Холодное зимнее небо затоптано всякой дрянью. Звезды свалились вниз на землю в сумасшедший город, в кривые улицы.

В. Набоков "Лолита" 

Она прикрыла глаза и разинула рот, откинувшись назад на подушку и опустив одну байковую ножку на пол. Пол шел слегка под уклон, стальной шарик докатился бы прямо до кухни. Я знал теперь всё, что мне нужно было знать. В мои намерения не входило терзать мою милочку. Где-то за лачугой Билля радио запело после трудового дня о безумной, обреченной любви, и вот она была передо мной, уже потрёпанная, уже с не детскими вспухшими жилами на узких руках, с гусиными пупырышками на бледной коже предплечьев, с неёмкими "обезьяньими" ушами, с небритыми подмышками, вот она полулежала передо мной (моя Лолита!), безнадёжно увядшая в семнадцать лет, с этим младенцем в ней, уже мечтающем стать, небось, большим заправилой и выйти в отставку в 2020-ом году, - и я гладел, и не мог наглядеться, и знал - столь же твёрдо, как то, что умру - что я люблю её больше всего, что когда либо видел или мог вообразить на этом свете, или мечтал увидеть на том. От неё оставалось лишь легчайшее фиалковое веяние, листопадное эхо той нимфетки, на которую я наваливался с такими криками в прошлом; эхо на краю красного оврага, с далёким лесом под белёсым небом, с бурыми листьями, запрудившими ручей, с одним последним сверчком в сухом бурьяне... Но, слава богу, я боготворил не только это. Грех, который я, бывало, лелеял в спутанных лозах сердца, mon grand peche radieux, сократился до своей сущности; до бесплодного и эгоистичного порока; и его-то я вычеркивал и проклинал. Вы можете глумиться надо мной и грозить очистить зал суда, но пока мне не вставят кляпа и не придушат меня, я буду вопить о своей бедной правде. Неистово хочу, чтобы весь свет узнал, как я люблю свою Лолиту, эту Лолиту, бледную и осквернённую, с чужим ребёнком под сердцем, но всё еще сероглазую, всё еще с сурмянистыми ресницами, всё еще русую и миндальную, всё еще Карменситу, всё еще мою, мою... Changeons de vie, ma Carmen, allons vivre quelque part ou nous ne serons jamais separes. Огайо? Дебри Массачусетса? Мерри Мэй? Всё равно, даже если эти её глаза потускнеют до рыбьей блзорукости, и сосцы набухнут и потрескаются, а прелестное, молодое, замшевое устьице осквернят и разорвут роды - даже тогда я всё еще буду с ума сходить от нежности при одном виде твоего дорогого, осунувшегося лица, при одном звуке твоего гортанного молодого голоса, моя Лолита.

Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе.
(с)
Джон Донн

Я больше не мечтаю, Я больше не курю
У меня даже нет больше историй о своей жизни
Я грязна без тебя, Я уродлива без тебя
Я как сирота в больничной общей палате

Мне больше не хочется жить
Моя жизнь останавливается, когда ты уходишь
У меня больше нет жизни….
И даже моя постель превращается в вокзал перрон
Когда ты уходишь…..

Я больна. Абсолютно больна.
Как когда-то, когда моя мать уходила вечерами
И оставляла меня наедине с моим отчаянием...
Я больна. Совершенно больна.
Неизвестно, когда ты придёшь,
Неизвестно, когда ты уйдешь….

Скоро будет уже два года, как тебе наплевать….

Как за скалу, как за грех, я цепляюсь за тебя
Я устала, у меня больше нет сил делать вид, что я счастлива.
Я пью каждую ночь, но все виски для меня имеют всего один вкус
И все корабли идут под твоими флагами
Я больше не знаю, куда идти. Ты везде. Повсюду…

Я больна, полностью больна...
Я истекаю кровью на твое тело
Я как мертвая птица, а ты ...а ты спишь.
Я больна, совершенно больна...
Ты лишил меня всех моих песен.
Ты вытряхнул из меня все слова,
Хотя у меня был талант, пока я не встретила тебя….

Эта любовь убивает меня
И это продолжается… длится…
Я умру одна… Возле радио… Как идиотка…
Как дурра, слушая собственный голос, который будет петь...

Эй! Ты! Окруженный баррикадами!
Ты слышишь?! Я больна!

- Что нового в мире, Равик?
- К чему вам это знать, Кэт? Думайте о чем-нибудь более радостном.
- У меня такое ощущение, будто я здесь уже много недель. Все осталось так далеко, точно затонуло.
- Ну и пусть себе затонуло. Не тревожьтесь.
- Не могу. Страшно. Все чудится, будто эта комната - одинокий ковчег, и окна уже захлестывают волны потопа. Что нового в мире, Равик?
- Ничего нового, Кэт. Мир неутомимо готовится к самоубийству, но ни за что не хочет признаться себе в этом.

(с)

 

Жизнь - это болезнь, и смерть начинается уже с рождения. Каждый вдох и каждый удар сердца - это кусочек смерти, маленький шажок навстречу концу.(с) Э.М. Ремарк "Три товарища"