Сколько раз я уже повторял эти слова. Про то, что еще не поздно, всем нам не поздно выкарабкаться. Но я один остаюсь, а все меняют направления, и мне хватает ума понимать, что это - не совсем те направления. Я рассеян в мелких россыпях дождя, в тумане, тающим в фарах твоей машины. Время цивилизаций циклично, и никакой прогресс не возродит наши души, потому что вечная неприкаянность - удел человеческий. Целая вселенная коллапсирует во мне. И несмотря на незначительность моей личности, мир отражает мою боль. А я - его. Ведь единичное суть целое. И все мы - просто отражения. Чьей-то невостребованной любви, любви этого мира. Сколько сцен апокалипсиса, анимешками рисованные, видели твои глаза? В метаниях мятежной сути своей я искал лишь покой. Смертельно боясь скуки, устав от глупцов и охреневшей от наркоты и алкоголя "элиты", искал в этом мире нечто, что заставило бы в каждом ударе своего сердца отражать пульсацию этого живого умирающего мира. А мы с тобой, не находящие себе места, мыслили его в совсем другом времени. Но место наше, самое-самое актуальное, здесь: ведь отражение этого времени - в нашей неприкаянности.
Мне было бы куда как проще, если бы я изобрел себе ненависть, своего личного Минотавра, нежно вскормленного в лабиринте больного сознания несчастностью своей и чужой. Ведь я не могу не жалеть, других, не себя, подчас видя в смерти единственно возможное милосердие. Но что с того? Ведь я слишком хорошо знаю, что злость моя - такая хрупкая, как сама жизнь, и чтобы она не говорила, я слышу неровное биение ее сердца и не могу забыть о ее безграничном одиночестве. Я видел столько глаз - карих, серых, фатально-зеленых, - остервеневших, охладевших, ожесточившихся, но живых. И если бы я не помнил о той скорби, что возлагает на нас сам факт существования, я бы выжег их своих отчаянием. Каждый сам себе вселенная, и если, невзирая на свою виртуозную игру, ты не находишь в ней радости и утешения, ты - все равно никудышный игрок. Цель оправдывает средства, но только если ты находишь свое счастье. В смерти ли, в любви. Но ведь ты его не находишь. Ты задаешь мне тысячи глупых вопросов. И даже если я знаю ответ, он не поможет тебе. Каждый сам себе бог в своем личном макрокосме. И я прекрасно знаю, что не ты, нет, я сам себе придумал черную дыру для своей вселенной, надеясь найти смысл хотя бы в разрушении. Люди непроходимо глупы. Им дается жизнь, чтобы пройти это испытание, а прохождение его будет засчитано только если ты нашел свой настоящий, несинтетический кайф, а они все думают о смысле этого испытания и о конечном призе, ищут и не находят. Плодят химер и думают, каким бы оружием с ними совладать. Такая скучающая, блудливая человеческая фантазия, стыдливо мастурбирующая в опасных закоулках мозга, взлелеявшая манию величия, чтобы слюняво словить сомнительный оргазм от возмездия. За свои детские комплексы, за свою слабость, за свое бессилие перед плевыми препятствиями судьбы. Культура элиты - дисциплина, которую мне придется детально вкурить. Псевдонаучная ересь, где я в очередной раз вкурю лишь одну очевидность - то, что высоко именуется "культурой", во все времена и для всех каст было лишь нескончаемой хроникой страданий. Во всех своих прошлых жизнях я проповедовал лишь Любовь, то, что проповедовать никак нельзя, во всех прошлых жизнях я был сотни раз распят на крестах своего такого человеческого сострадания. Но исповедовал ли я ее хоть раз - мне и самому неизвестно. И только идиот мог подумать, что гуманизм и Возрождение предполагают что-то высокое, благородное. Громким словом "гуманизм" прикрывают самое страшное насилие, и в этом не ложь, а грязная правда, с которой я не хочу мириться. Ведь то самое "человеческое" все ищет химеру Любовь, явленную кому-то однажды, кого подвергли жестокой позорной смерти за свою безумную откровенность. И с тех пор эта иллюзия порождает в людях преимущественно лишь жажду обладания, а удержать и оттрахать облако невозможно. И необходимо постоянное отречение, из тех что не обкрадывает, а обогащает, ведь ты избавляешься от кучи ненужных побрякушек, полезных для тупого выживания, но бесполезных в любви. Хотя, я был уверен, что любовь начинается с непреодолимого эгоистического порыва. И, черт знает, должно быть, и до сих пор так считаю.

Так или иначе, истина лишь одна. За все это время было сказано так много вздорных слов, в которых мы слишком запутались, а я так и не пофотографировал твое бледнокожее тело. Я лишь объелся твоими аллегориями, на какое-то проклятое мгновение уверившись, что весь тот бред, что ты говоришь в попытке прикрыть свою безоружную душу фиговым листком цинизма - есть твоя подлинная суть. А теперь я обречен искать себе прощение лабиринтами полуночных улиц за свою постыдную узколобость. В каждом из нас живет паразит и циник, а я настолько позволил себе затуманить голову тем, что ты - всенепременно что-то иное, что-то не столь обреченное, как я сам, что отказывался видеть в тебе то живое, человеческое, также заслуживающее любви, как и все, выкинутое в эту жизнь. Я слишком скаредно сберегал свою нежность, настолько, что так и не смог донести до тебя самого главного. Мы так боимся быть добрыми, боясь, что этим воспользуется, едва мы забудем о самих себе и перестанем бояться боли. Мы так боимся быть уничтоженными, прогнивая внутренне от того, что лучшее в нас оставлено до "лучших времен" и пребывает нереализованным. Глупое забавное существо, сторонящееся своих эмоций, ты никогда не умрешь, если перестанешь бояться боли, боли привязаться и быть отвергнутым, ты никогда не оскудеешь. А я так и не поставил тебе самые прекрасные фильмы, что я только видел. И мой голос так и не стал для тебя нитью Ариадны в мир моих любимых книг. За это - мои искренние извинения. Все, что может быть хорошего, есть в тебе изначально; не изврати это своим пытливым умом. Это - мое единственное письмо к тебе. Впрочем, не только к тебе, но и ко всем, кого я имел слегка печальное счастье повстречать на своем пути.
Everything's magic.