Контрольно-пропускной пункт «Изварино» приоритетная цель для украинской армии. Закрепившиеся здесь ополченцы называют этот путь «дорогой жизни» или «родником» - именно здесь в последние недели проходила львиная доля не только беженцев, но и так называемой «российской гуманитарки».

Наш корреспондент провел сутки на важнейшем КПП Луганщины.

- Знаешь, кто настоящая элита любого общества? Военные, менты и бандиты. Это самые подвижные слои, люди, которые стремятся чего-то добиться. Они – пастухи. Остальные - так скажем, овцы. Сухощавый, улыбчивый человек с позывным «Дед» - глава отряда ополченцев, удерживающего в последние дни КПП «Изварино» на российско-украинской границе.

Мы беседуем в региональном штабе в приграничном городке Краснодон - здесь «Дед» лишь один из нескольких командиров, каждый из которых контролирует свой участок.

- А как же, например, бизнес?, - пытаюсь возразить я. - Ты политэкономику вообще учил? Не бывает первоначального капитала без криминала, все серьезные бизнесмены с него начинали. С преступлений – грабежей, убийств. Даже в интеллектуальной сфере. Возьми компьютеры – одни и те же люди сначала пишут вирусы, а потом продают от них защиту. И никогда нигде иначе не получалось. Такова природа денег. И власти.

«Дед» знает, что говорит. Когда-то он был не последним человеком в подмосковном ОМОНе. Тогда у него был другой позывной – «Шериф». Он весил сто килограммов, был молод и верил, что делает нужное дело. Сейчас из всего этого осталось только одно.

- Я же родом отсюда – учился здесь, за девчонками бегал. И мы уже тогда называли тех, кто был с западной Украины «бандеровками». Это ж совсем другой народ. И пусть мне сейчас полтинник, я не мог сюда не приехать. Это сейчас так молодежь воспитывают, без идеалов, без хребта. И оружия они боятся. А в Союзе мы и слово честь знали, и как эту честь защитить – тоже.

- Не идут к вам добровольцы?

- Мало идут - мужиков-то вон сколько. А кто идет, тот бестолковый, хорошего солдата из них долго делать.

- А что вообще перемирие, кстати оно вам было?

«Дед» пожимает плечами.

- Все равно у нас тут неспокойно было. Хотя, конечно, мы за это время укрепились, и оружием, и людьми.

- Оружие-то из России? Дед хитро прищуривается: «Много будешь знать – скоро состаришься», написано у него на лице. - Караваны идут с гуманитаркой. Мы им сопровождение предоставляем, за это с нами малость делятся. Чего уж там идет, тем и делятся.

Из разговора становится понятно, что поставки «гуманитарки» из России устроены довольно мудрено. Полевые командиры обладают разным весом и у каждого свои связи, через которые он и организует караван. Тот проходит полями вблизи Изварино, а «погонщики» за услуги по охране груза или просто по душевной доброте скидывают часть груза местному отряду. Адресат тоже не в претензии – он, как правило, точно не знает, сколько и чего к нему везут. Тут уж не до накладных.

- Эдак же погонщики и «налево» толкнуть могут, - удивляюсь я

- То-то и оно, - задумчиво отвечает «Дед». Тушит бычок в пепельницу, сделанную из жестяной банки из-под гранатных запалов, - Пойдем что ли? Выходим из штаба и садимся в небольшой внедорожник.

- Не моя, конфискованная. У пограничников. Мы только перекрасили. От Краснодона до КПП Изварино – 17 километров. По дороге «Дед» объясняет диспозицию. Слева на бугре – «свои». Справа – «укропы». На гребне холма в паре километров от нас. - У них там десятка два танков, гаубицы в ряд стоят, минометы. Подтянулись, будут долбать, - «Дед» аккуратно объезжает рытвины,

- Вон, как перемирие закончится, так и начнут. Не дрейфь, еще не вечер. До часа Икс (22.00) действительно еще есть время. Подъезжаем к разбитому КПП. Дыры от пуль в распахнутых настежь дверях, оплавленный разрывами сайдинг, частично выгоревшие помещения. Разбросаны какие-то документы, книги учета, таможенные декларации. Усыпанная осколками стекла газета с интервью, которое украинские пограничники так и не успели дочитать: «Дело чести», - провозглашает Кинах с потрепанной странички. Десять дней назад пограничников выбили с таможни - после тяжелого боя они вынуждены были с потерями отступить.

В Россию – больше идти было некуда.

- У нас были с ними определенные договоренности, - объясняют ополченцы, - они спокойно оформляют людей, а нас не трогают. Соответственно, мы не трогаем их. Но когда тут украинская армия показалась, так они осмелели, пришлось объяснить. С тех пор таможню контролировали собственно ополченцы. Готовясь к окончанию перемирия, они подогнали бульдозер и пытались заняться фортификацией. Не особо, впрочем, капитальной. - Мать твою, ну не так же! Вот сюда, сюда тащи, боком, - орал позывной Викинг на водителя бульдозера, который честно пытался создать неприступную крепость из пары бетонных блоков. Завидев меня у входа на КПП в сопровождении Деда, ополченцы ничуть не удивились.

- Кем будешь?, - приветливо спросил меня эйзенштейновский парень в тельняшке

- В смысле? – я честно не понял вопроса

- Ну, пулеметчиком, гранатометчиком, снайпером?

Узнав, что я журналист, бойцы потеряли интерес и вернулись к своим делам. В ангаре, который раньше служил для осмотра транспортных средств, бурлила жизнь. Кто-то доедал суп, кто-то заваривал чай, но большинство сгрудилось в углу, где было сложено оружие – пулеметы, автоматы, заряды для РПГ и кофры с патронами. Ополченцы с интересом разглядывали несколько зелено-оранжевых тубусов. - Это, кто не знает, спаренный пехотный огнемет, весит каждый тубус по 16 кило, стреляет он так, - вообще-то долговязый Прапор пришел в отряд пулеметчиком, но, имея хоть какой-то опыт, вынужденно взял на себя азы начальной военной подготовки. Из «Шмеля» в отряде никто никогда не стрелял. Многие к военной службе и вовсе не имеют никакого отношения. Шахтеры, водители, учителя.

Что происходит на российско-украинской границе



- Тут большинство – глубоко гражданские люди, - растолковывает мне один из тех «кто кое-что умеет», - Могучий, коренастый Одесса, в соответствии с позывным одессит. На берегу моря у него была своя частная охранная фирма, семья, деньги,

- Все нормально у меня там было. Но я же был в Киеве по делам, лично видел этих майданутых. И когда тут началось, я сразу же переписал все на людей и приехал. Какие здесь к черту бендеровцы, какой украинский национализм?

Единства мнений, что же «тут» должно быть, среди ополченцев нет. Одни считают, что Россия, другие – что Новороссия, некоторые еще недавно были не против автономии в составе Украины, но теперь уж – дудки: «Они же дома наши бомбят, и нам теперь с ними в одном государстве жить?», - говорят самые умеренные.

- Я тебе расскажу, как у нас тут все устроено, - в упор смотрит на меня Одесса, - Мне терять нечего, к моей семье уже из СБУ приходили. Когда мы погранотряд в мирном штурмовали, я там на крыше а этот журналист меня снял – так вечером я во всех заставках новостей светился. Встречу тварь, колено прострелю. Мы же к ним по-людски, провели к себе, снимай на здоровье, но без лиц, разве не понятно? Теперь, вот, семью мою тягают. Ну, да и хер с ними, вертел я их всех.., - Одесса сплевывает - Вот, кстати, насчет крыши этой ты знаешь что напиши.., - Одесса делает паузу и выпаливает, - Что за фигню они нам здесь вместо оружия присылают? С Крыма оно там или с консервации мне без разницы. Все ржавое, древнее как говно мамонта, драить приходится, пристреливать. Это в лучшем случае. А то лежим мы с Прапором на этой крыше, он меня прикрывает от снайперов. Много их у погранцов было, голову не поднять. Мне надо вскочить, долбануть из РПГ туда вниз и быстро обратно сесть. Ну я заряжаю, Прапор дает очередь, я вскакиваю, жму на курок, щелк, и ни черта, я еще раз – щелк, и так четыре раза!, - Одесса раз за разом жмет на воображаемый курок, на его лице негодование переходит в панику, - Ну, думаю, надо садиться, а то башку сейчас отстрелят. И тут эта байда сама срывается и летит куда-то! На две секунды позже она ....ни, ни меня, ни Прапора бы здесь не было! А потом приносят мне на крышу еще ящик зарядов – эти, говорят, кумулятивные, смерть, пару раз попадешь, и все от здания ничего не останется. Я открываю, смотрю, вроде ж учебные. Ну, думаю, может, это я дурак? Заряжаю, стреляю – а она летит, об стенку ударяется и так, дзынь – вниз падает! Кумулятивные! Смерть! Если в лоб попадешь!

Прапор, слушая знакомую историю, хохочет, но потом тоже становится серьезен. - А ведь у нас там «Шмели» были. Разок пульни и все! Кто не сгорит, тот сдастся. Но нам руководство запретило: не хотим, мол, лишних жертв, - Прапор делает страшное лицо, - То есть мы весь боекомплект расстреляли, людей своих потеряли и все для того, чтобы с той стороны не было «лишних» жертв!? Это, вот, как назвать? - Да они там вообще... Любят в белых перчатках повоевать. Кому война, а кому мать родна, - продолжает свирепеть Одесса, - Мы здесь все кроме этого ржавого железа вынуждены за свой счет покупать – телефоны, бензин, форму, разгрузки. А как в штаб придешь, так там все красавцы, с иголочки, все на них новенькое и оружие отличное, даже с глушителями. Нам бы здесь такое! У нас здесь разведрота без глушителей ходит, а он там в штабе торчит, понтуется, хоть бы раз из него выстрелил! Зато пропуска наши у всех кого ни попадя, барыги все с рынка уже в начальниках ходят. И стволы не пойми у кого появились. Попробуй тронь...

В доказательство этих слов Одесса и Прапор рассказывают пару историй про «зверьков» - как местных, так и «нерусских». Один из них не хотел закрывать свой ночной клуб «с голыми девками» после окончания комендантского часа, а другой – так и вовсе стал под дулом автомата требовать у продавщицы магазина, отказавшейся торговать за рубли, необходимый ему продпаек.

- А какое у него право здесь рублями расплачиваться! Здесь территория Украины, здесь гривна, - приводит неожиданный аргумент Одесса. Короче, ни с одним из нарушителей разобраться «как следует» не удалось - начальство после пары звонков пошло на мировую. То же и с отправкой семей ополченцев в санатории Крыма или Юга России. Оказывается, есть в РФ и такая программа.

Списки семей составляются, разумеется, в ЛНР и, по словам ополченцев, хорошо, если хотя бы 15% из попавших в них, имеют отношение к ополченцам. Остальные – «левые люди», а рядовым бойцам приходится эвакуировать семьи за свой счет. - У них там в тылу, что мир, что война – одна и та же канитель, лишь бы делишки свои провернуть.

Вот нас сюда на границу из штаба и поперли, теперь ты понимаешь почему, мы им там такие идейные не нужны, - подытоживает Одесса, - Вон там южнее нас границу Рим держит, так он вообще всех послал, теперь сам по себе. Но ему-то хорошо, у него там ГРУшники с ним стоят, а мы так не можем. Да, кстати, еще напиши, чтобы в России смотрели, кого сюда посылают. То есть спорить не буду 95% нормальные ребята, но, вот, например, недавно пришел отряд – целый этаж в Краснодоне занял, так там у них шприцы повсюду валяются, прямо с кровью. Это что еще за чума?

Из 95% «нормальных ребят» на границе обнаружилось двое, оба из Калининграда. Один просил про себя ничего не писать, зато другой с позывным «Князь» и восьмиконечной свастикой на автомате рассказал познавательную историю о том, как он добирался из Калининграда в Изварино.

- Меня зовут Святослав и я, скажем так, гражданский активист. Решил приехать сюда, потому что тошно уже «лайками» в интернете воевать. Собрались с ребятами, стали ходить по разным обществам, которые собирают деньги на помощь Восточной Украине, по разным партиям и движениям. И ничего. Собирать-то они горазды, а помогать – нет. Им главное митинг собрать, флагами помахать, в телеке посветиться, остальное их мало волнует. Зато на меня сразу фэсник (сотрудник ФСБ – ДГ) вышел. Ну, побеседовали – он предупредил, что поездка моя будет незаконной. Я сказал, что в курсе, он и отстал. Наскребли мы с ребятами деньги на билет, долетели до Ростова с тридцатью рублями в кармане. Там помыкались чуток, выяснили, что у вокзала таких как мы собирают, а потом на маршрутке на базу везут. Так и оказалось, там еще несколько ребят было. Приехали мы, значит, на эту базу, выходит к нам командир, объясняет: один день в казарме, два на полигоне, а потом ждем отправки. А я его возьми да и спроси: «А сколько мы в общей сложности здесь пробудем?» По-военному спросил, я же служил. С «разрешите обратиться», все как положено. Но он все равно обозлился: «Давай, иди отсюда», говорит. Вот так прямо посреди ночи и выпер меня на глухую трассу. Остальных взял. А я долго еще попутками до границы добирался, перешел ее здесь неподалеку через поле – там только шлагбаум стоит – и, вот, я здесь. Медик-стрелок.

Пока мы разговариваем жизнь на КПП идет своим чередом. Прапор объясняет немногочисленной аудитории как ослепить экипаж БТРа – сначала командирские приборы, а потом уж механика-водителя. Армянин с несложным позывным «Ара» клеит стоящую в ожидании такси барышню – у девушки на сумке нашит украинский трезубец и оба они с энтузиазмом его отдирают. Викинг сидит в ангаре и слушает в рации канал украинской армии: - Десятый готов? - Готов! - Тринадцатый готов? - Готов. - Собираются падлы, - мрачно замечает Викинг и продолжает слушать отчаянно шипящую коробочку. Через некоторое время ему это надоедает и он нажимает кнопку, - Солдаты оккупационной украинской армии! К вам обращается Луганская народная республика. Сдавайтесь! В этом случае м гарантируем вам безопасность. Сдаться в плен и сдать оружие можно любому представителю Луганской Республики, - официальным тоном произносит Викинг. Повторив эту мантру несколько раз, он поворачивается ко мне. - Они же там голодные сидят – сколько раз мы слышали, как они за жратву своих спрашивают. Воевать не хотят, плохо им. Конечно, добровольцы там, наемники всякие – а там постоянно иностранная речь в канале – эти-то не сдадутся.

- Украинише зольдатен! Сдаффайтес!, - дразнит Викинг рацию, - Фам гарантирован фкусный сало и карячи борш! Рация нечленораздельно воет в ответ.

Смеркается. Близится час окончания перемирия. Ополченцы переодеваются в форму, выстраиваются для построения и распределения постов. Один из них – немолодой тихий мужчина в хаки-панаме - подходит ко мне. - Нам бы еще командиров хороших побольше. Вот чего очень не хватает. Мы то, если надо будет, и умереть готовы, но мы же воевать не умеем. И почти все так, и здешние, и те что с России едут.

Прислали бы нам оттуда, - он косится в сторону границы, - хотя бы несколько опытных, толковых, пусть даже не как Стрелков, но хоть каких... Мы здесь держимся на одном оптимизме, - мягко говорит он. Внезапно он сует руку в карман и достает оттуда горсть травы с фиолетовыми цветочками,

- На, понюхай, чабрец. Нарвал его сегодня немножко. - ...С россиянами достигнута договоренность, - вклинивается голос разводящего, - Если будем к ним отходить, делаем так, - ополченец поднимает левую руку с автоматом над головой, а правую сгибает в локте, - и кричим: «Друг-друг-друг» или «Свой-свой-свой». Бойцы выходят и растворяются в темноте. Я ковыляю в сторону нулевого километра – как мне сказали, там, не доходя метров десяти до России, есть траншеи. Ни жестяная крыша ангара, ни здание КПП обстрела не выдержат.

А в окопе все же чуток поютнее. Как выяснилось, не во всяком. Четыре маленьких ямки – метр на метр на метр – вот и вся фортификация. Три норы уже заняты – в двух засели корреспонденты РенТв, в третьей – водитель пожарной машины, пригнанной на пост на случай пожара. Свернувшись ежом, залезаю в оставшуюся ямку. До десяти остается еще пять минут. - Я бы и сам, может, к ним пошел, но глянул, как тут все устроено и не хочу теперь.

Это ж разве окопы? Здесь вообще нормальные командиры есть?, - ворчит пожарник, - Я в армии служил, но отличником там не был ни разу. А и то ж лучше их понимаю. Вдалеке что-то ухает. Смотрю на часы: 22.00. Завидная пунктуальность - сильно нетерпелось, как видно. АТО ухает снова, потом еще. К югу от нас небо подсвечивается кармином. Там за горизонтом поселок Красный Партизан и еще один погранпункт – Должанский. Начать, как видно, решили с него.

Я придвигаю поближе деревянную паллету, которой надлежит прикрыться в случае обстрела, скукоживаюсь в окопе и, позвонив девушке и паре друзей, засыпаю. Просыпаюсь, вопреки ожиданиям, я вовсе не от канонады. Замерз, да и комары закусали. Занимается день. Через границу едут первые машины, бредут редкие пешеходы.

Старичок с десятилитровой канистрой отправляется в Россию, чтобы купить дешевого бензина. Продав его в Изварино, он получит несколько лишних гривен и сможет прожить на них до следующего утра. Муж и жена с парой тюков – беженцы.

- Мы живем здесь рядом, в пяти километрах, - машет мужчина рукой в сторону Краснодона, - И каждый день мы здесь видели столько людей, детей, женщин, в автобусах, пешком, все уезжают. Даже и не знаю, что бы пожелать этому Порошенко. Даже и мы уже убегаем, - голос мужчины начинает дрожать, но он продолжает,

- Я чего не пойму? Мы же в 21-м веке живем, все люди, все цивилизованные. Неужели нельзя все это мирно разрешить? Я никогда в это не поверю. Какие у нас умы есть! Какие политики! Так пусть они покажут свое лицо, пусть покажут, что они могут это остановить. Когда нас Запад услышит? Ну, хоть кто-нибудь?, - по грубому, упрямому лицу начинают течь слезы, - Мужчина заплакал, что тут еще сказать? Всего вам доброго. На часах восемь утра. Я вспоминаю о спасительном чабреце – хоть какая-то ниточка, уводящая из этой сошедшей с ума действительности – и иду ставить чайник. «А я вообще люблю за чаем курить сигариллы со вкусом шоколада», - говорит Дед.

Но вода не успевает закипеть, слышится сдвоенный резкий удар. Ополченцы вскакивают, хватаются за оружие. - Боевая тревога! Обстрел, все по позициям! Вылетаем на улицу. Впереди, в километре от нас пыльный дымок. Машины и люди, двигавшиеся через границу, растворяются в пространстве. - Попали в птицеферму, двое раненых, вызывайте скорую, - трещат рации Проходит пара минут. Новый удар, на этот раз «за шиворот». - Прикиньте мужики, они в нулевой километр ...рят, дядя Вова сейчас на них о-очень сильно разозлится, - радостно сообщает со второго этажа дозорный с биноклем - Да положить дяде Вове и на нас, и на нулевой километр, - бурчит себе под нос кто-то из бойцов. Я звоню ребятам из РенТв – так и не дождавшись «картинки» они недавно уехали в Россию помыться и поспать. - Скоро будет картинка, - говорю - О, спасибо, брат! Сейчас примчим, - радостно отвечает трубка. Новые взрывы, ближе. Пристреливаются. Одесса уже принял душ и надел единственную в отряде песочную форму. Он молча идет к своей машине, открывает багажник. - На, это тебе, - Одесса протягивает мне автомат. - Нет, Одесса, спасибо, это не мой жанр - Возьми. Не видишь, они идут. Тебе же надо как-то защищаться. - Нет, я лучше пойду, ну, уеду в Краснодон - Куда ты поедешь, никого же нет - Придумаю что-нибудь

Часть ополченцев смотрят на меня с недоумением, другие, кажется, с брезгливостью. Одесса молчит. Потом он протягивает мне свою здоровенную руку: «Ладно, давай, удачи» Я ухожу. Оборачиваясь, вижу, как весь отряд сжался под козырьком КПП, какие уж тут позиции. Они не двигаются с места.

P.S. Через несколько минут после моего отъезда была контужена съемочная группа РенТВ. Через несколько часов снайпер застрелил Одессу. Всего в тот день на границе погибло четверо. КПП «Изварино» до сих пор остается в руках ополчения.
источник