Как будто местами мой монолог...
Такой вот тридцатилетний и так многое объясняющий.
Я теперь понимаю, почему Бальзак писал романы про тридцатилетних женщин. Ему про 20-летних (простите, девочки!) писать было не о чем...
Это vero4ka. Это с ЖЖ. И не объясняйте мне, что она младше, я знаю.
Просто она тоже "адреналинозависимая", я так её понимаю, я её читаю, как Библию...
"Так круто - когда успели пройти все эти Большие Буквы, нужно же было обязательно Любить и Страдать, а иначе же Жить Незачем; Умереть Молодым, чтобы не Дожить до Беспомощности, Это Последний Раз, Когда Я Говорю "Люблю"; Этот Мир Жалкая Подделка; интересная жизнь была, такое все было Важное, Серьезное, всегда с моралью, как хорошая басня, "Не Стоит Благодарности" или "Так Мне и Надо"; еще я любила писать "Занавес" в конце каждого, по собственному мнению, блистательного диалога; столько всего было, игры в суицид, большие торжественные подготовки к смерти, все вот эти письма по четыре экрана - я реально не помню, кому я последний раз писала Письмо, а, нет, Мишке весной, а до этого Лехе года два назад - я не практикую писем, совсем; ох, захватывающе все было, все время косишься на невидимого кого-то, говоришь "давай без патетики" так патетически, что люстры дребезжат; нет, это не фальшь была, это ты так функционировала просто, с вот таким вот нагромождением прилагательных (приторно-сладкий, болезненно-любимый, томноокий, златокудрый, гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына - человек, по-моему, проходит все те же стадии, что и литература, начинает с многословного исступленного гекзаметра, заканчивает веселой футбольной кричалкой), и главное, я реально ненавидела возрастных шовинистов, всех этих тетек с понимающими гримасками, "вот через пять лет мы с тобой поговорим", "помилуйте, деточка, что вы можете знать об этом" - я рычала и раздувала ноздри, нет, что вы можете знать об этом, люди-сухофрукты, тьфу; я говорю с Лизой, которой восемнадцать, она спрашивает "что же, без света совсем?", "а что же дальше?" "Он же не мог так все устроить" или "это же так страшно - когда больше некуда идти", - и чувствую себя той тетькой, той мерзкой ухмыляющейся тетькой; она чудесная, моя Лиза, маленькая и чудесная, хочется обнять ее и тискать, Лиза, не бывает черного и белого, "со светом" и "без света", Лиза, нет никакого Одного Его, Лиза, их знаешь сколько, ты офигеешь, когда узнаешь, сколько их у тебя будет, и прелесть, кстати, в чередовании, честно; Лиза, возраст такой, обязательно должен быть возраст, когда не дают, лет с тринадцати до восемнадцати, никто тебе не отвечает взаимностью, и правильно - ты учишься на гитаре играть, свитера мешковатые меняешь на вещи по фигуре, стрижешься, наживаешь какой-то опыт, лечишь прыщи, человеком делаешься - каким бы самовлюбленным идиотом ты вырос, если б у тебя с самого начала все получалось; Лиза, круто, когда невзаимно, когда взаимно, когда как угодно - лишь бы хоть что-нибудь происходило, хуже всего - когда ничего; это ты сейчас думаешь, что Хочешь, Наконец, Покоя - ох, я любила эту фразу еще лет пять назад - никакого покоя ты не хочешь, Лиза, зуб даю,
покой это кошмар и ад для адреналинозависимых людей, как мы с тобой
