« Я покажу тебе свет»

Милой Юкари.

Погода в тот день не на шутку раззлорадствовалась, щедро даря человечеству предгрозовое небо и мелкий покрапывающий дождь. Под весом капель, пыль, поднявшаяся еще сутра, оседала наземь, отчего воздух, до этого казавшийся сухим и тяжелым, свежел и наполнялся озоном. Парило. И представьте, каково было мне, одетому в черный парадный костюм и тяжелую кожаную обувь, чувствовать изыски природы.
Изнывая от желания расстегнуть пиджак и ослабить галстук, я неподвижно стоял в кругу людей, наблюдавших за погребением. Как человек, взявший на себя обязанности организатора, я внимательно поглядывал на теснившийся у оград соседствующих могил народ и тяжело вздыхал, коря себя за неудачный выбор места захоронения. Хотя, если подумать, какой тут мог подразумеваться выбор, если единственным еще не проданным участком в момент покупки оказался именно этот - на стареньком кладбище, расположенном загородом.
Тишина затягивалась, способствуя мелькавшим мыслям грузом оседать на плечи – головная боль была неизбежна.
Напряжение, копившееся со дня смерти Максима, искало выхода, заставляя в сто крат агрессивнее реагировать на любое недовольство.
И я отвернулся – надоело разглядывать бледные, затаившие дыхание лица, и посмотрел вдаль с желанием успокоиться.
- Дима, - знакомый голос так не во время отвлек меня и заставил бросить взгляд на твое бескровное лицо.
- Да, Тем?
Но ты замолчал, опустив взгляд себе под ноги. Создалось впечатление, будто тихо сказанное секундой назад «Дима» оказалось игрой моего воображения.
- Как хочешь! - раздраженно шикнул я и отвернулся.
Весьма предсказуемо: в разрез с желанием быть понимающим, появилась чертова злость. Об умершем говорить плохого не хотелось, потому я крепко сжал зубы, не позволяя сорваться с языка мерзкому словечку.
- Еще бы заткнуть мысли, - саркастично шепнул внутренний голосок. Но на бесполезные, а главное, заведомо провальные заявления я давно перестал обращать внимания.
А все дело было в тебе. Я не знал, что тогда думать. Казалось, человек умер, вот его похоронят, помянут и все. Но нет, это простая последовательность в нашем случае переставала работать – твой Максим продолжал существовать: хотя бы и в мыслях. Не знаю, как это выглядело с твоей стороны, и вообще, обратил ли ты внимание, но мне было не по себе. Очень – ты все еще принадлежал ему, вместо того, чтобы забыть и остаться со мной - живым, настоящим. И я злился от понимания того, что ты не смог бы предать человека даже таким образом, грубил в ответ и молчаливо пялился на присутствующих, нервно сжимавших фальшивые, купленные ради приличия носовые платки.
Несмотря на бушующий ураган эмоций, лицо мое в тот момент не дрогнуло – я добросовестно выполнял свою роль организатора и старался не вспоминать свои лицемерные мысли, тем самым, оставляя неминуемо последующее за этим покаяние на потом.
Не чувствуя напряжения, возникшего после нашего разговора… если пару слов, сказанных в пустоту, можно было так называть, я нетерпеливо посматривал на дорогу и на секунду задержал дыхание, когда, наконец, вдалеке показалась машина. Тут же послышались едва ли радостные вздохи присутствующих – видимо, не один я с нетерпение ожидал завершения мероприятия. Вероятно, всем осточертел этот солнцепек…
Глупое оправдание. Глупые ужимки. Но вряд ли меня заботило, насколько этично выглядели со стороны попытки скрыть мерзкую ухмылку и сияющие глаза. В тот момент я был противен сам себе, просто потому, что походил на чертового ублюдка.
Спустя несколько минут, я, как и все присутствующие, наблюдал мелкую осторожную поступь рабочих, взваливших себе на плечи «тяжелую ношу». Позади них горделиво шествовал священник с торжественным выражением лица, придавшим деянию еще больше важности. Эта неправильность и отвлекла меня - я от неожиданности вздрогнул вслед за тобой, когда один из рабочих, споткнувшись, чуть не уронил резной деревянный гроб. На секунду забыв о своей глупой обиде, я перевел взгляд на тебя, стоявшего впереди и закрывавшего меня от любопытных глаз остальных собравшихся. Казалось, прошла вечность, прежде чем я понял значение твоих поникших плеч и судорожно сжатых пальцев рук, которые ты прятал ото всех – но не от меня - за спиной.
От осознания того, что ты позволил мне приоткрыть завесу тайны своих раздумий, по телу разлилось тепло, сердце затрепетало, а мысли, до этого в беспорядке носившееся в сознании, сформировались в один четкий, но совершенно обезоруживающий вопрос: «Разве ты мне настолько доверяешь, что в силах позволить заглянуть настолько глубоко?»
Пока я пытался разобрать причины неожиданного доверия, священник качественно и с достоинством нес службу, убеждая окружающих в благопристойности деяний усопшего и всепрощении людей, возжелавших проводить в долгий путь близкого человека. Собравшиеся, поддавшись минутному гипнотическому влиянию молитв, как будто осознавали всю тяжесть ситуации: кивали в такт бормотанию служителя церкви. Такое поведение на первый взгляд казалось верхом приличия и милосердия, но спустя минуту, словно очнувшись от полуденной дремы, приглашенные опять начинали нервно посматривать на тебя, ожидая хоть какой-нибудь да реакции. Видимо, они так и не смогли заметить, что притихшему парню совсем не было дела до провокационных перешептываний за спиной по поводу отношений, связывавших его с погибшим.
И тут все закончилось - мысли и сказанные полушепотом слова заглушил мерный стук земли о крышку гроба.

***

Я бы рассмеялся тогда, обнаружив у себя остатки сил - единственной мыслью, возникшей у меня при взгляде на твое бесчувственное тело, оказалась та самая «земляная» дробь.
Стук. И словно мое живое, еще дышащее тело засыпало в неизвестных чувствах. Стук. Я как наблюдатель со стороны спокойно смотрел на свое погружение в бездну и ничего не мог изменить.
Прикосновение к холодному стеклу реанимации отрезвляло и возвращало к действительности. Я недоуменно смотрел вокруг, пытаясь что-то понять, но взгляд натыкался лишь на стерильную чистоту больничных стен. «Нет грязи», - несуразная мысль возникла в голове, но я возвратил внимание на тело за стеклом.
Ты, мертвенно бледный, лежал на кровати. Твоя грудь чуть вздымалась вместе с работой аппарата искусственного дыхания.
«Он дышит, он живой. И с ним больше ничего не случится», - наивный, убеждал я себя, с трепетом ожидая, что веки больного вот-вот откроются и покажут яркие зеленые глаза. Но ресницы оставались неподвижны.
Прошло всего два месяца с того дня. Похороны завершились, как и положено: поминками и беспробудным пьянством некоторых приглашенных. После кое-кто даже всплакнул, ударившись в воспоминания: «каким же хорошим и добрым мальчиком был Максим», что меня несказанно удивило.
Много любопытного было сказано тогда, но мое внимание принадлежало одному единственному человеку, который по приезду с кладбища тут же скрылся в комнате и больше не появлялся, красноречиво игнорируя даже пьяные вопли присутствующих.
Изредка, когда мог отвлечься от разрешения организационных вопросов, я забегал проверить Тему. Тот сидел на письменном столе возле подоконника и смотрел на пол, покачивая ногами в такт своим мыслям. Иногда он все же поднимал голову и кивками реагировал на мои слова. Но толку то. При взгляде на его по-детски невинное задумчивое лицо я не мог произнести ни слова да лишь недоуменно таращился на, казалось, сжавшуюся фигурку брошенного ребенка.
Я понимал, это выглядело ненормальным: человек, перенесший даже такие тяжелые эмоции, не должен был реагировать незаинтересованным взглядом и бледным выражением лица. Но тогда я лишь смотрел на Тему и тихо проскальзывал в проем двери – боялся потревожить.
Свой недельный отпуск я провел у Артема. Первые четыре дня необходимость моего присутствия была вызвана подготовкой похорон и решением всякого рода формальностей. Я видел, что Тема был слишком подавлен и не мог разрешить ситуацию самостоятельно, потому вся тяжесть ответственности легла на мои плечи.
Возможно, я поступил тогда неверно: нельзя было влезать со своей помощью и опекой в твои дела. Возможно, лучшим вариантом в той ситуации было окунуться тебя в реальность, а не позволить оставаться в своих мыслях. Но… но думать об этом уже было поздно – я стоял по ту сторону реанимационного стекла и ничего не мог изменить.
Следующие три дня я провел рядом с тобой. Ты ни словом не возразил, когда я, выпроводив всех гостей, достал из шкафа чистую простынь, подушку и начал стелить себе диван. На мой осторожный вопросительный взгляд ты ответил кивком. Стало жутко. Но пробовать вызвать какую-либо реакцию я не стал, спорить желание исчезало – слишком утомляло постоянное наблюдение за тобой, как будто, и вправду, что-то могло случиться.
Покидал я квартиру нехотя. При всем моем желании, больше оставаться рядом с тобой не было возможности, да и что скрывать, сил. Твое состояние и постоянное психологическое напряжение изматывали меня похуже занятия спортом и налоговой проверки вместе взятых. Вы спрашиваете, на что я надеялся, оставляя человека в таком состоянии? На отдых и благополучное стечение обстоятельств. Сам знаю, глупо. Но я все равно сбежал.
Однако по возвращению в собственную квартиру легче не стало. На работе случился полный завал – пропущенная неделя требовала к себе двойного внимания, а родители внезапно захотели наблюдать своего единственного сына. Пришлось разрываться на несколько частей. Я пытался связаться с тобой по мобильнику. Только глупая и надоедливая фраза: «Абонент временно не доступен» - казалось, уже выведена крупными буквами у меня в голове. Надежды на отдых не оправдались.
Спустя пару дней бесконечный поток проблем и забот был прерван неожиданным звонком соседей. Обычно равнодушная бабушка беспокойным голосом интересовалась у меня твоим местонахождением. Словно громом пораженный, я не знал, что ответить – абсурдность вопроса не укладывалась у меня в голове. Проблеяв что-то невразумительное, я кинулся из офиса к машине и, игнорируя некоторые из правил дорожного движения, попытался как можно быстрее достигнуть твоей квартиры.
Дома тебя не оказалось. Побродив по двухкомнатной квартире, заглянув даже на балкон, я вышел на лестничную клетку и начал опрос соседей. Та бабушка, что позвонила мне, утверждала, что ты в понедельник просто покинул квартиру и больше не возвращался. Не больно то сперва и поверив ее словам, я поинтересовался у соседей напротив, но никто из них не смог ничего добавить. Началась паника. Сходя с ума от беспокойства, я влетел в квартиру, хлопнув дверью, и уселся на пол. В голове был полный бардак, мысли путались: я не знал, куда мне бежать и что делать.
Кое-как взяв себя в руки, я начал обзванивать наших совместных знакомых по тусовке. Согласен, первая мысль о том, что ты пропал без вести, была дурацкой и носила безосновательный характер. Услышав с пятерку раз одну и ту же фразу: «А разве что-то случилось?» я все же бросил глупую затею интересоваться у наших местных блядей твоим местонахождением и решился набрать номер Лешки, твоего сокурсника по медфаку.
- Артем у второй. Сидит на лавочке недалеко от главного корпуса, - сообщил мне Леша и, пробормотав что-то о своей занятости, бросил трубку.
Не сразу вникнув в смысл сказанного: какого к черту корпуса? - я тупо уставился на трубку разрывающуюся гудками, а после медленно и осторожно положил ее на комод. Но уже спустя секунду я, хлопнув дверью, бежал по лестнице, совершенно забыв о том, что в доме есть лифт.
Ты нашелся. Черт, ты нашелся! – радостная вопль не хотела покидать моего рассудка и в течение всего получаса езды до городской больницы №2 мучила меня своей назойливостью и излишней эмоциональностью. Я словно умалишенный гнал по проспекту, совсем не думая о том, что меня могло ждать впереди - эта неделя воистину стала началом окончания безмятежности моей жизни.
Добравшись до больницы, представлявшей собой совокупность нескольких корпусов, я с недоумением искал глазами твою заметно исхудавшую за последние месяцы фигуру. Обследовав все лавочки, расположенные у главного отделения и не найдя ни малейшего признака твоего присутствия, я решил пробежаться по всем корпусам твоего нынешнего места работы.
Подгоняемый неизвестным чувством, я быстро обежал все 5 корпусов и в растерянности остановился – ты отсутствовал. Тебя не было ни во дворе, ни в корпусе… а медперсонал, чувствую, меня запомнил надолго с моим извечным вопросом: «А вы не встречали здесь парня лет 23, с ...?». Рука тут же потянулась к мобильнику. Мысль о том, что Леша мог меня обмануть, не укладывалась в голове – он прекрасно знал, как и что я чувствую к Темке и просто… ну не мог он сказать неправду и все!
- Слушай, а ты точно уверен, что он был у главного корпуса, а? – невозмутимость и спокойствие давались мне ой как нелегко. – Потому что его тут нет. И у детского корпуса нет… Его ВООБЩЕ ЗДЕСЬ НЕТ!
- Дима, я уверен. Я наблюдал за ним из окна. Он просто сидел у ГЛАВНОГО корпуса. Признаю, я его упустил из виду – пришлось срочно бежать в приемную. Извини… но я не думаю, что он мог далеко уйти за 10 минут моего отсутствия. Поищи еще раз.
И я искал. Совсем недолго. Достаточным оказалось просто завернуть за угол онкологического корпуса.
- Лучше бы мне этого никогда не видеть, - появилась первая мысль. И сердце заболело.
Твои глаза смотрели вверх на точку в районе второго этажа. Могу поклясться чем угодно: то, что ты так отчаянно высматривал, было пятое по счету окно. Чего ты ждал, Тема? Может быть колыхания занавесок? Может быть того, что силуэт человека-погребенного-неделю-назад тенью мелькнет между штор? Чего ты ждал, черт возьми?!
А все просто. Все очень просто: ты сидел под окном Максимовой палаты и, не отрываясь от созерцания потресканной рамы окна, ждал его появления.
- Чего ты здесь сидишь?! - заорал я как ненормальный и, подбежав к тебе, схватил со всей силы за руку. – Нет его здесь!
Ты в ответ дернулся и посмотрел мне в лицо.
Полностью потеряв контроль над своими эмоциями, я потащил тебя к машине, совсем не реагируя на твои вялые попытки сопротивляться. Дотащив, я резким движением впихнул в машину, и, удовлетворенный, уселся рядом, не переставая повторять: «Ждешь его? Не терпится? Ну и отлично, сейчас встретимся».
По дороге к кладбищу весь мой задор практически сошел на нет. Как и идея устроить Темке «свидание» со своим ненаглядным начала казаться не такой… замечательной и забавной. Сомнения требовали разрешений, но я упрямо давил на газ и, наконец, достигнув цели, припарковался у ограды.
- Выходи, - уже более спокойным тоном приказал я, по-джентельменски приоткрыв перед тобой дверь.
Всю дорогу я не обращал на тебя никакого внимания. Да и, честно говоря, не больно хотелось – я был зол и страшно обижен, но не потому, что это была по-детски глупая прихоть - ты ранил меня своим поступком. И мне хотелось мести… за то, что меня так легко растоптать, за то, что меня так легко заставить сходить с ума.
Ты последовал моему приказу и тихо вышел из машины. Оглянулся, и я, пристально наблюдавший за выражением твоих глаза, не увидел в них и тени понимания.
- Пошли, - бросил я и поспешил к калитке. – Вот видишь, - оглянулся я, чтобы удостовериться, что ты следуешь за мной, - здесь похоронена какая-то тетенька. Она похоронена, потому что умерла. Наверное, как и Максим, она сначала лежала в больнице, а потом скончалась. Вот еще одна могила и еще. Эти все люди умерли, понимаешь? Их больше нет в живых, а мертвые не воскресают. То есть.. это навсегда, понимаешь? Не стоит их где-то ждать… потому что нужно принять их смерть. Смотри, Тема, - мы подошли к совсем свежей еще могиле, - узнаешь? - так и не дождавшись ответа, я продолжил. – Это могила Максима. Помнишь, мы на прошлой неделе приезжали сюда, помнишь, как мы из больницы забирали его тело? Максим здесь, он похоронен, его нет в живых, понимаешь? И его не стоит где-либо ждать, он все равно не придет, - я закончил и посмотрел на тебя, ожидая хоть какой-нибудь да реакции… и увидел улыбку.
Я не думал, что мои слова когда-нибудь окажутся правдой… но Темы действительно здесь не было. Рядом со мной стоял какой-то неизвестный парень с умиротворенной улыбкой на губах.
- Ты понимаешь меня, Тема? – в панике воскликнул я. - Ты его больше никогда не увидишь! Где бы ты его не ждал, он все равно не придет!
С этого дня ты словно сошел с ума. И я вместе с тобой, потому что от того безумия, которым меня накрывало при виде тебя, с надеждой в глазах ожидающего появления Максима, не возможно было избавиться. Я приезжал за тобой к онкологическому корпусу, под окнами которого ты просиживал целые дни, забирал тебя из-под дверей квартиры, в которой жил Максим, от университета, в котором он учился… и плакал ночью, глядя на тебя, перебирая в руках твои светлые волосы.
«Время ожиданий» - как прозвал я про себя этот двухмесячный период было горько-сладким - не смотря на твою безнадежную любовь к умершему человеку, ты позволял мне себя целовать. Но всему приходит конец. И наше время не стало исключением.
Утомленный бесплотными надеждами, я не заметил, когда все изменилось. Просто однажды ты остался дома, изменив своей привычке просиживать все свое время у больницы. И однажды ты перестал улыбаться. Я в беспорядочном замешательстве пытался высчитать, хорошо это или плохо, но для решения задачи не хватало данных. Правда, вскоре они не преминули появиться. Но я уже не был рад этому - мне это было не нужно.
Обнаружить тебя в бессознательном состоянии лежащем на кровати не стало удивлением. Видимо, на подсознательном уровне я этого ожидал – самоубийство. С хладнокровным спокойствием я вызвал скорую, подобрал сложенные аккуратной стопочкой упаковки обезболивающего и с приездом медработников собрался в больницу вместе с тобой. Ты был жив. И это для тебя впоследствии оказалось диагнозом.

***

Реабилитация впоследствии состоялась, по крайней мере, она попыталась состояться, но достичь каких-либо успехов ни я, ни психологи не смогли. Более того, я с отчаянием осознал, что ты не хочешь со мной разговаривать и всячески стараешься избегать моих прикосновений.
Решив пока не тревожить, я оставил тебя на попечение врачей, утверждавших, что с каждым днем ты идешь на поправку и через максимум две недели сможешь вернуться домой.
Возвращение оказалось… немного сумбурным. Ты не желал уезжать со мной и пообещал по прибытию выставить меня из своей квартиры, на что тут же отреагировали врачи, уверив тебя в том, что в таком случае ты никуда не уйдешь – без присмотра кого-нибудь из знакомых категорически нельзя оставаться. Пришлось согласиться, но для меня не осталось незамеченным то, с каким недовольством ты смотрел на меня. Один плюс: потрясла и обрадовала буря эмоций, хоть и не совсем положительная. Вновь появилась надежда, что все обойдется… пусть даже и ценой собственной души, разрывавшейся от не взаимности.
Отношения, возникшие между мной и тобой по прибытию из больницы, невозможно было определить. Да, порой казалась существующей хоть какая-то да взаимосвязь, но в большинстве своем это было чистейшей воды игнорирование. Казалось, что я живу не с любимым человеком, а с соседом по коммуналке, порой безразличным ко всему живому, а порой слишком ехидным… наверное даже от одиночества.
Но, не смотря на такое отношение, я не прекращал наблюдать за тобой, старался пораньше возвращаться с работы и заботиться в той мере, в которой ты мне это позволял. Время шло, ты старательно делал вид, будто стал совсем другим и перестал волноваться о случившемся, и даже, к моему собственному удивлению, стал ходить к Лешке. Наверное, хотел таким вот образом одурачить меня? Усыпить бдительность? Я был без понятия. После стольких вещей я стал казаться сам себе параноиком: разве считается нормальным поведение пробовать высчитать подтекст там, где его и в помине быть не может? А отпрашиваться с работы с целью определить, где ты и что ты делаешь? Вы бы видели мой загнанный взгляд, когда Тема не ответил на звонок в середине рабочего дня.
Не смотря на всю стойкость и спокойствие, которые я показывал тебе, внутри меня мучили сомнения. Мне было любопытно, задавался ли ты вопросом, почему я так делаю, почему все еще рядом и не реагирую на все твои попытки ударить побольнее. Интересовало ли тебя, каким образом мне удается узнавать информацию о тебе, где ты и что ты делаешь. Может быть, тебе я был даже небезразличен… но свои предположения я никогда не пытался разрешить - зарывал их поглубже в сердце.
Иногда мы, правда, разговаривали. Имею в виду, цивилизованно, без обвинений и саркастичных замечаний. Особенно хорошо помнится, как ты случайно опрокинул на себя чашку с холодным чаем. Минуты паники и веселого смеха я не забуду никогда. Следом же последовали рассуждения о тех вещах, которые раньше оставались «просто вещами». Одно но: о том, что жизнь медленно, но верно уходила без нас, мы старались молчать.
Прошлое пыталось забыться. Так и требовало отступить хотя бы на шажочек от того бешеного темпа, который я выбрал для себя. Мне следовало заподозрить неладное с самого начала? Бессмысленно. Как и обвинения в том, что я виноват в твоей смерти, ведь так? Но думаю, это было неизбежным. Ты умер еще тогда, на кладбище, те удары земли о крышку гроба закапывали тебя вместе с ним. Остальное – случилось лишь для галочки.

***

Ключи выпадали из рук. Бешеное волнение не давало сосредоточиться и, наконец, вставить ключ в скважину. Действительность была словно во сне – мутная, белесая, туманная. Я не замечал себя, наблюдая произошедшее со стороны: как мне удалось зайти в квартиру, как я сразу же кинулся в твою комнату, где тебя не оказалось, как начал открывать везде двери, как обнаружил тебя в ванной… в крови.
Мое безумие окончательно поглотило меня: я, словно заведенный, подскочил к тебе и начал трясти бессознательное тело, совсем не замечая, как твоя голова с силой стучит о кафель.
- Ты не можешь. Нет, ты не можешь уйти, - глупая фраза, будто молитва, не отпускала мое сознание.
Что я пытался сделать таким образом? Разбудить тебя? Повернуть время вспять? Проснуться?
- Зачем? Я покажу тебе свет.

***

Погода в этот день не на шутку раззлорадствовалась, щедро даря человечеству предгрозовое небо и крупный холодный дождь. Под весом капель оседали наземь желтые осенние листья, скорее лишая деревьев законного покрова. Я неподвижно стоял в кругу людей, наблюдавших за погребением, и сжимал в руке непочатую пачку носовых платков.
Мыслей и слов не хватало. Все.. до боли было знакомым с той лишь разницей, что запахнуться в плащ хотелось потеплее - холодно и ветрено оказалось сегодня в моей душе.
Молитвы прошли мимо меня, как и беспокойный шёпот окружающих. Единственное, что осталось - твое лицо, такое умиротворенное и светлое. Как будто и правда то, что случилось, оказалось лишь светом. Только для кого – меня или тебя?