Кофе и сигареты… Это словосочетание стало нарицательным. Для нас с тобой особенно. Кофе и сигареты – это нечто особое, очень ценное, личное, хрупкое… Больше, чем просто напиток и сушеные листья, подпаленные огнем. Как думаешь, это действительно так? Кофе и сигареты… Этот запах, этот привкус. Когда облизываешь губы, делаешь затяжку, и это горечь смешивается…
Для нас с тобой это не просто слова, не просто приятное сочетание. В этих словах заключена наша душа. Терпкий, стойкий, пленительный аромат кофе. Едва уловимый парок извивающийся над теплой чашкой. И горьковатый привкус дыма, струящегося по легким. Этот запах остается на пальцах, въедается в одежду и даже после сотни стирок аромат кофе и сигарет вновь и вновь возвращается, перебивая самые стойкие кондиционеры для белья…
Сколько лет ты куришь? Все время, сколько я тебя знаю, ты куришь. Сигарета стала твоей спутницей, элегантной сопровождающей. Идеально белая, стройная, без изъянов. Аромат ее угасающего, испепеленного тела, уже въелся тебе в кожу. И когда я тебя целую, кажется, что на языке остается это странное, чуть вязкое послевкусие сигарет. Меня сводит это с ума, срывает крышу, я перестаю контролировать себя. Непостижимо… А казалось бы – это только сигареты.
Сколько лет я пью кофе? Сколько себя помню, столько и пью. Пустые, полупустые чашки из под кофе по всему дому, стали словно нашими сожителями. Остывший кофе, горячий кофе. С молоком, с перцем, с корицей, с коньяком, с ликером. Эти запахи наполняют раз за разом наше жилище. Разносятся по всему его пространству. Мне сносит голову от кофе почти так же как от твоих сигарет, почти так же как от поцелуев.
Я дурею каждый раз, когда мы садимся с тобой ночью на кухне. Иногда совсем выбитые из последних сил, без всяких желаний, некие аморфные существа… Тогда я ставлю на плиту джазву кофе, ты пододвигаешь к себе пепельницу… и начинается диалог. Хотя мы можем молчать, сидеть в абсолютной тишине, только слушать, как иногда недовольно фыркает твоя сигарета и шипит мой кофе. Мы можем смотреть друг на друга, угрюмо, с недовольством, как-то упрямится или же, наоборот, искрить глазами, улыбаться тепло и расслабленно. Было все. Эти сигареты и этот кофе знают все про нас с тобой. Вплоть до каждого движения, каждой мелочи. Они свидетели нашей жизни. Ее молчаливые участники. Наша с тобой жизнь это сплошные сигареты и кофе. Суть в этой смеси, наша с тобой суть там, не находишь? В этой странной, дурманной смеси.

У каждого из них свое, бесконечно курящее прошлое. (с)



















Manga DOGS

В голове звучит блюз... что-то из того, что слушаешь ты.
На часах за полночь. Лунный свет танцует на пороге. Я стою на подоконнике и курю в форточку. Руки совсем замерзли, покраснели от холода. Ветер гуляет среди деревьев, иногда залетая в сливу у меня под окном. Он шепчет что-то... очень тихо, какую-то тайну или мелодию?.. Но я не могу разобрать его слова. Пока не могу.
Чему улыбаюсь? Тоже не знаю, пока.
Сигареты слишком крепкие для меня. Других больше нет. Но я докурю до самого фильтра. Хотя бы потому, что танец сигаретного дыма и лунного света прекрасен. Ради этого стоит пренебречь и холодом, и этими резкими сигаретами, их тяжелым привкусом, что вяжет язык.
Он прекрасен... этот танец. Они такие разные, этот сигаретный дым и лунный свет. Что у них есть? Лишь этот танец. Когда дым резко вторгается, извивается то единым потоком, то непременно расслаивается. Он тянется к свету, к его холодным, спокойным струнам, тихо слоящимся в воздухе.
Тлеет сигарета, почти бесшумно чуть недовольно потрескивает. Ей подпевает ветер, он напевает свою песню среди желтеющей листвы. Он ревнует. Лунный свет рассекает его, проходит насквозь тысячи, миллиарды раз. Сигаретный дым рассеивается, стоит только лишь приблизится ветру. Тает, исчезает, становится незримым для глаза, уходит в лунный свет, растворяется в нем. Ветер одинок.
Так светло... Мы не в Питере и это не белые ночи. Это полнолуние. Когда шершавая луна решила блеснуть во всем своем вечно шикарном наряде. Она вообще довольно самовлюбленная барышня, каждый день поворачивается то одни, то другим боком, чтобы мы оценили. Она так великолепна, она не кричит о себе как Солнце и звезды. Она тихо посылает нам свой свет, чтобы он танцевал на наших улицах, домах, проспектах, крышах...
Случайная, мимолетная встреча с сигаретным дымом... редкая встреча. Незабываемый танец на пустынных, холодных улицах, когда они сплетались, становились единым. На секунду... забывалось все. Такие разные...

А вам когда-нибудь приходилось видеть?..

***
Как же я ненавижу эту страну… Всю эту атмосферу вседозволенности, ненаказаности и разврата. Нет. Конечно, Голландия не была такой вся и всегда. Но мои Нидерланды были именно такими. Дома дышащие на ладан в неблагополучном районе, где даже стены пропитаны запахом сырости и дешевым табаком. Где на улицах слышны пьяные визги и на каждой улице бордель. Откровенно говоря не лучшее место в мире. Растить сына в такой атмосфере… И деваться некуда. Лишь крепче сжимать зубы, терпеть, ждать и надеется на чудо... Человек такое создание, что всегда надеется на что-то мифическое, верит в проведение, в судьбу, в конце в концов. Человеку надо на что-то надеется и во что-то верить. А там уже дело каждого. На что я надеялся забирая Криса и уезжая сюда, в эту треклятую страну?! Дурак.
- О чем думаешь?! - я обернулся, слегка натянуто улыбнулся. Клер… Девушка, с которой я на пару снимаю эту эмммм… ладно, назовем это квартирой. Что ж… хоть с соседкой повезло. В меру ответственная, задорная девчонка, студентка, которая сбежала от родителей подальше, в столицу. Я еще раз посмотрел на нее, встряхнул головой и снова отвернулся к окну. По стеклу медленно и заунывно ползли капли дождя. Рассохшееся дерево оконных рам разбухло и потемнело. Краска, местами изрядно облупленная, от мягких ударов воды осыпалась еще кое-где. За окном ярко горели заманивающие фонари борделей и баров. Что ж, находились люди, которые попались на них. По крайней мере, я видел как закрывались очередные двери. От окна немного тянуло - сквозняк. Я оторвался от лицезрения этой уже привычной картины и поставил на газ чайник, чтобы хоть как-то согреться.
- Слушай, Клер, бабуля там уже теребит насчет оплаты… - собраться с мыслями, напряженно выдохнуть… О боги, как я ненавижу эти разговоры и с каким трудом они мне даются. Бессильная злоба, вот что меня одолевает в эти моменты.
- Да знаю, она уже несколько раз звонила, доставучая… Сделаешь чай?
- Сделаю куда денусь, - с легкой обреченностью я полез на полочки за чашками и чаем в пакетиках. Немного скривился и залил все это кипятком. Поставил перед девушкой чашку, немного разливая незаварившийся чай на стол. Чертыхнулся, вытирая воду.
- Чего дерганый такой? – девушка пару секунд хмурилась, пытаясь поймать мой взгляд, который снова уперся в окно. – Ясно, - хмыкнула она. Чайная ложка раздражающе стучала по стенкам чашки. Я кусал губы. После минутного напряжения, она продолжила. – Ну хочешь я заплачу полностью, снова… - добавила она немного зло.
- Ты же знаешь, когда у меня есть деньги, я отдаю. Сейчас их нет.
- Тоже мне, мужик… - она снова зло хмыкнула, закинула ногу на ногу и начала нервно качать ею. Это сработало не хуже часовой бомбы. Я никогда не научусь держать себя в руках. Сидел, пыхтел, едва держался чтобы не ответить что-нибудь резкое, злое и ядовитое. Да хотя, что там было отвечать?! Все видно, как на ладони. И хуже всего то, что меня этим тыкали, как нагадившего щенка в испорченные туфли. Это невыносимо. – Сколько тебе Ден? 27, 28? Ты живешь в этой помойке, с маленьким сыном, в чужой стране, с поддельными документами, не зная языка, без работы, за счет стипендии студентки-соседки. Это ты считаешь нормальным, да?! – ее голос дрожал. Конечно, она была права, я это знал, и от этого становилось так паршиво, чтораздирало грудь. И главное: не ответишь ничего. Но этот тон!..
- Кто ты мне такая, чтобы заявлять об этом? Думаешь, сам не знаю?! И мне от этого не противно?! Но, твою мать, я, что, не пытаюсь?! Просто целыми днями сижу и пялюсь в окно, дырку на штанах просиживаю, да?! – резко вскочил, что опрокинул табурет, схватился за волосы, крепко сжал пряди, оттягивая назад. Как будто могло помочь. Не разбудить бы Криса, этим ором. Я прокашлялся, быстро глотнул ожигающе горячего чая. На узенькой, продолговатой, совсем карикатурной кухне, воцарилась тишина, напряженная, липкая, где слышен каждый раздраженный вздох. Боже, как я все это ненавидел. Мой личный ад при жизни, в который я сам себя вогнал. Идиот.
Клер, все так же сидела напротив раскачивая ногой и шумно мешая чай в кружке. Я все так же упрямо смотрел в окно.
- И какой же твой следующий грандиозный план вызревает в твоей голове?! – с издевкой поддела девушка.
- Планов много, но все они слишком крайние, - зло отмахнулся я, чем заслужил еще один презрительный фырк.
- Ден, у меня сейчас нет денег. И старушенция явно дает понять, что никаких поблажек на этот раз не будет. Прости, что сорвалась, - девушка опустила взгляд. Я тяжело вздохнул, но так и не оторвался от окна. Одна за одной дождевые капли ползли друг за другом паровозиком.
- Вообще нет или конкретно для меня? – сухо поинтересовался, отпивая немного чая. Было как-то гадко.
- Вообще, - немного с надрывом, как будто сейчас разрыдается, ответила девушка. Взглянул на нее, действительно глаза были влажные, она упорно терла их тыльной стороной ладони, вытирая предательские крупные соленые капли. Она подтянула к себе колени, обняла и каштановые волосы закрыли ее от мира, будто зонтик. Очень хотелось курить. Зажечь нервно дергающийся огонек зажигалки, втянуть в себя тяжелый сигаретный дым, почувствовать как он сочится по горлу и оседает в легких… Но увы, не суждено. Я просто сидел, смотрел в окно и слушал редкие всхлипы рядом. О чем я думал? Да какая к черту разница…
- Эй, ну перестань реветь. Итак сыро и тошно. Будут деньги. На этой неделе, даю слово, - от этого обещанья по спине пошла дрожь, немного передернуло. Девушка смотрела на меня заплаканными, красноватыми глазами, мне почему-то стало стыдно. Но с другой стороны, человеку ведь надо во что-то верить?
- Врешь, - улыбнулась она.
- Может быть, - я пожал плечами. – Иди спать, - снова отвернуться к окну, следя за лужами на улице. Часов до двух бороться со сном и желанием закурить. А еще думать… думать, что все это слишком тонкая материя – человеческая надежда.

***

- Я рада, что наконец-то начали платить во время… - казалось старческий голос скрежетал по воздуху. Конечно, языка я не знал, поэтому улавливал лишь интонацию. По ней и понял, что старушенция более менее довольна. Она еще раз обошла квартиру, проверяя все ли в порядке. Нууу… честно говоря, то все службы, и ремонтные в том числе, давно бы забраковали и эту квартиру, и этот дом, но как будто им нечего было делать, а нас с Клер пока все устраивало. Пока состоялся осмотр, я пошел к сыну. Крис увлеченно возился на полу с игрушками, издавая сопутствующие звуки. Я смотрел в сторонке, в последнее время, сын предпочитает самостоятельность. Что ж поделать, взрослеет мой малыш. Понаблюдав за ним еще немного, я услышал хлопок входной двери. По инерции обернувшись, увидел сияющую Клер, девушка поманила меня за собой на кухню. Снова медленно и томительно закипал чайник. Сквозь тучи на улице пробивалось сентябрьское солнце и заливало неправдоподобно узкую кухоньку.
- У меня просто в голове не укладывается! Ден, ты волшебник! – девушка подлетела, я даже не сообразил что происходит, крепко обняла, чмокнула в щеку, оставив липкий след от блеска, и так же быстро отпрянула заваривать чай. – Мы с тобой утерли нос этой старухе! Сегодня даже не ворчала, заметил?! – Клер что-то оживленно, задорно щебетала, копируя повадки хозяйки квартиры. Я, словно не замечая всего этого, наконец-таки закурил. Так приятно было ощущать этот дурман в голове, легкую поволоку. Следить за тонкой струйкой дыма, которая источала тлеющая сигарета. Однако, даже они не спасали от слизкого, противного чувства, которое росло внутри… Щелчок, прямо перед глазами. – Не спи, простудишься, - Клер, поставила рядом кружку, от которой исходил невероятно притягательный аромат кофе. Я закрыл глаза и втянул этот запах поглубже; они с сигаретным дымом смешались где-то у меня в легких. – Кошмарно выглядишь, улыбнулась девушка. – Волнуешься из-за Криса?
- А? – что говорить, сегодня, я изрядно торможу. Голова как будто свинцовая и мысли передвигаются слишком лениво, как будто приговоренные к смертной казни. Надо бы поспать хоть пару часов. – Да, нет, это нормально, - отмахнулся я, прихлебывая кофе. – Обычно в этом возрасте, начинается проявление самостоятельности и все такое… Там, отторжение от матери, ну, а поскольку я за обоих родителей и уделяю повышенное внимание, то значит и от меня подальше. Так что не удивляйся, если он к тебе липнуть будет, - улыбка одними уголками губ, снова закрывая уставшие воспаленные глаза. Рядом я слышал тяжелый вздох, ощущал ее изучающий взгляд, как будто она впервые меня видела… Или заметила что-то новое… Боже, неужели так заметно? Хотелось сплюнуть и забиться в темный угол. Слишком противно. Хорошо, что она не спрашивала откуда деньги. Понимала? Догадывалась? Или ей просто плевать?..
- Может пойдешь поспишь? А мы с Крисом пока погуляем, чтобы не мешать. Ты и вправду жутко выглядишь. Тебя бы сейчас на главную роль в какой-нибудь ужастик, - девчачий смешок повис в воздухе. Мне было плохо. С трудом я поднял воспаленные красные глаза на нее и с искаженной улыбкой процедил сквозь зубы:
- Что? Не товарный вид, да?!.. – и прикрыв дверь ушел спать.
***
Не было дождя, какое счастье. Я хмуро подпирал какую-то стенку. Отросшие волосы свисали, закрывая лицо. Зато никто не видел моего лица, а то бы точно пригласили играть роль в каком-нибудь триллере. Мерзко… как мерзко, слизко было на душе. От этой промозглой погоды, которая казалась бы забиралась не просто под одежду, а в самые кости и от туда донимала. А только ли в погоде дело?! Может просто так холодно в душе? Где-то там, глубоко-глубоко… Хотелось почувствовать что в этом презрительном существовании есть какой-то смысл? Да, сын… Я помню. Все ради Криса. Все что угодно ради него. Но так обидно из-за этого дурацкого периода, стадии его взросления. Когда все чаще слышишь “я сам”. От обиды оставалось только пнуть мелкий камешек. Какого черта я тут вообще делаю? Оглянулся: редкие прохожие, заинтересованно заглядывающиеся на таких же людей возле стенок, поздний вечер, яркие фонари, мокрый блестящий асфальт, который искрится от света. Как-то это все неправильно. Может плюнуть на все и вернутся домой? В конце концов, с деньгами перебьемся пока. Чертовы бумажки… Да надо поехать домой…
- Свободен? – я поднял взгляд, зализал волосы пятерней назад. И по голосу было понятно что мужчина, но мне захотелось посмотреть, прежде чем послать его. Ничего так. Подтянутый, ниже меня ростом, с совершено обычным незапоминающимся лицом. Светлые волосы стянуты сзади в хвостик. Белые лакированные туфли, светлые брюки, какая-то кофта и джемпер повязанный на плечах. Обычный человек. Я бы даже не удивился если бы обнаружил на его пальце кольцо. Раздался кашель, я видимо слишком увлекся изучением этого мужчины. Просто любопытство, какие же они: клиенты. Вздохнул, глядя ему прямо в глаза.
- Боюсь, что вы не к тому обратились, - ответил я на английском, чуть нагловато улыбаясь. Незнакомец же напротив очень оживился, и еще раз заинтересовано оглядел меня с ног до головы, как товар. Я злобно шикнул.
- А мне кажется я как раз по адресу, - ответил он мне на чистейшем английском, на котором разговаривают истинные англичане. Я скучающе отвел взгляд, пытаясь разглядеть между домами и облаками небо.
- Слушай… - грубо и резко, давая понять что разговор окончен. – Мужчинами занимаются вот там дальше. Все что угодно, любой каприз. А меня лучше не доставай, а то я слишком вспыльчивый.
- Мне нравится твой акцент, итальянец? Хотя нет… тут что-то еще… - он рассуждал с видом гурмана. Я фыркнул, засунул руки в карманы и пошел подальше с этой улицы. Не хватало мне еще мужика в клиенты, чтобы вообще добить мое самолюбие и растоптать гордость. Нет уж, увольте, как-нибудь обойдусь.
Мокрый асфальт все так же блестел от света фонарей. Люди не спеша прогуливались, чаще по одиночке, шли в поисках развлечения на одну ночь.
- Плачу любые деньги,- меня ухватили за плечо, в попытке привлечь внимание.
- Засунь их себе в то место, в которое хочешь меня отыметь, - прошипел я, отдергивая плечо, двигаясь подальше с этой треклятой улицы. И я ушел, и меня больше не догоняли, оставили в покое. Когда вернулся домой все уже спали, а я еще долго сидел на кухне не включая света, курил и смотрел на фонари.
***
- Долго же ты не появлялся… - я стоял с широко раскрытыми глазами, если бы не упирался спиной о стенку, то точно бы упал. Это был тот самый несостоявшийся клиент - англичанин, который подошел на прошлой недели. Ему что делать нечего, кроме как поджидать меня среди… всего этого? В компании проституток под фонарями.
- Мать твою, ты что, маньяк что ли?! Неужели в этом гребаном городе некого больше оттрахать?! Подсказать адресок? Парни, девушки, трансвеститы, да тебе даже козу подгонят, лишь бы деньги были. Неужели среди всего этого разнообразия не можешь больше некого выбрать?! – Я тяжело дышал, задыхался от возмущения, злобы и непонимания. Щеки горели.
- А ты действительно спичка - легко вспыхиваешь, - он улыбнулся, слегка наклонив голову и снова принялся меня изучать со всех сторон. – Ты подстригся, тебе идет, - он протянул руку чтобы поправить очередную прядь выбивающуюся из общего вида прически, благо не успел. Такой прыти и наглости я точно не ожидал, но держал его запястье крепко, отстранил от себя.
- С какого раза до тебя дойдет: пошел нахрен пидор! – не знаю что меня еще держало чтобы не заехать ему пару раз по аккуратному лицу. Я зло шипел и не находил больше слов. Это было что-то совершенно бредовое и даже страшное. Понял, что от него не отделаться. Этот человек привык получать свое. Черт возьми! Я не могу уйти, больше не могу. Теперь точно. Оставалось только игнорировать. Он это тоже понял и замолчал. Просто стоял рядом и ждал, испытывал мое терпение…
Как всегда ни кстати, осень еще раз решила напомнить о себе. Серые тучи, которые сгущались еще днем, наконец-таки показали свой противный характер. Начался дождь. Сначала медленно, словно давая надежду. Он монотонно бубнил о крыши, падал на асфальт, собирался в лужи. Фонари словно специально тускнели, подстраиваясь под погоду. Улица понемногу пустела. Но я все равно чувствовал этот пристальный взгляд. Волосы намокли, колючим ежиком стали на затылке. Ресницы слипались, с них капало. Монотонно, медленно, раздражающе тихо, почти бесшумно. Я поднял воротник куртки, закрываясь от промозглого сырого воздуха. Прижимался к стене и игнорировал пристальный взгляд. Сегодня мне в обрез нужны были деньги.
- Простудишься, - осторожно начал незнакомец, видимо все же опасаясь за свою челюсть. Его светлый плащ тоже промок и стал противного грязновато-серого оттенка. Его лицо блестело от воды.
- Какая разница, - я недовольно пнул очередной камешек под ногами и отвел взгляд.
- Почему бы тебе просто не согласится на мое предложение? Оно еще в силе, - я молчал. Тихо безвольно сопел в воротник куртки. Легкое облачко пара сорвалось с губ и растаяло в свете фонарей. – Тебе ведь нужны деньги. Какая тебе разница, а вот мне можешь помочь?- я хмыкнул.
- Что, на других парней не стоит?! – он недовольно причмокнул, не считая нужным отвечать на этот озлобленный выпад.
- Твоя жена должно быть золотая женщина, если терпит тебя,- настала моя очередь кисло усмехнуться.
- С чего ты взял, что у меня есть жена? – дождь усилился, стал настырнее, шумнее.
- Ты похож на человека у которого нет выбора и перспектив, кто еще согласится на эту работу? Думаю, ты бы смог найти работу будь у тебя документы и если бы ты знал язык. А так… Тебе нужны деньги, срочно, сиюминутно, иначе бы ты ушел еще до того как начался дождь, - он поднял голову к небу, подставляя лицо участившимся каплям дождя, облизал губы, пробуя безвкусную воду на вкус. – И почти наверняка дома маленький ребенок…
- Психиатр что ли? – я поморщился. Неприятно когда так легко тебя вытаскивают из внутреннего панциря, лишают внутреннего прикрытия, и показывают тебе в какое жалкое положение ты угодил.
- Может быть, - видимо он хотел продолжить, но я перебил, обрывая на полуслове.
- Согласен, - глаза крепко зажмурены, язык еле выворачивается, произнося это слово. – Только с условием: никакого анального секса. На это я никогда не соглашусь, так что можешь послать меня, если…
- Отлично, - он слегка сдержанно улыбнулся, одними уголками губ. – Идем? За оплату не волнуйся. Я дам столько, сколько ты попросишь, только не наглей. Миллионами я тебя осыпать не буду.
- Жаль, - улыбка, встряхивая головой. Дождевые капли не удерживались, слетали, а я пытался привести себя в чувство. Странно, чувство отвращения внутри меня ненадолго замолкло, умолкла гордость. А лишь вздохнул полной грудью этот промозглый, влажный вечерний воздух. Даже курить не хотелось. Было уже как-то все равно.
- Как тебя зовут? – мужчина возился с ключами пежо, которая стояла не так далеко.
- Дэниель… - вздохнул я и сел в теплую машину. Ответа не последовало.
***
Мой новый клиент жил в гостинице в номере люкс. Поначалу я, конечно, думал, что он достанет из-за пазухи нож, пырнет меня пару раз, а дальше будет измываться над трупом. Но обошлось. Всю дорогу я, отвернувшись, смотрел в окно, следил, как капли сливаются одна в одну на стекле и сползают вниз. Он так и не назвался, всю дорогу молчал, хотя чувствовалось пару вздохов, будто слова затихали на самом подходе к горлу. Угрюмой, безмолвной тенью я следовал за ним до самого номера.
- Почему я? – этот вопрос не давал мне покоя, а пока мой спутник разбирался с электронным ключом, я воспользовался этим.
- Зайдем? – дверь распахнулась, зеленые кнопочки на замке приветливо и лукаво подмигивали. Тут было тепло и сухо, вообще как и в любом нормальном помещении. Не было сквозняков и в воздухе парил запах чего-то приятного, свежего. Он сбросил мокрый плащ, я поднял на пороге, и аккуратно повесил на стул рядом с собственной курткой, наверно привычка все убирать из под ног. Когда у тебя маленький ребенок, невольно приходится это делать. Свет специально был приглушен в одной и комнат горели так и не выключенные настольные лампы. Приятный, ненавязчивый свет мягко освещал комнаты, отбрасывая длинные изогнутые тени.
- Ты так и не ответил… - продолжил было я останавливаясь возле одной из картин.
- Почему ты, а не эти сопливые мальчишки, которые извиваются как змеи?.. Ты об этом.
- Плохо искал, раз нашел только сопливых мальчишек, - он протянул стакан с янтарной блестящей жидкостью. О стенки приятно и тихо стукнулся лед. Я немного пригубил, на языке сразу же потеплело и отдавало горчинкой. Это был виски.
- Мне кажется, тебе этого не хватает. Можешь курить кстати, - я последовал совету, из заднего кармана джинс выудил пачку и чикнул пару раз зажигалкой. Сизый дым пошел по горлу в легкие. – Я и не искал мальчика, готового на все… И даже мужчину, и тем более козлов, как ты советовал. У меня на то свои причины, - он тоже пригубил виски, останавливаясь посередине комнаты.
- Какие тайны, - саркастично фыркнул я, делая еще одну затяжку, запивая ее виски. Снова повисло молчание, ни он ни я не решались ее нарушить. Мой взгляд уперся в часы, я долго пытался сообразить который час. Витал в прострации, не мог сосредоточится. А когда понял что уже почти час ночи, спохватился. Немного неловко, отвел глаза: - Положи тысячу на стол. – ладонь поползла по лицу, приводя в чувство. Ненавижу говорить в таких случаях о деньгах. Лучше если клиент сам сообразит, как неприятно это говорить. По крайней мере мне. Однако, несмотря на все, он так и сделал, достал из штанов бумажник и отсчитал сказанную сумму. Что же, в этом не солгал. Что-то внутри екнуло, неприятно зашевелилось в груди. К горлу подступил ком, который я пытался запить терпким напитком. Просто работа… Вздох, выдох, ощущая как участилось сердцебиение и не понятно, то ли от алкоголя, то ли от шагов, которые делал навстречу клиенту. Он выжидающе смотрел, следил цепким взглядом, за каждым движения. Как я отставлял стакан и стягивал джемпер, оставаясь в легкой футболке. Но сейчас и в ней было жарко, кровь прилила к лицу. Между нами не осталось и полуметра, он все еще пристально смотрел мне в глаза, словно ища что-то знакомое. Это меня немного пугало и настораживало.
- Закрой глаза, - осторожно прошептал я, наклоняясь ближе. Руки уже начали, немного нервно, расстегивать пуговицы на его пиджаке. Он же, притянул меня за шею горячими ладонями и поцеловал. Я даже не успел закрыть глаза. Как-то странно все сжалось в груди, снова стало противно, слизко, холодно от каждого вздоха. Он, похоже, не замечал, продолжал целовать, требовать ответа… Мне захотелось поскорее с этим закончить. Пиджак упал, его руки скользили под моей футболкой, так что немного трясло от осознания всей этой гадости. Справившись с рубашкой, я прикоснулся к его телу, чувствуя напряжение и восторженное биение сердца. Мое же падало куда-то глубоко, в бездну. Он прижимался ближе, я старался этого не делать. Его язык оставлял на шее скользкую дорожку, от которой стало холодно, а дыхание неприятно раздражающе щекотало кожу. Я старался ни о чем не думать, не вспоминать и не закрывать глаза. Просто слегка толкнул поближе к стулу. Благо намек был понят. Он сел, а я устроился на коленях между его ног. С влажным победоносным взглядом, он следил, как старательно я оставляю поцелуи на его груди, спускаясь все ниже и ниже. Пока дрожащие пальцы справлялись с тугой молнией и пуговицей на его штанах, он снова жадно целовал меня, притягивая за волосы ближе. Больно оттянув, измывался над открытой шеей, оставляя краснеющие пятна. Резко остановился и часто задышал, от моих прикосновений в паху. Пока только через ткань, давая возбудится и слегка поизмываться. Нехотя, я дал стянуть с себя ткань футболки. Снова поцелуи, спускаясь ниже, стараясь не думать как это… Оттянуть белье, приникая губами к плоти. В этот момент я почувствовал себя полным ничтожеством. Но все так же продолжал водить языком, ласкать руками. К горлу подступила тошнота. Тишину комнаты нарушали только судорожные вздохи, редкие стоны и неприятный слизкий звук. За всю мою недолгую карьеру, так плохо и физически, и морально мне было впервые. В голову непрерывно лезли ассоциации из прошлой жизни. И упорное ощущение что что-то не так, становилось крепче. Не знаю, сколько там я елозил между его ног, но это явно нравилось и он хотел продлить удовольствие, держась на грани.
- Осторожней, - громко выдохнул клиент, прежде чем погрузится в стоны, а на моем языке не оставить вязкое, весьма сомнительное на вкус, вещество, которое я с огромный усилием заставил себя проглотить, а не выплюнуть. Хотелось выругаться и проблеваться. Прям сейчас. Но этот мужчина так впился мне в плечи и шею, что не было возможности вывернуться не сломав что-нибудь. Он изрядно дрожал и часто, поверхностно дышал, глотая воздух, пока я еще немного измывался, зло и немного грубо. – Тише, тише… - слова утонули в очередном поцелуе, наконец-то этот жуткий привкус будет не только у меня на языке. – Неплохо, - он алчно улыбнулся, блистая глазами. – Идем на кровать, я тебе тоже пару фокусов покажу, - отплевываясь внутри, пришлось встать и последовать в темную комнату, где пахло дорогим одеколоном. Дальше в глазах было туманно…
***
Голова была тяжелой, неимоверно тяжелой. Как будто и не спал вовсе, а безотрывно глотал виски все это время. Я поморщился, часто заморгал. Во рту стоял неприятный, очень странный вкус, от которого хотелось побыстрее избавится. Под боком было что-то теплое, мерно удовлетворенно сопящее. Светлые волосы в хаосе лежали на подушке. Я снова поморщился, припоминая случившееся. Лучше бы не вспоминал, от этого меня еще больше передернуло и появилось чувство тошноты. Так… теперь уходить, быстро и незаметно, не задерживаясь ни на секунду. Ах, если бы еще так не звенела голова… И не было бы внутри этого гадкого, противного, слизкого… Черт! Осторожно встать с постели, не разбудив при этом мирно сопящего мужчину. Еще раз передернуло. Сквозь задернутые шторы начинал брезжить свет. Насколько же я отрубился? Я хмуро, сдвинув брови, морща лоб, пытался понять, увы – безуспешно. Тихо на цыпочках вышел, прикрыв за собой массивную дверь. Только когда за спиной сомкнулись деревянные створки, смог выдохнуть спокойно. Почему-то очень не хотелось, чтобы этот человек проснулся, увидел меня. Очень не хочется смотреть ему в глаза, или чувствовать его взгляд. Просто… с меня хватит! Это невыносимо, и что-то подсказывало, что дальше все будет только хуже. Где-то было открыто окно, по босым ногам тянуло. Сквозняк сочился по полу. По телу бежали мурашки, я попробовал растереть предплечья. Подобрал с пола майку и джемпер, натянул перед трюмо с зеркалом. Кое-как пригладил волосы. Вид был страшный. Жуткие синие круги под глазами, как у мертвеца, какое-то побледневшее, даже с моей смуглой кожей, лицо. И глаза… очень черные, воспаленные, изрезанные тонкими линиями сосудов. Такие больные, отчаянные глаза…
На тумбочке рядом с трюмо лежали деньги, та самая тысяча. Мне вдруг дико захотелось оставить эти деньги здесь, на этом месте нетронутыми. Они были какими-то… противными мне, отталкивающими. Наверное, будь у меня хоть малейший выбор, я бы оставил их здесь. Но его не было, этого выбора… Ради этих треклятых бумажек, я пошел на все это… Они помогут, это их обязанность. Резко подкосились ноги, я упал на стул, чувствуя жуткий приступ тошноты. Согнулся пополам, давя в себе позывы. Было очень мерзко, противно и больно. И еще почему-то обидно. Дико обидно за эту чертову ночь и за эту гребенную жизнь, когда начинаешь торговать собой от безысходности. Это неправильно, это не со мной! В тишине комнаты раздались всхлипы. Нервные, тяжелые всхлипы. Истерика, вот этого еще не хватало! Уже не мог остановится. По щекам текли, сливаясь в одну горящие слезы, от обиды, от боли, от всего того что пришлой сделать и пережить. Да именно! просто пережить, закрыть глаза и пережить, перетерпеть, все ради чего-то… чего-то такого… Дыханье упало. Ради чего?!.. В голове услужливо выплыл образ сына. От этого я совсем приник к коленям, заглушая истерично-рваное дыхание. Ради сына?!.. Ради него все это?! Что я делаю, что я могу?! Перебиваться в разваливающейся квартире и стоять на улице с красновато оранжевыми фонарями? Да уж… Я просто-таки герой! Загубил не только свою жизнь, но и маленького, совсем ни в чем невиноватого сына. Разве он виноват, что я такой ничтожный, жалкий и совсем беспомощный? Разве он виноват, что я ничего не могу сделать. Надо признать: я не знаю что делать. Не знаю… Всхлип… Так все! Стоп! Хватит. Успокойся. Нервы сдали. Ладно, хрен с ними, с нервами. Сейчас просто уйти отсюда. Просто встать и идти. Надо домой. Хочу поцеловать Криса, посмотреть как он спит. Всё. Больше ничего не надо. Просто добраться туда. Обнять сына… Рука нащупал деньги, сгреб бумагу в карман. Комкая, жмякая… Вытер рукавом нос, смыл с глаз остатки истерики. Теперь стало пусто внутри. Ни гадости, ни обиды, и даже ни крохотной искринки надежды. Человек должен во что-то верить… Совсем чуть-чуть, совсем немного… В какое-то чудо. Я вздохнул, еще раз вытер лицо, взглянул на часы. Стрелки подходили к пяти утра. Надо уходить. Долго путаясь в рукавах куртки, я тихо прикрыл дверь номера и оказался в коридоре. Поднял воротник, пряча лицо и взгляд, запихнул руки в карманы и двинулся к лифту.

“Письма, которые не отправляют. 3 февраля” - мой почерк никогда не отличался аккуратностью, каллиграфией, и вообще было написано будто в спешке, трясущимися, как у наркомана без дозы, руками. А ведь куда мне спешить?! Некуда… мне бы пережить эту ночь, следующий день, следующую ночь, следующую неделю, месяц, год… жизнь… Мне бы просто пережить. Вот, я опять ною… прости, тебе это не интересно. Ты где очень-очень далеко, а я тут, пишу тебе письмо, которое ты никогда не прочтешь. Такие письма не посылают, не читают, их чаще всего просто сжигают. Моя слабость… ты никогда не должен этого видеть. Ты знаешь о ней, и этого достаточно. Этого никто не должен видеть.

“Знаешь, мне иногда кажется, что я стал забывать тебя. Понемногу, образ в моей голове тускнеет, меркнет. Вот так вот просто, я стал забывать тебя. Но ты никогда не исчезаешь полностью, никогда не исчезнешь. Ты прячешься где-то в глубине меня. Странно… я думал эта боль никогда не уйдет, не станет меньше и кровоточащее сердце остановится от боли раньше… Я ошибся, как и раньше. Сам не заметил, как все начало меняться. Закрутился, забегался, знаешь… я безумно устал. Тяжело одному. С Крисом много мороки, тяжело одному… иногда мне кажется, что мир сейчас рухнет и я буду рад этому… ” – зачеркнутые строчки, слова, буквы, как шрамы на бумаге, неизбежные шрамы. Пепел падает, рассыпается, бумага становится серой. Я очень давно не курил. Сигареты стали роскошью, да и мелкому вредно дышать никотином. Поэтому когда мне очень плохо, как сейчас, я выхожу в обшарпанный коридор усаживаюсь на лестницу, достаю сигарету, бумагу и начинаю писать тебе… Глупо. Глупо писать письма, которое никогда не будут прочтены, отправлены и скоро превратятся в пепел.

“Знаешь, я не помню когда я улыбался в последний раз. Только Крис у меня вызывает усталую, вымученную улыбку. Я так виноват перед ним. Виноват... я ведь не должен был настаивать на его рождении… И что сейчас? Без денег, без работы, с громадными счетами.. одни в чужой стране… Хотя сейчас каждая страна чужая. Бегу, бегу, вечно я куда-то бегу. От кого?! Неужели от себя?! Глупо… Помоги мне, слышишь! Помоги! Я больше не могу. Я устал, устал спать по два часа в сутки, устал от безденежья, устал от одиночества… Где ты черт тебя подери?! Где ты?!.. Я не знаю. Ничего я больше не знаю. Я потерялся. Потерялся на этой чертовой дороге жизни, не знаю куда идти, где север, где юг. Больше ничего не знаю, не вижу, не могу… Я не знаю, как мы будем жить дальше… И самое паршивое… Никого нет, рядом никого. Совсем. Даже твой образ гаснет. Одиночество… ты же знаешь, как я боюсь одиночества, боюсь остаться один. Конечно, у меня теперь сын, но… Не уходи, прошу. Не исчезай. Очень сложно. Я правда не знаю, что делать. Устал… смертельно устал выживать. Если бы не Крис… Только ради него просыпаться каждое утро. Идти, пытаться, искать, жить… Каждое утро – жить…” – слишком много многоточий, да?! Прости. Почему-то не могу по-другому. Вечные паузы, задержки, словно эти три точки помогут что-то решить. Затяжка, еще одна сотая затяжка. Фильтр зажат между зубами, кончик сигареты долго тлеет и вот-вот сорвется на черные буквы. Пускай… Пускай срывается. Мне уже все равно, это ведь письмо в никуда. Такие письма не отправляют, не читают, их просто сжигают…

“Знаешь, когда я в последний раз сел за руль… Два месяца назад. Да, одна из последних гонок, зима тут не та, что в Японии. Машина была без зимней резины… Знаешь… я думал меня вынесет в ближайший кувейт, на обочину. Символично, не так ли?! Я итак уже давно на обочине… Я думал, что разобьюсь. Когда машину крутило и вяло слушался руль… я думал что все, конец. Finito la commedia… я был даже рад, если бы не мысль о сыне. На всей земле, это единственный человечек кому я нужен, кому необходим как воздух. Тогда я спрашивал себя, что будет с ним, если меня не будет?! Я думал, что мы приходим в эти жизнь одни и уходим, так же.. не прощаясь, по-английски, но… разве он сможет один, без меня?! Такой крохотный и совсем один. Не допущу. Знаешь… жить для кого-то гораздо легче. Перестаешь думать о пустяках, о себе и… о тебе. О том, что случилось. Мне иногда до сих пор снится авария и я… я до сих пор не могу поверить.” – последняя затяжка. Окурок отправляется в короткое путешествие на лестничный пролет. Взгляд на единственное светлое место в этом убогом коридоре, на свои колени, на письмо, которое никто никогда не прочтет. Наверно, это к лучшему. Никто не должен видеть мою слабость, верно?! Последней сигарете в пачке так же одиноко, как и мне. Она тоже невольница своей коробки в которой провела всю жизнь. И она тоже не знает, что ей делать… не она решает свою судьбу, эта бедная сигарета. Что ж… будем надеяться, что последний ее путь из ненавистной пачки будет для нее не так мучителен. Затяжка. Дым. Сероватая пелена в полутьме обшарпанного коридора.

“Прости, что не сдержался. Мне всегда было трудно держать все в себе, ты же знаешь… Паршивые годы в общем – это все что я хотел сказать. Просто, не знаю, что делать и как быть дальше. Вот и решил поплакаться… ведь больше некому. Смешно да?! Ты ведь уже давно где-то там… Интересно… ты меня слышишь?! Не забывай меня, ладно?! Может… еще когда-нибудь свидимся. Но не сейчас. Сейчас я кое-кому нужен. Потерпи немного. Подожди. Мы еще обязательно встретимся. Но не сейчас, не сейчас ” – рука так и не поднялась поставить точку. Просто замерла в сантиметре от бумаги. А я затянулся поглубже. Мы ведь еще встретимся, как думаешь?! Выдох. Пелена перед глазами и тлеющий огонек сигареты в паре сантиметров от губ.

“P.S. …Ты мне нужен.” – и поднести белый листок к тлеющему в полутьме угольку сигареты. Такие письма, не отправляют. Их не читают. Бумага рассыпается пеплом. Рука немного обжигается о разгоревшееся пламя. Такие письма… их не должно быть. Письма, у которых нет адреса, получателя и отправителя. Письма в никуда.

Тишина. Светлая просторная комната, в которой дышится свободно. Окна и дверь на балкон - раскрыты настежь, от чего почти прозрачная тюль из органзы постоянно взлетала к потолку как бабочка. Который раз я просыпаюсь на шелковой постели?.. Я ведь только недавно я был готов придушить ее собственными руками! А потом еще спорь, что от любви до ненависти один шаг… вернее наоборот. Хотя какая здесь любовь?! Только секс, телесное влечение, ничего больше, или нет?!.. Меньше думать по утрам надо после бессонной ночи. Но уставшим я себя не чувствую. Просто как-то непривычно… опять просыпаться на шелковой постели. Я растянулся на всей кровати, снова чувствуя себя человеком, не зверем в клетке. Органза дышала, летала по комнате из-за просоленного морского бриза. Для полного счастья не хватало только перевернуться на живот и зарыться с головой в мягкие миниатюрные подушки, вдыхая аромат ее духов - корица и цитрусовые - легкое, незаметное напоминание о себе. Как тюль из органзы, которая летает бабочкой по комнате. Но все равно шелковые простыни не грели, досадно, а кроме аромата ее духов больше ничего не было. Сама же хозяйка дома, судя по шуму воды, принимала душ. Я еще раз лениво довольным взглядом обвел комнату. Днем мне она однозначно больше нравилась. Просторная, светлая. Я бы даже сказал что одному тут как-то тоскливо, хотя столько свободы… Хотя мне нравилась эта ненавязчивая белизна и легкий, уютный беспорядок. Там опали лепестки цветков, здесь шелковая простынь сползла с постели, моя рубашка, брошенная вчера не глядя на стул, так и осталась трепыхаться под потоками воздуха. Но главное это, наверное, сказочные полеты органзы в комнате… Шум воды притих, я улыбнулся, изгибаясь чтобы видеть угловатую дверь ванной, напротив, кровати. Через несколько минут – тихий поворот замка. Никогда не понимал почему женщины стесняются своей наготы, ну по крайней мере на утро плотно закутываются в простынь и скользят в ванную. За ночь, тем более не первую уже, думаешь, я не изучил изгибы твоего тела?.. Вот и сейчас мне в качестве утешительного приза – досталось лицезреть длинные модельные ножки и слышать, как босые ступни касаются дерева.
- Чего улыбаешься?! Как кот своровавший сметану! – в меня полетело мокрое полотенце пахнущее шампунем. Мокрые темные волосы тяжело упали на плечи, рассыпаясь в завитые локоны.
- Могла бы и доброго утра пожелать, - комкая полотенце и бросая его не ближайший стул, ответил я.
- Уже день, - безразлично бросила, как подачку псу. Я лишь уткнулся носом в подушки, меня задел этот тон. Глупо. – И вообще хватит прохлаждаться, на отдыхе думаешь?.. – ну здравствуй, новый день, где мне опять тыкают носом на место, словно в чем-то провинился, как пес, который обязательно будет повиноваться, потому что знает, что с хозяевами шутки плохи. Сколько уже? Полгода? Скажи, сколько этот пес по ночам чувствует себя хозяином? Я и вправду тебя ненавижу. Тебя такую, указывающую мне на место. Как будто по ночам не извиваешься от моих прикосновений, не дышишь часто в шею и, конечно же, не стонешь, кусая мои губы. Как же паршиво начинать день с этого властного тона и хозяйского взгляда, словно я - вещь. Ненавижу! Ненавижу каждое такое утро! Но все равно мирюсь и это меня тоже бесит!
- Уже отработал… Ночью, - она метнула в меня уничтожающий взгляд, мол, что ты себе позволяешь козел?! Но наткнулась лишь на мое слегка отрешенное выражение лица.
- А я значит бревном лежала?! – я нехотя нащупал рукой белье, натянул под одеялом. И как раз, садясь получил рубашкой по лбу, вернее пуговицей по переносице.
- Для разнообразия могла бы быть и понежнее, - сухо вырвалось из голоса, попадая рукой в рукав, и резким движением набрасывая льняную материю, подтягивая рубашку за воротник. Отбросил шелковую простынь, словно та была виновата в столь прохладном отношении и встал с нагретой кровати. – Стерва, - она резко развернулась, и я почувствовал жжение на своей щеке вместе со звучным хлопком. Я лишь поморщился, отводя ее руку и небрежно выскользнул из ее тени, немного задев плечом. Я все-таки ее ненавижу. Привычным жестом рука зализала назад отросшие волосы. Я стал искать джинсы, те как назло куда-то запропастились. Нет, я конечно могу выскользнуть из ее комнаты в рубашке, нижнем белье, пройтись чуть ли не через весь дом и собственно никто не удивится моему виду, но все же – это крайний вариант. Потому что уйти хочется и прямо сейчас же.
- Где джинсы?! – я упрямо смотрел ей в спину, а она лишь отвернувшись к балкону, расчесывала волосы. Мокрые, они переливались на солнце, а органза летала вокруг окна. Я просто смотрел на сказочный образ. Не мог отвести взгляда от утреннего волшебства жемчужной органзы и ее мокрых волос. Как же я люблю когда она молчит, игнорирует и я могу просто восхищенно смотреть ей в спину, проклиная этот мир, за то что образ ангела тенят меня в ад.
- Дырку сверлишь?! – уже будничным тоном, не старясь задеть или съязвить. Но меня все же, немного задевает. Черт… Как… Как можно быть такой?!... А я все равно смотрю: на открытые плечи, на контраст белого полотенца и загорелой кожи… на бесформенную ткань, зная что под ней фигура песочных часов. Черт!..
Руки сами коснулись белого рояля, идеально гладкой крышки и с легкостью откинули, издав казалось бы излишне громкий звук в этой пронзительной тишине.
- Не прикасайся к роялю! – поздно, пальцы аккуратно коснулись наполированных клавиш. Ми-ре-ми-ре-ми-си-ре-до-ля… Сколько я не подходил в пианино, вернее сколько я не играл, той же незатейливой мелодии “к элизе”?!.. Лет семь, восемь? А пальцы все равно помнят. Еще бы… в нас чуть ли вбивали это. Сначала все же пальцы двигались неуклюже, вспоминая вторую часть, немного запинаясь, но все равно ведь играл!
- У меня в спине дырка еще не появилась?! – ехидно отвечаю я, продолжая бегать пальцами по клавишам. На моих губах усмешка, не даю ей ответить. – Почему ты такая?! Почему язвишь, дерзишь? Специально пытаешь задеть даже сейчас, когда я видел тебя другой?!.. Маска?!.. Сними, меня она бесит… Она бесит многих. Ты часто перегибаешь палку, не знаешь когда остановиться… - крышка громко хлопнула по роялю, я едва успел убрать пальцы. А ее ладонь твердо держала теперь белоснежную отполированную поверхность.
- Пошел вон! – точно, как псу. Я лишь равнодушно пожал плечами, не показывая, как меня это на самом деле задевает. Слишком часто в последнее время. Лишь тихо прикрыл за собой дверь, зачем хлопать, я ведь просто… а кто я? Я просто пес, с которым иногда хочется поиграться…

***

Ты игнорировала меня две недели. Просто не замечала, не язвила, не ехидничала, не говорила привет, как остальным. И смотрела сквозь меня. Как будто меня не существовало. А я… я беспричинно злился, как будто ты что-то должна мне. Как будто должна улыбаться и мило сверкать глазами. Как будто я должен был этого ждать от тебя… Черт. Приручила как собаку. Ласкала, заботилась полгода, а теперь щенок надоел, и ты решила просто игнорировать его. Не выгонять из дома, просто не замечать. Чтобы он скулил под дверью и тосковал по руке хозяйки. Черт, неужели я действительно такой?! Слабый? Мямля?! Подкаблучник?! Уверен, стоит ей только поманить пальцем – я буду рядом, покорно вилять хвостиком. Ненавижу! Я не такой, черт бы тебя побрал! Но как-то… не так без тебя. Тоскую?!.. У меня есть другой человек, за которым я вою каждую ночь. Там все по-настоящему, никто не играл… было… все по-настоящему было. Почти год назад. Видишь, я все еще помню! И сердце до сих пор кровоточит, и больно, и одиноко, и хочется выть, но… Это но… жить прошлым, дышать им, существовать воспоминаниями… Я больше не могу. Рвать себя на клочки, корить, убивать, снова оживать, с каждым новым днем! Панацея. Рак души – воспоминания о сгинувшей мечте. Мечте, которая разбилась на скорости около 300 км/ч, вдребезги, на осколки. А мечта ли?!.. А что было бы дальше? Мучаюсь этим вопросом, плююсь им как туберкулезник, кусками легких и непременно давлюсь. Снова и снова, раз за разом. Умираю внутри себя каждую ночь и с каждым рассветом – оживаю. Я болен. Я тяжело и неизлечимо болен воспоминаниями. И… и теперь мое лекарство, единственное успокоительное, блаженный обман, на который я сам добровольно согласился… теперь и он покинет меня?!.. Черт…
- На вот… - совсем не важно выглядишь. Диего кинул на стол пачку сигарет, прямо передо мной, в его руке мелькнула зажигалка. Я лишь поморщился.
- Дурь есть?!.. – тихо прошептали губы. Теплая ладонь легла мне на плечо. Совсем по-дружески, хотя скорее… по-отцовски, вызывая невольно в моем теле дрожь. – А теперь честно, что случилось?
- Отстань, - слабо отмахнулся я от старика, но тот лишь упрямо сел напротив и терпеливо ожидая. Наивный, думаешь, что я сейчас буду рыдать навзрыд, нервно курить и проклинать все, что можно на свете? Да, я слабый, быстро сдаюсь, теряю веру и уверенность, но слишком упрямый и на тебя никогда не свалю то, что во мне. К тому же я недоверчив… Я могу сказать только ей… Этому язвительному, ехидному, норовящему зацепить – ангелу, только жаль, что он падший.
- Уже неделю как-то не такой.
- А каким я должен быть?! Бегать, прыгать и скакать?! – безэмоционально, интересно, я давно стал амебой?!
- Нет, - просто ответил Диего, сам прикуривая сигарету из брошенной мне пачки. Молчание. Я ничего тебе не скажу, старый пройдоха. Сдашь меня ей с потрохами, а она заглотнет и не подавится. Ненавижу…
В тот вечер мы просто сидели напротив друг друга, перебрасываясь фразами, на которые я огрызался уже немного злее. Мне почему-то так стыдно стало перед ним. Он ведь хотел помочь и мне, и себе, и ей наверно тоже. Ей ведь тоже надо тешить свое самолюбие. Диего курил, а я просто смотрел на витиеватые облака дыма и вспоминал, как летала по комнате жемчужная тюль органзы. Ненужный романтизм, откуда он взялся? Катись туда, откуда пришел. Не нужен, и никогда не был нужен. Мне бы дури немного…

***

Думал, не излечится. Думал, что буду амебой еще вечность. Оказывается, вечность проходит быстро. Стоило пережить те две недели полного пренебрежения – и я могу избавиться от зависимости. Привыкание… ко всему есть привыкание. Теперь я привык быть для тебя пустым местом. Прям как паразит какой-то, очень живучий и стойкий. Все нормализовалось, если бы… одно но.
Я поймал ключи в воздухе одной рукой. Брелок феррари больно врезался в руку, я лишь с недоумением покосился на спортивную машину, а ты, встряхнув волосами, просто сказала.
- Загони в гараж, - тогда до меня немного начало доходить. Когда увидел позади тебя мужчину, чей образ был мне смутно знаком. Немного ниже тебя, подтянутый, смуглый, с аккуратными усиками и бородкой. Черный волосы зализаны назад, а белая шляпа и пиджак в руках точно были эксклюзивными. А еще он держал тебя за талию. Что-то во мне неприятно пошевелилось, рыкнуло и уснуло опять. Не дурак ведь, это был Карло. Ты иногда сидела с ним за столиком, потягивая вино, когда я был на ринге. Ты была с ним, равнодушно смотрела, как я проливал свою и не совсем свою кровь, бил до потери сознания… ты была с ним. Ты его игрушка, дорогая, живая кукла. Для тебя он купил дом, свез тебе все свои коллекционные феррари, которые я теперь перебираю, разбираю по винтикам и собираю заново. В этом кукольно доме у тебя есть все. Прислуга, немного свободы, чтобы самой зарабатывать. Уверен, ты все равно часть заработанного отдаешь ему. И те деньги пропитанные моей кровью… они ведь тоже у него. И все только для того, чтобы жить в этом кукольном домике с комфортом, уютом и почтением… Надавить немного педаль газа и крутануть руль, чтобы загнать машину в гараж и снова забыть обо всем. О тебе о Карло, обо всех остальных, просто лечь на доску и до ночи снова копаться машинах.

***

Доброе утро, Уже третий день не высыпаюсь!.. Мина, что у нас на завтрак? – тихие шаги босиком, как всегда. Короткая юбка, маячка, волосы неаккуратно, торопливо собранные в хвост. И это наигранное потягивание. Не дождавшись ответа, ты шустро влезла в холодильник, шутливо поднимая одну ножку. Я скользил взглядом по тонкой лодыжке и думал, что он касался ее. Мне стало тошно, резко и нестерпимо. Он касался тебя! Руки свободно гладили тело, губы оставляли засосы… Фу, противно. Я отвернулся, поворачиваясь к окну. Поднес чашку с кофе к губам, немного обжегся и поставил обратно. Неудачно – чашка стукнула о блюдце и ты слегка недовольно повернулась, получая ответ на свой мысленный вопрос.
- Да, это я и нечего пилить меня взглядом! – резковато отмахнулся, так и не смотря на нее. Мне все еще было противно.
- Ты сейчас должен работать, день на дворе, - огрызнулась ты, от чего я даже немного удивился. А где же политика игнора жалкого пса, который надоел и теперь гуляет сам по себе?!
- Ну, во-первых, уже не утро, а день. Во-вторых, я имею право на маленькую передышку, я тебе не раб. Допью кофе и пойду, - и все?! Только недовольный хмык и хлопок двери холодильника?! Хотя нет. Глухой стук по кафелю, чьи-то шаги, не трудно догадаться чьи. Первое куда он бросается, это к тебе. Обнимает сзади, прижимает к себе, целует в открытую шею. Меня тихо начинает типать. Стоп… я что, ревную?! Нет. Тогда почему бешусь от этого зрелища, мне же все равно?! Или нет?.. Я поднял глаза, осмотрел кухню – Мины и след простыл. Но взгляд вечно натыкался на эту воркующую парочку. Ты мило улыбалась, легко смялась, смешно морщилась что-то пробуя… а он, он обнимал тебя, целовал, ласкал. А я смотрел и чувствовал, как тяжелеет сердце. Удары становились медленнее, такие затяжные… Руки онемели и похолодели губы, хотя я обжигался, глотая кофе. В ушах стоял твой смех. Черт… Я и вправду ревную. Но чувствую себя таким бессильным, обреченным оставаться пустым местом, тем щенком, которого бросили за ненадобностью. Его рука скользит по твоему бедру, а ты томно вздыхаешь, притягивая его за шею к себе. Сейчас точно вывернет на изнанку. Я отставляю недопитый кофе и вылетаю из кухни, поскорее на свежий воздух. Спорим, что ты даже не заметила?!..
Боже, абсурд! Я тебя ревную! Ту! Ту, которую ненавижу всеми клочками своей души! Ненавижу! Ненавижу за острый на слово язычок, ненавижу за ехидный взгляд, за ноты в голосе. Ненавижу за ангельский вид! Ненавижу твои волосы, их восхитительную волнистую россыпь, которые теперь перебирает другой мужчина! Ненавижу губы, которые расплываются в этой довольной улыбке, когда он к тебе прикасается! Ненавижу тяжелый запах духов, которые он подарил тебе! Ненавижу фигуру песочных часов, за то, что он! он, ласкает тебя! Ненавижу! Всю тебя! Лишаешь разума, за это ненавижу! Лживо! Все лживо, что со мной, что с ним! Приторно сладкая улыбка или дерзкая ухмылка. Ласковый тон и строгие нотки – ложь! Ненавижу твое притворство! Ненавижу за то, что обманываешь! Ненавижу твое ангельское поведение и демоническое издевательство! Черт!.. Как же я тебя ненавижу!.. Везде обман, вся ты – обман. Я хотел вылечиться? Думал ты лекарство?! Ты яд! И я отравился. Поначалу как всегда – сладко и приятно, потом – горько, еще дальше – больно до тошноты. Знаешь, я и вправду ненавижу тут куклу, которую ты играешь. Такая фальшивая… Я ревную не ту. Я ревную?! Нет. Тебе самой противно от того кукольного образа который надела. И ты злишься, срываешься - на меня, на остальных. Сама виновата… Но черт возьми, как я хочу увидеть ту, которую я чувствую…

***

Он уехал, он ведь никогда надолго не остается, просто приезжает проверить, что с его любимой куклой. Ты привыкла, не так ли?! Жить в красивом доме, ни в чем себе не отказывать и ходить в этой маске. Знаешь, я сейчас поднимаюсь по лестнице. Я все-таки хочу увидеть тебя. Нормальную тебя и чтобы не было мучительно больно от невидящего взгляда или ехидцы в голосе, не было приторно-сладкой улыбки и этих тяжелых духов, от которых меня начинает тошнить. Откроешь, нет? Костяшки пальцев тихо стучат по двери, но ответа не последовало. Но уходить с пустыми руками я не намерен, ты где-то здесь рядом, придешь скоро. Наверняка, устало скинешь надоевшую за день обувь, едва дойдешь до холодной кровати и накроешься одеялом, так и не сняв одежду. Тихий поворот ручки двери, с замирание сердца. Все-таки я волнуюсь. Мало ли чего мог себе придумать?.. В комнате темно, но словно так что не прошло этих мучительных трех недель: все так же по комнате жемчужной бабочкой летает органза, настежь открыты все окна. Крышка рояля плотно закрыта, а за другой дверью слышится шум воды. Издевательство какое-то. Ничего не изменилось. Словно я побывал в каком-то бредовом сне и сейчас проснулся. Тихо прикрываю за собой дверь и на носочках пробираюсь к роялю. Все-таки любопытно, что я еще помню?! Осторожно открыл, легонько касаясь клавиш. Дурацкая привычка кусать губы в нерешительности. Может… попробовать «Лунную сонату» раз уж начал с Бетховена? Были бы ноты… Или учился бы я получше. Пальцы в темноте отсчитывают клавиши, немного нервно бегая с одной на другую. Немного неуверенно нащупал педаль и, вдыхая в грудь воздуха побольше, прозвучало давно заученное: до-диез, соль-диез, до-диез… Все конечно же не вспомнил, ноты урывками всплывали в сознании, а подбирать никогда не умел. И тем не менее… Пальцы шептали, струны напрягались и белый отполированный рояль воспроизводил музыку, которая сейчас лежала на сердце.
- Никогда бы не подумала, что ты умеешь играть, - внезапный шепот на ухо, так что пальцы срываются и выдают пару фальшивых нот.
- Я заикой останусь, если так подкрадываться будешь, - так тихо ответил я, продолжая играть хотя бы приблизительно по нотам.
- Еще скажи, что не нравится, - улыбка, хотя я ее и не вижу. Снова слышу запах корицы и цитрусовых и бархатные локоны щекочут у виска. – Нет, здесь не так должно быть, - ее руки отодвинули мои и пахнули по клавишам и я наконец-то узнал “Лунную сонату”, какой она должна быть.
- Ну, - усмехнулся я. – Музыка никогда не являлась одним из моих талантов…
- Зачем пришел? Только чтобы сыграть?!
- Ну, вообще у меня была идеальная отмазка на этот вопрос: где-то тут до сих пор мои джинсы, – тихий смех. Совсем, как шепотом. Вот как ты смеешься.
- Да у меня они, у меня…
- Решила оставить на память?!
- Дурак, - переливы мелодии и твое дыхание рядом. Согласен – дурак. – А если по-настоящему?! Зачем?! Если из-за секса, то мне хватило и попрошу на выход.
- Нет, не из-за него, но что греха таить, были планы, теперь отменяются… - я смотрел на черно-белое полотно музыки, смотрел, как пальцы летают с клавиши на клавишу, аккуратно так… как бабочки, с цветка на цветок. Черный, белый… контрасты… Наша жизнь состоит из контрастов. – Почему ты такая? – я слышу усмешку, от чего сердце падает куда-то в пропасть, под звуки до-диез.
- Какая такая?! – новый аккорд и тихий шепот мне на ухо. – Педаль зажми, - я повинуюсь. Люблю, когда ты говоришь так тихо, когда нет приказного тона и пренебрежения.
- Почему ведешь себя как стерва со мной и с ним… как… кукла, - моя откровенность меня когда-нибудь погубит, или уже погубила. Ты вздыхаешь, грудь тяжело поднимается, но ты не перестаешь играть.
- Ревнуешь что ли?! – теперь моя очередь улыбнуться, слегка наклонить голову и совсем не слышно прошептать: да. Хотя как можно ревновать ту, что даже не принадлежит тебе! А потом чуть громче.
- Да, я ревную.
- Дурак.
- Знаю… Но все же… почему ты играешь?
- С мужскими сердцами или на рояле?! – оказывается ты умеешь-таки иронизировать, не язвить. – Мне просто нравится, и там, и там.
- Не думала никогда, что это других может задевать?!
- Тебя, например, - я лишь качнул головой в знак согласия, почему-то было обидно. Треклятое женское коварство. Неприятно чувствовать себя… пустым местом. Послушным песиком, а ты напоминаешь мне об этом каждый раз, когда я забываю. Наверно правильно. Я не должен привыкать к хорошему. И все-таки было грустно и как-то вязко на душе. Неприятно когда рушатся твои иллюзии, снова. Я ведь действительно ими жил, какими-то своими фантазиями о другой жизни. Глупо да? Спасибо, что не забываешь мне напоминать о том кто я здесь и что для тебя. Хотя даже не так, кто я для этого мира. Снова не прав, снова ошибся. Впрочем, пора привыкнуть. Я и вправду дурак, если ожидал другой истории.
Я поймал тебя за запястье, аккуратно прижал губам теплую ладонь. До-диез все еще звучало в меня в голове, но на самом деле в комнате было слышно только лишь трепыхание органзы и твое дыхание совсем рядом с моим виском.
- Спасибо за урок… Я пойду, - ты молчала, а я сидел, не шелохнувшись, лишь слушая музыку ветра. Мы оба чего-то ждали. Твоего решения, я ждал его. Послушный пес, и в правду стал таким. Но странно, знаешь, я не жалею.
-Дурак, - повтори хоть миллиарды раз – соглашусь. Но ты так и стояла рядом со мной не решаясь ответить, время тикало удивительно медленно. Я чувствовал твое дыхание на своем виске. Как в мгновение оцепенение спало – мотаясь по комнате бабочкой, тюль, как-то зацепилась за вазу с цветами, резкий порыв ветра и теперь на полу осколки, а по паркету растекается вода. Я засмеялся, в голос, нарушая эту нашу с тобой нерешительность. Обернулся и увидел твою улыбку.
- Оба дураки, - и поцеловать, коснуться губ. Снова и снова пробуя их мягкость. Сердце замерло на секунду, чтобы часто-часто забиться в груди. Ты улыбалась, я чувствовал. И целовала так, как никого раньше не целовала, уверен. Под звуки Бетховена в моей голове и шорох органзы в комнате, под шепот твоего дыхания – мы целовались. И я наконец понял – не ненавижу.

Знаешь Крис… я никогда не думал, что кто-нибудь отыщет дорогу в мой мир. Уж слишком глубоко этот город спрятан. Знаешь, к нему ведет только одна дорога. Такая пыльная, разбитая, с ухабами и пустыней вокруг. И добраться сюда очень сложно. Есть такие города-призраки, брошенные, всеми забытые, где ничего не осталось. Люди бояться таких… Их что-то манит и отталкивает одновременно. Все почему-то останавливаются перед покосившемся бил-бордом, где уже который год выцветает надпись: Внутренний мир Дена. Я иногда думаю, что ты просто его не заметил, ворвался на полной скорости и теперь ищешь выхода. Я часто слышу рык двигателя твоей машины. Как думаешь, сможешь вырваться? Заберешь меня от сюда? Я хочу убежать, хотя… Я вот сейчас смотрю на свое богатство – огромный город. Дома… дома…. так много улиц. Высотки, небоскребы, старые здания… музеи. Прости что так непривычно, прости все в черно-белом цвете. Непривычно наверно видеть серое небо?!.. Но знаешь…когда ты пришел, оно стало светлее, это черно-белое небо. А потом я начал замечать, как оно приобретает голубоватый оттенок. Я очень люблю смотреть в твои глаза – они цвета настоящего неба, которого у меня никогда не было. Спасибо, что подарил мне кусочек. Раскрасил этот мир.
Здесь немного все запущенно, прости, если честно, я не ждал гостей. Хотя думаю так намного лучше. Я не хочу притворяться с тобой. Лучше я покажу тебя все так. Будь осторожнее только, я сам еще толком не разобрался в этом черно-белом городе, не заблудись. Иди за мной. Знаешь, когда мне плохо я ухожу глубоко-глубоко, хожу по пустынным улицам, вечно сворачиваю в какие-то подворотни. А потом очень долго не могу вернуться, тогда я слышу рык мотора и знаю куда идти. Как хорошо, что ты заехал, может по ошибке отыскал дорогу, но ты не представляешь, как одиноко бывает здесь. А?! Не обращая внимания на стекла. Здесь во всех домах вместо окон – зеркала. Чаще всего кривые. Не обижайся на них, это мои единственные и вечные гости – отраженья. Если увидишь где-то разбитые, тоже не обращай внимания, я не очень-то терплю насмешки в свой адрес. А больше им не над кем смеяться. Тут ведь больше никого никогда не было. Не уходи тебя, прошу… Тут не всегда так… Улыбнись. Видишь, тебе тоже улыбаются… Тысячи, а может миллиарды улыбок, я не знаю точно. Город слишком большой, но такой пустой. Одного прошу, не заглядывай в дома, там пусто – веришь? Открой дверь… Видишь, только голые стены, куски обвалившейся штукатурки. Хотя не везде так. У меня разные мысли. Идем. Вон в тот дом, видишь он немного светлее остальных, да и выглядит немного ухоженнее, но не удивляйся, если в один момент он станет чернее черного. Здесь я обычно обитаю каждый день. Тут много чего есть, в общем-то, как и в любой нормальной квартире. Но одно остается неизменным – всегда работает старенький телевизор, еще с антенной. Иногда появляются помехи, но он всегда работает. Там моя жизнь, единственный канал с единственным телешоу – сумасбродная жизнь Дена Норона. Знаешь, иногда не так уж плохо. Сидишь, смотришь, когда делать нечего. Приходи почаще, я принесу второе кресло. Не стесняйся, здесь тебя всегда ждут. Да и увидеть себя на экране всегда приятно, особенно в числе главных героев. Ну ладно, этим еще успеем насладиться. Идем дальше… Куда?.. Нет Крис, боюсь, туда я не могу тебя пустить. Поверь, там нет ничего приятного. Видишь же, что здание искорежено пулями, полуразвалено и дверь заляпана кровью. Тем более ключ от этой двери есть только у меня, не думай, что так просто можешь сломать замок. Давай просто забудем о нем. Я бы рад его снести, но пока не могу. Поэтому просто забудем. Аккуратнее на лестнице, это музей моей памяти. Экспонатов не много, хотя архивы полны. Помоги мне с дверью. Она такая тяжелая и слишком раздражающе скрипит. Я очень редко здесь бывают, поэтому мне до нее нет дела. Чаще я просто хожу вокруг. Но раз уж такое дело. Прости что так темно и везде пыль, я же говорил, что редко здесь бываю. Все что когда-либо было со мной храниться здесь. В основном фотографии, какие-то вещи. Грустно видеть это в таком запущенном состоянии. Толща пыли, такая что даже картинку разобрать трудно. На ладони толстая полоса, картинка чуть-чуть прояснилась. Мне здесь лет семь наверное. А эти люди – мои родители. Моя самая любимая фотография… Она наверно возвращает меня в детство, когда я еще не понял кое-чего очень важного. Смотри, как блестят глаза, мы в аэропорту, родители вернулись из командировки. Мое самое счастливое время. До сих пор иногда слышу свои детские крики: Мама! Папа! Они иногда проносятся эхом над городом, не пугайся если что, ладно? Просто порою так хочется снова вспомнить эту легкость... Подойди ближе – знаешь почему мое коронное блюдо омлет с сыром?! Смотри на это фото… Как будто сейчас чувствуешь: на сковородке потрескивает масло, шипит расплавленный сыр и пахнет омлетом. Это первое и пожалуй единственное что я умею готовить. У меня была такая нянечка, строгая и помню, что волосы постоянно были туго собраны на затылке. Она меня научила…
Ладно, идем отсюда. Если хочешь сюда тоже можешь заходить. Я не против, только будь осторожен и не жди слишком многого. На самом деле, скучно тут у меня. Сейчас вот идем по улице и я думаю что могу тебе еще показать. Ты ведь все знаешь. Сам уже изучил и иногда мне кажется, что каждый поворот тебе здесь знаком куда лучше, чем мне. Может ты нашел карту этого города?! Почему ты так досконально все здесь знаешь?! Почему сам тянешь, ведешь меня за собой?! Помоги разобраться, не пропадай. Как только ты исчезаешь тут твориться такой хаос, что я не могу больше здесь… У меня есть для тебя еще кое-что, только не говори ничего, сам знаю. Есть в этом городе здание, но от него нет ключа. Может ты найдешь? Я часто брожу там, рядом, но никак не могу попасть внутрь. Я знаю, там находятся мои мечты. Но они заперты. Ия никак не могу подобрать ключ… сколько бы не пытался – заперто. И зеркал вместо стекол здесь уже нет – я все разбил. Тяжело так жить, не зная, зачем и почему, не имея мечты. Даже каких-то желаний, стремлений… Я ненавижу эту дверь! Отопри! Помоги мне! Я сам не могу! Помоги! Ты ведь красишь небо в голубой… ты ведь отыскал дорогу сюда… зачем?!.. Крис… забери меня. Я стал пленником собственных мыслей. Я не хочу больше так. Или хотя бы не уходи. Не смогу без цветного неба. Знаешь, я все таки вру что нет у меня мечты, но ты будешь смеяться. Осторожней с этой дверью. Я же говорю осторожней, там обрыв. Правда, некрасивое оно – черно-белое море?! Когда-нибудь я забуду, что там обрыв: открою и шагну в пропасть. И город рухнет, исчезнет, словно его никогда и не было. Пропадут стены, дома, сгинут эти чертовы двери, за которыми ничего нет! Лопнут зеркала на тысячи осколков. Даже руин не останется, стоит мне только шагнуть туда. Я когда-нибудь так сделаю. Но слишком опасно пока ты здесь. Пока я слышу рык мотора и небо над головой голубое, пока ты здесь, я никогда не открою эту дверь. Не уходи… не оставляй одного с кривыми отражениями. Я никогда не скажу этого вслух, очень гордый. Но ты ведь тоже был здесь, отыскал дорогу, потерянную и давно забытую. Ты видел и поймешь. Обязательно поймешь, что я жду тебя на улицах этого огромного пустого города.

- Что это Ден?
- Сигареты.
- Я вижу. Почему они у тебя?
- Ну, наверно логично было бы предположить, чтобы использовать по назначению.
- И какое же у них назначение?..
Эта комедия продолжалась уже около получаса. Директор напротив нервно постукивал пальцами по столу. А я ерзал на стуле, не то чтобы бы было страшно или что-то еще. Меня просто нервировал этот тупиковый разговор. Да и атмосфера тут… Гнетущая, что ли. Почему кабинеты директоров так устроены, что ученики в них чувствуют себя, мягко говоря - отвратительно?! Громоздкий стол из какого-то темного дерева: не то дуба, не то граба – и где же любимый минимализм японцев?! Где угодно, по всем академии, но только не здесь. Здесь есть массивный стол и пачка сигарет посередине. Какие-то бумаги, телефон, изящная пара ручек для подписей. И никак не вяжущаяся с этой деловой действительностью – пачка сигарет. Я бы многое отдал, если бы ее там не было, но жизнь была неумолима и машины времени, увы, нет. Это было даже унизительно сидеть тут и быть отсчитанным за какие-то сигареты, когда мне уже шестнадцать! И так раздражающе было ерзать на стуле, опустив голову, отвечая на вопросы, глупее которых не придумаешь. Гнев во мне медленно, но верно закипал и грозился вырваться в ближайшие минуты, если эта психологическая пытка не прекратиться.
- Зачем тебе сигареты Ден? – глаза с ореолом морщинок вокруг смотрели внимательно, даже цепко, а главное не моргая. От этого взгляда мне было не по себе.
- Чтобы курить. Да, Микацуру-семпай, я курю, - я поднял глаза, упрямо стараясь не отвести их раньше времени. Смело и открыто, с вызовом, хоть и сильно билось сердце о грудную стенку. Минута безмолвного противостояния, пока директор не причмокнул и облокотился на кресло, утопая в нем. По-хозяйски сложил руки на груди, придирчиво оглядывая меня. Я почувствовал, что нахожусь под рентгеном морщинистых глаз. И конечно же проверку с завидным грохотом провалил. Растрепанные волосы, галстук торчит из кармана, а не аккуратно завязан на шее, рубашка распущена на пару пуговиц. Что сказать – “примерный ученик”. Я посмотрел на время. – Семпай, уже четыре часа, во время свободного времени я имею право ходить, как захочу и в чем захочу. Ну, в разумных пределах конечно… - голос немного дрожал, но в общем я держался не плохо.
- Может, еще мне расскажешь, что написано в уставе академии?!.. Например, про это, - кивок на злосчастную пачку. Да что она ему сдалась! Это же простые сигареты!
- Курить на территории академии запрещено, - видимо в моих глазах отразилось то возмущение, которое господствовало внутри и директор, ничего не говоря, кинул мне пачку. Намек был понятен. Из внутреннего кармана мелькнула зажигалка, губы сжали горький фильтр сигареты и кабинет наполнился клубами дыма. Я чуть поперхнулся, когда делал очередную затяжку, очень не по себе было курить под прицелом этих морщинистых глаз. – Пожалуйста, не смотрите так…
- Знаешь Ден… - сердце упало, глухо булькнуло где-то в глубине. – У меня были разные ученики. И такие разговоры не новые, были даже еще хуже, но, ни один не вел себя, так как ты. Любой здравомыслящий ученик, уже бы тысячу раз просил прощения и извинялся бы. Но не ты… Какой-то особенный может?!.. Кем ты себя возомнил?! То, что у тебя другой разрез глаз и цвет кожи, это не значит что ты какой-то особенный, - началось… ну почему у всех старших все сводиться к этому?! Да, я не японец, но живу в Японии с малых лет, так уж случилось и далеко не по моей воле. И сколько себя помню, слышу одно и тоже! Что за дурацкий национализм?! С самого младенчества тыкают. А как тут не почувствовать себя особенным когда с младших классов тебя дразнят и задирают одноклассники. Как в средней школе приходилось драться и чувствовать на себе взгляды наполненные гневом и завистью, только потому, что понравился девочке из параллельной группы, из-за своей не стандартной в Японии внешности. Кто же виноват, что в росте обгоняю мальчишек на полголовы?!.. А потом, в старших классах, когда все немного успокоилось, чувствовать себя изгоем среди одноклассников. Да, конечно я буду другим.
- Ты нахал и наглец Ден. Уже не раз на тебя поступали жалобы от учителей. Знаешь… обычных учеников, я вижу два-три раза в год – когда начинается и оканчивает учебный год, и на разных праздниках. Ты же скоро, чувствую, переедешь из общежития в мой кабинет, - сигарета тлела зажатая губами. Пепел падал мне на штаны, но я сидел не шелохнувшись. Директор, лениво, с явным наслаждением, достал из кипы бумаг папку с моим именем. Я нервно сглотнул, не думая не извиняться, не оправдываться, а зачем?! Бесполезно, всё равно, через неделю другую снова окажусь перед этим громоздким столом. Давать слово и нарушать его – не в моих принципах.
- Надеюсь, ты понимаешь, что просто губишь свою жизнь. Я не знаю, куда тебя примут с таким личным делом… Ты ведь мальчик не глупый, вот… - директор листал обычную папку с единственным опознавательным знаком – моим именем – Дениэль Френсис Норон. – второе место на конкурсе изобретений. Ты ведь тогда собрал двигатель машины?!
- Да, немного мощности добавил, кое-что изменив.
- Да знаю, единственный преподаватель, который на тебя жалуется с иронией это учитель физики. Вот: твои работы по правоведенью, скажу по секрету, пользуются популярностью среди других учителей по этому предмету, доработанные конечно… Но это так, чтобы ты знал. Плюс вся академия болеет за команду по волейболу, в которой ты играешь. Спасибо за кубок, кстати.
- Ищите для меня стимул?! По-моему разговор первоначально шел о вреде курения.
- Нет, первоначально и всегда он шел о своем поведении. Ты думал о своей будущей профессии? Все-таки право, физика и физкультура находятся в разных областях знаний.
- Не знаю, - порой честность куда лучше чем ложь. Тем более, что ничего нового я этой фразой не скажу. – Правда, не знаю. Да, и откровенно говоря - мне все равно, - директор лишь иронично хмыкнул себе под нос. Вообще-то он мне нравился, когда не целился взглядом. Мы ведь часто допоздна засиживались, когда меня в очередной раз отправляли к нему. Пожалуй, из всех людей в академии, где я жил уже пятый год, из всех приятелей, только этот человек знал меня. Как все парадоксально: друг мой – враг мой.
- Я ожидал такого ответа. И отец твой тоже, поэтому и прислал мне кое-что вместе с оплатой,- рык, из горла вырвался рык. Я отвернулся, быстро затягиваясь до самого фильтра. Почему ты никогда не присылал мне письма?! Да хотя бы телеграммы. Всё что угодно, почему тебя никогда не было рядом?! Почему ты можешь быть в любой точке планеты, кроме одной – там, где есть я. Почему ты присылаешь письмо моему директору, а не мне?! – Он пишет, что может устроить тебя колледж с юридическо-экономическим уклоном, - я фыркнул.
- Опять учебное заведение для богатеньких сынков?! Можете даже не отвечать, я знаю… - окурок затушен об подошву ботинка, а губы сжимали следующую сигарету. Директор ничего не сказал, даже не заметив, а может и заметил, просто решил проигнорировать.
- Ден, за всю мою практику, а я директор академии уже двадцать лет и учатся здесь дети не из бедных семей, впервые вижу такую ненависть к родителям.
- Это не ненависть, это злоба. Избавились от меня как от игрушки, сбагрили вам на попечение, только изредка вспоминают о моем существовании.
- Мне казалось, летом ты ездил с матерью в Италию, на родину, или я что-то путаю?
- Было бы еще прекраснее если бы через три дня она не улетела по работе оставив меня с бабушкой в коляске. Ну, зато, я подучил язык – равнодушно пожал плечами, выпуская облачко дыма из легких. – Не мешаю, надеюсь?
- Нет, нисколько. Я сам бросил пару лет назад, здоровье уже не то, да и ты бы не увлекался. Что же мне с тобой делать Ден?!..
- Смириться, наверное, я такой, какой есть. В каждом учебном заведении есть свой хулиган, кто-то должен выполнять эту роль, так почему бы ни мне?! Зато на встрече выпускником буду говорить, а помнишь, у нас был такой парень... – улыбка. Мне нравилась улыбка этого человека, она какая-то теплая.
- Когда ты впервые попал сюда Ден?! В мой кабинет?! Лет в тринадцать?
- В двенадцать, за драку. А потом только в тринадцать. Меня сенсей отослал, кажется с истории, за то что я заснул на уроке. Ну и так по мелочевке, за непослушание. В четырнадцать часто ловили ночью, когда мы с ребятами, после отбоя по корпусу гуляли.
- Причем не по своему, а по женскому…
- Да и по-своему тоже. В уставе же не оговаривается, в каком можно в каком нельзя… Ну а так, семпай, вы же знаете, что я мелкий пакостник…
- Конечно мелкий, а кто выломал дверь в душевой? Да и драки как-то не назовешь мелкими пакостями, особенно когда пострадавший ученик получил сотрясение…
- Сколько раз повторять, что к двери я не причастен! Это не я! Мне тогда как раз было не очень выгодно от нее избавляться!
- А кто тогда?! Ты ведь не сказал тогда ни слова, признав, между прочим, свою вину.
- Простите, своих не выдаю. Да и вам наверняка уже все всё рассказали, просто хотите мне еще одно пятно в дело занести. Чтобы другим жизнь не портить. Я же всё понимаю, только кажусь идиотом.
- Мы, кажется, только что обсуждали этот вопрос. Я не понимаю, зачем ты так поступаешь…
- Я сам не понимаю, скажу вам честно… - взгляд на часы, туша окурок любимым способом. – Я наверно пойду, надо сделать что-нибудь из заданий, а то на ночь у меня другие планы, - улыбка, чуть ехидная, даже ироничная и блеск в глазах. Кто-то сходил с ума от фирменной усмешки школьного хулигана, кто-то ее ненавидел, а кто-то так же улыбался в ответ, как это человек сидящий на против.
- Поймают в женском корпусе, пеняй на себя. И кстати, ты…
- Наказан, исправительными часами после уроков, - последняя фраза произнесена вместе с директором. Уже заученная фраза, которую я слышу каждый раз, когда выхожу из этого кабинета.
- Именно так, и с сигаретами осторожней. На таких мелочах поймали, Ден, тебе должно быть стыдно, - лучше уж сигареты, чем пришлось бы меня забирать из участка. Надеюсь, и сегодня ночью пронесет.
- До встречи, - я подхватил рюкзак, закинул на плечо, пряча сигареты в карман пиджака. Улыбка, зная, что последует в ответ.
- До скорой встречи…

В колонках играет - from life of den noron



В квартирке наконец-таки тихо. Даже непривычно как-то, совсем тихо. А еще темно. Очень. Теперь я могу выкурить сигарету, ту самую, которая одиноко катается по пачке. Аккуратно открыл окно и забрался на подоконник. На небе не видно звезд, царит сумрак. Сколько сейчас? Часа три ночи? Не важно, город спит, а вместе с ним спят и те, кто в нем обитают. Даже зеленый фонарь как-то тускло светит, наверно не хочет мешать. Вода в каналах едва поблескивала и убаюкивающее качалась из стороны в сторону. Огонек зажигалки, чтобы почувствовать на губах горькость табачного дыма. Вздох, и странное тепло разлилось по легким, заполоняло там все и вырывалось наружу серыми облачками. Я рад, что сейчас тихо, как-то по-особенному. Такая живая тишина… Сигаретный дым плывет по воздуху и тускло светит зеленый фонарь. Повезло, что удалось снять эту квартирку. Маленькая, светлая, когда светит солнце и уютная. Да, больше всего мне в ней нравилось, что тут есть некая атмосфера, которую трудно описать. А еще тут пахло ее духами и моими сигаретами. Странная смесь корицы, цитрусовых и табака. И еще кое-что… новое, к которому я никак не могу привыкнуть – запах ребенка. Самому смешно, но это так, у детей есть какой-то иной запах, который наверно выветривается со временем. Я не имею в виду испачканные подгузники и запах женского молока, а именно ребенка. Ребенка, который сладко спит в своей постельке, плотно укутанный. Он будет спать еще четыре часа и в семь, уходя на работу, я снова встану и накормлю малыша. Пусть она поспит немного. Я оглянулся, выпуская из носа струйки серовато дыма. В полутьме едва различимо поднимается одеяло. Но я слышу, как ты дышишь. Тихие шаги, прикрывая окно. В июне все еще холодно. Зато есть теплое одеяло, пропитанное твоими духами и твоим теплом. Ты по инерции придвинулась ближе, обнимая. И как всегда смешно поморщилась, улавливая запах табака.
- Ты опять курил?!..- сонно шепчут твои губы в который раз. Я знаю, как ты ненавидишь, когда я курю. Я и сам не понимаю, почему опять начал. Сколько я держался без сигарет? Года три, изредка вспоминая вкус горького фильтра. Почему же сейчас я вновь пристрастился?! И именно ночью, когда и ты и Крис спите… Я прижал тебя ближе, вдыхая аромат корицы и цитрусовых. Из всех духов во время беременности ты могла пользоваться только этими. Легкими ненавязчивыми, даже неуловимыми. Улыбка, чувствуя, как теплая ладонь скользит по скуле, норовя забраться мне в волосы. Я слегка прикоснулся губами к запястью, я люблю тебя целовать, когда ты такая…
- Ты колешься, щетина… - в этом вся ты. Не можешь промолчать, хотя я знаю, что тебе нравится. Сама же утром в ванной забрала у меня бритву. – Ты молоко подогрел?..
- Да, я все сделал. Как и вчера и как позавчера и 53 дня до этого… Спи, отдыхай… - после этих слов ты всегда подвигаешься ближе, закидываешь на меня ногу и слушаешь как бьется мое сердце.
- Ты завтра работаешь?!..
- Сегодня, - тихо поправил я ее. Мне нравится, когда ты говоришь так тихо чтобы не разбудить спящего Криса в соседней комнате. А еще мне нравится, что этот диван такой узкий. – И сегодня и завтра… Может в субботу куда-нибудь сходим?! Покажешь Венецию…
- Еще не надоело?.. – кажется, от этого разговора ты начала просыпаться, голос немного окреп. Лучше спи, спи… отдыхай. Ты так устаешь днем… Легкое касание губ к твоим волосам, они тоже пахнут фруктами. Я вдыхаю любимый запах, кажется, что улетаешь, но тяжесть на сердце не дает оторваться от земли. Прости меня. Прости за то, что ломаю твою жизнь. Вернее за то, что уже сломал. За то, что забрал тебя из шикарного особняка, вытащив на улицы. Прости за то, что лишил всего в один миг. Прости за то, что не могу ничего дать взамен. Прости за то, что влюбилась. Прости за то, что настоял на рождении ребенка. Прости за то, что с каждым днем рушу твою жизнь. Иногда я думаю, зачем, зачем тебе это все?! Зачем я? Зачем Крис?! Почему ты еще со мной?! Неужели просто боишься вернуться, вот и коротаешь со мной эти дни? Ты ведь порывалась уйти, и не раз, и не два. И говорила мне, что ненавидишь, билась в истериках. Почему молча пошла со мной, когда я забирал Криса? Просто смирилась?! Зачем?! Зачем я тебе, зачем тебе ребенок, которого не хотела рожать?! Я просто не понимаю, почему до сих пор чувствую твое тепло и запах цитрусовых с корицей. И до сих пор не верю, что ты лежишь рядом, привычно закинув ногу на меня, обнимая. Что за странная логика?! Пойму ли я когда-нибудь тебя? Может просто взыграл материнский инстинкт? Или просто не знаешь что делать? Или это жалость?!.. Прошу, только не последнее. Все что угодно, но не надо меня жалеть. Ты итак слишком много сделала, хотя вовсе не должна была. Да, ты истеришь. Да, ты кричишь. Так почему же до сих пор со мной?! С нами… Не могу понять.
- Спишь?.. – в ответ она лишь прижалась ближе, протянув что-то типа “да”. А я вынужден кусать губы, задаваясь один и тем же вопросом. Спросить напрямую, как всегда не хватает сил. Может быть, я когда-нибудь спрошу тебя об этом. Но не сейчас.
– У тебя сердце часто бьется…
- Знаю,- действительно, слишком часто. Будто бы выбивает ритм. Ты тяжело приподнялась на локтях, отчасти опираясь на мою грудь. И ощущение чего-то теплого разом исчезло, словно его и не было. Длинные волосы, касались кожи, щекотали, но я не чувствовал этого. Лишь слушал, как эхом в ушах звучит четкий ритм сердца.
- Что-то случилось?! – твои глаза поблескивают в сумраке. Я знаю, чувствую, что они немного встревожены, в них есть сонливость и усталость, и не видны мешки под глазами, сейчас в полутьме, сумраке. Почему ты сейчас здесь?! Я аккуратно убираю за ухо пряди и смотрю на тебя, сквозь мрак.
- Выходи за меня,- ладонь нежно спустилась по скуле к губам, пальцы осторожно коснулись улыбки. Я не мог видеть, но чувствовал, что ты улыбаешься. Я сам не понимал, как эта абсурдная фраза сорвалась с языка. Как я смог выговорить на одном дыхании. – Выходи за меня… - медленно вкрадчиво, полушепотом, потакая тишине вокруг и твоей невидимой улыбке. – Я всю свою жизнь буду жалеть если сейчас не скажу тебе этого. Вернее уже сказал…- ее смех. Такой заливистый, сквозь тишину. Так что я от испуга отдернул руку, а ты вот припала к моей груди, часто дыша в шею, пытаясь заглушить хохот.
- Дениэль, ты такой милый, когда серьезный! – притихла, только горячее дыхание щекочет шею. – Ты не шутишь? – шепот почти мне на ухо, такой обжигающе горячий шепот, но у меня кровь стынет в жилах и сердце часто-часто бьется, я чувствую, что ему в грудной клетке очень тесно. Я молчал. Я просто не знаю… Вырвалось?.. Или расчет? Прости за мой эгоизм… Я приподнялся, почти сел на этом старом узком диване, ты с непониманием тоже сползла с моей груди и села, послушно сложив руки на коленях. Почему я всё делаю неправильно? В кармане джинс, лежавших рядом на стуле, я достал маленькую коробочку покрытую зеленым бархатом. Я ведь просто купил тебе кольцо. Жутко тряслись руки, такие холодные, у меня никогда не было таких холодных рук. Почти такие же как это кольцо в моей руке. Белое золото и агат. Символично?!..
- Агата…- голос дрожит, так же как и руки, но кольцо уверенно скользит тебе на безымянный палец. Больше я не могу сказать и слова. Чувствуется острый недостаток в никотине. Лишь качаю головой, вылезая из-под одеяла. Обертка новой пачки безжалостно сжата в кулаке и дергается огонек зажигалки. Я снова открыл окно. Прохладный июньский воздух, и сигаретный дым в легких. Я облокачиваюсь на подоконник, обреченно опуская голову. В ответ тишина. Тихо плещется вода в каналах, но не успокаивает. Затяжка, быстрая и глубокая. Я не курил так уже очень давно. Запах цитрусовых и корицы резко бьет по обонянию. Твои духи и мой табак… Странная смесь. Ты близко и мне снова тепло, дрожит лишь огонек сигареты. Твои руки осторожно скользят по моей спине, и я чувствую, как кожа покрывается пупырышками от каждого прикосновения. Руки, наконец, обвивают мою шею, и твое горячее дыхание мне на шею.
- Хорошо…
Куда падало сердце?! Падало ли оно, а может, летело?! Каждый летает, как умеет. Дальше я чувствовал лишь запах цитрусовых и корицы, странная смесь с моими сигаретами… Тепло… хорошо…

Я открыл глаза. Белые стены, потолок. Часто заморгал, не понимая, где я нахожусь. В последнее время что-то слишком часто меня мучает этот вопрос. Рядом раздался оглушающий писк. Я с трудом повернул голову, не понимая, что так мешает. Оказалось кислородная маска… Вздох, выдох… пытаясь успокоиться. Я в больнице. Судя по всему в реанимации. Вздох, выдох… Я закрыл глаза, судорожно сглотнув, пытаясь вспомнить. Многочисленные дни слились в сознании в один. Они были такими одинаковыми. Изматывающие тренировки до потери сознания. До тех пор, пока просто не падал от усталости и напряжения. День за днем… Два месяца бесконечной дрессировки. Я не знал что делать. Как по-другому. Потерялся в собственном страхе и беспомощности. Меня медленно и методично ломали. Как бы не метался, не пытался сопротивляться, не получилось. Неужели так просто я сдался?! Слаб как никогда, хотя с пары ударов мог спокойно отправить взрослого мужчину в нокаут. Просто еще один бойцовский пес, не человек, а именно пес. Никогда даже предположить не мог, что можно лишить потребности думать. Оказывается можно. И очень легко. Выматывать тело до предела, когда даже до комнаты не доходишь, а падаешь, только протянув руку к двери. День за днем, стирая прошлое и будущее. Два месяца… Вздох, выдох… Только спасительные бои раз в две недели, когда срываешься с цепи. Стоило только перешагнуть те три ступени и я оказывался в другом мире. Мире, где я стал чувствовать себя как дома. Среди криков и крови. На этом маленьком клочке я платил за все и отдавал сполна. Победы и поражения, все было неважно. Все равно. Только бы остаться в том мире подольше, не возвращаться туда… где дни слились в один. Меня сломали, так просто… От обиды и бессильной злобы хотелось плакать, но слез не было. Как будто ненависть все выжгла. Неужели во мне не осталось совсем ничего человеческого?! Неужели теперь действительно пес на цепи?! Страшно… очень. И так хочется плакать, навзрыд. Накрыться одеялом и давить в себе всхлипы. Движения заторможены, рядом с головой раздражающе пищат приборы. Вздох, выдох… Попытаться сжать ладонь в кулак и с удивлением обнаружить что не чувствуешь руку. Игла до упора впилась в вену, прижатая пластырем. Ненавижу капельницы, ненавижу иглы. Меня передернуло от отвращения. Я попытался отвлечься, оглядел палату. Лучше бы этого не делал. Реанимация… Почему люди никогда не задумываются от том что скоро могут умереть?! Задумываются, некоторые. Но меня посетили таким мысли впервые. И страх плотно поселился в душе, скрутив разум и сердце в плотных тисках. Час-два, неделя, месяц?! Сколько?! Умирать страшно. И пусть не врут те, что говорят что не бояться смерти. Боятся, все люди боятся смерти. Меня била мелкая дрожь, прошиб холодный пот, а странные приборы под боком опасно запищали. Я затравленно оглянулся на них, пытаясь хоть что-то разобрать в хитросплетении витиеватых линий. Никто не хочет умирать, и я не хочу. По крайней мере, вот так, на больничной койке, с этой глупой маской на лице, без которой я наверняка труп. Вздох, выдох… Ненавижу больницы…
Дверь бесшумно открылась впуская внутрь мужчину преклонных лет, с папкой в руках и белом халате.
- Какой шустрый малый. Быстро проснулся. Как себя чувствуешь, нормально?!
Какое нормально! Я лежу в реанимации, это он называет нормально?! Я все же неуверенно качнул головой. Ничего не чувствовал, наверно это было и к лучшему. Потому что бы сразу появилась боль, которую я не переношу так же сильно как и больницы. Врач снял со стенки кровати планшетку с моей историей болезни. Наверно увлекательно чтиво. Он быстро пролистал, неприятно морщась.
- Перелом нескольких ребер, перелом носа, раздробление фаланг пальцев на кистях, порванное сухожилие предплечья… Внутреннее кровоизлияние дыхательных путей, кишечника…
Я враждебно сверкнул глазами. Мне было достаточно и перечисленного, если он находит это очень занимательным, то пусть, хотя бы читает про себя.
- Не говоря уже о многочисленных гематомах по всему телу… - врач косо посмотрел на меня, как бы сторонясь. Мой взгляд был далеко не из дружелюбных. Он тихо снял показания с приборов. Сказал чтобы я отдыхал, и если так дальше пойдет, то через пару дней меня переведут в обычную палату. Я облегченно вздохнул, вернее, попытался это сделать, но из-за кислородной маски не получалось. Сердце отпустило, не смертельно… буду жить. Я наконец-таки успокоился и прикрыл глаза. И все же, я слишком сильно измотался. Васко не рассчитал нагрузки, которую я могу выдержать. В последние месяцы я тщательно избегал всех своих отражений, старался не приглядываться к телу, с которого просто не сходили синяки. И в конечном итоге, очередной бой. Стандартный, какие были до этого. Новый противник, тот же ринг, те же условия. Но сил не было. Даже спасительные злоба и ярость не могли мне их подарить. Я помню как картинка перед глазами поплыла, и я начал задыхаться и захлебываться собственной кровью. Такой темно-бардовой, почти черной, даже в ярком свете ламп. Она казалась мне черной. Из сломанного носа текло уже давно, бинты на руках больно прилипли к открытым ранам, из которых проглядывали костяшки. Как же я ненавижу боль, но я привык. Я так привык, что уже не представлял свою жизнь без нее. Дальше крики… Кто-то рядом кричал.

“Холодный пол ринга. Я уже не мог встать, только корчился съедаемый тупой болью в животе. По горлу поднималась соленая жидкость, раздражая вкусовые рецепторы на языке. Я задыхался. Каждый вздох давался с трудом, как будто я глотал не воздух, а воду. Часто капали на пол струйки бардовой крови. Всего трясло и знобило. В глазах темнело и плыло. Яркий свет ламп дневного света тонул в сигаретном мареве. Кровотечение усилилось, и я теперь всерьез боялся захлебнуться. Воздуха не хватало, легкие жгли, как будто внутри были раскаленные угли. Поверхность подо мной уже вся заплыла темно-бардовой кровью, жуткий коктейль, на который я смотрел заворожено, словно пытаясь разглядеть что-то… Крики вокруг. Как в телефоне с плохой связью, репело, шипело, и половина слов пропадала без вести.
- Вызывайте скорую!..
- Не трогайте его! Он так точно захлебнется.
Саркастичная улыбка, на лице, искривленном болью и испачканным темно-бардовой жидкостью. Какая экзотическая смерть… захлебнуться собственной кровью…
- Несите аптечку. Найдите морфин. Быстрее мать вашу!
Суета… как она раздражала. Даже сдохнуть не дают нормально. Зачем это все?! Я же просто разменный материал. Найдете нового пса, так же обучите его и он тоже, как и я будет грызть глотки соперникам по приказу. Потому что не было другого выбора. Или был?! Нет… у меня не было…
Новый приступ, мое горло медленно превращалось в водопад. Губы стали порогами и обрывом. Вода сменилась темно-бардовой кровью. Она была почти черной. Ко мне боялись приближаться. Даже чувствуя как жизнь вытекает через губы, я блестел глазами и ненавистью ко всему живому, готовый разорвать всех кто приблизится хоть на шаг. Тени плясали причудливые танцы, уводя за собой. Далеко-далеко… И все смылось, стерлось. Я просто рухнул в растекающуюся лужу собственной крови…”

Они все-таки успели привести меня в больницу. Видимо напичкали наркотой. Когда потерял сознание. Догадываюсь, что было дальше… Неужели кровотечение было настолько сильное?! Ответ был ясен и прост: да. Иначе бы не лежал в реанимации. Клонило в сон – последствия наркоза, если он был, или морфина. Что ж… как бы я не надеялся на избавление, его не было. Я слишком люблю жизнь и боюсь смерти, чтобы так просто сдаваться. Пускай слаб, пускай бессилен, но жив. А значит, не сломлен до конца и у меня есть шанс.

Назвать мое появление в этом доме удачным было никак нельзя. Пару дней я просто валялся в постели, зализывая раны и очищая организм от той дури, которой меня нафаршировали чтобы доставить в Италию. Единственным человеком, который ко мне заходил, был Диего. Хотя думаю в первый раз он думал что найдет в комнате труп. Надеюсь, это разочарование было для него приятным, потому как в последствии наших разговоров он мне понравился. Хоть эти вечно острые, колкие глаза с хитрющим прищуром немного раздражали. Хотя было приятно видеть его удивление, когда я заговорил с ним на итальянском, правда, мой словарный запас быстро кончился. И теперь каждый день по моей просьбе этот человек обучал меня хитросплетению звуков, которые впоследствии должны были стать итальянским. Мать бы определенно порадовалась моим успехам, учился я действительно быстро, думаю, свою роль сыграли ее гены. Синяки и ссадины тоже рассосались достаточно быстро, чему я был несказанно рад. Но все же… одно оставалось неизменным – я каждую ночь мучился бессонницей. Даже не смотря на столь большие перескоки во времени. Я не мог заснуть, а если засыпал, то через пару минут просыпался в холодном поту, пытаясь избавиться от картин прошлого. С каждым разом становилось все хуже, эта авария начала преобразовываться. К битому стеклу и смятому корпусу вскоре прибавился взрыв. Яркий, от которого я слеп. Он преследовал меня, словно упрекал, что меня нет рядом с тобой. Иногда я срывался с места и всю ночь напролет бродил проулками Сан-Ремо, но возвращался на рассвете, потому что понимал что вернуться в Японию было не реально. Разве что только в мечтах… Я просто не знал что делать. Иногда по ночам я сидел под чужими окнами, слушая тихие разговоры, или же кое-что иное, но понятное на всех языках мира. А еще я забирался по трубам на крыши и смотрел на небо… Другие звезды, почти незнакомые… Только иногда мне казалось что они те же… И что ты рядом… Я старался не опускать голову чтобы подольше побыть в иллюзии, невыносимо видеть вокруг себя темноту. Где ты? Что с тобой? А может ты уже там, и я не зря смотрю на звезды? Они такие холодные. Холодные и колючие. Когда-то я видел среди них твои глаза, но теперь понимаю, как ошибался. Нет в этих небесных осколках ничего, что было у тебя. Они такие холодные… Каждый рассвет я обещал себе что начну все с начала. Новую жизнь, новую историю. Без тебя. Прости. Я оказался слишком слаб, чтобы день и ночь чувствовать это тупую ноющую боль в сердце. Я попросил Диего достать обезболивающее. Я целую ночь смотрел на пузырек с таблетками, вертел в руках, то доставал, то убирал капсулы. Так хотелось избавиться от этой боли, навсегда. Наверно это покажется тебе глупым… но я все же хотел больше никогда ничего не чувствовать. Но на этот поступок мне не хватило, ни смелости, ни безрассудности. Я все-таки еще мечтал вернуться в Японию. Мечтал и боялся. Боялся, что вместо твоих глаз увижу каменный памятник…

Ночью я сходил с ума, а днем снова был тем нагловатым парнем, которым хотел казаться. Люди все-таки не меняются. В Токио ведь было все тоже самое. Только депрессии я приправлял сигаретным дымом и алкоголем. Теперь это была непозволительная роскошь. Я усвоил главное правило этого дома: все надо заслужить. От еды, до синяков, за все здесь есть своя награда. Волчьи законы, по которым живут люди. Так и надо, особенно когда вертишься в криминале. Только так можно выжить.

***

Через неделю моего затворничества, Диего пришел в очередной раз, как и каждый день, но пришел не один. С ним был тот шкафообразный тип, который в день нашей встречи получил от меня в челюсть. По моим догадкам он же и был один из моих ночных посетителей. Мы скалились смотря друг на друга, чувствуя не законченные дела. Васко, как он представился, был один из охранников дома и я в его глаза представлял угрозу как непроверенное лицо. Он быстро объяснил причину своего визита.

- Пора поработать,- коротко, ясно и доступно. Однако было сразу ясно, что он имеет виду не машины. Хотя я счел нужным уточнить эту деталь. Они с Диего повели меня в гараж, оказывается моя комната находилась в метрах десяти от него, но я как слепец всегда проходил мимо. Лишь украдкой успел взглянуть на блески капотов коллекционных феррари, как перед моим носом захлопнулась стальная дверь.
- Доступ к ним надо заслужить. Думаешь, я тебе позволю к ним хоть пальцем прикоснуться?! – и снова она. Бесшумно подкралась сзади, однако запах ее духов я запомнил на всю жизнь. Странное сочетание корицы и цитрусовых. Хозяйка в этом доме, она вызывала во мне смешенные чувства, и далеко не положительные. Меня раздражал ее тон, в первую очередь. Командно-приказной, который не терпит пререканий. Как бы я не боролся с искушением съязвить, едкие замечания все равно слетали с языка и натыкались на разъяренный взгляд голубых глаз. Как же все таки они похожи на те…
- И как вы, ваше величество, хотите, чтобы я работал?! Я авто-механик, а не проститутка,- почему-то первой мысль о заработке был именно этот способ. Яда в моем голосе хватало, так что Агате оставалось лишь фыркнуть.
- Ой, Денни, даже не надейся,- ее ладонь легко и насмешливо хлопнула меня по щеке, я едва подавал в себе желание откусить эти тоненькие пальчики с острыми коготками. Мало ого что она меня бесила, так и еще называла этим недоименем. Хотя я сам так решил. Ден остался там, в Японии. Я намеренно просил называть меня Денни, чтобы не напоминать себе о прошлой жизни. Ден остался там, с ним… - у меня найдется для тебя занятие поинтересней… Ты знаешь, что такое кулачные бои?! – я рыкнул. Развлечение для богатеньких дядей и их подстилок, которые ставят огромные деньги на человеческие жизни. Никогда не понимал какое они получают удовольствие наблюдая как люди дерут друг друга в клочья. Фактически бокс без правил. Смерти в таких боях были далеко не редкостью.
- Я что похож на собаку?!
- Дениэль, у тебя выбора нет, - Диего остановил меня прежде чем я ляпнул что-то существенное в адрес этой дамочки. Я весь трясся от гнева и возмущения. – Ты же знаешь, что на улицах тебе сейчас не выжить, - ненавижу когда он прав! Нет, жить конечно буду. Какое-то время. В конце концов я всегда могу попытать счастье ограбив банк, что мне терять уже?! И тогда разворачиваются две перспективы, которые позволяют выжить: уехать с деньгами куда подальше или на неопределенное время поселиться в тюрьме. Но это уже такие крайности… Когда терпение лопнет окончательно, то наверняка так и сделаю, а пока…
- Через полторы недели начнутся новые игры. И ты должен быть готов. Васко будет тренировать тебя, правильно поставит удар, покажет пару приемов…
- Сделает из меня бойцовского пса. Который беспрекословно реагирует на команду: «фас»…
- Слушай, а чего это я с тобой вожусь?! Проще тебя пристрелить и дело с концом…
- Ну, давай, попробуй, я тварь живучая…
- Думаешь побоюсь?! – мы прерывали друг друга, жестикулируя во все стороны. Раздражение и ненависть так и скользили в голосах, а глаза горели адским пламенем, в котором мы хотели утопить друг друга. Я почувствовал как к затылку приставили холодное дуло пистолета. Но все равно не мог остановиться. Даже щелчок предохранителя меня не привел в чувство.
- А самой белые ручки попятнать не хочешь?! А то привыкла, что за тебя все делают! – теперь второе дуло смотрела мне прямо на переносицу. Я лишь улыбался, чувствуя как адреналин смешивается с кровью, создавая гремучую смесь. – Ну?! Чего ждешь? У моря погоды?!
- Какой же ты идиот… - оба пистолета опустились, а я лишь торжествующе улыбнулся. 2:0 в мою пользу. Сломать меня так просто не получается. Ведь так?! Будь на твоем месте мужик, он бы наверняка выстрелил и не стал бы со мной сюсюкаться. Хотя с мужчиной я бы и вел себя по-другому…
С того дня из меня стали делать бойцовского пса. Пришлось учить всему, ибо раньше я дрался только на улицах. Кулаками, да и вообще чем попало. Васко сразу как знающий человек расставил все акценты над которыми мы работали.

***

- У тебя сильный удар, но он совершенно не поставлен от него нет никакого проку, если ты, конечно, не ударишь и мгновенно побежишь...
Я старался не особо задумывать над тем, зачем меня этому учат. Правильно бинтовать руки, держать стойку, ставить блок… И бегать по утрам… из всей части тренировок я ненавидел бег по утрам. Бессонница никуда не пропадала, даже когда я вымотанный и уставший просто валился на постель. И только стоило мне провалиться в сон на меня выливали холодную воду и за шкирку тащили на улицу. На пятый день тренировок, я, заранее извинившись, проехался кулаком по лицу своего тренера. Просто очень хотелось спать… Ну естественно после такой выходки, простой пробежкой я не отделался. Но ни одного писка он от меня так и не добился. Скрепя зубами и прикусывая язык, чтобы не выплеснуть весь тот яд что накопился, я выполнил все, что от меня требовали. В эти полторы недели, я страстно желал сбежать и воплотить задумку с банком. Я почувствовал на себе все прелести спецназовской подготовки. Если честно, я боялся снимать футболку, потому что Васко учил меня привыкать к боли, а удар у него тоже был далеко не из слабых и поблажек он не давал. И все равно я чувствовал себя собакой. Псом, которого озлобленного держат в клетке, и учат причинять боль, а если надо, то и убивать… И эти приемы мне показали. Но я твердо решил, что никогда их не применю. Я не собака, которая рвет все и всех в клочья, по приказу. Хоть что-то человеческое во мне должно было остаться… Но Васко упрямо выбивал из меня все это оставшееся. Масло в огонь подливала одна особа, которая постоянно крутилась рядом. Похоже, ей нравилось видеть, как меня дрессируют. Ее колкие фразочки, за ответ на которые я в очередной раз получал, задевали больше обычного. Видимо в силу накопившийся злобы, и кулаки уже не помогали избавиться от этого чувства. Она преследовала нас как тень, ну разве что не бегала рядом по утрам. Меня убивало как она может спокойно пить кофе, или загорать, смотря на то как надо мной измываются. Хотя… в долгу я оставаться не привык. Устав получать за пререкания, меня так все достало, что я просто запихнул ее в ближайший сарай с садовой утварью, крепко подперев граблями дверь. Что ж… ее возмущенные крик хоть порадовали некоторое время нас обоих. Мой тренер. Тоже был не прочь на полчаса избавиться от усиленного внимания своей хозяйки. Он тоже пес, такой же как и я. Только уже старый и побитый в этих боях. Я ненавидел людей, которые платили таким как мы, за зрелище. Кому-то платили, а кто-то платил, таким образом… Все таки как бы человечество не хотело принять гуманизм, оно всегда будет жаждать крови. Всегда жаждало и будет. Все-таки мы звери. Просто, более извращенные, которые жаждут крови ради забавы. За эти полторы недели, я понял это, и с каждым разом я испытывал отвращение. К таким людям, которые получают от этого удовольствия и к себе, от того что стал псом…

Одним утром меня не будили. Дали отоспаться и набраться хоть каких-то сил. Бой назначен на полночь. Я спал как убитый до шести вечера. Мня поднял Васко, правда обошлись без таких экстренных мер как контрастный душ из банки. Наверно зря, потому что просыпался я еще часа полтора. Облегченная форма тренировки, без присутствия раздражающего фактора. Мне было страшно. Животный страх сковал душу и тело, замедляя движения. Неверное все звери предчувствуют неизбежную боль и забиваются в углы, тихо ожидая ее. Мне тоже хотелось куда-нибудь спрятаться, до того момента, пока не придет время выезжать. Никто не успокаивал и не говорил, что все будет хорошо. Итак все знали, что я – мясо. Ну, то, что из меня собираются его сделать, я не сомневался. В пузырьке с обезболивающим, осталось совсем не много таблеток, многое ушло на тренировки. Но все-таки хватило ума приберечь. Пары таблеток вполне достаточно, чтобы притупить боль. Когда подъехала машина, я лишь нервно кусал губы и то и дело перематывал бинты на руках. С каждым разов все крепче и крепче, передавливая сосуды. Васко ехал рядом с каменным лицом, ничего не говоря. Да и что говорить?! Все было ясно. Я боялся и тихо скулил себе под нос. Потому что помнил, видел и знал, что бывает на таких бойнях. Но это было из другой жизни. Сейчас я бойцовский пес. Меня всего трясло под конец поездки и ноги едва держали, когда спускались по лестнице в темный подвал. Хотя темным он был только на первый взгляд. Пока не начались бои, над бархатными красными диванами тускло светились лампы, среди серой завесы сигаретного дыма. Народ потихоньку подтягивался, на столиках стояло спиртное. Девушки в откровенном белье, танцевали на подиуме… который через пол часа станет полем боя. Меня всего дергало, так что я уже пожалел, что отказался от косяка который предложил Диего…

Через полчаса, яркий свет ударил по глазам. Пришлось жмуриться, чтобы хоть как-то разобраться в пространстве. Шаги по трем ступеням, на подиум… я навсегда запомню эти ступени. Силуэты наблюдателей плыли в клубах сигаретного дыма. Прежде чем ярость и злоба не заполнили мою душу, я хотел узнать есть ли в зале она. Я просто хотел взглянуть в ее глаза, потому что они напоминали те… оставшиеся в прошлой жизни. Прежде чем звонко прозвучал гонг, я выловил ее образ, наверно, то была она. Женщина в красном атласном платье, которая явно не интересуется происходящим, а лишь обворожительно улыбается, глядя на мужчину рядом. Было бы интересно взглянуть на него если бы он стоял сейчас на моем месте… Но вряд ли это когда-нибудь произойдет. Я лишь крепче сжал кулаки, выставляя их перед собой становясь в стойку…

Сознание отключилось мгновенно. Тело на автоматизме выдавало удар за ударом, ставило блоки и уворачивалось. Я не чувствовал боли, абсолютно, ни отголоска. Хотя противник бил со всей силы. Лишь скрипели зубы, сдерживая звериный рык. Ярость, злоба и ненависть. И ничего вокруг, кроме сигаретной дымки и ярких ламп над головой. Удар, удар… со всей жесткостью, как ни бил никого никогда. Страх уступил место животным инстинктам. Я понял, что запросто могу убить. В таком состоянии это очень просто. Здесь побеждает не самый сильный и не изворотливый. Это место - алтарь человеческих грехов. И гнев был одним из них. Злоба и гнев, во мне их накопилось столько, что под конец пятого раунда я откровенно избивал бойца, не в силах остановиться. Удар за ударом. Я не слышал криков толпы, мне было откровенно плевать на них, я лишь бил как в экстазе. Из меня сделали пса. Нет, даже не так, во мне разбудили его. Теперь я понял, как сладок запах крови, как может питать страх, как можно обезумить от злобы и ненависти. И я готов был порвать любого, кто сейчас окажется рядом. Мне дали эту возможность. Павшего противника сменили другим. Наверно это зрелище действительно завораживало. Что-то действительно было в этом красивое. Извращенно красивое. Как та женщина в красном атласном платье…Сигаретный туман стал алым от крови. Лампы тоже отдавали бардовым. И запах крови смешался с дымом и алкоголем. Дыхание сбивалось, ныли от усталости кулаки и от напряжения вопили мышцы. Я был на грани эйфории. Это чувство словно дурман затягивало в мир кровожадности и злобы. И сегодня я чувствовал себя там королем. Мне сменили третьего противника, люди чувствовали, что от меня исходит нечто… Они боялись и восхищались. Забирали у меня эту необъяснимую силу, словно питались ею. Четвертый боец продержался дольше всех. Я рухнул без сил, как только его спустили по ступеням. Глаза заплыли в алом тумане, а аромат крови все еще щекотал обоняние…
Я проснулся резко, от ярких вспышек перед глазами. Кошмары не оставили меня даже сейчас. Едва стоило снова коснуться постели, как тело взвыло от боли. Мне сразу захотелось чтобы меня застрелили. Здесь, сейчас же. Терпеть это невыносимо. Кто-то рядом успокаивающе зашептал, прикладывая к лицу что-то холодное. Лед мгновенно таял, и маленькие капельки раздражающе стекали по подбородку. Ощутил, как из вены на руке вытаскивают иглу. Я просто не мог терпеть, я очень боюсь боли. Из горла вырвался только хриплый кашель, хотя хотелось кричать. Первое что пришло за кашлем – маты, смешанные с горькими слезами от боли и солью на языке. Когда немного пришел в себя понял, что все еще нахожусь в подвале, в переодевалке, куда завели перед боем. Я отплевывался кровью, пытаясь хоть пошевелиться с меньшим количеством криков. Рядом валялись насквозь пропитанные алой жидкостью, бинты. Кулаки разбиты до мяса и теперь вообще не сгибались. Дальше я просто боялся смотреть. Сейчас спасанием являлась холодная вода, которой меня поливал Васко. Он вертел пальцами перед моим лицом, но сейчас я как-то был не настроен на математику.
- Отбивная с кровью, как и заказывали, - последнее, что я успел сказать, когда вновь услышал стук каблучков и странный запах корицы и цитрусовых.

***

На следующий день я чувствовал себя живым трупом. Каждое движение отдавало болью, правда врач утешительно кивал головой и говорил, что ничего особо страшного он не обнаружил. Его бы на мое место, тогда посмотрим, как он запел. Диего ласково окрести меня «сплошным синяком», хотя, что он мог еще сказать?! От оханий, аханий и причитаний мне бы стало только хуже. Садовник отвлекал меня как мог, но из-за моей природной упрямости это выходило худо. Все вчерашние события смазались в яркое пятно, в котором ничего нельзя было различить. Сказать, что я помнил все весьма смутно - это значит, ничего не сказать. Стыдно признать, но… я хотел еще. Адреналин слишком сильный наркотик. Меня снова хотелось ощутить то странное необъяснимое чувство, когда я властвовал на том кровавом алтаре. Тогда я был свободен. Не было ни границ, ни реальности. Сам себе Бог и Дьявол, сам себе порядок и хаос. Страшно было признать, что я снова хочу ощутить соленый привкус крови во рту, снова хочу почувствовать как она бешено бежит по жилам, как страх сменяется злобой… Стыдно, страшно и гадко.

Я постоянно проваливался в темноту. Но заснуть нормально никак не мог. Дергался, ворочался… Иногда слышал как открывалась дверь в комнату, но притворялся спящим. Сейчас я не хотел никого видеть. Только очень сильно организм нуждался в никотине. Все депрессии проходили в одиночестве и темноте, в окружении сигаретного дыма. Но это там, в другой жизни. Сейчас мне оставалось лишь зализывать раны. К ночи боль поутихла, и настроение немного улучшилось, во многом благодаря Диего. Все-таки депрессировать в его обществе было тяжело. Уроки итальянского были приторможены, но мы то и дело перескакивали с английского. Он говорил о совершенно обычных вещах, но говорил так, как будто это было самое удивительное происшествие в мире. А от рассказа о кошке садовника я уже как полчаса пытался избавиться от коликов в животе. Может мне просто хотелось отвлечься от этих съедающих мыслей? Тем не менее я слушал с удовольствием, искренне смеясь от яростной жестикуляций и различных гримас на его лице. Интересно, а кем он был в прошлой жизни? Не всю же жизнь он работал на Карло. Почему-то я представлял его в клоунском наряде, с румянами на щеках и красным паралоновым носом. Он всегда улыбался, как будто выходит на манеж. Ха! Клоун, который выращивает коноплю, марихуану и коку. Мозгами я точно немного повредился. Только я хотел проверить свои догадки, как дверь в комнату открылась, впуская знакомые силуэты. Васко кивнул, приближаясь спрашивая как самочувствие. Все бы ничего, если бы не комментарии за его спиной. Такой ехидный голос полный яда, как у змеи.
- И как там поживает мой песик?! – щелчок в голове, заставляющий рычать и просыпаться внтури злости.
- Может, еще ошейник на меня нацепишь и на цепь посадишь?! А то я бешенный могу загрызть, - я гневно щелкнул зубами. – Когда до твоего мозга, или что там у тебя вместо него дойдет что я не собака! Не игрушка! Если в детстве не наигралась в куклы, то ничем помочь не могу. А теперь, если не затруднит, убери свою тушку отсюда, просто закрыв дверь с той стороны. Я доходчиво объясняю?!
- Щенок, выбирая выражения. Ты сейчас находишься не в том месте, где мог бы командовать…
- Да мне пофиг! Не позволю обращаться с собой как с животным! Чхал я с высокой колокольни на тебя…
- Прекратите! Вы похожи на любовников в ссоре, - Диего как-то очень быстро прекратил начавшийся разгораться скандал. – Агата, я бы, правда не советовал его сейчас трогать. У него, похоже, уже стойкий иммунитет к успокоительному, не берет его эта химия, - я злобно усмехнулся, бешено сверкнув глазами. Действительно как зверь в клетке. Она лишь презрительно фыркнула.
- В постель с ним?! Ты за кого меня держишь?! – теперь была моя очередь фыркнуть. Хотя конечно, что мой помятый внешний вид был не ахти как привлекателен. – В общем-то, я пришла сказать, что следующий бой через две недели. Он должен быть готов, потому что на этот раз соперники буду на два класса выше. Помни Денни, тебе просто подфартило, - тут меня охватил истерический припадок хохота.
- О да! Я просто счастливчик! Оказаться среди вас, особенно в твоем обществе!! На тысячи километров от родного дома, один среди абсолютно чужой страны. Мне просто очень крупно подфартило!
- Потому что надо думать, прежде чем что-то делать, - колко кинула она, обрывая мою истерику и хлопнув дверью. Я замолчал, глупо уставившись в точку, где она только что стояла. Тут она права. Умная стерва. Я должен был думать, но теперь уже поздно. Понемногу до меня начало доходить. И все это время ты хочешь, чтобы я этому научился. Все эти шуточки и колкие замечания ведь для этого и нужны, так ведь?! А я так глупо на все это введусь, и в душе ты смеешься. Что ж… в этом раунде победа за тобой. Но я не собираюсь так просто сдаваться… Бой еще не окончен.

- Ай! Да что ты творишь! – на звук я открыл глаза. Смысл слов мне был пока не ясен. Перед глазами все плыло, но понемногу реальность пришла в норму. Я повернулся на источник голоса. Рядом с моей кроватью сидел мужчина лет пятидесяти и немного потирал краснеющую щеку. Я огляделся, пытаясь хоть что-то вспомнить. Попытка была безрезультатной. В этом месте я точно был впервые.
- Извините… А где я?!– путая слова, напрягая пересохшее горло, вырвался вопрос. Такого сушняка у меня не было давно. Да и до беспамятства я напивался редко. – Где можно раздобыть воды?
- Так парень, а теперь все еще раз и на английском. В японском, знаешь ли, не силен, - я открыл глаза пошире. И только сейчас заметил что мой собеседник совершенно стандартной европейской внешности. Немного смугловат, с колкими черными глазами, небольшой бородкой и густой, угольного цвета, шевелюрой, собранной в маленький хвостик. Видимо паника отразилась в моем взгляде и он успокаивающе улыбнулся. – Ты ведь говоришь на английском? – я немного заторможено повторил свой вопрос. Мужчина протянул мне заранее запасенную бутылку воды, и я жадно припал к горлышку. Никогда раньше такого сушняка у меня не было. Пустыня Сахара по сравнению с моим горлом казалась просто оазисом. Я подозревал, что у меня началось обезвоживание. – Ты в Сан-Ремо. В Италии, - в этот момент организм напрочь отказался принимать воду, я закашлялся, и мой собеседник едва уклонился от брызг.
- Где?! Вы что издеваетесь?! Я только вчера… - голос дрогнул. – …был в Японии…
А вчера ли?! Какой сегодня вообще день?! Что, черт возьми, происходит?! Я застыл, воспоминания одно за одним возвращались. Руки тряслись, расплескивая воду. Я ничего не мог с собой поделать. Оцепенение спало только когда тяжелая рука опустилась на плечо, пытаясь вывести из транса. Я чуть не подскочил, вжался в спинку кровати и только продолжал смотреть на сидящего рядом мужчину. Он только как-то потерянно улыбался, моя реакция его явно застала в врасплох. А что он еще ожидал?! Что я брошусь танцевать ламбаду от счастья?! Или разрыдаюсь как баба?! Сейчас я только и мог что злиться.
- Ну знаешь… Ты здесь уже третий день валяешься. Я уж думал, что не очнешься совсем. Твои друзья перестарались со снотворным.
- Ага, как же перестарались, - я фыркнул, снова делая пару глотков. – Эти ублюдки побоялись дать смертельную дозу. Мой труп им показался им явно лишним. Наверняка еще опиума добавили, чтоб вообще хорошо стало,- чтобы проверить свою догадку пришлось взглянуть на свои вены. Как и ожидалось небольшой синяк расползался на сгибе локтя. Я лишь зарычал, не в силах ничего с этим поделать. Мысли тысячами мелькали в голове и я успевал выхватывать лишь некоторые из них. Зачем в Италию?! Могли бы переправить в Китай, куда-нибудь в субтропики на плантации. Гуманисты херовы, поизмываться хотели. Чтобы я пожил со знанием того что его больше нет, и во многом я виноват в его смерти! Обида и злость. Бессилие, я до боли сжал зубы, чтобы снова не заплакать. Неужели его действительно больше нет?! Я часто и прерывисто дышал, так что мой посетитель наверняка подумал, что у меня припадок. Сейчас все равно. Было так больно, не физически, а там внутри. Там все клокотало в бессильной ярости. Судорожно билось сердце, я чувствовал как ему больно сжиматься, как кровь нехотя движется по телу. – Почему Италия? – рыкнул я, поняв что переборщил со злобой в голосе. Но ничего не мог с собой поделать. Сдерживать себя? Зачем?! Смысл?!
- Так ты еще ничего не знаешь… Ну фактически тебя продали… Точнее обменяли. Если ты тот о ком я думаю, то все правильно. В машинах разбираешься?!
Тут до меня стало доходить в чем суть. На плантациях в Китае я бы слишком легко отделался. Значит, я стал живым товаром… Интересно, за что меня продали?!
- Да, я механик. Хотя в основном специализируюсь на тюнинге авто. А теперь все сначала и по порядку, на сколько возможно конечно. Потому как я вообще нифига не понимаю!
- Ну раз уж на то пошло. То мой хозяин весьма влиятельный человек, думаю ты понял. Официально владелец сети казино по всей Италии, прикрытие есть прикрытие, на самом же деле наркоторговец. Его слабость машины, он коллекционирует их. Когда будешь в состоянии, я тебе покажу гараж. Там собраны чуть ли не все модели Феррари, одни из самых первых выпусков. Карло хочет, чтобы ты снова вдохнул в них жизнь. Они все должны ездить.
Ден скептически глянул на собеседника, думая что тот немного повредился рассудком.
- А жеваной морковкой ему в рот не плюнуть?! С какой это радости я должен что-то делать?! Мне конечно лестно поработать там у всяких донов Карло, но в следующий раз все таки лучше давайте вы все сделаете официально. Где тут выход?!
Глупо, как глупо все получалось. Я срываюсь, зная, что уже ничего не могу поделать. Но опустить руки, перестать бороться… это было все равно, что признать что проиграл. Сейчас я смотрел в эти хитрющие черные угольки глаз собеседника и понимал что бессилен. Он знал от чего я бешусь, и от этой улыбки меня дергало еще больше. Я рывком сел на кровати, натягивая джинсы, валявшиеся рядом с кроватью. Быстро ощупал карманы, естественно в них ничего не оказалось. Злобный рык поднимался по горлу. Все таки надо быть осторожней, не слишком удачный старт с кровати отозвался дикой болью в голове от чего все перед глазами поплыло. Я лишь отмахнулся когда мужчина протянул руку чтобы помочь, стенка показалась мне надежней. Через десять минут я отыскал выход из помещения. Хитросплетение коридоров не стало преградой в моем стремлении выбраться отсюда. Мне нужно попасть обратно в Японию. Я должен знать что с ним… Сейчас было важно только это. Знать что с ним… Живи, только живи, я тебя прошу. Но образы аварии слишком часто мелькали перед глазами, с каждой секундой надежда таяла, уверенность становилась слабее.
Я жмурил глаза, палящее итальянское солнце беспощадно било по зрению. На улице было душно и невыносимо жарко. Ни ветерка, ничего. Я видел как над асфальтом плыл воздух. Улицы оказались непривычно узкими, а дома через чур маленькими. Я оглянулся, мимо проходили люди. Легко стучали женские каблучки, и где-то недалеко слышался шум машин. Остановился на в силах сделать шагу. Лишь только злость накатывала с новой силой. Один, в чужой стране, наедине с собственными сжигающими из нутрии мыслями, с чувством вины на сердце, без права на возврат. Вернуть бы все на пару дней назад… Как часто мы жалеем о том что не сделали… как часто корим себя за это. Лучше тысячи раз пожалеть то, что было сделано, чем потом метаться в бессилии собственной трусости и предрассудков. Прости. Я не смог. Прости меня. И теперь расплачиваюсь за свою нерешительность. Один, среди залитых солнцем улиц этого чертового города. Совсем чужой здесь и так необходимый тебе там… Я должен вернуться в Японию. Но стою не в силах сделать больше ни шагу. Вокруг все чужое. Мне некуда податься. Ни денег, ни документов, ничего абсолютно. Куда идти? У кого просить помощи? Да и как? Мой ломаный итальянский вряд ли здесь поймут. Я могу идти, бродить по улицам, неделю, две… но что дальше?! Взгляд растерянно скользил по улицам и я не видел выхода.
- Ну что парень?! Понял, что тебе деваться некуда?!
Я не выдержал. Эта улыбка меня бесила. Он знал, что у меня нет выбора, поэтому спокойно отпустил, зная что вернусь. Ненавижу когда решают за меня. Кулак проехался по его лицу. Мужчина отшатнулся на пару шагов прикрывая опухающую щеку. Я встряхнул руку, больновато. Из дома моментально выскочило пару человек. Начали возмущенно кричать женщины. Итальянский скороговоркой звенел в ушах. Некий шкафообразный субъект прикрыл моего недавнего знакомого. Я оскалился, вставая в боевую стойку. Затравленный взгляд скользил по собравшимся людям. Шкафообразный с бритым черепом подошел непозволительно близко, за что получил в челюсть. Правда руку я отвести не успел и мгновенно ощутил на запястье стальную хватку. Он быстро заломал мне руку, на что я ответил ударом по голени и вновь был свободен. С каждой секундой ситуация нравилась мне меньше и меньше. Я медленно отступал назад. Как глупо…
- Прекратите! Что за ребячество?! - сквозь набежавшую толпу протиснулась женщина. Гневные нотки слышались в голосе. Он с легкостью отодвинула шкафообразного, что-то выговаривая ему на итальянском. Затем приблизилась ко мне. Я только затравленно осматривал ее на предмет опасности. Волнистые русые волосы небрежно завязаны в хвост. Четкие черты лица, плотно сжатые пухлые губки отдавали недовольством. В стройной фигуре так и сквозило напряжение. Она была красива. Действительно красива. Безо всякой косметики. И я наконец понял что значит «зрелая красота». Ей около тридцати и нет никакого намека на чистое детское личико, светящееся невинностью. Ей это просто не нужно. Я ошарашено застыл, глядя только в небесные глаза, которые метали молнии. Я никогда не думал что встречу обладателя таких же глаз как у него. Руки сами опустились, словно под гипнозом. - Какого черта ты творишь?! – дальше щеку обожгла ее ладонь, которая со вкусом одарила пощечиной.
- Стерва, - рыкнул я в ответ. Сразу забывая об очаровании которое окутало всего секунду назад. Что ж… она разделяла мое мнение. Ну, во всяком случае, злорадная улыбка последовала прямо за второй пощечиной. Она что-то шепнула властным голосом своим ребятам, и меня скрутили. Я не сопротивлялся, уже успокоился и взял себя в руки. – Ребят, я сам дойти могу, обещаюсь быть пай-мальчиком не шалить,- все-таки неприятно, когда тебе заламывают руки. И достаточно унизительно выгибаться, чтобы было менее чувствительно. Меня кинули в туже комнату, где я очнулся. Зверь в клетке. Затравленный, озлобленный и воющий от неизбежности. Что ж… у меня всегда есть выход, но я слишком привязался к этой жизни чтобы оборвать ее собственноручно… но кто знает?!
- Теперь я понимаю, почему те люди перестарались со снотворным... Мы даже не познакомились, а я уже дважды получил от тебя по лицу,- дверь захлопнулась и со мной снова оказался мужчина лет пятидесяти. Он прижимал лед к лицу, но все равно не переставал улыбаться. Я едва подавил в себе желание врезать ему еще раз. – Крепкий у тебя удар, до сих пор трясет. Да и сам ты парень весьма нервный, - я злобно улыбнулся, немного оскаливаясь. Чувствовал, что этот комплимент носит двойной характер. – Я Диего. Работаю тут садовником, - он протянул свободную руку и я крепко пожал ее в ответ. Правда что-то настораживало в этом садовнике. Эти хитрые глаза-угольки явно скрывали многое.
- А эти растения случайно не вызывают тумана в голове и не требуют потребность в постоянном употреблении?! – мой собеседник только хитровато улыбнулся и я понял что попал в десятку. - Дэниель.
- Ну что ж Дэниель, добро пожаловать в Италию. Но не советую продолжать в том же духе. Мы, знаешь ли, тоже народ нервный. Да, и по-моему в лице Агаты, той дамочки, благодаря которой тебя скрутили, ты обрел недоброжелателя, - я вопросительно глянул на собеседника, прося его разъяснить. – Ну тут все просто. Это ее дом. Нет, на бумагах он конечно принадлежит Карло, но фактически она тут всем правит. Агата – бывшая модель, которая, как и многих женщины, покусились на богатство нашего дона. Добиваться своего она умеет, поэтому из всех многочисленных любовниц остается самой желанной, не смотря ни на жен, ни на этих девиц… Так что будь аккуратнее, здесь все для нее и из-за нее, - я скрипнул зубами, сдерживаясь от очередной колкости. В моем положении лучше прикусить язык и молчать. Выудив еще немного информации я почувствовал, что жутко устал. Все-таки разница во времени и не в полнее здоровое состояние моего организма стали о себе навязчиво напоминать. Я даже не заметил, как скользнул в сон. Глаза просто сами закрылись, не спрашивая на то никакого разрешения у разума. Вновь окутала блаженная тьма….

***

Я никогда не спал с особой чуткостью, хотя парой прикосновений разбудить очень легко. Вот и в этот раз меня весьма не ласково рывком заставили слететь с кровати, здороваясь лицом с полом. Первая мелькнувшая мысль: где я?! быстро сменилась паническими выкриками сознания: беги идиот! Но вот что-то никогда не имел привычки быстро просыпаться. Спина чуть хрустнула, когда что-то очень тяжелое резко придавило меня к полу. Что ж… веселое продолжение веселого дня. Все мои попытки привстать были подавлены сапогом, как чувствовала моя спина, с рефленой подошвой. Злоба проснулась раньше, чем я мог предположить. То единственное что меня выручало и заводило в тупики. Не люблю я быть снизу! Пришлось приложить недюжинные усилия чтобы вывернуться так и сделать подсечку, сбить ночного гостя с ног. Получилось с трудом, но все же давление на спину ослабло. В кровь щедро вылился адреналин, что придало резвости. Но мне не повезло. Сзади кто-то искусно подкрался и взялся за болевые точки на шее. Я невольно изогнулся в попытке избавиться от этих тисков, но слишком крепко держали. Руки очень быстро оказались в замке. В это время первый нападавший уже успел подняться на ноги и опробовать на прочность мой живот. С третьего удара я не выдержал – судорожно выдохнул, так и не издал ни писка, как будто ничего не почувствовал. Хотя во рту уже все было солено от подступившей крови. Еще один удар, чувствуя что в глазах все темнеет. Я крепче сжал зубы и прежде чем почувствовать очередной удар, приложился затылком к человеку держащему сзади. Я сложился пополам, но еще успел двинуть локтем в живот одному из нападавших. Так просто сдаваться я не собираюсь. Пусть буду избит в двое больше, но покажу что так просто от меня не отделаться. Дальше я мало что помню. Удары следовали один за одним. Рушились об блоки, разрезали воздух… Я едва держался в сознании, когда в очередной раз кулак угодил в живот и упал. Тяжелое дыхание заполнило комнату. Сиплые вздохи и выдохи пытаясь хоть как-то избавиться от боли. С самого начала я понял, что мне долго не продержаться, однако все развернулось куда как удачнее. Не смотря на свое положение, я был доволен. Я выходил победителем. Зверь в клетке. Злость и безысходность нашли выход. В кулаках и крови. Беспричинная улыбка появилась на разбитых губах. Бывает так, что даже в самой паршивой ситуации чувствуешь себя победителем, потому что не сломался. Потому что до сих пор борешься. Вот и сейчас я уловил тонкий запах женского парфюма. Легкая ткань скользнула по плечу и я увидел небесно-голубые глаза. Только ради этих глаз стоило еще жить. Они напоминали мне те… оставшиеся в прошлой жизни, любимые небесно-голубые глаза. Я все еще надеялся увидеть их… Глупо… но человеку надо во что-то верить. Даже если это человек теперь стал зверем в клетке. Она ехидно улыбалась, глядя на меня, но стоило увидеть огненный блеск в моих глазах женщина немного расстроилась. Я был победителем, она это видела. Последнее слово оставалось за мной.
- Стерва… и сука, - а дальше темнота. И только внутреннее чувство удовлетворения тепло расползалось по телу. Теперь я зверь в клетке….

Больно… Все тело ныло от невыносимой боли. Жесткая, тягучая, неумолимая. Это походило на ад. Как будто меня резали тупым ножом, даже не резали - рубили. Каждый спазм походил на удар. Живот… голова… Всего трясло. Каждая клеточка стонала, билась в рыданиях. Перед глазами все плыло кругом, я жадно глотал воздух ртом, как рыба на берегу. Легкие обожгло, я застонал. Больно… голова раскалывалась на мелкие части. Гулким эхом отдавали в сознании чьи-то шаги. Шаг, шаг… звучащие, как приговор. В глазах резко потемнело и я снова отключился.

Темнота постоянно озарялась яркими вспышками в сознании, даже сквозь небытие, я чувствовал, как боль разрывает меня на части, словно дикий голодный зверь. С каждым разом впиваясь своими челюстями глубже. В нос ударил едкий, раздражающий запах нашатырного спирта. Легкие обожгло и я закашлялся в приступе. К горлу подкатил неприятный ком и отвратительный кисловатый привкус. Живот резко схватило болью, и я согнулся пополам, прикрывая руками рот. Голова кружилась, картинка перед глазами окончательно расплылась в сознании, и стороны света потеряли свое значение. Колени больно стукнулись о холодный бетонный пол. Меня скрутило еще раз, сильнее. Тошнота становилось невыносимой. Из глаз посыпались искры. Рядом гулко стукнуло что-то металлическое, как раз вовремя, меня вывернуло наизнанку. Я едва успевал дышать, жадно глотал целебный воздух, пока очередной спазм не заставлял снова сгибаться пополам. Больно… и страшно. Липкий, холодный пот медленно собирался и раздражающе стекал по лицу. Руки дрожали. Я едва держался, чтобы не упасть и не сжаться в очередной судороге. В голове звенели колокола, нечеткая картинка плыла, от чего тошнота только усиливалась. Я закашлялся, отхаркиваясь кровью. На языке остался непереносимый кислотный осадок с примесью соленой крови. Снова сжаться, хватаясь за живот, чувствуя, как холодный пот смешивается со слезами от боли. Красные вспышки перед глазами. Я трясся в ознобе, от холода. Силы уходили. Держаться на грани… еще чуть-чуть… Я рухнул на пол, снова теряя сознание. Кто-то больно хлопал по лицу, не решаясь снова давать нашатырку. Что за извращенное издевательство смотреть на человек беспомощно ползает перед тобой?! Лучше бы меня пристрелили. Только бы больше не чувствовать эту острую, разъедающую, словно кислота, боль. Слаб и беспомощен. Из горла вырвался жалкий хрип. Как умирающий зверь, затравленный и обезумевший. Меня снова скрутило. Я лишь жалобно скулил, не в силах даже шевельнуться. Вновь своими холодными, липкими объятиями окутал страх. Лучше убейте. Больно… Не могу! Мне противно, от самого себя – противно! Сознание снова мутнело. По обонянию резко ударило нашатырем, благо тазик никуда не убрали. Меня выворачивало снова и снова. Раз за разом. С кровью… Пока я снова не рухнул обессиливший. Спазмы стали слабее, тело немного оживало. Судороги прекратились. Прерывистое дыхание немного выровнялось. Я получил пару минут передышки. Я оглядывался в панике, отчаянно вертя головой. Серые стены, бетонный пол… Где я?! Почему так больно?! Обрывки памяти мелькнули перед глазами. Быстро, неразборчиво, словно кадры затертого фильма. Бессвязные, яркие, кричащие, от которых голова пошла кругом. Из глаз снова брызнули слезы – я вспомнил. Лучше бы забыл… Всхлип. Слезы смешиваются с холодным потом. Больно… Меня снова трясет, на этот раз уже от едва сдерживаемых рыданий. Я помню, как легко сминается металлический корпус, как острыми брызгами рассыпаются осколки стекла. Как медленно пламя двигателя расползается по остаткам когда-то великолепной машины. Только груда металлолома от Порша, а вместе с ним… Нет. Я не могу об этом думать! Слезы были не просто солеными, они отдавали горечью. Болезненно сжалось сердце, и в этом момент я пожелал, чтобы оно больше никогда не двигалось. Слишком больно. Оно, на зло мне, звучно стукнуло о грудную клетку, учащая ритм. Нет… этого не могло быть. Но я помню, память услужливо, словно исправный официант, подавала новые картины. Я помню как закрутило машину. Карусель смерти… а потом дикий скрежет металла и звон осколков. Оглушающий писк ручного тормоза и черный следы на асфальте, словно предсмертная записка. Нет, не могу поверить… Ты не можешь умереть!!! Я помню, как вокруг в хаосе метались люди, но я не обращал внимания. Глаза прикованы к остаткам машины, пытаясь разглядеть признаки жизни. Меня остановили хлопком по плечу, после которого сразу последовала тупая ноющая боль в шее и мгновенная темнота. И больше ничего. Только бред воспаленного разума, который парил в наркотической эйфории. Последнее что я видел… его смерть. Быструю, почти мгновенную смерть. Не верю… не верю что его больше нет. Воспоминания резали, кололи, как те осколки которые дождем сыпались на измятый корпус машины. Впивались тупыми концами в сердце, прорезая его насквозь. Судорога, спазм. Слезы и кровь. Боль… и жажда смерти. Пусто, холодно и больно. Так что жаждешь смерти как избавления. Уже плевать. На всё. На всех. На себя. Плевать! Всхлип и потоки слез, уже не сдерживаясь. Просто чувствуя как горько-соленые капельки быстро бегут по лицу, слетая с губ, которые лихорадочно шептали имя. Его имя… Я проклинал себя, за бездействие. Я ведь мог, действительно мог, его остановить, но лишь смотрел, как захлопывается дверца машины. Почему я ничего не сделал?! Почему мог лишь смотреть, бессильно опустив руки… Почему не стал бороться?! Чего я тогда боялся?! Неужели все могло быть хуже, чем сейчас? Прости меня. Если сможешь, прости.

Уснуть… сейчас дико хотелось спать. Сомкнуть глаза и больше никогда не просыпаться. Остаться в темноте и пустоте. Одному… Потому что уже все равно. Мертв он – мертв я. Я умер сегодня, как только открыл глаза. Я понял – я умер.

I lose the control over you