выросших за несколько недель, Малиновки задумчивая трель И ласточек прощальный разговор! Джон Китс

Темно в сознанье, на душе несладко, Как будто зелий, сонных трав запас Я поглотил стремглав и без остатка, В Реке забвенья после растворясь... О нет, не мучим завистью к тебе я, Но счастлив от восторга твоего: Что ты, о Нимфа певчая лесов, Под музыку Морфея И листьев изумрудных колдовство Заливисто поёшь о лете вновь. О, хоть глоток вина из винограда, Настоянного в старых погребах С букетом Флоры, звучною балладой, Весельем, солнцем, танцами в лугах! О, к чаше, затаившей Юга пламя И Вдохновенья чистый зов благой, К её кайме искристых пузырьков Припасть скорей устами! Так алчу я испить и в лес ночной К тебе умчаться от своих оков,

Читать далее...

Ты счастлива, — и я бы должен счастье При этой мысли в сердце ощутить; К судьбе твоей горячего участья Во мне ничто не в силах истребить. Он также счастлив, избранный тобою — И как его завиден мне удел! Когда б он не любил тебя — враждою К нему бы я безмерною кипел! Изнемогал от ревности и муки Я, увидав ребенка твоего; Но он ко мне простер с улыбкой руки — И целовать я страстно стал его. Я целовал, сдержавши вздох невольный О том, что на отца он походил, Но у него твой взгляд, — и мне довольно Уж этого, чтоб я его любил. Прощай! Пока ты счастлива, ни слова Судьбе в укор не посылаю я. Но жить, где ты… Нет, Мэри, нет! Иль снова Проснется страсть мятежная моя. Глупец! Я думал, юных увлечений Пыл истребят и гордость и года. И что ж: теперь надежды нет и тени — А сердце так же бьется, как тогда. Мы свиделись. Ты знаешь, без волненья Встречать не мог я взоров дорогих: Но в этот миг ни слово, ни движенье Не выдали сокрытых мук моих. Ты пристально в лицо мне посмотрела; Но каменным казалося оно. Быть может, лишь прочесть ты в нем успела Спокойствие отчаянья одно. Воспоминанье прочь! Скорей рассейся Рай светлых снов, снов юности моей! Где ж Лета? Пусть они погибнут в ней! О сердце, замолчи или разбейся! Джордж Гордон Байрон (2 ноября 1808 г.) Перевод А. Плещеева

Хочу я быть ребенком вольным И снова жить в родных горах, Скитаться по лесам раздольным, Качаться на морских волнах. Не сжиться мне душой свободной С саксонской пышной суетой! Милее мне над зыбью водной Утес, в который бьет прибой! Судьба! возьми назад щедроты И титул, что в веках звучит! Жить меж рабов — мне нет охоты, Их руки пожимать — мне стыд! Верни мне край мой одичалый, Где знал я грезы ранних лет, Где реву Океана скалы Шлют свой бестрепетный ответ! О! Я не стар! Но мир, бесспорно, Был сотворен не для меня! Зачем же скрыты тенью черной Приметы рокового дня? Мне прежде снился сон прекрасный, Виденье дивной красоты… Действительность! ты речью властной Разогнала мои мечты. Кто был мой друг — в краю далеком, Кого любил — тех нет со мной. Уныло в сердце одиноком, Когда надежд исчезнет рой! Порой над чашами веселья Забудусь я на краткий срок… Но что мгновенный бред похмелья! Я сердцем, сердцем — одинок! Как глупо слушать рассужденья — О, не друзей и не врагов! — Тех, кто по прихоти рожденья Стал сотоварищем пиров. Верните мне друзей заветных, Деливших трепет юных дум, И брошу оргий дорассветных Я блеск пустой и праздный шум. А женщины? Тебя считал я Надеждой, утешеньем, всем! Каким же мертвым камнем стал я, Когда твой лик для сердца нем! Дары судьбы, ее пристрастья, Весь этот праздник без конца Я отдал бы за каплю счастья, Что знают чистые сердца! Я изнемог от мук веселья, Мне ненавистен род людской, И жаждет грудь моя ущелья, Где мгла нависнет, над душой! Когда б я мог, расправив крылья, Как голубь к радостям гнезда, Умчаться в небо без усилья Прочь, прочь от жизни — навсегда! (1807)Джордж Гордон Байрон Перевод В. Брюсова

Дубы расшумелись, И туча летит, В траве над водою Пастушка сидит. У ног её плещет волна, волна. И во мраке печально вздыхает она, Ей взоры слеза затемнила. «И сердце разбито, И пуст весь свет, И больше желаний Не будет и нет. Позвать свою дочь, богоматерь, вели, Уже я изведала счастье земли, Уже отжила, отлюбила». «Бессильные слёзы, Напрасен их бег, Твой стон не разбудит Умерших вовек; Но ты утешение мне назови, Скажи, чем помочь от несчастной любви, И я помогу благосклонно». «Пусть слёзы бессильны, Напрасен их бег, Пусть стон не разбудит Умерших вовек! Но знай, богоматерь, и всем объяви, Что слаще всего при погибшей любви Любовные муки и стоны». Фридрих Шиллер Перевод — Н. Чуковского

Дети солнечного всхода, Пёстрых пажитей цветы, Вас взлелеяла природа В честь любви и красоты. Ваши яркие уборы, Под перстом прозрачным Флоры, Так нарядно хороши; Но, любимцы неги вешней, Плачьте! Прелесть жизни внешней Не вдохнула в вас души. Вслед за жаворонком нежно Соловьи о вас грустят; На листах у вас, небрежно Колыхаясь, сильфы спят; Ваши пышные короны Превратила дочь Дионы В брачный полог мотыльков. Плачьте, плачьте, дети света! В вас тоска понятна эта — Вам неведома любовь. Но томление разлуки Выношу я не скорбя… Друг мой Нанни! Эти руки Вьют подарок для тебя. Жизнь и душу, страсть и речи, Сердца нежные предтечи, Вам теперь передаю. И сильнейший меж богами Здесь под скромными листами Скрыл божественность свою. Фридрих Шиллер

Ты счастлива, — и я бы должен счастье При этой мысли в сердце ощутить; К судьбе твоей горячего участья Во мне ничто не в силах истребить. Он также счастлив, избранный тобою — И как его завиден мне удел! Когда б он не любил тебя — враждою К нему бы я безмерною кипел! Изнемогал от ревности и муки Я, увидав ребенка твоего; Но он ко мне простер с улыбкой руки — И целовать я страстно стал его. Я целовал, сдержавши вздох невольный О том, что на отца он походил, Но у него твой взгляд, — и мне довольно Уж этого, чтоб я его любил. Прощай! Пока ты счастлива, ни слова Судьбе в укор не посылаю я. Но жить, где ты… Нет, Мэри, нет! Иль снова Проснется страсть мятежная моя. Глупец! Я думал, юных увлечений Пыл истребят и гордость и года. И что ж: теперь надежды нет и тени — А сердце так же бьется, как тогда. Мы свиделись. Ты знаешь, без волненья Встречать не мог я взоров дорогих: Но в этот миг ни слово, ни движенье Не выдали сокрытых мук моих. Ты пристально в лицо мне посмотрела; Но каменным казалося оно. Быть может, лишь прочесть ты в нем успела Спокойствие отчаянья одно. Воспоминанье прочь! Скорей рассейся Рай светлых снов, снов юности моей! Где ж Лета? Пусть они погибнут в ней! О сердце, замолчи или разбейся! Фридрих Шиллер

Мне сладких обманов романа не надо, Прочь вымысел! Тщетно души не волнуй! О, дайте мне луч упоенного взгляда И первый стыдливый любви поцелуй! Поэт, воспевающий рощу и поле! Спеши, — вдохновенье свое уврачуй! Стихи твои хлынут потоком на воле, Лишь вкусишь ты первый любви поцелуй! Не бойся, что Феб отвратит свои взоры, О помощи муз не жалей, не тоскуй. Что Феб музагет! что парнасские хоры! Заменит их первый любви поцелуй! Не надо мне мертвых созданий искусства! О, свет лицемерный, кляни и ликуй! Я жду вдохновенья, где вырвалось чувство, Где слышится первый любви поцелуй! Созданья мечты, где пастушки тоскуют, Где дремлют стада у задумчивых струй, Быть может, пленят, но души не взволнуют, — Дороже мне первый любви поцелуй! О, кто говорит: человек, искупая Грех праотца, вечно рыдай и горюй! Нет! цел уголок недоступного рая: Он там, где есть первый любви поцелуй! Пусть старость мне кровь беспощадно остудит, Ты, память былого, мне сердце чаруй! И лучшим сокровищем памяти будет — Он — первый стыдливый любви поцелуй! Джордж Байрон