- Многие ваши снимки напоминают о 1960-х. Чем мы обязаны этому времени, что из него осталось с нами?

- Ну, вот я, например, остался... Что там было в 1960-е годы? Мы протестовали против войны во Вьетнаме, боролись с обществом потребления. Мы были поколением хиппи, мы расширяли наше сознание при помощи методов, предложенных, например, Тимоти Лири, стремились к свободе самовыражения, чувств, мы занимались любовью под отрытым небом... Это был взрыв рок-н-ролла... И все это довольно быстро подавили. А еще это была эпоха громких политических убийств - Джон Кеннеди, Роберт Кеннеди, Мартин Лютер Кинг... Странное время было...

- Нынешнее движение протестов против войны в Ираке способно так же изменить общественное сознание, как движение против войны во Вьетнаме?

- Сейчас все совсем по-другому. В 1960-е годы призыв в армию был обязательным, а сейчас в Ираке сражаются контрактники, молодых людей уже не отправляют на войну поголовно, и поэтому протесты против войны куда менее масштабны. И вообще, это совсем другая война. Мы сражаемся с террористами, это та же проблема, что и у вас в Чечне. Я не могу понять, почему весь мир не может консолидироваться, чтобы наконец победить этот терроризм, эту стремящуюся к мировому господству идеологию - будь то коммунизм или исламский фундаментализм.

- На выставке в Манеже мы увидим портреты художников поп-арта, искусства 1960-х. Вы были с ними знакомы?

- Я сам, как художник, начинал не с поп-арта, а с абстрактного экспрессионизма. Но критики в то время уже начинали вопрошать: а когда же будет возврат к реальности и каким он будет? Однажды я зашел в одну из лос-анджелесских галерей, и ее хозяин, мой приятель, показал мне два слайда. На одном была банка с супом, а на другой - фрагмент комикса. Это были произведения Энди Уорхола и Роя Лихтенштейна. И я буквально подпрыгнул на месте - вот оно, возвращение к реальности. "Что ты делаешь завтра?" - спросил меня галерист. "Да ничего".- "Ну, тогда полетели в Нью-Йорк". И я познакомился с Уорхолом, Лихтенштейном, Джаспером Джонсом, Раушенбергом... Первая выставка Уорхола прошла не в Нью-Йорке, а в Лос-Анджелесе. Там были 32 картины с банками Кэмпбелл-супа. Я купил одну из этих первых картин за $75. И большого Лихтенштейна за $1100.

- Вы коллекционируете искусство?

- У меня была отличная коллекция, но при разводе я оставил ее своей жене. Она не любила картины. Она продала этого Лихтенштейна за $3 тыс. Шесть месяцев назад эта картина была продана за 15 с лишним миллионов. Я сам никогда не продаю вещей, я считаю, что цель настоящего коллекционера - дождаться момента, когда действительно стоящие картины из его собрания попадут в музей.

- А какие последние приобретения в вашей коллекции?

- Произведение британского граффитиста Бэнкси. Разрисованный им телевизор, на котором он написал реплику на знаменитое высказывание Энди Уорхола: "В будущем каждый будет иметь право на пятнадцать минут славы". Только Бэнкси написал "на пятнадцать минут анонимности".

- В вашем фильме "Обратный след" ваш герой - гангстер, влюбившийся в художницу, делающую надписи из неоновых трубок, произносил яростную тираду про искусство, которое не может существовать, когда поблизости нет электрической розетки. Вы разделяете его точку зрения?

- Как вы помните, мой персонаж специализировался не столько на искусстве, сколько на убийствах. Конечно, наши точки зрения не имеют ничего общего. Кстати, произведения, которые по сюжету делает героиня Джоди Фостер, для нашего фильма создала Дженни Хольцер, очень известная американская художница. А дом, где прячется Джоди Фостер,- это моя собственная живописная мастерская возле Нью-Мексико.

- Был ли какой-то прототип у вашего героя из "Апокалипсиса сегодня" - безумного фотографа из свиты Куртца? И какие фотографии, как вы думаете, он мог бы снимать?

- Лично я не мог снимать никаких фотографий. Фрэнсис Коппола следил за тем, чтобы в моем аппарате не было пленки. Он боялся, что я опубликую кадры со съемки до выхода фильма. В моем герое часто видят реальных людей - например, сына Эролла Флинна, Шина, погибшего во Вьетнаме фотожурналиста. Но мы ничего такого не имели в виду. Я вообще должен был играть совсем другого персонажа, но мы снимали без сценария, и в конце концов из импровизаций появился этот самый фотограф.

- Что вы должны переключить в своем сознании, чтобы перейти от кино к живописи или фотографии?

- Я несколько раз менял направление. В 1960-е я снимал черно-белые фотографии, это были портреты моих друзей, художников, политических деятелей, с которыми я сталкивался,- например, Мартина Лютера Кинга. Потом я стал снимать кино, и у меня просто не оставалось времени на фотографию. Я вернулся к ней 20 лет спустя и стал работать в цвете: это был своего рода абстрактный экспрессионизм в фотографии. Я по-прежнему продолжаю писать картины. А в последние годы я стал работать с цифровой фотографией - я не показывал эти работы в Эрмитаже, но покажу их в Манеже. Знаете, я учился актерскому мастерству у знаменитого Ли Страсберга, который первым стал преподавать в США систему Станиславского. И то, что он объяснял в связи с актерским мастерством,- теория эмоциональной памяти - вполне применимо и к фотографии и искусству. Все то же самое, нужно научиться запоминать и воспроизводить ощущения. Только вот места для занятий приходится находить разные. Кино я занимаюсь в Лос-Анджелесе, но писать картины я там не могу -- мне нужно уезжать в Нью-Мексико. А вот фотографировать я могу где угодно.