Вот интересно, а зачем вообще я завела себе этот дневник? Сроду не вела дневников... Т.е. нет, конечно же, в школе когда-то давным-давно нас учили, что дневник -- вещь, в общем--то, полезная и нужная, что помогает как-то систематизировать и приводить в порядок свою жизнь и, помнится, я даже несколько раз пыталась завести себе тетрадочку с подобными записями, но стоило мне написать дату, как тут же все те немногие мысли, которые случайно было появились и даже задержались не надолго в моей буйной головушке, тут же испарялись абсолютно бесследно.
После нескольких безуспешных попыток спрятать эти тетрадочки от вездесущей старшей моей сестрицы я поняла, что мне дневник на фиг не нужен и даже вреден, т.к. закладывает меня со всеми потрохами любому нашедшему. Т.е. этакий Павлик Морозов в бумажном варианте...
Потом было ещё пару раз попытки вести нечто хоть отдалённо напоминавшее эти пресловутые дневники... Это когда я влюбилась. Первый раз, когда мне было лет 11-12 и второй раз в 17 лет. Просто не с кем было поделиться той болью, переполнявшей меня от этих моих безответных любовей... Да и похожи они были больше на сборники стихов собственного сочинения. Первая тетрадь полетела в помойное ведро довольно скоро -- всего-то через полгода буквально. Меня тогда, как обычно, отправили в пионерлагерь на всё лето. Я с тоски великой совершенно отказывалась ходить в столовку, день-деньской не слезала с качелей, а когда меня пытались с них стащить, раскачивалась до такой скорости, что только сумасшедший рискнул бы подойти ко мне ближе, чем метра на 4. Когда же девчонки убегали с воплями за воспитателями, я скоренько тормозила, слезала с качелей и сматывалась в лес. Больше всего меня забавляло, что посыльные ни разочку не додумались оставить хотя бы кого-то на стрёме. А сейчас думаю, что странные всё-таки были у нас воспитатели -- ни единого раза ни одна из них не привела свою собственную задницу по мою душу не смотря на то, что трюк с качелями повторялся изо дня в день.
Прошло лето, я, благодаря качелям, зелёной землянике и ежевечерним рыданиям в обнимку с какой-то корявенькой берёзкой под стенания "Лейся песни" на танцплощадке, изрядно ухудела и превратилась в довольно симпатичную девочку-подростка. Предмет всех этих страданий уже больше не смог оставаться равнодушным к неожиданно постройневшей своей соседке. А соседке всё его внимание уже на хрен не нужно было. Как говорится -- дорога ложка к обеду.
Второй дневник прожил несравненно дольше -- что-то года четыре или пять, наверное. Да и то только потому, что жил не у меня в столе, а у подруги. Я тогда, памятуя о судьбе первого, предусмотрительно отдала его ей на хранение. Но стоило ей напомнить мне о всё ещё существующих опусах, как и они последовали вслед за первыми...