Какого чёрта мне всё время вспоминается одно свидание, на которое я когда-то согласилась пойти?..

Дело было ранней весной 1988-го года. Мне было 24 года и я жила в Ижевске и работала на ижевском механическом заводе на \"новой площадке\", которую ещё тогда называли \"трёхсотым производством\" или по-просту -- \"трёхсоткой\".
Один парень из соседнего цеха решил познакомить меня со своим знакомым. Честно говоря, мне совсем не хотелось никуда идти, но я всё же согласилась. От части из нежелания его обижать, от части потому, что хотела, наконец, как-то закончить отношения с тогдашним моим любезным, которые, как мне давно уже было ясно, никуда не приведут.
Короче, в определённый час я подошла к нашему заводскому клубу, как мы и договаривались. Он там ждал меня в компании этого своего знакомого. Я только глянула на него и мне уже всё было ясно! Очередной непризнанный гений, жертва аборта -- точно такая же жертва издевалась надо мной все предыдущие 24 года у меня дома. Мой собственный, родный папенька... Они даже чисто внешне были похожи, как братья-близнецы, только один другого был старше лет так на 25.
В первые же 3 секкунды я с полной уверенностью могла сказать, что это чудо в перьях нуден до крайней степени и точно в той же мере самовлюблён и ослеплён собственной гениальностью. Что он совершенно уверен в своей абсолютной неотразимости. И вообще считает, что стоит ему только глазом моргнуть, как все женское население планеты кинется мыть ему ноги и потом ещё будет в очередь стоять за право испить той водицы...
Т.е., как когда-то сказал классик, вечер обещал быть томным...
Этот мой знакомый из соседнего цеха быстренько смылся, оставив нас вдвоём. Ёлки! А я так надеялась, что он хоть чуть-чуть разбавит эту компанию...

Спрашивается, какого чёрта я тут же не развернулась и не ушла?!!!

Но я не ушла... Мы потащились по слякоти пешком через весь город в кинотеатр. В общем-то Ижевск -- город небольшой и все хоть сколько-то значимые заведения в нём расположены в пределах досягаемости, но простите покорно... Таскаться целый день на своих двоих через все лужи и по таящему снегу... Только из какого-то дурацкого подрасткового страха показаться черезчур слабой и изнеженной я согласилась на эту авантюру. Причём он понятия не имел, что за фильм в городе идёт и идёт ли вообще хоть что-то стоящее. Равно, как не имел ни малейшего представления есть ли ещё билеты и вообще успеваем ли мы на сеанс. Ну, и, разумеется, сеанс уже начался и билетов не было не только на это время, но и на все оставшиеся сеансы на неделю вперёд, как минимум...
Как культ.орг. цеха я знала, что это в общем-то обычная для Ижевска ситуация -- все кинотеатры города распространяли билеты через культ.оргов заводов практически на все фильмы, оставляя лишь очень небольшое число мест для свободной продажи.

Спрашивается, какого чёрта этот кретин не позаботился заранее о том, чем он займёт девушку на целый день?!!! И какого чёрта я, идиотка, опять не развернулась и не ушла?!!!!

Мы обошли три или четыре кинотеатра, пока не он не успокоился, наконец, со своей культурной программой. Всё это время он мне рассказывал, что он работает главным технологом на местном то ли молокозаводе, то ли консервном заводе -- я уже не помню. Что начальство так высоко его ценит, что ему уже выделили, как молодому специалисту, комнату в коммунальной квартире и в перспективе ему обещают отдельную квартиру. Я тут же вспомнила Альфрунда Терентьевича из \"Музыкальной истории\" -- \"Клавдия Петровна! А ещё этот брунет предлагает Вам отдельную комнату в малонаселённой квартире с отдельной ванной, где можно бельё стирать!..\"
Изрядно промёрзнув, вымотавшись и проголодавшись, мы потащились в кафе \"Пингвин\", которое находилось в центре города и было едва не самым популярным кафе-мороженым в городе в основном из-за совершенно шикарного шоколадного сиропа, который там готовили и поливали пломбир. Надо было прийти в первые 5-10 минут сразу после открытия посреди рабочей недели, чтобы был хоть какой-то шанс не попасть в дикую очередь, формировавшуюся с удивительной скоростью едва только распахивались входные двери. Чего же было ожидать в субботу часам к 6 вечера?
Хвост этой очереди торчал уже в тамбуре при входе в кафе. Т.е. часа 1,5-2 ожидания нам светило -- и к гадалке ходить не надо.
Через час ожидания мне, наконец, удалось \"поймать\" только что освободившийся столик. И чтобы не пришлось ещё и мороженое скрести стоя, я поспешила его занять... Боже! Как же я устала... В полной мере я смогла это оценить, только опустивши, наконец, пятую точку на стул!
Минут через 15 тоскливого ожидания я вдруг заметила, что сидящий за соседним столиком парень не сводит с меня восхищённого взгляда... Моё сердце громко стукнуло и тут же пропустило несколько ударов к ряду. Мама дорогая!!! Какой же обалденно красивый парень сверлит меня взглядом!!! Внутри у меня всё заныло... Так захотелось пересесть к нему за столик... Но я не пересела.

Спрашивается, дура! Какого чёрта я не пересела к этому парню и вообще не подала ему никакого знака, что он мне гораздо симпатичнее этого моего придурка-сопровождающего?!!!

Ещё минут через 15-20 подошёл, наконец, этот мой кавалер Серёжа с мороженым в обеих руках. Ёлки зелёные!!! Ко всем моим разочарованиям в этот день добавилось ещё и то, что моего любимого шоколадного сиропа не оказалось и мне пришлось удовольствоваться пломбиром с мёдом, что, конечно же, тоже было вкусно, но с сиропом не шло ни в какое сравнение!
Добравшись, наконец, до общаги я ещё добрых полчаса никак не могла отделаться от вдруг проявившего невероятную настойчивость и заботливость Серёжи. Чёрт знает с какого перепугу он решил, что я теперь практически у него в кармане и он имеет на меня все права на всю мою оставшуюся жизнь... Неужели те несчастные рубль-полтора, что он потратил, угощая меня мороженым, дали ему эту уверенность?
Он порывался непременно проводить меня до самой двери в комнату, если не вообще сложить меня в кровать и подоткнуть мне под бочок одеялко... А я никак не могла найти никакого хоть сколько-то подходящего предлога, чтобы более-менее вежливо избавиться от него. Наконец, так и не придумав ничего умного, я просто на все его требования и просьбы брякнула ему что-то совершенно несусветное типа, что предпочитаю, чтобы мужчина сам проявил достаточно настойчивости и изобретательности в деле поисков моих координат, и юркнула за дверь общаги. Проходя мимо дежурной, я попросила её никогда и ни за что не вызывать меня вниз и не говорить, в какой комнате я живу, вон тому придурку, маячащему за входной дверью.
Когда я добралась, наконец, до своей комнаты и разулась, из моих сапог только что вода не лилась на пол... Ну, ещё бы! Целый день бродить по таящему снегу и лужам -- чего же ещё надо было ожидать? Я только Бога молила, чтобы это идиотское свидание не сложило меня в постель на ближайшие пару недель с каким-нибудь ОРЗ или ещё чем-нибудь по-серьёзнее.
Когда я вернулась из душа, девчонки начали пытать меня о моём новом кавалере и о том, как прошло это свидание. Я им рассказала. Они просто покатились со смеху! Оказалось, что вся общага знает этого Серёжу, как облупленного -- я, наверное, была последней девчонкой, кому он ещё не успел до сих пор предложить эту свою \"отдельную комнату в малонаселённой квартире\".

Чтобы рассказать эту историю, мне придётся начать несколько издалека. А именно с самого начала прошлого XX века, когда моя прабабка Александра Ивановна выходила замуж за деревенского учителя Ивана Силантьева.
Родом Александра Ивановна была из Нижегородской губернии и происходила из зажиточной крестьянской семьи с крепким хозяйством, нажитым тяжёлым трудом и очень жёсткой экономией её отца. Работников он никогда не нанимал, а потому пахал всю жизнь сам и гонял до седьмого пота своё семейство, чтобы копейка за копейкой скопить какое-никакое состояние. И скопил в конце концов... Да только вот неудача -- его своенравная дочь Александра решила, что замуж она выйдет лишь за этого голодранца сельского учителя и больше ни за кого. Отец был крут -- да ведь и дочь ему под стать! Сказала, как отрезала. И ни уговоры матери одуматься, ни угрозы отца лишить наследства ни к чему не привели. Пришлось играть свадьбу.
Но и отец слов на ветер тоже не кидал и, как и обещал, выделил в приданное единственной дочери всего-то кое-какую домашнюю утварь да её носильные одежды. С тем молодая семья и начала свою самостоятельную жизнь.
В 1917-м году у них родился второй ребёнок -- их старшая дочь Зоя Ивановна, моя бабка по материнской линии. Вообще же они народили 9 человек детей, но последний мальчик Боренька прожил всего полгода и помер. Почему? Я не знаю, да и к моей истории это большого отношения не имеет.
В 30-х годах прошлого столетия, когда в стране шла повсеместная борьба с мракобесием и одурманиваем трудового народа, моя бабка вместе с другими комсомольцами разгромила деревенскую церковь -- вот с этого-то ключевого момента и заканчивается присказка и начинается сказка.
За такой великий грех и несказанное оскарбление прокляли деревенские старухи всех погромщиков и весь их род до седьмого колена и бабку мою, разумеется, в их числе, но никто из той молодёжи значения этому проклятию в тот момент не придал. Да и о каких проклятиях можно было вести речь, когда на 1/6 части суши строили новую жизнь? Не до проклятий им тогда было!
Бабка моя к 19-ти годам закончила курсы сельских учителей и успела побывать замужем за человеком старше её на 6 лет. Звали его Николай и характером он обладал очень тяжёлым, по отзывам моей прабабки и двух других бабкиных сестёр. Он не долго выдержал бурную общественную жизнь и острый язык своей молодой жены и уже через полгода развёлся с ней, оставив её беременной моей матерью. Бабка же тоже была женщиной гордой, а потому в ноги супругу падать не стала и умолять его вернуться не захотела, а просто родила дочь, оставила её у своей матери вместе с младшими братьями-сёстрами и отправилась по окрестным деревням учительствовать.
Старший брат её Евгений тоже к той поре выучился на хирурга, уехал в Москву, где женился на миловидной еврейке Соне и родил дочь Галину. Прабка моя старшую невестку не особо жаловала, а потому и в гости к себе не звала и не привечала.
В 30-х годах попала Александра Ивановна под раскулачивание как дочь деревенского кулака. И сначала отца её по миру пустили, от чего он к концу того же дня отдал Богу душу, а через пару недель и жена его отправилась вслед за ним. Потом деревенские активисты вспомнили и про жену учителя, да в чём она была, вместе с малыми детьми, так и выгнали из дому на мороз. Муж её, мой прадед, простудился тогда и слёг с туберкулёзом.
Война застала их врасплох. Хозяйкой Александра Ивановна была никудышной -- в огороде копаться не любила, пирогов стряпать не умела, а всё больше ходила в гости по подружкам-соседкам, лясы точила. И в самую первую лютую военную зиму 1941-го года пришлось её семье особенно туго! Муж после болезни так и не встал -- помер. И осталась Александра Ивановна с четырьмя своими младшими детьми и одной внучкой, моей матерью, практически без огородины, без хозяйства в холодном и голодном доме одна.
Председатель колхоза помочь отказался. После раскулачивания оскарблённая Александра Ивановна наотрез отказалась вступать в колхоз и тогда председатель заявил, что ни зёрнышка не выделит прабабке и её семье, пока она лично не придёт и в ножки ему не поклонится. Она не пришла. А вместо этого обменяла последние серёжки на мешок с мукой, да по ночам лазили всей семьёй по соседским задворкам и колхозным полям в поисках мёрзлой картофельной шелухи и картошки. Из муки катали "затируху" -- это когда на мокрый стол высыпали пригоршню муки и растирали её по столу до шарушек, потом эти шарушки варили и ели да ещё питались тем, что удавалось ночью насобирать. Только тем до весны и дотянули. А весной -- первая крапивка да сурепка, да конский щавель -- короче, чудом выжили. Почернели так -- на фотографии смотреть страшно!
Матери моей в ту пору было 5 лет и была она самым младшим ребёнком в избе.
Бабка в родительском доме была не частым гостем и мать моя всю жизнь звала мамой свою бабушку, мою прабабку. А с собственной матерью смогла познакомиться поближе лишь в 8-м классе, когда приехала в районный центр заканчивать среднюю школу, т.к. в деревенской школе страших классов не было.
Но ей и тут не повезло -- у Зои Ивановны в то время жила её младшая сестра Тоська. Тоська была на 5 лет старше моей матери и прабабка отправила амбициозную и капризную свою младшую доченьку на воспитание к старшей. Та же особенно её воспитывать и не думала, прекрасно понимая всю бессмысленность этой затеи, а просто предоставила её самой себе, обеспечивая крышу над головой. В итоге Тоська обрела некий городской лоск и вообще уже начала считать себя городской штучкой, а на старшую сестру смотрела, как смотрит избалованное дитя на мать, из которой давным-давно научилось без труда вить верёвки... И вдруг в эту Тоськину идилию врывается законная дочь и наследница всех этих благ, а самой Тоське предстоит вернуться назад в деревню к уткам, козлу, сенокосам и грядкам! И как же с такой несправедливостью прикажете смириться?! С тех пор между матерью и Антониной Ивановной всю жизнь шла неприкрытая вражда и соперничество.
По окончанию школы мать уехала в Йошкар-Олу поступать в лесотехнический институт. Жила на степендию, ни копейки не получая от семьи и не расчитывая ни на какую помощь.
Родная её матушка не только больше не выходила замуж, но закончила свою жизнь в психиатричке с диагнозом, как мне говорила прабабка, инцефалит головного мозга и померла через полгода после моего рождения в возрасте 48 лет.
Я слышала три версии причин этой её болезни. Первая, рассказанная Александрой Ивановной, её матерью -- что она простудилась, скитаясь по деревням и поэтому заболела.
Вторая, услышанная мной от тёти Нины -- что однажды ночью, когда она шла с занятий в районный центр на собрание, кто-то нарочно запустил ей камнем в голову с проходящего мимо грузовика. Она упала и долго пролежала на холодной земле без помощи.
И третья, вернее, предположение, высказанное моей матерью -- что никто нарочно ничего в неё не бросал, а просто камень вылетел из-под колеса, а водитель её не заметил в темноте и потому проехал мимо, оставив её беспомощной лежать у дороги.
Так или иначе, но она потом до самой смерти мучалась с дикими головными болями, периодически впадая в сумасшедствие. Правда, буйной она не была, а потому время от времени ей разрешали визиты родственников и даже отпускали ненадолго домой.
А что же стало с её остальными братьями и сёстрами? Вопрос, между прочим, совсем не праздный и в изрядной степени поможет понять произошедшее в дальнейшем.
Старший брат Зои Ивановны Евгений Иванович, тот самый, что женился на еврейке, во время войны был военным хирургом и, как хирург, имел практически неограниченый доступ к спирту и наркотикам. В результате с войны он вернулся законченным алкашом и наркоманом. Бросил первую жену и дочь, женился во второй раз и народил ещё двоих дочерей, но жить с ними не стал, а отправился бездомничать по Москве и Московской области.
Поскольку прабабка моя всю жизнь нигде на работе не числилась, то и пенсии ей не светило ни копейки. Тётя Соня, та самая нелюбимая старшая невестка и тоже воен.врач использовала всё своё влияние, оббила десятки порогов, но добилась для своей неласковой свекрови пенсии хотя бы в 15 рублей в месяц, как для дважды матери-героини.
А дядя Женя... Время от времени его старшая дочь от первого брака Галина находила его где-нибудь на вокзале или в подворотне, привозила к себе домой, отмывала его, откармливала, подлечивала и через пару месяцев он опять исчезал, прихватив из дома все деньги, какие мог найти. Его же вторая семья не пускала его даже на порог и вообще знаться не хотела ни с ним самим, ни с остальной его роднёй.
Вторая бабкина сестра, Нина Ивановна, не за долго до войны окончила мед.училище и уехала лет на 5 в Среднюю Азию по распределению. Она была женщиной не красивой, но очень мягким, очень добрым и безотказным человеком и, разумеется, ею тут же воспользовались... В Средней Азии она познакомилась с какой-то ушлой женщиной и та очень скоро поняла, с кем имеет дело. Она просто села тёте Нине на шею и повернула всё так, что тётя Нина содержала её все 5 лет. В итоге бедная наша тётя Нина вернулась домой без копейки денег, но с единственной обновкой -- ярким восточным халатом. Больше всех по поводу отсутствия денег орала Антонина Ивановна, но при этом тут же влезла в этот восточный халат и вытряхивать её из него пришлось всем семейством.
Замуж тётя Нина так и не вышла и даже малыша не рискнула себе родить, опасаясь материнского проклятия. Так и прожила всю оставшуюся жизнь в деревне, уживая за ослепшей под старость матерью.
Средний брат Зои Ивановны, Виктор Иванович, прошёл всю войну в пехоте. Потом женился на разбитной и развесёлой бабе, которая гуляла от него всю жизнь по-чёрному, по-моему, даже и не особо скрывая этот факт, чем заслужила абсолютное презрение и полную антипатию своей свекрови и всей остальной мужненой родни. Но в самом конце его жизни, когда у него обнаружили рак, проявила истинную заботу и преданность, ухаживая за мужем до последней минуты.
Третья бабкина сестра, Зинаида Ивановна, была самой бойкой и самой красивой из всех. Но её золотые года пришлись на самый разгар войны. А когда война закончилась, женихов уже не осталось. Для следующего поколения мужчин она была перестарком, а все мужчины её возраста оказались занятыми.
Лишь годам к 40, когда она уже лет 10 прожила в Иваново, ей удалось познакомиться с более-менее подходящим, как ей показалось, человеком и через 2 года они расписались. Но сразу же после свадьбы выяснилось, что вышла краса и гордость рода Силантьевых за запойного пьяницу. Бог знает, какими хитростями и усилиями его родне удалось скрыть от умной невесты этот факт, а иначе она бы и близко его к себе не подпустила. Промучавшись с ним пару лет и родив единственную отраду дочку Галинку, тётя Зина выгнала из дому мужа-алкаша и больше уже никогда даже не пыталась устроить свою личную жизнь, полностью посвятив себя любимой дочери.
О четвёртой сестре я почти ничего не знаю, так как ни тётя Нина, ни тётя Тося, ни прабабушка никогда о ней не рассказывали. Лишь однажды мать, что-то вспоминая, обмолвилась, что была, мол, ещё одна сестра, да по-молодости упала она с сеновала и повредилась головой. И всю свою жизнь провела взаперти в психушке. А мать увидела её впервые только незадолго до её смерти, когда той было уже лет за 50. Увидела -- и была поражена её внешним сходством с Зоей Ивановной. Сходство было столь велико, что на какой-то момент мать чуть не бросилась к ней с криком "мама!", забыв, что сама лично схоронила мать лет 10 назад!
Младший брат Юрий Иванович, невозможный шутник и балагур, после войны уехал на Дальний Восток в какой-то небольшой городишко и женился там на первой красавице города. Но то, что красавица, ещё не означало, что умница -- она никогда не могла понять его шуток и юмора и постоянно пилила мужа, считая, что он нарочно выставляет её в дурном свете перед людьми. Дяди Юрины же родственники считали её женщиной недалёкой и заносчивой. С годами юмор дяди Юры иссяк, жизнелюбие его потухло, а сварливый нрав его жены лишь набирал обороты. В итоге дядя Юра превратился в молчаливого человека при вечно чем-то недовольной жене.
И, наконец, самая младшая сестра Зои Ивановны -- Антонина Ивановна, тётя Тося или Тоська, как всю жизнь зовёт её моя мать.
Антонина Ивановна недолго прожила опять в деревне после того, как из-за приезда моей матери лишилась места в комнате Зои Ивановны в её коммуналке в районном центре. Не долго думая, она маханула на Украину, где скоренько урвала себе в мужья яркого красавца, не пропускавшего ни единой юбки. Родив от него сначала сына Вовку, тётя Тося психанула и вернулась от неверного мужа назад к себе на родину в Горьковскую область, где устроилась учителем в школе-интернате для умственно-неполноценных детей. Очень скоро она сумела добиться двухкомнатной квартиры в городе Горьком, после чего благополучно свезла и оставила своего трёхлетнего сына на попечении и полном содержании тёти Нины, её второй старшей сестры.
Некоторое время спустя, а именно, когда Вовке исполнилось 8 лет, неверный красавец-муж вспомнил про жену и сына. Правда, ненадолго... Года через 1,5 он опять исчез, оставив жене на память ещё одного ребёнка -- дочь Ритку, которая так же лет до 12 оказалась полностью под тёти Ниненой ответственностью. Когда же он вспомнил о них в следующий раз, Вовке было 16 лет и росту в нём было под 2 метра. Папа лишь попытался пройти мимо выросшего сына в новую трёхкомнатную квартиру жены, как обнаружил себя пролетающим второй лестничный пролёт -- Вовка, ни слова не говоря, просто спустил папашку с лестницы. Больше восстановить свои имущественные или отцовские права папашка не пытался и на горизонте всей семьи Силантьевых его с тех пор больше никто ни разу не видел.
Сама же тётя Тося очень не плохо сообразила, что школа-интернат не такое уж и плохое место для работы, если имеешь мозги и цели. А уж чем-чем, но мозгами-то Господь её не обидел! И через несколько лет тётя Тося была обладательницей трёхкомнатной кооперативной квартиры в центре большого промышленного города Горький, полностью обставленной по последнему писку моды. Да и на саму тётю Тосю посмотреть было ради чего -- недостатка в модной одежде или косметике, или услугах модных парикмахеров да в конце концов просто в золотых укашениях она явно не испытывала.
При этом было очень любопытно наблюдать её визиты в деревню к тёте Нине -- всё, что тётя Нина выращивала, собирала, заготавливала, всё, что им с прабабкой привозила вся остальная родня -- всё это оказывалось в сумках у тёти Тоси на пути в Горький в её трёхкомнатную кооперативную квартиру. В итоге квартира начала больше напоминать склад пром. и прод.товаров, чем жилое помещение.
Теперь оставим на время род Силантьевых со всеми их проблемами и судьбами и перенесёмся в Мордовию времён Великой Отечественной войны в город Саранск, где в конце 1941-го на консервном заводе работал главным михаником одессит Михаил Яковлевич Гольденберг, мой дедушка по отцовой линии.
Семья самого Михаила Яковлевича состояла из его жены Доры Григорьевны, урождённой Двойры Гдаль Гершовны, старшей 8-летней красавицы дочери Галины и младшего сына Володи, которому было в то время 5 лет. И жили они в небольшой комнате в коммунальной квартире, где так же проживали семьи остальных эвакуированных из Одессы.
Вместе с ними в этой же коматушке ютились мать Доры Григорьевны моя прабабушка по отцу Циля Изральевна и две младшие сестры с детьми -- Зинаида Григорьевна (по тогдашнему паспорту Злата Гдальевна) и Тамара Григорьевна. У Зинаиды Григорьевны был сын Боря, а у Тамары -- дочь Грета. Мужья Зины и Томары были кадровыми военными и находились в это время на фронте -- защищали Родину от немецких захватчиков.
Самый первый военный год для этой семьи тоже оказался очень непростым и голодным. Оторванность от родных мест, спешность переезда и неустоенность на новом месте в эвакуации, холод, голод и теснота махонькой нетопленной комнатушки сплотили всю семью. Дров для отопления взять было негде и купить было не на что и спасло их тогда от холода только то, что моя бабушка Дора Григорьевна успела собрать и упаковать ватные одеяла всей семьи.
В комнате было три кровати, две из которых составили вместе и на них спали женщины с детьми, а на третьей, стоявшей отдельно, ночевал Михаил Яковлевич.
По рассказам отца и его сестры тёти Галы, голод первой военной зимы им, детям, несколько скрашивал дед, когда время от времени заводил детвору к себе в рабочий кабинет на заводе, закрывал дверь и давал им банки со сгущёнкой или сгущённым какао. Только к следующему лету стало немного полегче. Уже появилась какая-то организованность в эвакуации и даже начали по-тихоньку выдавать продуктовые пайки. Дора Григорьевна до войны училась в консерватории, но теперь ей пришлось пойти на завод, чтобы хоть как-то помочь мужу прокормить большую семью.
Через год и Зинаида Григорьевна смогла, наконец, устроиться бухгалтером и завод выделил ей отдельную комнату, куда она съехала вместе с сыном, младшей сестрой и племянницей. А потом и Тамара Григорьевна устроилась мед.сестрой в госпиталь.
Дети тоже не сидели без дела -- всю войну они ходили по госпиталям с выступлениями и концертами -- пели, танцевали, читали стихи для раненых...
Вскоре мужа тёти Зины коммисовали по ранению. Она ухаживала за ним, пока он лежал в госпитале, а после его выписки вернулась на завод. Он же поехал в освободённую Одессу возвращать назад свою квартиру и потом перевёз туда всю семью.
По окончании войны Михаила Яковлевича отправили в Молдавию восстанавливать разрушенную экономику. Пару месяцев он с женой и детьми жил в Тирасполе, потом года 2-3 работал в Бендерах так же главным механиком на консервном заводе. Бабушка всё это время подрабатывала частными уроками. И, наконец, они снова вернулись в Одессу ко всей остальной родне, на этот раз уже окончательно.
Конец 50-х прошлого XX столетия. Последний курс в Йошкар-Олинском лесотехническом институте... Сталинский стипендиат Володя Гольденберг влюблён в видную, яркую, бойкую девушку-сокурсницу с шикарной чёрной косой, обёрнутой вокруг головы на манер короны, и все об этом знают. Знают его соседи по мужскому общежитию. Знают на курсе. Знают в его компании друзей-студентов. Даже родственники в Одессе знают и уже ждут, когда же Володя познакомит их, наконец, с избранницей? И вдруг в Одессу приходит письмо:"Поздравьте нас, мы поженились. Володя, Лиля"
Лиля?! Кто такая Лиля? Ведь девушку же вроде не Лилей звали? Ничего не понятно, но ясно одно -- Володя женился и молодые вроде скоро должны приехать. "Ну, что ж...-- рассудили в Одессе, -- поживём-увидим..."
Как всегда, всей семьёй пошли на вокзал встречать молодожёнов. Подошёл поезд, открылась дверь вагона и на залитый одесским южным солнцем перрон вслед за Володей спустилась болезненно худенькая, бледная блондинка ростом чуть выше володиного плеча с короткими довольно прозрачными выбеленными перекисью водорода кудряшками... А куда же делась статная красавица с тяжёлой копной тёмных волос?
-- Познакомьтесь: это Лиля -- моя супруга.
Родственники недоумённо переглянулись, но ничего не сказали. Да и что тут скажешь, когда уже вот она, жена?
-- А когда же была свадьба?
-- 1-го апреля.
Всё ещё не верилось, что это не шутка, но стандартное, совершенно официальное свидетельство недвусмысленно гласило о бракосочетании Владимира Михайловича Гольденберг и Лилии Николаевны Силантьевой, новая фамилия которой теперь тоже Гольденберг.
Через год родился первенец -- дочка Ирина. Иринка оказалась тоже блондинкой и тоже кудрявенькой. Молодая семья жила в это время в глухой деревушке в Уьяновской области, куда Володя получил распределение после института. Лиля отвезла свою годовалую дочь в Горьковскую область к своей бабке Александре Ивановне и тётке Нине в рабочий посёлок под Балахной, где три сестры Зоя Ивановна, Нина Ивановна и Зинаида Ивановна вскладчину купили когда-то подешёвке небольшой домишко вместо того, из которого их когда-то выгнали.
Домишко оказался неудобным -- построил его какой-то молдаванин, не подумав всерьёз о здешних холодных зимах. В итоге как ни пытались осенью и зимой протопить огромную, на полдома, русскую печь, пол всегда оставался ледяным. И даже русские валенки не спасали ноги от холода.
Молодая мама погостевала пару недель и вернулась в Ульяновск, оставив ребёнка с бабкой и тёткой на полтора года. Временами то она, то молодой отец наезжали проведать и возращались назад в Ульяновск зарабатывать жильё. К той поре молодые родители уже перебрались из деревни в город на частную квартиру и работали на древесно-обрабатывающем комбинате. Наконец, им выделили комнату в семейном общежитии и они смогли забрать дочку к себе.
Володя заочно поступил в анспирантуру в МГУ. Учиться приходилось по ночам, а днём -- работа. По вечерам ещё подрабатывал, разгружал вагоны на железодорожной станции. Жили бедно. Жили тяжело. Но жили весело. В общежитии и на комбинате подобралась компания таких же молодых специалистов, какими были и они.
Подошло время сессии. Володя начал собираться в Москву -- Ирка в рёв! Сидела на полу и причитала:"Усёй, бьёсий!..." -- соседи покатились со смеху.
В Одессу летели письма то от Лили, то от Володи, от которых у родни шла кругом голова. Лиля писала, что Володя работает наизнос, не спит ночами... Просила уговорить его бросить университет.
Бросить МГУ?!! Да она в своём уме?!!! То, что он вообще смог туда поступить, равносильно чуду! Не смотря на Хрущёвскую оттепель, в стране по прежнему действует неписанный закон, препятствующий любому продвижению евреев. Разве она этого не знает?
Володя писал, что в доме невозможно жить, Лиля совершенно не даёт ему учиться, изводит скандалами... Наконец, пришло письмо от Лили, где она написала, что у Володи начало садиться и без того слабое зрение и ему пришлось оставить учёбу.
Летом приехали в Одессу -- родня была в шоке! Худенькая Лиля стала вообще прозрачной, а к двух-летней Иринке соседские мамаши боялись подпускать детей -- до того она была тоща и издёргана... Дора Григорьевна и Михаил Яковлевич не могли понять, что же происходит в молодой семье сына? Почему даже ребёнок оказался на грани истощения? Невестка объясняла это тем, что Иринка всё время плачет, практически не спит и ни черта не ест и даже силой впихнуть в неё ничего невозможно.
Через год молодая семья получила, наконец, двухкомнатную картиру, а ещё через полгода родили второго ребёнка тоже девочку, но на этот раз тёмненькую. Назвали Анюткой.
По рассказам матери, я росла на удивление спокойным и улыбчивым ребёнком. Мать всегда говорила, что даже в младенчестве со мной не было никаких хлопот: умой, накорми, уложи на балконе спать -- и ребёнка будто нет и вовсе... Бабки во дворе меня посто обожали. Я была очень общительной, с удовольствием читала для них какие-то детские стишки, пела песенки, танцевала, ходила ко всем в гости. У матери никогда не возникало проблем, кто присмотрит за её голубоглазой куклой, как прозвали меня соседки во дворе.
Когда мне было четыре года, мать меня выпорола. Т.е. порола-то она и раньше, но ЭТА обида оказалась настолько несправедливой и такой обидной, что забыть её я не смогла.
Днём воспитательница повела нас в старый парк на прогулку и девчонки насобирали там ярких жёлтых одуванчиков. Мне тоже хотелось набрать отнести их маме, но я не успела. А потому вечером, когда Ирка привела меня из садика и оставила во дворе гулять, я отправилась в этот парк за цветочками для мамы.
Возвращалась я во двор такая счастливая! Мне удалось насобирать целую охапку одуванчиков. Их было так много, что букет не помещался в моём детском кулачке и цветы из него всё время выпадали...
Мать налетела на меня, как ураган! Одуванчики, которые я так старалась принести маме, полетели на тратуар нам под ноги. Мать тащила меня за локоть, отчего у меня тут же заболела рука и плечо, на ходу отвешивая одну затрещину за другой и сопоровождая этот позор страшной руганью... Я не помню, кричала она или только шипела ругательства мне в лицо, но я до сих пор помню ЕЁ лицо, перекошенное страшной злобой. И сколько мне потом ни пытались объяснять, что она за меня испугалась, мне всегда вспоминались эти цветы для мамы, которые она безжалостно растоптала по асфальту, и это её перекошенное лютой злобой лицо. Надо ли говорить, что экзекуция на этом не закончилась? Дома мать ввалила мне от всей души бельевой верёвкой, а потом оставила стоять в углу до самого ужина. В следующий раз я вспомнила о том, что маме вообще можно подарить цветы, что она -- женщина, которой по идее должны дарить цветы, когда мне было 28 лет. Да и то вспомнила я об этом лишь потому, что у меня рос сын, которому уже исполнилось три года, и я хотела научить его дарить женщинам цветы. Мне самой оказалось странным, что до сих пор даже сама эта идея ни разу не пришла мне в голову. Теперь я вспомнила, почему она мне не приходила.
В пять лет я впервые сбежала из дому. Правда, тогда этого почти никто не заметил. Просто однажды зимой я не вернулась с дневной прогулки в детском саду. Я тогда спряталась за верандой, дождалась, пока все ушли в группу на обед, перелезла через забор и отправилась искать лес. Но я с трудом представляла себе, где он может находиться, а потому выйдя за жилые дома, пошла мимо того старого парка и вскоре добралась до пригородного посёлка Вырыпаевки, где меня заметила какая-то чужая женщина. Она посадила меня на автобус и отвезла назад в детский сад. Нянечки и воспитательницы ничего тогда не рассказали моим родителям об этом моём побеге и он прошёл незамеченным. Отразилось это путешествие лишь в наших играх с моим детсадовским дружком Сашкой Кузнецовым. Мы мечтали, как дружно и весело будем жить, часами торчали у окна и рисовали домик, который мы с ним построим в лесу при помощи всяких зайчиков, белочек и мишек, и лепили из пластилина самолёты-истребители с ястребиными носами и изогнутыми крыльями... Вообразите мой величайший шок, когда через 20 с лишним лет я увидела эту нашу с Сашкой детскую мечту-истребитель на параде на Красной площади в Москве на 7-е ноября!
Сашка был моим соседом по подъезду. Мы с ним вообще жили на одном этаже и наши двери были расположены друг за дружкой так же, как и балконы, что было очень удобно, т.к. позволяло нам не расставаться практически ни на минуту. Во дворе про нас так и говорили -- не разлей вода. А Сашкина мама тётя Аня, яркая, красивая, всегда весёлая и добрая женщина, в шутку называла меня снохой или невесткой. Мне очень нравилось бывать у них дома -- там никогда не кричали, не ссорились, никого не наказывали сильнее, чем сунуть носом в угол. Но даже и этого наказания сама тётя Аня долго выдержать не могла и очень скоро отпускала провинившегося на свободу.
Самым первым моим детским горем стал их переезд в другой район. Вряд ли я смогла бы сказать, о ком я скучала больше -- о Сашке или о его ласковой маме. Позже я бесчисленное множество раз сбегала к ним на Доманский в надежде, что тётя Аня оставит меня у них жить, но каждый вечер родители приходили и забирали меня назад домой, пока я не потеряла в конце концов эту надежду...


Продолжение следует... может быть...

Давно задумываюсь о таком понятии, как душа.

Уже несколько раз пыталась как-то систематизировать свои ощущения, но как-то пока так и не удаётся донести свою мыслю до других. Хотя... В общем-то и до себя самой тоже пока не слишком-то удалось донести то, что ощущается. Пока что гораздо больше вопросов нежели ответов.

Вот интересно, если душа бессмертна и способна возвращаться на Землю опять и опять в различных воплощениях, то... Скажем, душа-предатель -- она была и останется предателем или... сможет как-то со временем... ну, исправиться, что ли? Дурацкое какое-то слово -- исправиться... особенно применительно к такому долгоиграющему и объёмному понятию, как душа... Я не имею в виду какое-то сознательное решение, что однажды взял и подумал, что, дескать, всё -- с завтрашнего дня больше не предаю... А я говорю о таком измении, когда просто невозможно предательство по сути своей. Ну, т.е. может ли наступить такой момент, когда для души предательство -- это уже как смерть? Безвозвратная и необратимая...
И если человек... хотя, наверное, всё-таки не просто человек, а именно душа предала... И не только другую душу, пусть даже и родственную, а вообще саму себя, как этот человек будет дальше себя чувствовать? Вот он получил то, что хотел мозгами, но предал свою душу -- как он дальше будет жить со всеми своими материальными богатствами и видимыми обществеными преобретениями, но с проданной душой? Что будет ощущать? Сможет ли испытать счастье, например? Удовлетворение от жизни? Радость? Не будет никакого тянущего чувства или пустоты, от которой со временем просто захочется повеситься?
А как его тело сможет дальше жить -- застынет, как мамонт в вечной мерзлоте, в своём вечном здоровье или начнёт исподволь разрушаться сначала незаметно, а потом всё больше и больше, набирая обороты? И как оно будет выглядеть со стороны? Как обычное старение или начнёт вызывать какие-то подозрения или удивление у окружающих?

Вот мне всё интересно -- вот такое ощущение на уровне солнечного сплетения... даже не ощущение, а уверенность, что двое -- это две половинки одного целого... Это обязательно оба должны испытывать или может возникать только у кого-то одного? Когда один подумал, а второй сказал -- это те самые половинки разговаривают? Когда находясь за несколько километров, как минимум, друг от друга, засыпают и просыпаются в одно и то же время, не сговариваясь -- это две половинки или что-то ещё?
Когда даже физические ощущения на большом расстоянии одни и те же -- это и есть эти самые половинки или что это такое?
Когда с абсолютной отчётливостью осознаёшь, что так, как именно этот человек, тебя больше никто и никогда не сможет слушать и понимать, причём у обоих по обоюдному согласию... ну, в смысле, что этот вопрос обсуждался и оба признали, что у обоих это ощущение -- это вот то самое одно целое или кто-то просто блефовал?

Честно говоря, терпеть не могу эти новомодные разговоры за Карму и кармические связи, но что-то в этом всё-таки, наверное, есть...
Вот связь родителей и детей -- это же тоже, наверное, кармическая связь, правда? И если её попытаться разорвать насильственным путём, то будут оба болеть и болеть будут очень не хило -- это я уже знаю абсолютно точно! На собственной шкуре проверила... ну, собственно, как и всегда -- горбатого могила исправит...
А вот та связь, какую я описала выше -- это тоже кармическая связь? Хм... наверное...
Я вот сейчас что вспомнила... Когда я переехала, через пару лет мы потом опять встретились и он начал жаловаться на боли в сердце... Я передать не могу, до какой степени у меня глаза на лоб вылезли! Дело в том, что у них в роду сердце -- гинетически один из самых сильных и здоровых органов! И вдруг он мне начинает жаловаться на боли в области сердца...
Странно... Когда я попыталась разорвать, наконец, связь со своими родителями... причём не просто перестать с ними общаться, а так... совсем уже всерьёз, на всех уровнях... то буквально через пару месяцев мне позвонила двоюродная сестра отца и сказала, что папеньку моего уложили в госпиталь с СЕРДЕЧНЫМИ приступами. Это вообще было нечто!!! Я всю жизнь считала, что для сердечных приступов нужно сердце, как минимум! А у моего отца его, по-моему, даже в зачатном состоянии никогда не было! Вот в принципе отсутствовало как орган и всё. И вдруг сердечные приступы...

А странное совпадение, правда? И совпадение ли это?

Ладно... Что-то больше пока ничего в голову не лезет ни умного, ни глупого... Остался один, наверное, ещё вопрос -- существует ли на свете какой-то способ сделать так, чтобы во всех остальных жизнях, сколько бы ни существовала моя душа, можно ли сделать так, чтобы мы больше нигде и никогда не встретились и не столкнулись? Даже случайно? Даже если вдруг вся вселенная сойдёт со своей орбиты... Очень бы мне этого хотелось...
Знаю, что скорее всего тогда я больше не смогу быть до конца счастлива... полностью... Ну, и не надо. Уж лучше быть в вечном поиске или довольствоваться чем-то меньшим, чем вот так вот опять сгнивать заживо от очередного предательства этой "родственной" души. Хай летает себе, где сможет и как сможет, но только чтобы больше никогда даже на миллион лет не смог бы ко мне приблизиться... Может мне тогда удасться больше пользы принести...

Чёрт... Ну, я плакать хочу, честное слово! И никому этого не объяснишь. Со стороны люди подумают, с ума тётка сошла, ей-Богу! Но что же мне делать?...
В 82-м году после последнего строй.отряда мне просто чудом удалось купить полуконцертную гитару болгарскую Кремону Хемус. Рассказать кому за какую цену, не поверят -- 50 руб! Это ли не просто космическое везение?!!
Тогда, в сентябре 82-го года после того, как пацаны из нашего техникумовского строй.отряда "Кванты" спёрли мою первую гитару куйбышевского производства -- по правде сказать, дрова-дровами! -- мы с подругой как-то выбрались в центр города погулять и вдруг в музыкальном отделе нашего ульяновского ЦУМа я увидела у стены прямо за кассой несколько штук болгарских гитар Кремона. Я глазам своим не поверила!!! Чтобы такое чудо и так вот запросто стояло у стены -- такого быть не могло!
Их было три разновидности -- "Роза", "Дельфин" и "Хемус". Отличались они друг от друга формой и размерами корпуса. "Роза" была самой крупной гитарой классической формы восьмёрки. "Дельфин" тоже имел форму восьмёрки, но у него корпус был немного по-меньше. А "Хемус" габаритами был, как "Роза", но в его корпусе под грифом был небольшой вырез, как у электрогитар.
Два дня я ходила сама не своя -- ну, не может такого быть, чтобы ТАКИЕ гитары и стояли так вот запросто у нас в ЦУМе! Тут обязательно должен был быть какой-то подвох! Через два дня, в конец измучившись, я сняла с книжки в сберкассе заветные 50 руб и потащилась опять в ЦУМ, умоляя Бога, не наказывать меня за мою очередную глупость!
На моё счастье гитары были всё ещё там, хотя их и оставалось из семи, прежде виденных мной, всего четыре -- два "Дельфина", одна "Роза" и один "Хемус". К моменту моего прихода "Розу" уже успел прихватить какой-то парень и теперь он сидел на корточках прямо тут же около кассы и пробовал её на звук. Я взяла "Хемус", рассудив, что брать ноты на самых верних рядах проще будет всё-таки на "Хемусе" из-за его выреза снизу. Пока мы так друг перед дружкой выкаблучивались, из какой-то гитары выпал запасной комплект серебряных струн. И пока я "ловила ворон", пытаясь осознать этот момент, парень быстренько сориентировался и заявил, что пакетик выпал именно из его гитары. Делать было нечего -- шанс был упущен и мне не оставалось ничего другого, как смириться.
Вообще-то, среди наших клубных гитаристов болгарские Кремоны не пользовались особой популярностью. Говорили, что их делают из сырого дерева и поэтому они довольно быстро рассыхаются. Гораздо выше ценились, по-моему, румыские гитары -- за ними вообще гонялись по всему Союзу, а то и вовсе заказывали за границей. Ну, и разумеется, самыми-самыми были гитары ручного производства. Говорили, что их цена зашкаливает вообще за 200 руб. -- совершенно бешенные деньги были по тем временам!
До 94-года я хранила и холила мою Кремошу, как малое дитя -- я её укутывала в полуистёртое хлопчатобумажное покрывало, потому что не могла найти другой тряпки подходящего размера и столь же мягкой, запаковывала в огромный плотный полиэтиленовый пакет, перевязывала лентой, как младенца, и хранила в шкафу подальше от батареи отпления, чтобы не дай Бог ни один прямой луч солнца не попал на её поверхность...
Боже мой! Надо было видеть это чудо -- было такое ощущение, что вся её золотистая поверхность вобрала в себя весь солнечный свет и теперь она изливалась тёплым сиянием каждый раз, когда я доставала её.
А звучание... Это надо было слышать! Чистый, глубокий, задумчивый звук, который ни один другой инструмент не в состоянии был воспроизвести. Я сменила серебряные струны на нейлоновые и Кремоша зазвучала даже как-то загадочно. Было ощущение, что она не играет, а разговаривает тихим, задумчивым голосом...
В 86-м году мы с подругой поехали по путёвке в Ворошиловград и там мне повезло купить ещё одну гитару по-проще -- черниговского производства. Стоила она 10 руб. Но когда я подтянула струны, чтобы попробовать звук, я не поверила своим ушам -- звук этой Черниговки лишь слегка уступал по чистоте и задумчивости моей Кремоне. Конечно, оформление было значительно проще да и корпус был меньше, но это не имело никакого значения -- я ни секкунды не сомневалась, брать её или нет.
Так в моей комнате поселились две гитары -- Кремоша и Черниговка.
Я знала, что если каждый день играть на них хотя бы минут по 15-20, звук будет становиться всё глубже и чище -- и оно так и было. Не скажу, чтобы я была каким-то виртуозом, но мои девчонки меня ни разу не подводили. И если техника игры где-то оставляла желать лучшего, звучание гитар добирало недостающие краски. Удивительно... У моего отца был друг дядя Гена Брон, который играл на гитаре, как бог! Но даже он признавал, что Кремоша и Черниговка звучат в моих руках, как не звучали в его. Каждый раз, когда он приходил к нам в гости, он просил разрешение поговорить с моими девочками и каждый раз возвращал их мне удивлённый, что ни одна из них не разговаривала с ним столь же доверительно и откровенно, как со мной.
В 94-м перед самым отъездом в Штаты мать заявила, что надо продать одну из гитар. Я проплакала всю ночь, а на утро пришли покупатели и забрали мою Черниговку за 10.000руб. Кремошу же мать с сестрой уговорили оставить Славке, Иркиному мужу.
Мы ехали в Штаты вчетвером, трое взрослых и мой пятилетний сын, с которого ни на секкунду нельзя было спускать взгляда. К тому же поклажи у нас было столько, что тащить ещё и гитару совершенно не представлялось возможным.
Я знала, что Славка тоже играет на гитаре, а потому оставляла Кремошу с более-менее спокойной душой -- уж он-то должен был понимать, что такие гитары просто так на дороге не валяются! Я привезла Кремошу Славе и очень просила ни в коем случае не хранить её около батарей центрального отопления и обязательно следить, чтобы на неё не попадали прямые солнечные лучи. Славка был растроган до глубины души!
И вот через три года после нашего приезда они приехали в Штаты тоже и привезли мою Кремошу. Пока обустраивались, распоковывались, было не до гитары. Да у меня и тени сомнения не возникало, что с ней могло что-то произойти. Как я могла усомниться, если Славка даже чехол сам для неё пошил?
И вот в 1988-м году я заканчивала трёх-месячные курсы секьюрити и в школе решили организовать свой выпускной. Насочиняли какую-то сценку и нам понадобилась гитара. Я обратилась к Славке. Когда я впервые вытащила Кремошу из чехла, я чуть не расплакалась -- вся лицевая поверхность оказалась в трещинах, весь лак облуплен... Т.е. все мои наставления, как правильно хранить гитару, были честно похерены!
Через пару лет я окончательно забрала мою девчонку к себе... С тех пор каждый раз, как я её достаю, я натираю её специальным средством по уходу за деревянными поверхностями. Заднюю стенку и боковую панель мне в итоге удалось привести почти в порядок. Только пластиковая каёмка, соединяющая детали, сменила свой некогда белый на желтоватый выгоревший цвет. А вот лицевая панель... так и осталась облупившейся...
И каждый раз, когда я её достаю и пытаюсь хоть немного восстановить её былую красоту, я плачу от тщетности моих усилий...
Ну, скажите мне на милость -- как можно было всего-то за три года честно убить гитару?!! Ведь Славка же, гад, сам гитарист, скотина!!! Я же просила не оставлять Кремошу под прямыми солнечными лучами... Ну, неужели это было так трудно просто сунуть её хоть в шкаф, что ли, чёрт подери?!!
Не представляю теперь как мне удастся её восстановить... Самое обидное, что я теперь даже играть на ней больше не могу в связи со всеми моими болячками. Только и остаётся, что время от времени доставать мою девочку, натирать Pledge(м) и опять убирать в чехол. А как только пытаюсь взять хоть пару аккордов, тут же руки сводит судорогой... И доверить кому-нибудь её починить боюсь. Ведь от лака зависит её звучание. Так и плачу каждый раз из-за чужого равнодушия...

Впервые я увидела Светку на одной из первых репетиций нашей отрядной агитбригады. Честно говоря, я даже и не помню, она пришла в самом начале или позже? Я обратила на неё внимание, когда во время перерыва комиссар отряда Ваня Тупицин вдруг спросил, кто умеет танцевать вальс? В общем-то многие девчонки умели и довольно неплохо, но накануне сестрица мне сказала, что Иван -- профессиональный танцор. И я не рискнула, постеснялась... Светка заявила, что она занималась бальными танцами и они закружились по периметру актового зала, где проходила наша репетиция.
Иван действительно танцевал очень красиво, чего никак нельзя было сказать о Светке. Нет, фигурой Бог её не обидел -- это была высокая, стройная девушка с обалденными ногами! Но во время танца её спина оставалась совершенно неподвижной, словно Светка проглотила палку и при этом она так сильно виляла бёдрами, так старательно отпячивала зад и кидала на Ивана настолько нарочитые томно-призывные взгляды, что зрелище становилось просто неприятным.
Проведя её два-три круга, Иван сказал, что она движется легко, галлантно поклонился и отвёл её к стульям, стоявшим у стены. У всех девчонок поотваливались челюсти! Это Светка-то движется легко? Да бульдозер на её месте выглядел бы более грациозным и при этом не вилял бы так мерзко задницей!
В следующий раз я столкнулась с ней уже в Астрахани. Я приехала туда на пару недель раньше с десантом, состоявшим из двадцати двух человек, и уже успела обрести какой-никакой авторитет среди наших девчонок и ребят. Кроме того, это был уже мой третий строй.отряд, так что и на поле некоторый опыт работы у меня был.
За эти две недели мы более-менее благополучно пережили соседство "Квантов" -- моего техникумовского отряда, несколько ночных налётов квантовских пацанов в девичий барак и пару ночных же визитов местных чеченцев. Я успела вовремя сообразить крикнуть в темноте, что наш полог и следующих три -- это отряд политеха и к нам не полезли. Честно говоря, для меня до сих пор остаётся загадкой, почему имя нашего политехнического института остановило тогда эту саранчу? К тому же, если бы кто-то из них узнал меня, мне бы пришлось совсем туго, т.к. "Кванты" измены не прощали! Но... мне повезло и нас оставили в покое, а я получила почётное звание спасительницы наших девчонок.
Когда основной отряд приехал, мы всем десантом, и девчонки и мальчишки, решили поселиться в одном бараке. Несколько коек заняли вновь приехавшие -- была среди них и Светка Савельева. Она поселилась под одним пологом с Иринкой Парчевской и их полог оказался самым последним в нашем ряду, через запасную выходную дверь от моего, который я делила с Ольгой Одиноковой. Я сначала не придала никакого значения этому соседству. А через некоторое время успела подружиться с Иринкой и мы с удовольствием болтали с ней, лёжа на кроватях -- благо, нас разделял только проход к двери.
В первый раз я всерьёз обратила внимание на Светку, когда она потащилась на поле на километровых каблуках -- мы так ржали с нашими десантниками!! Но Светка не сдавалась. Она и на следующее утро опять пошла ковырять своими "шпильками" песок и успокоилась только где-то через неделю, когда сломала каблук.
В другой раз, вернувшись с котлована, она вывесила у себя на пологе на всеобщее обозрение купальник и только что выстиранные трусы и лифчики -- девчонки попросили её спрятать бельё, т.к. парни чувствуют себя неудобно, глядя на все эти прелести женского туалета. Светка отказалась.
Потом во время своего дежурства она не захотела полить водой земляной пол, заявив, что не собирается возиться по уши в грязи, и начала подметать пол насухую. В итоге мы всем бараком целый день в самое пекло проторчали на стане, пока девчонки разбрызгивали по всему помещению воду, пытаясь хоть как-то уложить плотное облако пыли. А потом мы были вынуждены перестирать всё постельное и носильное бельё -- и своё, и мальчишек. Разумеется, это не прибавило ей популярности тем более, что и на этот раз она отказалась помогать.
Потом, как-то раз, вернувшись с котлована, я застала её за странным занятием -- Светка стояла посреди барака и втирала в тело крем. В принципе ничего особенного, правда? И удивительного в этом тоже было бы немного, хотя в стройотрядах и ходил негласный закон дикой природы, но делала она это с такой показной и нарочитой любовью к собственному телу, что у меня скулы начало сводить! Я отвернулась. А уж когда в барак зашли парни, вернувшиеся с купания и тут же смущённые этой сценой вышли, мне почему-то стало так невыносимо стыдно, будто это меня поймали за каким-то непристойным делом!
Через некоторое время я начала замечать её, вешающейся на всех парней без разбора -- а вот это мне уже совершенно не понравилось! Нам здесь жить, всем вместе, втечение следущих полутора-двух месяцев -- и всё это время я должна буду наблюдать эти её ужимки привокзальной шлюхи?!! А потом мы всем отрядом должны будем отбиваться от местных охотников за приезжими потаскухами?! Нам и без того хватит тут развлечений! Уж я-то очень хорошо это знала! Я поделилась этими сомнениями с несколькими моими подругами. Оказалось, что и их мучили те же мысли. Не сговариваясь, мы почти всем бараком начали избегать Светку. В общем-то никто и не собирался очень сильно её байкотировать, просто и парням и девчонкам было не приятно ни смотреть на неё, ни общаться с ней. Она, видимо, решив, что это я настраиваю против неё народ, попыталась сначала как-то надавить на меня -- не прошло! Я, со своей школой жизни, совершенно свободно обошла все её ловушки.
Тогда она решила наладить со мной контакт. Как-то днём мы сидели в бараке и от скуки начали показывать, кто что умеет делать необычного. Юрка Щенов, зацепив пальцы в замок и не расцепляя рук, пролез полностью в это кольцо. Мы тут же все дружно хором решили повторить его трюк -- не получилось. Кто-то из девчонок лихо сел на шпагат -- тоже не получилось повторить. У меня тоже был мой коронный номер -- я подошла вплотную к кровати, встала руками на мостик на кровать и полностью выпрямила руки, а потом так же свободно вернулась опять в исходное положение. Народ зашумел, что ничего необычного в мостике нет. Но когда попытались повторить, оказалось, что на самом деле это вовсе не обычный мостик и спина должна прогнуться гораздо выше поясницы. В итоге выпрямить руки так больше никому и не удалось. А Светка даже просто на мостик не смогла встать -- выяснилось, что при всей её худобе у неё совершенно не гибкая спина.
Потом мальчишки ушли на котлован, а мы остались в бараке. Нам просто было лень вылезать на полуденный зной из прохладного сумрака. Светка предложила устроить вроде косметического кабинета. Критически осмотрев каждую из нас, она заявила, что мне нужна глубокая чистка кожи. Что это такое, я понятия не имела, но решила не портить хороший день сарказмом. Тогда она предложила почистить мне кожу. Вообще-то я думала, что она имела в виду протереть лицо огурцом или ещё что-нибудь в этом же роде, но она начала давить мне лоб пинцетом, утверждая, что у меня полным-полно угрей. Тут уже девчонки начали возмущаться, что для подобной процедуры здешние условия абсолютно не подходят -- не долго и заразу какую-нибудь занести -- я остановила её. Но Светка всё никак не могла уняться... Посмотрев на мою кровать, она сказала: "Как здорово ты её заправляешь! Как по струнке... Так и тянет плюхнуться со всего маху!" Я удивлённо посмотрела на неё, но ничего не ответила. Через несколько минут моё лицо приняло опять свой нормальный цвет, а Светка, глядя на меня вдруг мечтательно произнесла: "А вот интересно, как бы ты выглядела в косметике?" Я ответила, что ничего особенного -- я довольно не плохо умею ею пользоваться. На что она уточнила: " А давай мы тебя совсем здорово накрасим, сильно!" Тут мне стало не просто неприятно, а уже и зло начало брать. Мне настолько противно было это повышенное внимание к моей персоне, что я решила поставить её на место и ответила, что делать этого не собираюсь, т.к. не хочу выглядить вульгарно. Видимо, она поняла, что навести со мной мосты ей не удасться и оставила меня в покое.
Время шло... Я успела по уши влюбиться в Юрку Щенова, с которым мы работали в одной бригаде. По вечерам, сидя на стане, он то пел мне какие-то странные песни, аккомпанируя себе на гитаре, то вдруг ловил мой взгляд и долго-долго не отпускал. Я даже и сама не смогу объяснить, почему я не могла отвести от него глаз? И в бараке наши койки стояли неподалёку друг от друга так, что когда я высовывала голову из-под полога, мой взгляд как раз попадал на Юрку, лёжащего у себя на койке и так же, не отрываясь, глядевшего на меня. И засыпая, я тоже знала, что он лежит и смотрит в мою сторону. А я тем временем обзавелась неожиданным поклоником.
В общем-то ничего особенного и не произошло -- просто когда приехал основной отряд, парни привезли с собой несколько катушек для магнитофона с зарубежной эстрадой и теперь каждый вечер на стане устраивали танцы. Я особого участия не принимала, а предпочитала сидеть за столами и болтать с нашими мальчишками из бригады. Но однажды я обратила внимание, что в то время, как весь отряд отдыхает на стане, один парень быстренько помыл ноги -- и в барак. Один день вымыл ноги и в барак, другой... Через пару дней я его тормазнула. Настроение у меня было шальное и я его спрашиваю -- ты куда? Он мне отвечает -- спать. Я ему:
-- Да брось ты! Время-то совсем детское! Даже девяти ещё нет...
-- А чем же ещё заниматься?
-- Как чем? Танцевать! Не хорошо отрываться от коллектива!
И пошла в круг. Равиль, так звали парня, как телёнок на верёвочке, покорно последовал за мной. Так с тех пор он и ходил попятам...
Как-то раз вечером мы решили всем отрядом нанести визит нашим соседям, димитровградскому отряду, расположившемуся на соседнем стане.

Наконец-то, поезд тронулся и мы поехали. За окном поплыл перрон с провожающими нас родителями. Целый час мы стояли около эшалона, ожидая отправки. Какая-то девчонка всё время приставала к нашему физику Васину с вопросами, когда же, наконец, поедем? На что тот неизменно отвечал: "Как только, так сразу..." И вот оно... свешилось.
По приезде в совхоз, нас сначала разбили на два отряда, т.к. в этот год "Кванты" набрали около полутора сот человек, а каждый стан мог вместить не более сотни. Мы с Оксанкой оказались в первом отряде.
В предыдущий год мы с ней тоже ездили в Астрахань, в тот же совхоз и тоже на уборку арбуза. "Кванты" обычно ехали в самом начале июля, когда до срыва оставалось ещё почти месяц, и всё это время мы занимались самым муторным делом -- прополкой и прорежкой арбузных полей. Почему муторным? Да потому что на суглинистой почве было очень тяжело вытаскивать сорняки с корнем. А если этого не сделать, то после очередной поливки начинали вылезать "петушки" и нас заставляли опять проходить это же поле, но уже бесплатно. К тому же вытащить "петушок" было ещё тяжелее, чем нормальный сорняк, имеющий нормальный стебель с листьями, за которые можно было хоть как-то ухватиться.
В этот раз Оксанка взяла с собой своего парня Сашку Кабанова -- затея, надо сказать, очень рисковая, т.к. "Кванты" славились своим буйным нравом и чужих в отряде не терпели! Но в прошлый раз Сашка совершенно измучил Оксану своей ревностью, а в этот год и вовсе заявил, что никуда её одну не пустит. Честно говоря, я как-то с трудом представляла себе, а зачем Оксанке надо было вообще спрашивать у него какое-то разрешение? Но это было их дело и меня оно не касалось, а потому я особо не лезла со своими соображениями.
Прибыв на стан, первым делом Васин предложил нам сформировать бригады. В каждой бригаде должно было быть 8-10 человек, из которых хотя бы человека три -- новички, которые закончили первый курс на базе 8-ми классов, или как их ещё называли в отряде -- "штрихи". В нашей бригаде оказались мы с Оксанкой, Сашка, Ольга, Людка со своим парнем Игорем и три "штриха" -- Володька, Валерка и Вадик. Сашка вызвался взять на себя бригадирство, а мы и не сопротивлялись. В самом деле -- кому очень сильно хотелось забивать себе голову всякими организационными вопросами? Распорядок дня на стане был таков:
в 8 утра -- подъём
с 9 до 10 -- завтрак
с 10 до 12 -- работа в поле
с 12 до часу дня -- обед
с часу до 4 -- полуденный перерыв, т.к. в это время самое пекло и находиться на поле было просто опасно
с 4 до 8 вечера -- снова в поле
с 8 до 9 -- ужин
и дальше до 8 утра каждый делал, что хотел.
Девчонок в этом году в нашем отряде было совсем мало -- всего 15 человек на больше, чем полсотни парней. Так что девичий барак оказался занят лишь наполовину, а соседний с нашим и вовсе пустой. Туда снесли все лишние койки. Мы с Оксанкой прыгнули в самый дальний полог, а по соседству с нами разместились Ольга с Людкой. Мы с Оксаной, хоть и являлись студентками разных отделений - я на станках с ЧПУ, а она на ЭВМ -- были знакомы ещё со школы, т.к. учились в параллельных классах, а Людка с Ольгой были одногруппницами и учились на отделении штамповки.
Буквально с первых же дней как-то оно не шибко заладилось в бригаде -- то Людка откровенно сочковала, то "штрихи" отказывались вовремя выходить на работу, то Игорь начинал бузу, что он старше Сашки, а потому не признаёт его бригадирства. С самого начала мы договорились, что делим заработок на всех -- и на больных, и на здоровых. В общем-то, это правило работало по всему отряду.
И началось... Буквально через неделю Людка слегла с температурой -- нормальное дело для новичка в Астрахани, т.к. таким образом организм приспосабливался к здешнему климату. Мало кому удалось избежать этой участи. К слову сказать, в прошлом году я из-за этого вообще загремела в районную больницу -- у меня тогда температура поднялась до 39,7*С. К тому же накануне меня угораздило потащиться с местным механизатором, 25-летним красавцем Генкой, в степь, где он чуть не изнасиловал меня. В итоге вместе с высоченной температурой я заработала мощнейший сердечный приступ и отрядная медсестра, студентка астраханского мед.училища, отправила меня от греха подальше в ближайшую больницу, из которой я уже через неделю дала дёру к великому ужасу командира сводного Ульяновского отряда. А посему на поле меня больше не выпустили, опасаясь, как бы я на ослабленный организм вообще не откинула коньки на жарком астраханском солнце, и через неделю с первой же оказией отправили домой.
Мы с Оксанкой прекрасно знали, что эта Людкина температура -- не что иное, как оклиматизация, поэтому никто особо сначала и не заволновался. Но прошло уже три дня, по всем понятиям температура давным-давно должна была пойти на спад, а Людка по прежнему лежала в кровати и стонала, что у неё невыносимо болит голова.
Мы знали, что лекарств на стане очень мало и потому нам не оставалось ничего другого, как ждать, когда она отлежится. Ещё через пару дней мы возвращались с работы, когда совхозные механизаторы, жившие вместе с нами на стане, подозвали нас и попросили урезонить нашу подругу. Выяснилось, что как только мы выходили со стана, наша краса-Людмила вскакивала с постели, цепляла халатик, едва прикрывавший трусы, босоножки на высоченном каблуке, размалёвывалась до полного безбразия и разгуливала по стану, приставая ко всем мужикам, кто ещё не успел выйти в поле. Так вот как она болеет!
Значит, пока мы на бахче горбатимся и за себя, и за неё, она тут вешается мужикам на шею!! Собрали всю бригаду и подавляющим большинством голосов решили, что все начисленные Людке за эти дни деньги мы снимаем и в дальнейшем больше ни копейки она за просто так не увидит. Против проголосовал только Игорь. Он просил оставить Людке заработок и обещал, что будет работать и за себя и за неё, но уже через пару дней стало ясно, что ему одному не потянуть норму двоих человек. В итоге все деньги с Людки сняли. Как она психовала!! Уж не знаю, с какой стати, но она почему-то считала, что ничего подобного с ней никак не должно было произойти!
С этого дня Людка, как штык, торчала вместе со всеми на поле, но проку от неё было ещё меньше, чем от козла молока. К тому же Игорь взбунтовался и начал подбивать наших "штрихов" к откровенному саботажу. А именно -- срывать одни "гребешки", т.е. верхушки, оставляя корни в земле. Ну, и разумеется, после очередной поливки на поле вылезали те самые "петушки", которые мы должны уже были выдирать бесплатно. Кроме того на это бесплатное поле наши "штрихи" наотрез отказывались выходить. Мы не сразу поняли, в чём дело и фактически пахали вчетвером за 9 человек.
По стану пошли недовольные разговоры между "квантами", что Людка цепляет не только взрослых мужиков и "старичков", но и до "штрихов" уже добралась -- а это было в отряде табу! Можно было гулять со "штрихами", но гулять нормально, как обычно это происходило между парнями и девчонками. Но плюхаться со всего маху мальчишке на колени, виснуть на нём, лезть к нему целоваться на глазах у всего стана -- это было черезчур! Людка же умудрялась плюхаться на колени не одному, а двоим-троим одновременно. Т.е. она просто подходила к парням, сидящим на лавочке около обеденных столов, и раскладывалась им на коленях, как на диване. Тут уже начали возмущаться все -- и "старички", и "штрихи". Как-то раз во время обеденного перерыва, когда мы возвращались с поля в барак, нас строих -- Оксану, Ольгу и меня -- подозвали наши "блатные" девчонки и начали нам за Людку выговаривать, что стан, конечно же, не монастырь, но и доходить до такой уже степени! Не сегодня-завтра дойдёт слава о нашей Людке до местных -- и тогда нам всем тут весело будет жить! Уж они-то разбираться не будут, кто тут порядочный, а кто нет -- начнут насиловать всех подряд!! И вообще, как мы терпим её до сих пор? Мы ответили, что сами ничего не можем с ней поделать -- на поле она работать не хочет, а тут ещё и Игорь из-за неё всё время бузу поднимает. Замучились уже с ними воевать! К тому же Игорь и наших "штрихов" всё время подбивает к отказам от работы. Девчонки обещали помочь разобраться с Игорем.
Для начала вечером они устроили ему "баню", т.е. просто вывели за барак и избили. Через пару дней кто-то из "старичков" выкрал в отрядной аптеке "зелёнку" и швырнул открытый пузырёк Игорю на полог, пока он спал -- наутро Игорь проснулся весь в зелёных пятнах, как огромная лягушка. Ещё через несколько дней его избили уже парни. На следующий день он признался в бригаде, что согласен, чтобы его били пацаны, лишь бы не иметь больше дел с девчонками. Недели вполне хватило, чтобы он, наконец, понял, что Людка не стоит таких жертв. К тому же и она сама постоянно давала ему пищу для размышлений... В конце концов он от неё отступился.
Нам было жаль Игоря, честное слово! Обиднее всего было, когда Людка на глазах у него и у всего остального стана начинала "крутить шашни" с другими парнями и уж тем более -- со "штрихами"! Девчонки в общем-то и не собирались больше его бить -- на самом деле никто не хотел этого делать с самого начала вообще, все прекрасно видели, что он нормальный парень, но вот так ему не повезло влюбиться по уши в эту потаскуху. И если бы он сам не упирался и не мешал остальным спокойно работать, никто бы ему не устраивал этой трёпки.
Тем временем и у Сашки начались проблемы с парнями в мужском бараке -- "кванты" выяснили, наконец, что он чужой и Сашка всё чаще начал выходить на поле то с рассечёной губой, то с подбитым глазом. Мы с Оксаной договорились с нашими девчонками, чтобы Сашка жил у нас в бараке. А т.к. лишних коек не было, то он поселился у нас под пологом. Честно говоря, мне не слишком нравилось столь тесное соседство, но Оксана пообещала, что он будет спать на её койке с самого края, а она -- между нами, так что мне опасаться будет нечего. Мне ничего другого не оставалось, как согласиться.
Как-то вечером, вскоре после начала работ к нам на стан приехал местный деревенский ансамбль из совхозного клуба. Репертуар у них был совершенно убойный -- "Поспели вишни в саду у дяди Вани", "Гоп-стоп" и всё остальное в том же духе. И вместе с ними приехали чеченцы и пришёл второй квантовский отряд. Посреди этой толкотни и грохота меня разыскала Оксана и со слезами сообщила, что кто-то из механизаторов предупредил её, что сегодня во время танцев наши пацаны хотят устроить с местными чеченцами драку, во время которой Сашку просто прирежут. А за самой Оксаной весь вечер по пятам ходит чеченец Хасан, от которого она никак не может избавиться. Было ясно, что пока Оксанка держится рядом с Сашкой, никто его не тронет. Но стоит ей хоть ненадолго потерять его из виду, как она может потерять его навсегда! Я пообещала взять Хасана на себя.
Сказано -- сделано! Я разыскала Хасана и пригласила его танцевать. В общем-то ему было всё равно за кем таскаться и он согласился. А после танцев я увела его в степь. Мы пришли на соседнее поле, залезли на дно КЗУ ( канал земельного увлажнения). Я сначала пыталась что-то такое умное говорить, но он, не слишком церемонясь, приобнял меня и положил руку мне на грудь. Я начала убирать его руку с груди. Тогда он согнул в локте вторую руку, лежащую у меня на шее, и начал меня целовать. Странное дело -- как я ни пыталась отвернуть от него лицо, моя голова очень мягко, но прочно оказывалась зажатой у него в локте, так что рыпнуться куда-то в сторону у меня совершенно не получалось. А встать и просто уйти мне, почему-то, в голову не пришло. По всему телу прошла какая-то странная мягкая и тёплая волна и мне вдруг стало так хорошо и спокойно -- надёжно. Он аккуратно положил меня на песок и, не выпуская, продолжал целовать.
Часов до пяти утра мы лежали с ним и целовались. И только на рассвете мне удалось, наконец, добраться до кровати. Сашка мирно посапывал Оксане в бок, а Оксанка лежала и тихо плакала после всех пережитых потрясений. Что и говорить -- работники из нас на следующее утро были никакие. Я весь день только и ждала, когда же можно будет вернуться в барак и выспаться хоть немного...
Пойти на обед в этот день ни у меня, ни у Оксаны просто не было сил. Ольга с Людкой ушли на котлован купаться и Сашка воспользовался случаем, чтобы в кои-то веки спокойно вытянуться у них под пологом. Я, как только легла, тут же и отключилась. Я даже и не поняла, что меня разбудило... За пологом рисовался какой-то неясный силуэт. Отодвинув марлю, я начала понимать взгляд вверх -- джинсы... Ни о чём не говорит... Тельняшка -- глухо, как в танке... На широких плечах довольно крепкая шея -- и что же дальше? Совершенно шикарная шевелюра чёрных, как смоль, волос... До меня словно издалека начала доходить какая-то мысль, которую мне всё никак не удавалось поймать за хвост. И тут Оксанка начала толкать меня в бок -- Хасан! Да проснись же ты! Хасан приехал...
Какой ещё Хасан? Вы что, с ума все посходили, что ли? Я умираю спать хочу! Но поспать мне было не суждено. Матерясь, я натянула халат и вылезла из-под полога. Мы пошли к котловану. На котловане плескался народ, а неподалёку стояли душевые. В общем-то это было очень не хитрое сооружение из шифера и трубы, ответвлённой от основной, алебастровой, по которой из котлована перегоняли воду на поля.
Мы зашли в эту шиферную комнатушку и я встала у стены. Он опять полез к моей груди и хотел поцеловать. Но на этот раз просунуть руку мне под голову ему не удалось и я без особого труда вывернулась. Он попытался меня поймать -- не тут-то было! Я поднырнула у него подмышкой и опять оказалась на свободе. Минут 10 продолжалась эта погоня в пределах 2кв.м. Странно, но опять почему-то ни уйти, ни закричать, ни даже просто хоть что-нибудь ему сказать мне не пришло в голову.
Тут он начал терять терпение и заявил, что мне никуда от него не деться и он всё равно меня переломит. У меня внутри тут же всё встало на дыбы: "Переломишь?! Попытайся!!!" Вышла из душевой и пошла на стан, не оглядываясь... Он поплёлся вслед за мной, мыча на ходу: "Ань... Ну, Ань... Ну, погоди -- чего сказать хочу..." Я шла, не оглядываясь... Иду, а сама думаю: "Сейчас как догонит, да каак е***нёт со всего маху -- только брызги во все стороны полетят от моей буйной головушки!" Однако я вздёрнула ещё выше голову и до стана, как ни странно, добралась без приключений. Пришла и, как ни в чём не бывало, опять завалилась спать.
Вечером он снова приехал -- я отказалась выходить на стан, а он почему-то не решился на этот раз зайти в барак. Где-то через час к моему пологу подошёл Мусса и начал просто умолять поговорить с Хасаном. Он клялся Аллахом и всей своей семьёй, что ничего плохого Хасан мне не сделает. Я удивилась -- мне в голову не приходило, чтобы он смог сделать со мной что-то плохое. Просто чтобы прекратить уже эту комедию с клятвами, я согласилась выйти и выслушать Хасана. Мы опять пошли на поле.
На этот раз я отказалась спускаться в КЗУ и присела на край насыпи канала. Хасан остался стоять. Он начал мне что-то говорить о том, что совсем разучился обращаться с женщинами, на что я заметила, что я -- не женщина. Я -- девушка. Потом начал рассказывать мне что-то про тюрьму и штрафбат и как он соскучился по женскому телу... Он говорил, что в тюрьме можно было бы воспользоваться особой категорией мужчин, но он не хотел -- ну, Вы же понимаете! -- Честно говоря, я ни черта не поняла!..
Тут я начала толкать какую-то чушь, что надо читать побольше -- он ответил, что давно уже не держал книги в руках. Тогда я посоветовала ему начать хотя бы с Дюма...
Собственно, что вы от меня хотите? Мне было 16 лет!
Он слушал меня, слушал... Присел рядом и вдруг говорит: "Знаете, странное дело -- Вы говорите, а я ничего не могу понять! Вот каждое слово по отдельности вроде бы знакомое, а всё вместе -- китайская граммота!"
И тут я брякнула: "Ты что, баран, что ли?"
Кааак он вскочил! Кулаки сжаты, на скулах желваки гуляют, в глазах -- молнии! Я слегка опешила... Он немного перевёл дух и говорит: "Ваше счастье, что Вы -- женщина! А были бы мужчиной..."
Наконец, он успокоился и опять сел рядом со мной. Я его спрашиваю:
-- А почему ты со мной на "Вы" разговариваешь? Ведь я же намного младше тебя...
-- Потому что Вы -- женщина.
-- Я тебе уже говорила, что я -- девушка.
-- Тем более! У нас в народе принято уважать женщин. А "ты" говорят только тем женщинам, которых совсем-совсем никто не уважает.
-- Слушай, а давай мы с тобой так договоримся -- ты меня уважать будешь, а "Вы" говорить не будешь. А то я себя какой-то очень старой сразу чувствовать начинаю.
-- Хорошо, я попробую.
Мы вернулись на стан. Около пустого барака стояла компания чеченцев и между ними крутилась Людка. Мы подошли к этой компании. Я встала чуток поодаль, а Хасан подошёл к парням и они заговорили на своём языке. Я отвернулась и начала наблюдать за двумя щенками Бог знает какой породы, которых недавно откуда-то привезли наши механизаторы. А Людка сначала подошла ко мне, попыталась завязать со мной разговор. При этом весь её вид говорил, что мы с ней теперь на одной ступеньке -- дескать, вот видишь, и ты с чеченцами гуляешь!
Я посмотрела на неё, но ничего говорить не стала. Да и что мне нужно было ей говорить? Людка опять вернулась к чеченцам. Она всё пыталась прислониться то к одному, то к другому. И, наконец, заявила, обращаясь к одному из парней, что ей надоело слушать, как они говорят по-чеченски, что это не вежливо с их стороны и вообще, откуда она знает, может они о ней говорят что-то нехорошее?!!
Я совершенно дико уставилась на неё! Она что, с ума совсем сошла?!! Да и что такого "нехорошего" можно было о ней сказать, чтобы оно оказалось хуже, чем есть на самом деле? Парень так на неё глянул, что мне стало не по себе...
Тут ко мне подошёл Хасан и мы опять пошли в степь. По дороге он спросил, не обидело ли и меня, что они разговаривали по-чеченски? Я говорю:
-- С ума сошёл, что ли? С чего это я должна обижаться?
-- Ну, вот твоя же подруга обиделась...
Я ответила, что никакая Людка мне не подруга и вообще я бы гораздо больше удивилась, если бы они между собой начали мучаться с русским языком. Это всё равно, как если бы я с нашими девчонками вздумала разговаривать по-английски... Он рассмеялся и сказал, что очень рад, что я -- другая, не такая, как Людка. И рад, что я не опозорила его перед своими, как Людка опозорила Руслана. На стан я опять вернулась только под утро.
Утром наши "блатные" спросили меня, где я провела всю ночь? Я удивилась, но ответила, что с Хасаном в степи. И тут Оксанка мне рассказала, что вчера вечером, когда они все сидели на стане, слышали какие-то странные вскрики и всхлипы, доносившиеся из пустого барака. Очень быстро девчонки выяснили, что с чеченцами были только мы с Людкой и решили провести своё расследование, поэтому меня и спрашивали.
В полуденный перерыв в барак ворвалась Нинка, крутившаяся возле наших "блатных", и заорала во всю глотку -- девки! У нас в бараке БАБА!!! Это прозвучало так ошеломляюще и в то же время так смешно, что мы все покатились со смеху! Но когда просмеялись, то нам стало не до смеха... Гулять-то в общем-то все мы гуляли -- а что ещё нам оставалось делать, если из всей цивилизации на стане имелся в наличии один полудохлый движок, работавший на солярке, который глох каждые 2-3 дня, и 100-лений магнитофон с парой катушек музыки? Но чтобы при этом ещё и спать с мужиками... ну, в смысле -- СПАТЬ! Это было нечто!!!
Странная, наверное, какая-то логика, но почему-то меня из списка подозреваемых тут же вычеркнули. Т.е. мне наши "блатные" прямо так и заявили -- ты не в счёт! Мы тебя знаем, ты -- порядочная. Почему так сходу меня занесли в "порядочные" я не поняла, но и уточнять особо не стала. А кроме меня, оставалась ещё только Людка.
Девчонки подступили к чеченцам с распросами и те подтвердили, что Людка была в это время с Русланом. А потом и сам Руслан рассказал, что ему так надоело Людкино приставание, что он, чтобы отвязаться уже от неё раз и навсегда, решил слегка её припугнуть, для чего затащил в пустой барак и сделал вид, что собирается её изнасиловать. После этой истории Игорь окончательно выкинул Людку из головы.
Прошло несколько дней. Весь стан, не сговариваясь, начисто игнорировал Людку -- никто не хотел садиться рядом с ней за стол, никто не хотел с ней разговаривать. А если она сама подходила к кому-то, от неё шарахались, как от прокажённой. В бригаде никто больше не следил, выходит ли она на поле и что она там делает, но и заработок на неё больше уже никто не делил.
Как-то раз, вернувшись с поля, мы опять вынуждены были объясняться с мужиками-механизаторами. Дело в том, что пока мы работали, двое щенков, к той поре уже прочно поселившиеся у нас в бараке, вытащили на середину стана какую-то тряпку и начали её таскать туда-сюда, играясь. Приглядевшись, мужики поняли, что это девчачьи трусы. Они попытались отобрать эту находку у собак, чтобы вернуть её нам, но когда взяли тряпку в руки, оказалось, что она настолько заношена, что уже стоит колом! Тут у мужиков сдали нервы и они просто потребовали, чтобы мы разобрались.
Опять объявили всеотрядное расследование и опять выяснили, что эта тряпка принадлежит всё той же Людке. Тут уже асолютно у всех лопнуло терпение!!! Девки приволокли Людку в барак и приказали вытащить все её шмотки из-под кровати. Посреди барака образовалась здоровенная куча грянющего белья и в центре её валялись злополучные босоножки на высоком каблуке. Чуть ли не за волосы потащили Людку за барак и заставили стирать.
Людка набрала в таз воды, развела мыла и вроде начала что-то такое жамкать. Наблюдать это всё со стороны не было никакой возможности -- Людка абсолютно не умела стирать бельё! У нас глаза на лоб повылезали -- так а какого же она тогда вообще потащилась в Астрахань? На что она расчитывала? В полном недоумении мы повернулись и ушли. К вечеру на верёвке за бараком болтались несколько тряпок из Людкиного гардероба.
Следующие несколько дней мы по очереди всем бараком стояли у неё над душой, пока она не перестирала всё бельё. На какое-то время мы успокоились. Но где-то через неделю девчонки начали замечать в туалете выкинутое в прорезь бельё. Уж не знаю, каким образом, но выяснили, что это опять Людка! Опять началось всенародное дознание!! Людка призналась, что написала матери в Ульяновск и та пообещала прислать ей посылку с бельём -- это была последняя капля нашего терпения! Что тут началось...
Людку гоняли с кухни -- пришлось ей питаться арбузами. Всё бы ничего, но с арбузной диеты прочищает так капитально -- до самой макушки!!! Ночью ей на полог швыряли тухлые арбузы. Если кто не знает -- арбуз гниёт таким образом, что в итоге остаётся только самая тонкая зелёная корочка, а всё остальное превращается в противную осклизлую массу, тянущуюся как сопли. При падении эта корка лопается и вся эта жижа разливается вокруг арбуза. Естественно, корка при ударе даже о ткань полога лопалась и вся эта дрянь всю ночь стекала Людке на койку. По вечерам пацаны в кружку ловили у лампочки комарьё и прочую мошкару и выпускали Людке под полог. Весь отряд занялся выживанием её со стана.
В конце концов на стан приехал Васин, командир второго квантовского отряда, и просил нас скинуться хотя бы по трёшке, чтобы оплатить Людкино питание и купить ей билет на обратную дорогу -- ни один человек не дал ни копейки! Все отказались.
После Людкиного отъезда мы помогли Ольге перестирать постельное бельё и полог, просушить подушки и матрасы. Всё это время, пока выживали Людку, она спала со мной на моей кровати, так что под нашим с Оксанкой пологом оказалось уже четыре человека. Оставшись без соседки, Ольга предложила мне перебраться под её полог, а Оксанке с Сашкой остался наш в полное их распоряжение.
Пока выживали Людку, чеченцы как-то не очень часто появлялись у нас на стане, но как только она уехала, они снова зачастили. Как-то вечером почти весь отряд пошёл на соседний стан на танцы. Нам с Ольгой не захотелось идти -- я не любила грохота, да и местный репертуар мне капитально действовал на нервы. Ольга тоже сказала, что устала за последние дни и мы завалились с ней спать. Проснулись в сумерках -- на стане почти никого не было, кроме нескольких мужиков-механизаторов. Мы посидели с ними на стане, поболтали и опять ушли спать.
На следующий день в полуденный перерыв приехал разъярённый Мусса. Вызвал Ольгу из барака и она довольно долго не появлялась обратно. Когда же вернулась, глаза у неё были заплаканные, а на щеке краснел след от пощёчины. Я обалдела, полностью! Такого я ещё не видала!!!
Вечером приехал Хасан, спросил меня, где я была вчера вечером -- я ответила, что спали с Ольгой в бараке. Хасан не надолго отлучился, а когда вернулся, сообщил мне, что утром уезжает в Грозный. Честно говоря, я не сильно расстроилась.
На следующий вечер мы с Оксанкой сидели у "блатных" в пологе. Девчонки попросили меня поиграть на гитаре -- почему бы и нет? После истории с Людкой и Игорем мы вроде как немного подружились. Во всяком случае, они нас не задевали и мы к ним неплохо относились.
На звуки гитары под полог влезли несколько парней-чеченцев и Ольга и попросили разрешения тоже что-нибудь сыграть. Я передала гитару. Тот, что сидел рядом со мной устроился поудобнее и затянул -- "вот идёоот каараваааан, по сыпуууучим пескааам" -- и вся остальная песня в этом же духе. Короче, из серии что вижу, про то и пою. Он закончил и передал гитару следующему. И опять -- вот идёоот каараваааан, по сыпуууучим пескааам... -- и ещё на 22 куплета... Когда же гитару взял третий и опять затянул всё про тот же караван, девчонки запротестовали и потребовали вернуть гитару мне. Я не думаю, чтобы моя игра отличалась от их какой-то особой виртуозностью, особенно если учесть, что я вообще хоть как-то занялась игрой на гитаре буквально пару месяцев назад. Но по-крайней мере в моём арсенале было несколько больше песен, чем одна.
Ольга вытащила меня ненадолго из-под полога под предлогом, что ей нужна компания для похода в камыши ( дело в том, что наши туалеты были обнесены камышовыми стеблями, а потому и получили такое прозвище), и начала умолять меня забрать у неё Муссу. Я видела, что она уже близка к истерике, и согласилась. Для меня это было ещё одно приключение, а для неё избавление от ночного кошмара.
Когда мы вернулись под полог, Мусса страдал всё тот же караван. Увидев меня, он попросил спеть что-нибудь -- я согласилась и запела Визборский "Домбай". Я видела, что он смотрит на меня во все глаза, и решила не упускать этот шанс. Закончив песню, я сказала, что устала, хочу немного прогуляться и спросила, не составит ли он мне компанию? Разумеется, он согласился.
Мы пошли к котловану. В нескольких метрах от воды стояла сторожка механизатора. Мы устроились в этой сторожке. Честно говоря, мне не понравилось, как Мусса целовал -- он обсасывал мне нижнюю губу так, что очень скоро она вздулась. Но я не стала ничего ему говорить, а просто подумала про себя, что надо будет как-то поискать возможность уж если не избежать его ласк и поцелуев -- к той поре я уже поняла, что все отговорки об уже существующих парнях, если только этот парень не является чеченцем, бессмысленны -- то хотя бы как-то нейтролизовать действие этого насоса. А пока я отодвинулась от него и, когда он вновь потянулся к моим губам, сказала ему, что не позволю ему морочить голову ещё какой-то девчонке, если он хочет быть со мной.
Он ответил, что никому не морочит голову.
-- А Ольга?
-- А что Ольга?
-- Ты с ней уже всё закончил?
Тут наступило молчание. И тогда я сказала ему фразу, которую больше никогда и никому в жизни не говорила:
-- Выбирай: или она, или я.
Честно говоря, это был блеф чистейшей воды! Я совершенно не была уверена, что он не выберет её. Но мой напор видимо ему понравился и он сказал, что с этого момента он больше ни к кому кроме меня ездить не будет.
Если он думал, что на этом концерт закончился, то очень жестоко ошибся! Я тут же потребовала, чтобы он пошёл и извинился перед Ольгой за то, вчера посмел её ударить. Это был очень сильный удар! Он отшатнулся от меня, очень странно посмотрел, а потом весь как-то сник и сказал, что да, он сейчас же пойдёт и извинится.
Вот с этого момента я уже точно знала, что он сделает всё, что я захочу. Мы вместе вернулись на стан. Я осталась за бараком дожидаться, когда он поговорит с Ольгой, чтобы не мешать им.
Минут через пять ко мне прибежала Ольга, перепуганная на смерть, по-моему, ещё больше, чем вчера. Оказалось, что он нашёл её на стане и как был, так и рухнул перед ней на колени, умоляя простить его. И даже все её уверения, что она больше не обижается не смогли заставить его подняться. Он сказал, что встанет с колен только после того, как она сама лично пойдёт ко мне и скажет, что больше не сердится на него. И вообще, чтобы мы пришли вместе, а иначе он так и будет стоять посреди стана до самого утра! Пришлось идти забирать бедолагу. Но вы только представьте себе, какими дикими глазами наблюдали всю эту сцену чеченцы!! По-моему, они после этого питали ко мне нечто вроде священного ужаса -- так лихо поставить на колени самого старшего из них, видимо им не часто приходилось с подобным сталкиваться!
Скучать Муссе рядом с таким чудом, каким была я, явно не приходилось... Я постоянно откалывала такие номера, что у него ум ехал за разум. То он приезжал ко мне во время дневного перерыва, а я валялась в кровати в одних плавках, прикрываясь лишь простынёй -- когда он впервые увидел, у него дыхание перехватило! Мало того -- в бараке было жарко и я без конца вытаскивала руки из-под простыни, оголяя плечи, и ещё порывалась с ним в шутку подраться. Вот этого он уже точно не мог спокойно видеть -- он каждый раз, как маленького ребёнка, укутывал меня этой простынёй и держал её руками, чтобы я опять не раскрылась. То среди ночи кто-нибудь из его компаньёнов разбудит кого-то из наших больных девчонок -- я, как ураган, срывалась с кровати, молниеносно влетая на ходу в халат, вытаскивала придурка за шкирку из-под полога, разворачивала его спиной к себе и давала такого мощного пендаля, что тот летел метра два по направлению к выходу из барака. А ударчик-то, надо сказать, у меня был совсем не хилый! За пару лет до строй.отряда я занималась барьерами -- ну, барьеристки из меня не вышло, но сами барьеры я научилась пинать классно! Мусса тут же летел разруливать ситуацию, чтобы мне не перепахали глотку его горячие соотечественники...
Вместе с Муссой приезжал на стан и его друг Руслан, тот самый, который так напугал нашу Людку. По-тихоньку мы с и ним познакомились и подужились. Иногда вечерами втроём мы сидели за нашим бараком на столах, где днём стирали бельё. Мусса ложил голову мне на колени, а Руслан -- на плечо и мы сидели и болтали ни о чём... Как-то раз Мусса сказал:
-- А всё-таки странная ты какая-то...
-- Почему странная?
-- Ну, как же? Все нас боятся, а ты нет.
-- А чего вас бояться? Вы что, звери какие дикие?
-- Ну, звери, не звери, но боятся же... А ты вот разговариваешь с нами, как с равными...
У меня глаза на лоб полезли!
-- А как мне надо с вами разговаривать? И почему не на равных? У вас что, печёнка другой формы или кровь больше не красная?
Они засмеялись... А потом Руслан говорит:
-- Нет, ты и в самом деле странная. Вот сама посмотри -- вот сегодня, например. Приехали мы с парнями на один стан искупаться в коловане -- мы частенько туда ездим. Стан пустой -- ни мы никому не мешаем, ни нам никто не мешает... А туда, оказывается, сегодня девчонок-москвичек завезли. Ну, мы идём вслед за ними и я им крикнул -- девчонки, погодите! Вместе пойдём купаться! А они в рассыпную каак кинутся с воплями -- знаем-знаем!!! Нам про вас уже рассказывали!
И так мне обидно стало! Я им -- ну, только попадитесь вы мне!!
Я покатилась со смеху!!
-- И после такого ты хочешь, чтобы они перестали тебя бояться?
Руслан тоже расмеялся... А потом, успокоившись, добавил:
-- Ты, конечно же, права... Но всё-таки обидно как-то...
Разок, возвращаясь с поля, мы ввалились в барак жутко возбуждённые и злые -- наши "штрихи" опять "закусили удила". Наши "блатные" девчонки, заслышав шум, начали нас распрашивать, что произошло. И мы сгоряча так и выложили все наши проблемы, даже не успев удостовериться, что в бараке нет никого постороннего. Это была просто грандиозная ошибка!!! Оказалась, что под нашим с Ольгой пологом нас дожидался Руслан, которого мы не заметили с яркого солнечного света в сумерках барака. Он выскочил с перекошенным лицом и прежде, чем мы успели вообще сообразить, что произошло, вылетел на стан.
Этой ночью нас с Ольгой никто не беспокоил. А на утро пацаны рассказали, что Руслан, как вихрь, ворвался в барак к нашим "штрихам" и прежде, чем они успели выскочить, дал одному-двум хорошенько по роже. А потом всю ночь гонял их по степям на мотоцикле, как кроликов. Всю ночь они прятались от него по КЗУ.
Если до сих пор я старалась держать каждое слово под контролем, подозревая, моя отновенность о моих проблемах с кем бы то ни было может слишком дорого стоить и тому, кто мне их создаёт, и, в конечном итоге, мне, то теперь я просто захлопнула рот, чтобы не дай Бог не подвести "под монастырь" и моих горячих друзей, и моих придурков-неприятелей. С тех пор я всю жизнь знаю абсолютно точно, что если чеченец -- враг, то страшнее, беспощаднее и бескопромиснее врага придётся долго-долго искать. Но если друг -- преданнее и вернее друга тоже будет очень сложно найти!
Через неделю моих заходов Мусса не выдержал и тоже укатил в Грозный, оставив меня на попечение Руслана.
Руслан же после того, как Мусса оставил Ольгу в покое, решил, что теперь он будет к ней ездить. Бедной Ольге только-то и выпало передышки, что буквально день-два. Я не представляю, как Руслан смог согласиться приглядывать за мной, потому как все эти мои выходки он имел удовольствие наблюдать собственными глазами -- ведь он сидел с другого края нашего полога на Ольгиной кровати и сам всё время подсмеивался и над Муссой и над моими шутками.
Через день после отъезда Муссы ко мне под полог, совершенно не интересуясь моим желанием или мнением, влез ещё один ночной визитёр, Иван. Я уже была человеком в известной степени опытным в обычаях этой братии, а потому поднимать большого шума не стала. Насколько Иван игнорировал чужое мнение в жизни, настолько же он его игнорировал и в постеле. Я поняла, что для того, чтобы избавиться от него и при этом не сильно пострадать чисто физически, мне придётся действовать очень осторожно и в то же время жёстко.
Если до этого я подсмеивалась про себя над манерой Муссы обсасывать мою нижнюю губу, то теперь я столкнулась с таким мощным насосом, что и мои губы и моя шея и обе ключицы моментально обрели чёрный цвет! Одного вечера за глаза хватило, чтобы получить пятна такого цвета, который невозможно было закрасить никакой косметикой. Мне тут же пришлось нацепить на поле рубаху с самым глухим воротом, какой только был в моём распоряжении. А на шею я придумала завязывать косынку на манер шарфа.
На следующий вечер Иван опять притащился ко мне в полог. Как я не хотела его -- я вам передать не в состоянии!!! Он опять полез обсасывать мне губы и ключицы, я начала уворачиваться. Если он тянулся к моей шее, я с силой наклоняла в эту сторону голову, вытесняя его лицо. Если он тянулся к моим губам, я отворачивалась. Но стоило ему попытаться добраться до моих ключиц, как я тут же поднимала плечо к самому подбородку.
Часа два длилось это противостояние, наконец, он спросил -- ты хочешь, чтобы я ушёл?
-- Да. Хочу.
-- А если я не уйду?
Тут я спросила Руслана, лежащего рядом на Ольгиной койке -- ты можешь велеть ему оставить меня в покое?
-- Нет, не могу -- он старше меня.
Тогда я повернулась к Ивану и сказала:
-- Значит, уйду я!
Перелезла через него, вышла из барака и села на алебастровую трубу. В голове была абсолютная пустота -- ни единой мысли, ни одной эмоции вообще... Минут через 15 он вышел и сказал:
-- Иди в постель, я больше не прийду.
Я продолжала сидеть неподвижно, глядя в степь. Он потоптался около меня и ушёл. Из барака вышла Ольга, села рядом...
-- Ну, ты чего? Он же сказал, что больше не прийдёт...
И тут меня прорвало -- слезы в три ручья покатились по щекам. Вышел Руслан, ни слова не говоря, пристроился между нами и просто обнял нас обеих. Мне сразу стало как-то тихо и спокойно и почему-то почувствовалось, что я совсем ещё маленький ребёнок. Так было хорошо сидеть с ним в обнимку, не говоря ни слова...
Не в далеке в степи паслись стреноженные кони, на которых все они прискакали в этот вечер. Мне захотелось подойти к какому-нибудь коняге и погладить его. Я спросила Руслана, можно ли это сделать? Он ответил, что в общем-то никто из парней, конечно, возражать не будет, но сами кони, скорее всего, не дадутся. Мы попытались подойти к ним поближе, но, как и говорил Руслан, кони испуганно заржали и пустились неровно вскачь. Чтобы не загонять их ещё глубже в степь, мы остановились и вернулись на стан.
После ухода Ивана несколько дней больше никто меня не беспокоил. Но за время всех этих визитов я настолько привыкла ко всякого рода приключениям, что жить спокойно мне уже было невмоготу. К тому же Ольга призналась, что хотя Руслан её и не обижает, но всё же она его боится. Я тут же вспомнила тот наш разговор и пообещала, что хоть отбить его мне вряд ли удасться, но я что-нибудь придумаю. И придумала...
Когда вечером Руслан по обыкновению полез к Ольге целоваться, я вдруг пробежала пальцами ему по рёбрам -- как он взвился!!! Оказалось, что он просто панически боится щекотки! И понеслось... Только Руслан полезет к Ольге, как я тут же фырр ему пальцами по спине -- и начинается свалка!! Он, конечно, мужик был далеко не слабый, но ведь и я накачалась на сборе арбузов -- будь здоров как! Шутка, да? Каждый божий день перекидывать по 30 тонн арбуза!
С неделю я так измывалась над ним. Ольга была просто счастлива! И мне весело... А через неделю и Руслан отправился всё тот же Грозный. Вот о ком я действительно скучала, так это о нём.
Несколько дней на стане было довольно спокойно. Из чеченцев приезжали только человека 3-4 к своим постоянным девчёнкам, так что мы с Ольгой смогли немного передохнуть от наших непрошенных приключений. Но к концу недели на стане опять появилась довольно большая компания гостей и опять же полезли по пологам, не особо интересуясь нашим мнением на этот счёт.
Ко мне влез молодой парень по имени Хасан. Было забавно, как история пошла по второму кругу. Второй Хасан оказался столь же искушённым в постельных делах, как и первый. И столько же выдержанным, терпеливым и нежным. Но если бы он только смог себе представить, какого ерша он сажает себе в штаны, связываясь со мной! Я к тому времени уже несколько осмелела и, наверное, где-то даже обнаглела и решила на этот раз оторваться, насколько хватит моего воображения и фантазии. Собственно, это моё "отрывание" подразумевало под собой ответы на некоторые мои вопросы, восполняющее пробелы в моём скудном сексуальном образовании.
Бедный парень! Какие китайские пытки пришлось ему выдержать, пока я удовлетворяла своё любопытство!!! Что я делала? Для начала я решила выяснить, что на самом деле означает выражение "встал" у парня. Оказалось, что со стоянием означенной части тела в самом прямом смысле слова оно имеет сходство не совсем в той мере, как я думала. Т.е. "не совсем в той мере" -- означает, что совсем не в той мере! Я и представления не имела, что изменяется не только угол, но и размер и твёрдость. Это было таким открытием, что я даже слегка потерялась! Но так же я выяснила, что изменяет свою плотность не только эта часть тела, но и прилегающая к ней, располагающаяся сразу же за "основным" аппаратом. Это меня более, чем заинтересовало. И я начала играть именно с этими "игрушками".
Всё это время он лежал тише мыши, боясь не только движением или звуком как-то выдать то напряжение, в котором я его держала, но даже вздохом, чтобы как-то не спугнуть меня! Чего ему это стоило знал, наверное, только он! Где-то краем сознания я подозревала, что ему даётся такое самообладание очень непросто, но почему-то мне совсем не хотелось останавливаться. Он же при этом ни разу не опустил руку ниже моей талии. Но что он вытворял с моей грудью и моими губами -- это было больше, чем я могла выдержать! Я из последних сил держалась исключительно на собственном упрямстве, с ужасом осознавая, что запретная дверь, на которую я навесила амбарный замок просто диких размеров, медленно и неизменно начинает приоткрываться! Я едва дождалась утра, когда он уехал.
На следующий день на одном из соседних станов опять были танцы и опять практически весь отряд ушёл развлекаться. На стане осталось всего несколько человек, включая и нас с Ольгой. На этот раз нам взбрело в голову залезть на тыквенное поле, на котором росли кормовые тыквы размерами с колесо КАМАЗа. У нас не было какой-то определённой цели, зачем нам потребовалась такая тыква, просто было приколько приволочь на стан такую громадину и посмотреть, что у неё внутри. Мы даже как-то и не подумали, а сможем ли мы вообще дотащить её до столов или хотя бы до барака.
Но беда была даже и не в том, что тыква могла оказаться непреподъёмной -- днём по этому полю прошли поливальные машины и теперь земля там была мокрой. Собственно, мы видели те машины и видели эту мокрую землю, но этот факт нас почему-то не остановил. А зря!
С первых же шагов наши ноги утонули в грязи по колено. Нам бы повернуть обратно и отказаться от глупой затеи, но этого почему-то не произошло. Буквально через 4-5 метров от кромки поля наши ноги увязли в суглинистой жиже по самые плавки при этом я едва не потеряла сланец. Его просто засосало, когда я вытаскивала ногу из грязи. Только чудом бедный сланец вообще остался жив!
Ползком по-пластунски, извазякав всё пузо, мы еле-еле вылезли опять на сухую почву. Ни о какой тыкве речи больше не шло! Надо ли говорить, что остаток вечера мы провели в котловане пытаясь отмыться и отстираться от этого нашего приключения?
На утро выяснилось, что на танцах "Кванты" поссорились с астраханскими шоферами. И не просто поссорились, а подрались. В общем-то ничего странного или необычного в этом не было -- "Кванты" славились на весь совхоз своим задиристым и буйным нравом, но на этот раз дело осложнялось тем, что драка была не между подростками, как оно обычно происходило, а со взрослыми мужиками и нашим пацанам удалось капитально "начистить" внешность этим мужикам.
Мы возвращались в полдень с поля на стан на обеденный перерыв, когда неподалёку от нас остановился КАМАЗ, из которого выскочил разъярённый мужик, размахивающий монтажкой. С трёхэтажными матами он подлетел к нашей бригаде и заявил, что вечером вся их бригада явится на наш стан и разнесёт его в мелкие щепки. А от его обитателей вообще останутся одни воспоминания.
Командир нашего отряда, 30-летный толстый, мерзкий и трусоватый препод Кондрашов, всю смену занимавшийся лишь тем, что пасся на кухне и таскался за молоденькой медичкой, тут же свалил со стана под предлогом "патрулирования обстановки" в деревне, где расположилась штаб-квартира своднового Ульяновского отряда. У нас глаза на лоб вылезли! Перед отъездом он пообещал присласть усиленный наряд милиции, но как-то никто всерьёз к его словам не отнёсся. Пацаны тут же предложили девчонкам уйти на ночёвку в степи, на что девчонки тут же и отказались, а сами разобрали все спинки кроватей на металлические прутья. Астраханские рабочие, жившие у нас на стане, Бог знает откуда вытащили какой-то древний обрез и попытались его опробовать. Но после первого же оглушительного выстрела обрез заклинило и весь остаток ночи мужики по- очереди лупили им по алебастровой трубе в надежде, что удасться каким-то образом вернуть его в рабочее состояние.
Ближе к полуночи на стан пришёл и второй отряд "Квантов" под предводительством физика Васина. А ещё часам к 2-3 ночи подкатили на своих машинах чеченцы и объявили, что берут на себя круглосуточное патрулирование всего стана. И действительно втечение следующей недели-полутора их "легковушки" днём и ночью крутились вокруг нашего стана, не пропуская ни единой чужой машины. Снять патруль они согласились только после того, как командир сводного отряда сам лично пообещал взять под свой контроль нашу безопасность. И даже после этого нет-нет, а мелькали изредка их машины в пределах видимости.
Надо ли говорить, насколько мы были им благодарны! И надо ли говорить говорить, насколько резко вырос и без того высокий авторитет Васина и насколько ещё больше мы возненавидели и перестали уважать Кондрашова? К слову сказать, он и из техникума исчез потом довольно быстро.
Может благодаря этой истории чтобы легче было за всеми нами присматривать, а может ещё из каких соображений было решено свезти оба наша отряда на один стан и именно нашему отряду предстояло переехать. Было очень жаль покидать обжитое место и наших друзей астраханских рабочих, с которыми столько всего пришлось вместе пережить. Да и арбуза на том, втором стане явно не хватало на такой огромный отряд, что в общем-то тоже было огорчительно. Ведь мы же всё-таки приехали туда подзаработать...
Вечером опять приехал Хасан. После всех переживаний я чувствовала себя, как выжитый лимон! А тут ещё он со своей странной любовью... Я решила попытаться как-то разорвать с ним отношения. Естественно, он не пожелал меня слушать и заявил, что если я не достанусь ему, то не достанусь никому. Я спросила, как мне надо это понимать? На что он достал перчинный нож и приложил лезвие к моему горлу. Я не знаю, чего он ожидал, какой моей реакции? Но явно не того, что я сделала! Я ещё больше отклонила голову, полностью открывая горло, и только молила про себя, чтобы лезвие было неслишком тупым. Он неуверенно провёл лезвием мне по коже, не нанеся никакого вреда, и сдался. Эта ночь прошла более-менее спокойно. Мне удалось немного поспать. Хасан всю ночь держал мою голову у себя на плече, боясь шелохнуться и разбудить каким-то неосторожным движением.
На следующий день я с ужасом ждала вечера, прекрасно понимая, что вряд ли выдержу ещё одну такую ночь. Но расставаться с девственностью в 16 лет совершенно не входило в мои планы. В абсолютной растерянности я поделилась своими опасениями с Ольгой. Она пообещала что-нибудь придумать. А что тут придумаешь? То, что он теперь не откажется от меня ни за какие блага в мире было ясно, как божий день! Какой же мужик сможет развернуться и просто так уйти от девушки, сопротивление которой ему, наконец-то, почти удалось сломить с таким невероятным трудом? Мы решили бежать со стана.
Да, признаю. Это было трусостью. Но мне никак не хотелось менять свой статус свободной девушки ни на замужнюю даму, ни на что-нибудь ещё да к тому же в 16 лет!
Задворками, через заднюю дверь мы выскользнули со стана как раз в тот момент, когда Хасан вместе с остальными своими друзьями входил в круг света, отбрасываемый лампочкой над обеденными столами. Боже! Я так надеялась, что он всё-таки не приедет! Глупо, конечно... И надежды эти были напрасными и я сама прекрасно это знала... И всё же продолжала надеяться. Не сбылось...
Пригибаясь к земле, постоянно оглядываясь назад, мы бежали по открытой дороге на наш старый стан. Вообще-то это жуткое неблагодарное занятие пытаться убежать куда-то по открытой степи! Любая машина, свет любых фар разносится на несколько километров так, что если хорошенько присмотреться, можно очень далеко увидеть идущих путников. Но нам повезло. Никто нас не догонял, никто не отправился в погоню. Нам не пришлось прятаться по КЗУ и мы довольно спокойно добрались до бывшего нашего стана.
Оказалось, что мы -- не единственные гости. В тот же день на наше место завезли пацанов-курсантов из астраханской мореходки и ещё человека 3-4 девчонок из нашего отряда тоже пришли навестить "наших" астраханцов.
Ко мне тут же пристроился молодой парень лет 18-ти, Сергей. После всех разговоров у стола мы отправились спать. Поскольку наши места были теперь заняты, то нам не оставалось ничего другого, как согласиться разделить нары в бараке астраханских рабочих.
Естественно, Сергей лёг рядом со мной. А с другого боку устроилась Ольга. Ей повезло немного больше, т.к. она оказалась совсем с краю, т.е. за ней вообще уже больше никого не было.
Всю ночь Сергей изводил меня своим нытьём, что, мол, давай и ты же не железная... Я тут же оценила до конца всю выдержку и гордость и всё мужское и человеческое достоинство своих чеченцев! Ни один из них, чего бы я ни вытворяла и чего бы им это ни стоило, ни разу не посмел даже намекнуть мне о тех сложностях, которые я создавала им самим своим существованием, не говоря уже о моих выходках. А тут...
Я поняла, что он будет продолжать ныть до тех пор, пока не добьётся хоть каких-то уступок с моей стороны. Я вам передать не могу, до чего мне было стыдно за него и противно! Я прекрасно понимала, какое страшное оскарбление наношу тем Мужчинам, которые всё это время оберегали меня как могли! Но и продолжать это унижение я больше не хотела. Я положила руку ему чуть пониже живота -- оказалось, что он уже полностью приготовился. Я даже не наткнулась на плавки. Он туже схватил мою руку, сжал её вокруг своего члена и начал делать ею поступательно-возвратные движения.
Я плохо представляла, что я делаю и что в это время с ним происходит... Когда всё было закончено, я просто сняла руку с его тела и она упала на простыню рядом с ним. Я тут же её отдёрнула, т.к. моя рука шлёпнулась во что-то мокрое и вязкое... Боже мой! Какая же гадость -- меня просто передёрнуло! Я отвернулась от него, откатилась максимально сколько смогла, чтобы не спихнуть Ольгу на пол, и постаралась выкинуть это всё из головы...
Утром мы вернулись на стан. Но я побоялась выходить на завтак, опасаясь, как бы Хасан не вздумал меня караулить, и мы сразу же пошли на поле. Днём наши "штрихи" рассказали, как ночью чеченцы просто перевернули вверх дном весь стан -- кого-то явно искали. Мы с Ольгой переглянулись и тут же решили, что и следующую ночь будем ночевать где угодно, только не на этом стане.
На следующую ночь мы опять потащились к "нашим" астраханцам. На этот раз на меня положил глаз какой-то другой мужик. Я до смерти не хотела опять оказаться рядом с Сергеем и опять всю ночь слушать его нытьё -- это выше моих сил! Я очень опасалась, что в результате запросто могу потерять вообще всякое уважение к русским мужикам.
Увы... Хрен редьки не слаще... Мне удалось избежать Сергея, но за то этот новый мой знакомец всю ночь пытался снять с меня трусы и рассказывал всякие мерзости о девчонках из нашего отряда. По его словам получалось, что из всего отряда я чуть ли не единственная, кто до сих пор не прошёл через его койку. И будто бы никто до сих пор не сумел отказать его мужскому обаянию.
Мне не хотелось объяснять ему, что согласиться переспать с таким идиотом и подонком, каким он является -- это не просто не уважать саму себя, но ещё и оскарбить моих друзей-чеченцев, честно игравших в эту игру. Я ни в жизнь не смогла бы нанести им такого оскарбления! Поэтому я просто отвернулась от него и постаралась уснуть, время от времени проверяя во сне, на месте ли ещё мои трусы.
На следующую ночь мы всё же рискнули вернуться на стан. Я просто не состоянии была бы выдержать ещё какого-нибудь идиота с его мерзкими приставаниями и решила, что уже пусть будет, что будет. От судьбы всё равно не уйдёшь...
Ночью, ближе к полуночи к нам под полог заглянул Иван, дружок нашей коммисарши, и сказал, чтобы я больше не дёргалась -- Хасан больше не приедет. Странное чувство я тогда испытала. С одной стороны просто гора свалилась с моих плеч -- мне больше не придётся уговаривать его отказаться от меня и моей девственности больше ничего не угрожает и моё горло больше никто не будет пыться перепахать. То, что русским ни в жизнь не удастся довести меня до того состояния, когда я потеряю над собой контроль, я теперь знала абсолютно точно! Но с другой стороны мне было безумно жаль, что я его всё-таки обидела. И всё же... этой ночью я впервые за последние два месяца спокойно уснула.
Через пару дней на наш новый стан пришли те астраханские морячки, что поселились на нашем прежнем месте. Пришли строем, в формах, в сопровождении офицеров. После официальной части представления курсантам было разрешено разойтись и познамиться с нами поближе.
Надо ли говорить, что ночью они всем составом опять оказались у нас на стане в качестве новых непрошенных гостей? Ёлки зелёные!!! Это нашествие было куда круче всех чеченцев вместе взятых!
Начать с того, что все они пришли изрядно "под градусом" -- уже одно это выбивало из колеи. Кроме того, их оказалось так много, что на каждую девчонку приходилось по 1,5-2 парня и выгнать не было абсолютно никакой возможности! Весь стан гудел, как улей.
К нам с Ольгой тоже двое поднырнули под полог и то нам ещё повезло, что только двое -- а были полога, где девчонкам приходилось как-то разбираться с 4-5 курсантами одновременно.
Тот, что пристроился с моего боку тут же перешёл к активным действиям. Мама дорогая!!! Да что же это за напасть такая на мою несчастную голову?!!! Они что, по запаху меня определяют, что ли?!!!
Я изо всех сил скрестила ноги и начала уворачиваться от его поцелуев, воняющих перегаром. Часа два он с силой давил мне на голени пятками, пытаясь заставить меня расцепить ноги. И все два часа я только ещё сильнее сжимала щиколотки и колени. Мне казалось, что он давно уже содрал мне всю кожу с ног и скребёт теперь по открытым костям. Наконец, он меня отпустил. И тут я сорвалась... У меня начался такой совершенно жуткий сердечный приступ, что я чуть сознание не потеряла от боли! Всю спину жгло огнём так, что я не знала, как мне вывернуться, чтобы хоть немного её ослабить. Ольга сперепугу полезла ко мне в рюкзак в поисках валидола. Остаток ночи этот идиот просидел у меня на кровати, боясь уйти и боясь пошевелиться, чтобы не доставить мне ещё одну вспышку дикой боли.
На рассвете они, наконец, убрались к себе на стан.
Васин по прошлому году уже знал об этих моих приступах и потому не выпустил меня в этот день на поле, решив дать мне небольшую передышку. Ближе к обеду, когда я помогала девчонкам-поворятам чистить картошку на суп, кто-то из дежурных передал мне, что какие-то два парня ждут меня за бараком и если я не хочу, чтобы они пошли искать меня по всему стану, то лучше мне самой выйти к ним.
Это оказались те два курсанта, которые ночью влезли к нам под полог. Оказалось всё, чего они хотели -- посмотреть на такое чудо, девушку, сумевшую не просто отказать, но противостоять этой твари! Посмотреть на девушку, оказавшую такое сильное сопротивление, что ему пришлось отступить.
А ещё через несколько дней закончился наш стройотряд. Нам выдали расчёт сколько мы заработали и мы вернулись в Ульяновск. Честно говоря, я потом ещё как минимум полгода неизвестно на что надеялась, но мне очень хотелось ещё хотя бы разок увидеть Руслана, узнать, как у них всех там дела... Но он так и не появился...

Я не могу больше жрать этот несчастный гематоген!!!! Чёрт бы его не видал!

Надо же... А ведь в детстве я его любила. Да что там в детстве... Ещё лет 10 назад я могла его есть совершенно нормально -- ну, шоколадка и шоколадка. Вернее, шоколадные ириски.
А за последние лет 5, когда втечение лет трёх чуть ли не каждый день рвала кровью и даже один раз оказалась в госпитале на промывании желудка после того, как меня в очередной раз вырвало кровью, я слишком хорошо выучила этот привкус.
И теперь даже самый маленький кусочек гематогена, сколько бы шоколаду туда ни было понапихано, всё равно ощущается, как кровь во рту и у меня тут же опять начинаются позывы на рвоту.
И самое отвратительное, что я не могу перестать его есть -- содержание железа и гемоглобина у меня в крови настолько низкое, что я просто ДОЛЖНА съедать хотя бы крохотный кусок это отравы каждый божий день...

Чёрт... если я не сдохну от белокровия, то сдохну от этого чёртового гематогена...

Вот даже и сейчас пишу, а у самой всё время идёт отрыжка кровью вперемешку с шоколадом -- фу! гадость!!!!

http://www.ulitka.com/forums/
раздел : Размышления по поводу...
тема: Личная тема Дамы_Треф

Kunny
Moderator

Re: Личная тема Дамы_Треф

--------------------------------------------------------------------------------

Полностью убраны "обидные" сообщения. Убраны "мягко", их всегда есть возможность восстановить.

Интересная модерация... Особенно интересна она именно тем, что модератор убрала все СВОИ прямые наезды и оскарбления в отношении пользователя dama_tref и попытки Дамы_Треф объяснить свою позицию. В итоге осталась тема, где dama_tref выглядит просто истеричкой и психопаткой.
Очень удобная это должность -- модератор. Сначала неоднократно оскарбить человека в разных темах, потом проигнорировать письмо, где пользователь пытается в крайне вежливой и доброжелательной форме прояснить, чем вызвано такое отношение к нему.
Потом ещё более недвусмысленно неоднократно наехать на этого же пользователя, потом взять и вынести посты из одной темы в другую, обозвав при этом эту тему таким образом, что ответив в ней, человек неизбежно становится идиотом, доказывающим, что он не верблюд.
А когда пользователь, обидевшись, наконец-то( аллилуя!!!), собрался и ушёл, взять и "полностью убрать "обидные" сообщения"...

Молодец модератор!!! Браво!

Если учесть, что в реальной жизни эта женщина-модератор -- медик, то очень любопытная картинка вырисовывается... Интересно, это её в медицинской школе научили так лихо "подчищать" истории болезней, чтобы потом было легче отбиваться от родственников и пациентов в случае медицинской ошибки или халатности? Что-то мне становится страшно за её пациентов.

Ну, до чего же любопытные персонажи попадаются мне всё чаще в последнее время! И что ещё любопытнее -- все из наших, бывших, чёрт бы их не видал!!!

Вот мой сосед по этажу -- мужику за 60, живёт с женщиной... вернее У женщины, моей соседки. 10 лет мы с ней прожили дверь в дверь без проблем. Пару лет назад она сменила boy-friend(а). Уж не знаю, чем ей не угодил её бывший -- да и не моё это дело. Но вот месяца 2-3 назад угораздило меня разговориться с её нынешним.
В общем-то, ничего особенного -- сидели мы с моей помощницей Таней на лавке после визита к доктору, а тут он возвращается после прогулки с собакой. Ну, я собака-то подозвала, потрепала его за ухом -- сосед-таки как-никак, ну и разговорились с этим мужиком. Он рассказал, что недавно они с Аллой вернулись из поездки по соседним штатам, привезли кучу фоток. А я как раз в то время всё хотела как-то ребятам на форуме рассказать об Америке не рекламными проспектами и спросила, не смогут ли они с Аллой поделиться фотками. Он обещал занести.
Не успела я даже переодеться толком, как он уже стучится в дверь. Ладно... Скачала я фотки с его фотоаппарата, заодно переписала ему на диск -- и понеслось!
Мало того, что половина прог у меня отказались после этого работать -- это-то меня меньше всего удивило. У меня комп вечно нашпигован вирусами и прочей дрянью -- я и сама прекрасно это знаю. Вычистила -- и всех делов. Но он взялся таскаться ко мне в дело и без дела чуть ли не каждый божий день!
А оно мне очень сильно надо? То умри, но возьми у него новый скенер с принтером -- терпеть этого не могу! Так-то не знаешь, как от человека отвязаться, а тут ещё с этим принтером-скенером только рискни -- век потом не избавишься от дорожелателя!! Ну, пришлось какую-то там чушь наплести про несовместимость операционных систем -- благо, он в компьютерах ещё меньше меня соображает. То давай вот учи его компьютеру на его склеротичные мозги -- да на хрена тебе, старый пень?!
Недели через две рассказывает мне, что вот только съездил в Россию, домой в деревню, а теперь собирается ещё куда-то, в какой-то из соседних штатов опять прогуляться. Я его спросила, кем он работает? Оказалось, сиделком по 4 часа в день и то не каждый день. Спрашиваю, кто квартплату оплачивает и счета и поездки? Знаю, что не моё это дело -- уже просто из слабой надежды, что до человека дойдёт, что пора сворачиваться с такой тесной "дружбой". А он мне так простодушно глядя в глаза, отвечает -- Алка!
Я в осадок выпала полностью!!! Ответила, что его великое счастье, что не я его жена, а то разгулялся бы он у меня -- в два счёта выставила бы за дверь и весь разговор на том закончился бы!!!
Раза три пришлось повторить, пока до него не дошло, что я не шучу.
А недавно, буквально 3-4 дня назад, сидим с ребёнком дома, вдруг слышу, кто-то пытается нашу входную дверь открыть. Да не стучатся, а прямо ломятся, как к себе домой! Отправила сына посмотреть, может пьяный какой дверь перепутал -- было у меня разок, какой-то чёрный старик спутал подъезды.
Тёмка дверь открыл и тут же чуть не захлопнул -- чуть только щёлочку махонькую оставил. Я подошла -- сосед! Вынь и положь ему мою кошку! Видите ли его родственница приехала -- жаждет с моей Сонькой познакомиться. Ну, вынесла им полусонную кошку. Так этого оказалось мало -- отдай им животину и всё! А с какой стати-то? Забрала кошку, сказала, что ни отдавать, ни продавать её не собираюсь -- и закрыла дверь.

Есть ещё один сосед -- тоже очень интересный экземпляр! Мы когда только вселились, он несколько месяцев бегал с нижнего этажа ко мне в квартиру, пока я его не выставила однажды. Ну, надоел, честное слово!!! Потом, когда я заболела, у меня случилась небольшая авария -- потекла труба отопления. Вот он где обрадовался-то!!! Человек просто ломился ко мне в дверь несколько дней, пока моя помощница разок не тормазнула его в подъезде и не наехала. Хорошо, женщина с Джамайки была -- голосистая, да и выражений не особо сильно выбирала. Дошло, наконец-то, что надо оставить меня в покое!
Теперь, если когда и встречаемся -- здрасти-досвидания -- и на этом всё.

После операции работала у меня женщина лет 65-ти из Белоруссии, из-под Бреста -- вот где наказание-то было!!
Носилась по дому, как электровеник! Знаю, что не хорошо так говорить о людях, которые пытаются помочь, но это было из серии: заставь дурака Богу молиться -- лоб расшибёт!
Я тогда почти не вставала с постели и вся еда стояла у меня на прикроватном столике. Этой же красе стрельнуло непременно протирать ПОЛОВОЙ ТРЯПКОЙ стены и потолок прямо У МЕНЯ НАД ГОЛОВОЙ!!!
Я ей говорю -- Валя, что Вы делаете?!!! Я же дышать не могу! И весь мусор с тряпки и потолка летит мне прямо в еду!! -- еле уговорила её оставить эту затею.
В другой раз Валентина решила, что моя посуда, в которой я готовлю, недостаточно чиста. Чёрт её знает, чего она намешала в том зелье, но после её чистки мне пришлось просто повыкидывать всю посуду!!! Кастрюли оказались дырявыми, а сковородки -- я такого в жизни больше ни разу не видала!! -- начисто отказывались жарить! Т.е. даже картошка -- гореть горела за милую душу, но при этом абсолютно все бруски оставались сырыми внутри! И хрен всё это месиво можно было свезти со сковороды!!! Я ей тогда вообще запретила прикасаться к посуде.
А уж сколько мыла она у меня изводила, пока мыла посуду!!! Я вообще-то человек не жадный и не сказать, чтобы каждый цент считала -- это 100% не про меня! Но даже для меня это было слишком! Нет, ну в самом деле -- я же не могу покупать каждые 3-4 дня по бутылке мыла для мытья посуды. Так никакой пенсии не хватит!
Дальше... Случился у меня приступ -- у меня частенько болят язвы в желудке, а тут ещё сразу после операции... И когда такое случается, мне приходится переходить на так называемую "кристально-чистую" диету. Что это значит? Это значит, что я могу есть и пить только то, через что можно видеть -- вода, яблочный или клюквенный сок, желе, бульоны -- всё, что прозрачное.
Отправила Валентину в супермаркет за желе и соком. Честно говоря, для меня такая диета -- мучение вдвойне! И желудок больно и жрать можно в основном только сладкое. А я сладости как-то не очень люблю -- мне бы что по-солонее...
Приходит моя Влентина через полчаса и заявляет, что желе НЕТ! Как нет?!! Такого быть не может!
Помню, когда мы только-только приехали, я видела, как выходил из бизнеса ближайший KeyFood -- довольно крупный супермаркет. Они тогда объявили распродажу чуть ли не с 70%-ной скидкой. Буквально за 2-3 дня в магазине как Мамай прошёл! Я тогда заглянула, посмотреть, как оно выглядит это "OUT OF BUSINESS" -- резко вспомнила Ульяновск начала 90-х. Полки стояли абсолютно пустые и только на месте касс в кучку были сложены оставшиеся товары, которые к этому времени ещё не успели разобрать. Так даже в этой оставшейся кучке было желе. А тут нормальный, новый супермаркет, один из самых крупных в Америке -- Pathmark -- и вдруг Валентина меня уверяет, что у них нет желе!
Отправила её ещё раз. Через полчаса опять является и подтверждает, что желе нет. Я уже чуть не плачу! Я ЕСТЬ ХОЧУ!!!! Опять отправила её в Pathmark, рассказала уже чуть ли не с точностью до метра, где оно должно находиться -- звонит... Мама моя дорогая!!! А раньше нельзя было догадаться это сделать?!!!
Наконец, с великим трудом удалось купить желе.
Но если вы думаете, что на этом мои приключения с Валентиной закончились -- ОШИБАЕТЕСЬ!!
Сидит мой ребёнок за компьютером -- Валентина мимо проходит, обязательно надо его по голове или по плечам погладить. ИДИОТКА СТАРАЯ!!! Ты к кому прикасаешься?!! К чужому ребёнку, выросшему в Америке, да ещё и в Нью-Йорке?!!! Да он же запросто сейчас полицию вызовет и заявит, что ты его сексуально домогаешься!!! Тебя не то, что посадят -- а из страны вообще депортируют и разбираться не станут!
Раз сказала, чтобы не трогала ребёнка -- не дошло! Два сказала -- не верит... У меня Тёмка уже сидит, съёжился весь, как перед ударом... Наконец, максимально вежливо, насколько у меня ещё вежливости оставалось, постаралась объяснить, что РЕБЁНКА ТРОГАТЬ НЕЛЬЗЯ!! КАТЕГОРИЧЕСКИ!
Наступила Пасха -- Господи, несчастье наше!!! Валентина приволокла какие-то уже позеленевшие обрезки колбас, которые они с дочерью не доели, со словами, что "они такое не едят, а выкидывать жаль -- колбасы дорогие, дочь покупала". Милое дело!! Они не едят, а мы с сыном только объедками и питаемся!!
Ладно, чтобы не обижать старуху, ничего ей не стала говорить. Думаю, она уйдёт -- я всю эту грязь выкину и дело с концом. Так ведь её же щедрости хватило ещё и на шоколадку Тёмке -- вот где горе-то!... У меня Тёмка шоколад вообще не ест. Никакой! А тут ещё и от Валентины, которую он на дух не выносит!
Ой, мама дорогая... И давай наша Валентина носиться за пацаном по всей квартире с этой шоколадкой -- ей, видите ли, приспичило его в щёчку чмокнуть -- Христос воскресе!! Я ей говорю -- Валя, что Вы делаете?! Остановитесь, оставьте мальчишку в покое!!!
В конце концов, Тёмка выскочил из квартиры и вернулся уже только после её ухода.
Разок вернувшись после очередного посещения врача, я включила на свою беду русский канал по телеку... Показывали какую-то передачу о француженке, которую после Второй Мировой один из наших кретинов приволок в родное село. И оказалось, что у него там уже есть одна семья. И вот она, бедная, ни от этого придурка никуда деться не может, т.к. у неё паспорт в сельсовете забрали и ей даже до районного центра не добраться, ни домой во Францию вернуться... Так и прожила всю жизнь в этой тьму-таракани. А уж когда открыли, наконец, границу, ей и возвращаться уже было некуда.
Короче, сгубил, скот, бабе всю жизнь!
И вот Валентина, насмотревшись-нарыдавшись всласть, вдруг заявляет мне, что, дескать, я тут кручу всякую американскую чушь, а вот в кои-то веки включила что-то русское, так СПЕЦИАЛЬНО выбрала передачу, что она аж вся расстроилась! Я чуть с кровати не упала!!! Я сама всю передачу прорыдала с ней на два голоса -- и вдруг такие притензии!
Валентина ушла, а я ребёнка спрашиваю -- это чего она мне тут такого нагородила, что-то я не поняла? Тёмка у меня со стула от смеха падает...
Закончилось всё тем, что у меня ребёнок начал задерживаться из школы. Бродил голодный по улицам, ждал, когда эта карга свалит. Честно говоря, у меня у самой уже тепение было полностью на нуле! Я тогда позвонила в офис и попросила прислать кого-нибудь другого.
Через пару недель мы с новой моей помощницей зашли в соседний русский магазин и мать хозяина магазина мне рассказала, что, оказывается, вся округа прекрасно в курсе всех моих болячек и семейных проблем -- это Валентина наша, скотина, таскалась каждый раз, когда я отправляла её за покупками, и трепала всем подряд о моей жизни и семье! Естественно, я тогда позвонила в офис и устроила им такой разгром, что меня клятвенно заверили, что Валентина больше близко не подойдёт ни к моему дому, ни к нашему району вообще!!!

Попалась мне как-то ещё одна красавица примерно того же возраста, что и Валентина, на этот раз из Молдавии и, Слава Богу!!, только на один день. Но мне и этого одного дня за глаза хватило! Всё-таки деревенский народ -- это страшно!
Она меня завалила вопросами -- как мы приехали, откуда, с кем, когда -- это ещё всё ничего... В общем-то нормальные вопросы. Но вот когда её дальше понесло -- где мои родители? А сколько им лет? А сколько мне лет? А почему мы не живём вместе? А почему я такая больная? Чем я болею? А сколько моя пенсия? А их пенсии? А квартплата? А почему я незамужем? Где отец ребёнка? А кто ещё из моих родственников здесь живёт? И т.д. и т.п. -- я взвыла!!
Я ей говорю, здесь не принято лезть в чужие дела! Она мне отвечает -- я знаю, мне дочь говорила... И дальше всё в том же духе! Насилу я дождалась, когда закончилась её смена...

Господи, Боже мой!!! Спаси и сохрани меня ещё от этих наших деревенских идиотов!!! Я СТРАШНЕЙ другой страны не знаю, где так "вольно" дышит человек....